 |
Белградский мир и "капитуляции" 1740 г.
|
|
|
|
Белградский мир и " капитуляции" 1740 г.
Гибель Дамада Ибрагим‑ паши не остановила попыток " европеизации” османского общества, начатых в годы его везирата. При его преемниках они осуществлялись даже более активно и решительно, хотя не всегда успешно. Свой план военных преобразований попытался осуществить в 30‑ е годы Александр Клод Бонневаль (1675–1747), профессиональный военный, сражавшийся вначале во французской армии, затем в австрийской. Еще в конце 20‑ х гг. он решил принять ислам и предложить свои услуги Ибрагим‑ паше, зная, что тот благосклонно относится к ренегатам и очень интересуется географическими картами и моделями " полезных машин". Порта положительно отреагировала на предложения Бонневаля, предоставив ему необходимые условия для открытия военно‑ инженерной школы и реорганизации корпуса бомбардиров, командиром которых он стал под именем Ахмед‑ паши.
Одновременно в султанском правительстве усилились позиции тех деятелей, которые выступали за более активное участие в европейских делах. Правда, вскоре выяснилось слабое знание османскими министрами принципов и методов европейской дипломатии, что повлекло за собой крупные просчеты в оценке общей ситуации и позиции отдельных держав. Следствием этих ошибок была война 1735–1739 гг. с Россией и Австрией, разразившаяся в то время, когда еще продолжался ирано‑ турецкий конфликт (1722–1745). По сведениям российского дипломата А. Вешнякова, министры Порты поверили " внушениям” французского посла Вильнёва, что Россия‑ де не в состоянии начать войну против Османской империи и другие европейские державы до того не допустят.
|
|
|
Ход военных действий быстро выявил несостоятельность заверений Вильнёва и оборвал реформаторскую деятельность Бонневаля. После того, как в 1737 г. русские войска оказались в Крыму, Порта была вынуждена предложить мирные переговоры. Несогласованность позиций австрийских и российских делегатов на Немировском конгрессе позволила османским представителям уйти от принятия жестких требований России. Летом 1739 г. раздоры в лагере союзников усилились. Если победа под Ставучанами показала несомненное превосходство русских войск, то Австрия, потратившая все свои силы в европейской войне за польское наследство, вынуждена была сдать туркам Белград и начать с ними сепаратные переговоры о мире. Выступивший посредником маркиз Вильнёв умело использовал внутренние трудности державы Габсбургов и навязал ей мирный договор, по которому Османская империя не только сохранила свою территорию, но и получила от Австрии земли, уступленные ей в 1718 г. Умело играя на противоречиях между Веной и Петербургом, французский дипломат добился от {187} русского правительства отказа от завоеванных территорий. Единственной компенсацией для России было возвращение Азова.
Усердие Вильнёва Порта должна была оплатить дорогой ценой. В 1740 г. турецкое правительство заключило новый договор с Францией, по которому султан " во внимание к старинной дружбе" и " к недавно еще данным доказательствам особой искренности", возобновил все привилегии французским подданным, предоставленные им по ранее изданным " капитуляциям". Однако, если прежние " капитуляции" действовали только в течение жизни тех правителей, которые их даровали, и даже могли быть отменены, то Махмуд I вынужден был признать бессрочное действие капитуляционных прав на всей территории Османской империи. Он дал обязательство от своего имени и за всех своих преемников не допускать никаких нарушений статей договора 1740 г.
|
|
|
Глава 15
Обострение социально‑ политического кризиса Османской империи во второй половине XVIII в.
Перемены в отношениях центра и периферии.
В изменившихся условиях эффективность османских политических институтов резко упала. В государственном аппарате среди чиновников всех рангов воцарились продажность, взяточничество и казнокрадство. Как в центре, так и в провинциях административный порядок и управление пришли в расстройство. Сами султаны, хотя и добавили к своей пышной титулатуре звание халифов, т. е. духовных вождей мусульман, уже давно не управляли государством. Их первые министры – великие везиры – зависели от султанского гарема, который оставался центром интриг и заговоров. Наместники провинций чувствовали себя настоящими хозяевами отдельных областей страны. Особенно сильны были их позиции на окраинах империи, но и на территории Анатолии и Румелии власть Порты становилась все более непрочной. А. К. Бонневаль, в течение нескольких лет бывший пашой Сиваса, писал в своих мемуарах: " В Турции губернатор, особенно если он далек от Порты, такой же абсолютный правитель, как и государь".
Правящей верхушке империи пришлось пойти на реорганизацию государственного механизма и изменение методов правительственной политики. Оказавшись не в состоянии противостоять центробежным тенденциям в политической жизни, Порта попыталась ослабить позиции провинциальных пашей, противопоставив им аянов – наиболее {188} влиятельных представителей местных мусульманских общин. Само выдвижение последних было результатом перемен, происходивших в господствующем классе. Воспользовавшись разложением тимарной системы, наиболее богатые и влиятельные представители провинциальных землевладельцев, местного духовенства и горожан сумели сосредоточить в своих руках наиболее прибыльные откупа и обширные земельные владения. Под их контролем оказалась и значительная часть городской недвижимости – жилые и хозяйственные постройки, сады, виноградники, общественные сооружения. Аяны весьма сильно различались по своим возможностям: даже самый видный житель уездного городка не мог равняться с нотаблями крупных провинциальных центров. Тем не менее их объединяло то, что по своему отношению к средствам производства и распределению общественного продукта, равно как и по социальному происхождению и положению в обществе, они резко отличались от прежде господствовавшей в Османской империи военно‑ бюрократической знати.
|
|
|
Политическому возвышению богатых землевладельцев, улемов, крупных торговых и цеховых старшин помогло само государство. Основной заботой султанского правительства, особенно в период правления великих везиров из рода Кепрюлю, было обуздание сепаратизма провинциальных пашей. В противовес им Порта стала выдвигать " ехл‑ и шер" – " людей шариата", прежде всего судей‑ кадиев. Последние же в поисках союзников обратились к наиболее влиятельным лицам местных мусульманских общин.
