 |
Западный вирус и культурная шизофрения
|
|
|
|
В то время как лидеры Австралии в поисках решений обращаются в сторону Азии, руководители других разорванных стран – Турции, Мексики и России – попытались включить Запад в свои общества и включить свои общества в Запад. Однако практика этих стран стала ярким примером силы, упругости и вязкости местных культур: их способности обновляться и сопротивляться заимствованиям с Запада, а также ограничивать его и приспосабливаться к нему. Покуда оказывается невозможным отказаться от влияния Запада, то успешной будет кемалистская реакция. Но если не‑западным обществам суждено модернизироваться, то они должны пойти своим, а не западным, путем, и, подражая Японии, использовать все и рассчитывать на свои собственные традиции, институты и ценности.
Политических лидеров, которые надменно считают, что могут кардинально перекроить культуру своих стран, неизбежно ждет провал. Им удается заимствовать элементы западной культуры, но они не смогут вечно подавлять или навсегда удалить основные элементы своей местной культуры. И наоборот, если западный вирус проник в другое общество, его очень трудно убить. Вирус живучий, но не смертельный: пациент выживает, но полностью не излечивается. Политические лидеры могут творить историю, но не могут избежать истории. Они порождают разорванные страны, но не могут сотворить западные страны. Они могут заразить страну шизофренией культуры, которая надолго останется ее определяющей характеристикой. [ c.237]
Примечания
Включает в себя Бангладеш, Бутан, Индию, Мальдивские острова, Непал, Пакистан и Шри Ланку.
Глава 7. Стержневые государства, концентрические круги и цивилизационный порядок
|
|
|
Цивилизации и порядок
В зарождающейся глобальной политике стержневые государства главных цивилизаций занимают места двух сверхдержав периода “холодной войны” и становятся основными полюсами притяжения и отталкивания для других стран. Эти изменения наиболее явно видны в западной, православной и синской цивилизациях. Здесь возникают цивилизационные группы, в которые входят стержневые государства, страны‑участницы, родственное в культурном плане меньшинство, проживающее в соседних странах, и (хотя это спорно) народы других культур, которые проживают в соседних государствах. Страны в этих цивилизационных блоках зачастую можно расположить концентрическими кругами вокруг стержневой страны или стран, отражая степень их отождествления с этим блоком и интеграции в него. За неимением признанной стержневой страны ислам усиливает свое общее самосознание, но до сих пор создал лишь рудиментарную общую политическую структуру.
Странам свойственно “примыкать” к странам со схожей культурой и противостоять тем, с кем у них нет культурной общности. Это особенно [ c.238] верно в случае со стержневыми государствами, чья мощь привлекает родственные культурно страны и отталкивает культурно чуждые. По соображениям безопасности стержневые государства пытаются включить в свой состав или подчинить влиянию народы других цивилизаций, которые, в свою очередь, пытаются сопротивляться или уйти из‑под такого контроля (Китай, тибетцы и уйгуры; Россия и татары, чеченцы и мусульмане Центральной Азии). Исторические взаимоотношения и соображения баланса власти также заставляют некоторые страны сопротивляться влиянию своих стержневых стран. И Грузия, и Россия – православные страны, но грузины исторически сопротивлялись российскому господству и тесным связям с Россией. Несмотря на то что и Вьетнам, и Китай – конфуцианские государства, между ними существовала такая же вражда. Однако со временем культурная общность и возникновение более широкого и сильного цивилизационного сознания может объединить эти страны, как объединились европейские страны.
|
|
|
Порядок, сложившийся во времена “холодной войны”, был результатом господства сверхдержав двух блоков и их влияния на третий мир. В зарождающемся мире глобальная власть уже устарела, а глобальное сообщество остается далекой мечтой. Ни одна страна, включая Соединенные Штаты, не имеет значительных глобальных интересов безопасности. Условия для установления порядка в сегодняшнем более сложном и однородном мире лежат как внутри цивилизаций, так и между ними. В мире сложится либо порядок цивилизаций, либо вообще никакого. В этом мире стержневые страны цивилизаций являются источниками порядка внутри цивилизаций, а также влияют на установление порядка между цивилизациями путем переговоров с другими стержневыми государствами.