Во многих судебных округах стали создаваться диваны во главе с кадиями и с участием аянов для обсуждения важнейших вопросов финансово‑ административного управления данного города и окрестных деревень. Судя по сохранившимся реестрам шариатских судов (кадийским сиджиллам), принимаемые на этих собраниях решения касались не только порядка сбора налогов, установления твердых цен на основные товары рыночной торговли, рекрутирования солдат для военных экспедиций, но и смещения одних и назначения других чиновников.
Особо благоприятные условия для роста могущества аянов и окончательного оформления их в особую социальную категорию сложились в XVIII в. Важное значение для усиления их позиций имела реформа откупной системы. Уже в начале XVIII в. городские нотабли составляли основную массу владельцев маликяне. Именно это обстоятельство способствовало появлению крупнейших феодальных династий Чапаноглу (Джабароглу), Караосманоглу, Козаноглу, а также многих менее известных аянских родов в различных провинциальных центрах. {189}
С помощью маликяне местные нотабли сумели значительно расширить свои земельные владения и упрочить собственнические претензии на них. Так, известный румелийский аян Али‑ паша Янинский, бывший в начале XIX в., вероятно, крупнейшим землевладельцем на Балканах, располагал примерно 1000 земельных участков – чифтликов. Годовой доход его семьи от сельского хозяйства и торгово‑ ростовщических операций достигал, по сообщениям европейцев, 18 млн. франков (или 20 млн. курушей). Не менее восторженно отзывался французский консул в Измире Ш. Пейсонель о саруханском аяне Хаджи Мустафе Караосманоглу. Хотя он не сообщал точных размеров его денежных доходов или земельных угодий, но неоднократно подчеркивал, что " старый ага, вероятно, самый богатый человек в Оттоманской империи".
|
|
|
В XVIII в. существенно расширились и масштабы проникновения аянов на высшие посты провинциального административного управления. В Османской империи, как и в других средневековых восточных деспотиях, богатство, само по себе, еще не гарантировало его обладателям высокого положения в обществе. Подобный статус обеспечивался прежде всего причастностью к системе публичной власти. Правда, в XVII–XVIII вв. роль этого фактора социальной стратификации несколько уменьшилась по сравнению с " классическим" периодом османской истории, но все же он сохранил свое первостепенное значение. Таким образом, отличительной чертой аянов как представителей нового слоя, складывавшегося в рамках господствующего класса, было сочетание богатства (прежде всего земельных владений) с обширными публично‑ правовыми возможностями и местными связями.
Надеясь использовать аянов как противовес самовластным наместникам, Порта должна была признать за местной знатью право принятия мер по обеспечению безопасности и внутреннего порядка как в городе, так и во всей округе, а равно и противодействия тирании и вымогательству пашей. Правители Стамбула, видимо, не осознавали необратимого характера перемен и потому рассматривали упадок авторитета центральной власти и произвол бейлербеев и санджакбеев как преходящее явление, соответственно и обращение за помощью к местной знати для них было действием вынужденным и необязательным в перспективе. Впрочем, и должности, на которые чаще всего назначались аяны, также формально носили временный характер. Нежелание Порты допустить даже самых видных нотаблей в ряды правящей верхушки определялось тем, что для султанского правительства аяны оставались выразителями местных, а не общегосударственных интересов, представляли центробежные, а не центростремительные силы.
Устремления же самих османских аянов явно не совпадали с замыслами Порты. Опираясь на собственные войска, они рвались к {190} власти и их притязания выглядели в конце XVIII в. достаточно вескими: большая часть провинций Османской империи находилась в то время под контролем таких могущественных феодалов, как Али‑ паша Янинский, Осман‑ ага Пазвандоглу, Мустафа‑ паша Байрактар, Али‑ паша Джаникли, Сулейман‑ бей Чапаноглу, шейх Дагер. Действуя в своих владениях как настоящие царьки, они перестали считаться с требованиями центрального правительства и нередко вступали с ним в борьбу.
|
|
|
Аяны оставили заметный след в османской истории. Их активность способствовала уходу с политической арены представителей старой военно‑ служилой знати с ее идеалами безоговорочной преданности и верной службы султану. Через такой канал, как аянство, в правящую верхушку империи проникли новые элементы из различных слоев мусульманского общества. Об этом свидетельствует значительное увеличение должностных лиц с титулами " челеби" (общее наименование молодых образованных людей из богатых семей), " хаджи" (лицо, совершившее паломничество – хадж в Мекку и Медину, обычно – крупные купцы), " ага” (человек высокого военного или гражданского ранга, господин, хозяин).
Важной особенностью политического положения османского государства во второй половине XVIII в. являлся подъем освободительного движения среди народов, входивших в состав империи. Выступления против турецкого владычества все чаще отмечаются на Балканах, в арабских странах, на Кавказе. Особенно активно действовали угнетенные народы Балканского полуострова – греки, болгары, сербы, албанцы, молдаване, валахи, бывшие объектом не только жестокой эксплуатации, но и политической, культурной и религиозной дискриминации.
|
|
|