Мир, где стержневые страны играют доминирующую роль, – это мир сфер влияния каждой из них. Но это также и мир, где влияние стержневой страны ограничивается и [ c.239] ослабляется культурой, общей с другими представителями цивилизации. Культурная общность делает законным лидерство стержневого государства и его роль гаранта порядка как в глазах стран‑участниц, так и внешних держав и институтов. Поэтому бесполезно поступать так, как делал Генеральный секретарь ООН Бутрос Бутрос‑Гали в 1994 году, и бороться за правило “сферы поддержки интересов”, согласно которому доминирующая в регионе страна должна быть представлена не более чем одной третью в составе миротворческих сил ООН. Такое требование игнорирует геополитическую реалию, что в каждом регионе, где есть доминирующее государство, мир может быть достигнут только под предводительством этой страны. ООН не является альтернативой региональной власти, а региональная власть становится ответственной и легитимной только в том случае, когда она применяется стержневыми государствами по отношению к другим странам этой цивилизации.
Стержневая страна может выполнять свои функции по поддержанию порядка только потому, что другие страны воспринимают ее как культурного родственника. Цивилизация – это большая семья, и стержневые государства как старшие члены семьи поддерживают своих родственников и обеспечивают порядок. Если подобное родство отсутствует, способность более могущественных держав улаживать конфликты и наводить порядок в своем регионе ограничена. Пакистан, Бангладеш и даже Шри‑Ланка ни за что не воспримут Индию как гаранта порядка в Южной Азии, и ни одно восточно‑азиатское государство не даст Японии выполнять эту роль в Восточной Азии.
|
|
|
Когда у цивилизации нет стержневой страны, проблемы создания порядка внутри цивилизации или ведение переговоров о взаимоотношениях между цивилизациями становится намного более трудным. Отсутствие стержневого исламского государства, которое могло бы официально и легитимно поддерживать боснийцев, как Россия – сербов и Германия – хорватов, заставила Соединенные Штаты [ c.240] попытаться играть эту роль. Неэффективность подобных действий объясняется тем, что у Америки не было стратегических интересов в переделе границ на территории бывшей Югославии, у нее отсутствовали культурные связи с Боснией, а европейцы противодействовали созданию мусульманского государства на территории Европы. Отсутствие стержневых государств в африканском и арабском мире значительно усложнили проблему окончания продолжающейся гражданской войны в Судане. Там же, где есть стержневая страна, появляются центральные составляющие нового международного порядка, основанного на цивилизациях.
Определение границ Запада
Во время “холодной войны” Соединенные Штаты были центром большой, разнообразной, полицивилизационной группы стран, которые преследовали одну общую цель – прекратить дальнейшую экспансию Советского Союза. Эта группа, известная под многими названиями – “свободный мир”, “Запад” или “союзники”, – включала многие, если не все западные страны, Турцию, Грецию, Японию, Корею, Филиппины, Израиль, а также, в меньшей степени, такие страны, как Тайвань, Таиланд и Пакистан. Эта группа противостояла другой (почти столь же разнородной), которая включала в себя все православные страны, кроме Греции, несколько стран, исторически принадлежавших к Западу, а также Вьетнам, Кубу, в определенной степени – Индию, и временами – одну или более африканских стран. С окончанием “холодной войны” эта многонациональная межкультурная группировка распалась. Распад советской системы, особенно Варшавского договора, был драматическим. Медленнее, но столь же уверено полицивилизационный “свободный мир” времен “холодной войны” [ c.241] трансформируется в новую группировку, более или менее совпадающую с западной цивилизацией. Сейчас полным ходом идет процесс установления границ, частью которого является определение членов западных международных организаций.
|
|
|
Стержневые страны Европейского Союза, Франция и Германия, окружены сначала внутренней группировкой Бельгии, Нидерландов и Люксембурга, которые договорились об устранении всех барьеров для перемещения людей и товаров. Затем следуют: круг других стран‑участниц, таких как Италия, Испания, Португалия, Дания, Британия, Ирландия и Греция; страны, которые стали членами ЕС в1995 году (Австрия, Финляндия и Швеция), и, наконец, страны, которые на момент написания книги были ассоциированными членами (Польша, Венгрия, Чехия, Словакия, Болгария и Румыния). Отражая эту реальность, в 1994 году правящая партия Германии и высшее руководство Франции предложили создать дифференцированный Союз. Согласно немецкому плану, “твердое ядро” должно было включать изначальных членов Союза, за исключением Италии, а Гер – мания и Франция должны были стать “центром твердого ядра”. Страны “твердого ядра” сразу же могли попытаться установить валютный союз, а также интегрировать своювнешнюю и оборонительную политику. Почти одновременно с этим премьер‑министр Франции Эдуар Балладюр предложил модель трехуровневого Союза с ядром из пяти проинтеграционно настроенных государств, вторым кругом из текущих участников Союза, а новые страны, которые еще только стали на путь присоединения к ЕС, должны были сформировать третий круг. Вскоре после этого французский министр иностранных дел Ален Жюппе доработал эту концепцию, предложив “внешний круг из стран‑партнеров из Восточной и Центральной Европы”; средний круг их стран‑участниц, от которых требуется принятие общих порядков по ключевым вопросам (общий рынок, таможенный союз и т.д.); и несколько внутренних, более тесно сплоченных [ c.242] кругов, которые объединяют тех, кто хочет и может двигаться быстрее других в таких областях, как оборона, интеграция валют, внешняя политика и т.д.”. Другие политические лидеры предлагали другие типы организации, но все эти модели включали внутренние группировки более тесно объединенных государств и внешние группировки стран, менее интегрированных со стрежневыми государствами, и так далее вплоть до линии, отделяющей членов от не‑членов.
|
|
|
Определение этой линии в Европе стало одним из наиболее важных вопросов, с которыми столкнулся Запад после “холодной войны”. Во время “холодной войны” Европы как единого целого не существовало. Однако после коллапса коммунизма пришлось столкнуться с вопросом: “Что такое Европа?” и дать на него ответ. Границы Европы на севере, западе и юге очерчены водными просторами и на юге совпадают с границами между различными культурами. Но где расположена восточная граница Европы? О ком следует думать как о европейцах и, следовательно, считать потенциальными членами Европейского Союза, НАТО и подобных организаций?
Наиболее ясный ответ, против которого трудно возразить, дает нам линия великого исторического раздела, которая существует на протяжении столетий, линия, отделяющая западные христианские народы от мусульманских и православных народов. Эта линия определилась еще во времена разделения Римской империи в четвертом веке и создания Священной Римской империи в десятом. Она находилась примерно там же, где и сейчас, на протяжении 500 лет. Начинаясь на севере, она идет вдоль сегодняшних границ России с Финляндией и Прибалтикой (Эстонией, Латвией и Литвой); по Западной Белоруссии, по Украине, отделяя униатский запад от православного востока; через Румынию, между Трансильванией, населенной венграми‑католиками, и остальной частью страны, затем по бывшей Югославии, по границе, отделяющей Словению и Хорватию [ c.243] от остальных республик. На Балканах эта линия совпадает с исторической границей между Австро‑Венгерской и Оттоманской империями. Это – культурная граница Европы, и в мире после “холодной войны” она стала также политической и экономической границей Европы и Запада.
Таким образом, полицивилизационная модель дает четкий исчерпывающий ответ на вопрос, стоящий перед жителями Западной Европы: “Где заканчивается Европа?”. Европа заканчивается там, где заканчивается западное христианство и начинаются ислам и православие. Именно такой ответ хотят услышать западные европейцы, именно его они в подавляющем большинстве поддерживают sotto voce, именно такой точки зрения открыто придерживается большая часть интеллигенции и политиков. Необходимо, как призывает Майкл Говард, осознать размытую в советскую эпоху разницу между Центральной Европой и собственно Восточной Европой. Центральная Европа включает в себя “те земли, которые когда‑то составляли часть западного христианства; старые земли империи Габсбургов, Австрии, Венгрии и Чехословакии, и также Польшу и восточные границы Германии. Термин «Восточная Европа» должен быть зарезервирован для тех земель, которые развивались под покровительством православной церкви: черноморских государств Болгарии и Румынии, которые освободились от Оттоманского господства в девятнадцатом веке, а также «европейской» части Советского Союза”. Первой задачей Западной Европы, утверждал Говард, должно стать “вовлечение народов Центральной Европы в наше культурное и экономическое сообщество, к которому они по праву принадлежат: заново связать Лондон, Париж, Рим, Мюнхен и Лейпциг, Варшаву, Прагу и Будапешт”. Возникает “новая линия разлома”, заявил два года спустя Пьер Беар, “преимущественно культурная граница между Европой, характеризуемой западным христианством (римским католицизмом [ c.244] и протестантством) с одной стороны, и Европой и характеризуемой восточно‑христианскими и исламскими традициями – с другой”. Руководство Финляндии также считает, что на смену “железному занавесу” пришел принцип разделения Европы на основе “давнего культурного разлома между Западом и Востоком”, который относит “земли бывшей Австро‑Венгрии, а также Польши и Прибалтики” к Западной Европе, а другие восточноевропейские и балканские страны оставляет вне ее. Это, как согласился один выдающийся англичанин, “великий религиозный раскол… между восточной и западной церквями: проще говоря, между теми народами, к которым христианство пришло напрямую из Рима или от его кельтских или германских посредников, и теми восточными и юго‑восточными землями, куда христианство пришло через Константинополь (Византию)”.
Жители Центральной Европы также придают большое значение этой разделительной линии. Страны, достигшие значительных успехов в отказе от коммунистического наследия, в продвижении к демократии и рыночной экономике, отделены от государств, которым это не удалось, “линией, разделяющей католицизм и христианство, с одной стороны, от православия, с другой”. Столетия назад, утверждает президент Литвы, литовцам пришлось выбирать между “двумя цивилизациями” и они “предпочли латинский мир, приняли римское православие и выбрали форму государственного устройства, основанного на законе”. Примерно в тех же выражениях поляки утверждают, что они стали частью Запада с момента выбора в десятом веке латинского, а не византийского христианства. Жители стран Восточной Европы, напротив, по‑разному смотрят на важность, которая сейчас приписывается этой культурной линии разлома. Болгары и румыны видят огромные преимущества в том, что они – часть Запада, и постепенно интегрируются в его институты; но они при этом отождествляют себя со своими собственными православными традициями, а болгары со своими исторически тесными связями с Россией и Византией. [ c.246]
Отождествление Европы с западным христианством предоставляет четкий критерий для принятия новых членов в западные организации. Европейский Союз – это первооснова существования традиций Запада в Европе, и рост числа его членов продолжился в 1994 году с принятием западных в культурном плане Австрии, Финляндии и Швеции. Весной 1994 года Евросоюз принял предварительное решение не пускать в свои ряды все бывшие советские республики, кроме прибалтийских. Он также подписал “договоры о сотрудничестве” с четырьмя государствами Центральной Европы (Польшей, Венгрией, Чехией и Словакией) и двумя восточноевропейскими странами – Румынией и Болгарией. Однако вряд ли хотя бы одно из этих государств станет полноправным членом ЕС раньше, чем в XXI веке, и центрально‑европейские страны несомненно достигнут этого статуса раньше Румынии и Болгарии, если те вообще добьются его. В то же время скорое вступление Прибалтики и Словении кажется весьма вероятным, в то время как заявки о приеме мусульманской Турции, крошечной Мальты и православного Кипра в 1995‑м все еще рассматривались. В вопросе принятия в ЕС предпочтение явно отдается тем государствам, которые в культурном плане принадлежат к Западу и которые более развиты экономически. Если следовать этому критерию, то вышеградские страны (Польша, Чехия, Словакия, Венгрия), прибалтийские республики, Словения, Хорватия и Мальта могут стать вскоре членами ЕС, и тогда границы Евросоюза совпадут с историческими границами западной цивилизации в Европе.
Логика цивилизаций диктует тот же подход и по отношению к экспансии НАТО. “Холодная война” началась с распространения политического и военного контроля Советского Союза на Центральную Европу. Соединенные Штаты и западные страны образовали НАТО для сдерживания и, при необходимости, отражения дальнейшей советской агрессии. В мире после “холодной войны” НАТО было организацией по обеспечению безопасности западной цивилизации. С окончанием “холодной войны” у [ c.247] НАТО появилась одна главная и четкая цель: обеспечить свое существование, не допустив возвращения политического и военного контроля России в Центральную Европу. НАТО как организация по обеспечению безопасности Запада открыто для западных стран, которые хотят стать его участниками и которые отвечают основным требованиям в плане боеспособности, политической демократии и гражданского контроля над военными.
Американская политика в области структуры безопасности в Европе после “холодной войны” первоначально включала в себя более универсальный подход, программу “Партнерство ради мира”, которая была открыта буквально для всех европейских и даже евразийских стран. Такой подход также отводил большую роль Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе. Это было отражено в словах Билла Клинтона, произнесенных им во время визита в Европу в январе 1994 года: “Сейчас границы должны определяться новым поведением, а не старой историей. Я обращаюсь ко всем… кто хочет провести новую границу в Европе: мы не должны лишать ее лучшего будущего – всеобщей демократии, всеобщей рыночной экономики, всеобщего сотрудничества стран на благо взаимной безопасности. Мы не должны допустить худших результатов”. Однако год спустя администрация президента осознала значимость границ, определенных “старой историей”, и смирилась с “худшим результатом”, в котором отразились реалии цивилизационных различий. Администрация принялась более активно разрабатывать критерии и регламент увеличения количества членов НАТО, в первую для Польши, Венгрии и Чехии и Словакии, затем Словении, затем, вероятно, для прибалтийских республик.
Россия активно противодействует расширению НАТО, причем те русские, которые даже более либерально и прозападно настроены, утверждают, что эта экспансия значительно укрепит позиции националистических и антизападных сил в России. Однако расширение НАТО ограничено [ c.248] странами, которые исторически являются частью западного христианства, что гарантирует России, что оно не коснется Сербии, Болгарии, Румынии, Молдовы, Белоруссии и Украины, пока та остается единой. Кроме того, ограничение роста НАТО принятием только западных стран также подчеркнет роль России как стержневого государства отдельной православной цивилизации, следовательно, страны, ответственной за порядок вдоль границ православия.
Полезность разделения стран по цивилизационному признаку проявляется в случае с прибалтийскими республиками. Они – единственные из бывших советских республик, которые являются явно западными по своей истории, культуре и религии, и их судьба всегда сильно волновала Запад. Соединенные Штаты никогда официально не признавали законность их включения в состав Советского Союза, поддерживали их стремление обрести независимость при развале СССР и настояли на принятии Россией плана вывода своих войск из этих республик. России дали понять, что Прибалтика находится вне всякой сферы влияния, которую она хочет установить по отношению к бывшим советским республикам. Это достижение администрации Клинтона было, как выразился премьер‑министр Швеции, “одним из наиболее значительных вкладов в безопасность и стабильность Европы” и помогло российским демократам осознать, что любые реваншистские настроения крайних российских националистов будут бесплодными перед лицом явной преданности Запада этим республикам.
В то время как большое внимание уделяется расширению Европейского Союза и НАТО, культурная перестройка этих организаций также поднимает вопрос возможного сокращения. Одна не‑западная страна, Греция, является членом обеих организаций, а другая, Турция, является членом НАТО и кандидатом на вступление в Евросоюз. Эти отношения – продукт “холодной войны”. Есть ли им место в мире после “холодной войны”, в мире цивилизаций? [ c.249]
Полноправное членство Турции в Европейском Союзе довольно проблематично, а членство в НАТО подвергает постоянным нападкам со стороны Партии Благоденствия Турция, однако, скорее всего останется в НАТО, если только Партия Благоденствия не одержит убедительную победу на выборах или Турция каким‑либо иным способом отвергнет свое наследие Ататюрка и переопределит себя как лидера ислама. Это возможно и, может быть, желательно для Турции, но маловероятно в ближайшем будущем. Какова бы ни была роль Турции в НАТО, она все больше преследует свои собственные интересы на Балканах, в арабском мире и Центральной Азии.
Греция не является частью западной цивилизации, но она породила классическую цивилизацию, которая стала важным источником для западной цивилизации. В своем противостоянии Турции, греки всегда ощущали себя защитниками христианства. В отличие от Сербии, Румынии и Болгарии история Греции всегда была тесно переплетена с историей Запада. И все же Греция также является аномалией, чужаком в западных организациях. Она никогда не. была покладистым членом ни ЕС, ни НАТО и всегда с трудом адаптировалась к традициям и порядкам обеих организаций. Начиная с середины 1960‑х и до середины 1970‑х у власти в Греции была военная хунта, и страна смогла вступить в Евросоюз только после перехода к демократии. Лидеры страны часто пытались отходить от западных норм и противодействовать западным правительствам. Но еще хуже, что и другие члены Европейского сообщества и НАТО часто проводили свою собственную экономическую политику, которая попирала стандарты, преобладающие в Брюсселе. Поведение Греции как председателя Совета ЕС в 1994 году разгневало многих других участниц Евросоюза, и высокопоставленные чиновники из Западной Европы в частных разговорах называли членство Греции в ЕС ошибкой.
В мире после “холодной войны” политика Греции еще больше отличается от той, что проводит Запад. Блокада Македонии [ c.250] Грецией встретила серьезное противодействие западных правительств и привела к тому, что Европейская Комиссия обратилась в Европейский суд с просьбой запретить Греции подобные действия. По отношению к конфликтам в бывшей Югославии Греция заняла отличную от главных западных государств позицию, активно поддерживая сербов и открыто нарушая санкции,наложенные на них ООН. С распадом Советского Союза и исчезновением коммунистической угрозы у Греции появились общие с Россией интересы в отношении противостояния Турции. Греция допустила значительное присутствие России на греческой части Кипра, и из‑за “общей восточной православной религии” греки‑киприоты с радостью встретили русских и сербов. В 1995 году на Кипре было порядка двух тысяч фирм, чьими владельцами были русские; там выпускалась русская и сербохорватская пресса; правительство греческого Кипра делало основные закупки вооружений в России. Кроме того, Греция обсуждала с Россией вопрос транспортировки нефти с Кавказа и из Центральной Азии в Средиземноморье через болгарско‑греческий трубопровод в обход Турции и других мусульманских стран. Вся греческая внешняя политика приняла ярко выраженную православную ориентацию. Греция несомненно формально останется членом НАТО и Евросоюза. Однако по мере усиления процесса культурной реконфигурации это членство станет более слабым, менее значимым и более сложным для всех сторон. Антагонист Советского Союза во времена “холодной войны” превращается в союзника России после “холодной войны”.
|
|
|
