Верховный главнокомандующий 9 глава

Уговоры Черчилля и Рузвельта повременить с этим решением не остановили Сталина, и отношения СССР с правительством Сикорского были прерваны 25 апреля 1943 года. В ноте Советского правительства утверждалось, что «враждебная кампания против Советского Союза предпринята польским правительством для того, чтобы путем использования гитлеровской клеветнической фальшивки произвести нажим на Советское правительство с целью вырвать у него территориальные уступки за счет интересов Советской Украины, Советской Белоруссии и Советской Литвы». Нет сомнения, что нежелание польского эмигрантского правительства согласиться с воссоединением западных областей Белоруссии и Украины с этими советскими республиками стало главным камнем преткновения в его отношениях с СССР.

«Польский вопрос» был поднят и на Тегеранской конференции, когда Рузвельт выразил надежду, что «Советское правительство сможет начать

переговоры и восстановить свои отношения с польским правительством». Однако Сталин дал понять, что о восстановлении таких отношений не может быть и речи. Он утверждал, что «агенты польского правительства, находящиеся в Польше, связаны с немцами. Они убивают партизан. Вы не можете себе представить, что они там делают». Он заявил: «Мы отделяем Польшу от эмигрантского правительства».

Это заявление Сталина не вызвало замечаний со стороны Черчилля и Рузвельта на заседании, но Рузвельт вновь вернулся к «польскому вопросу» в беседе со Сталиным наедине. Рузвельт откровенно сказал Сталину, что его озабоченность польскими проблемами, а также вопросами о статусе Прибалтики объясняются тем, что он, скорее всего, будет баллотироваться на пост президента в четвертый раз в ноябре 1944 года, а значительную часть избирателей, традиционно голосующих за Демократическую партию США, составляют американцы польского и прибалтийского происхождения. По этой причине Рузвельт сообщил Сталину, что, хотя он «лично согласен со Сталиным относительно передвижки польско-советской границы на запад... он не может публично поддержать такое соглашение в настоящее время». По воспоминаниям Гарримана, Сталин «с пониманием отнесся к позиции президента».

Заметив, что он должен учитывать и настроения избирателей литовского, латвийского и эстонского происхождения, Рузвельт спросил Сталина, нельзя ли сделать что-нибудь, чтобы народы Эстонии, Латвии и Литвы смогли выразить свое право на самоопределение. При этом Рузвельт выразил уверенность в том, что эти народы захотят быть в Советском Союзе, но он заявил, что должно быть «какое-то выражение воли народа».

На это Сталин ответил, что в прошлом Великобритания и США были союзниками царской России, в которой прибалтийские народы не имели какой-либо автономии, но тогда никто не ставил вопрос об общественном мнении. Сталин заверил Рузвельта в том, что население прибалтийских республик будет иметь много возможностей выразить свою волю в рамках советской конституции, но он отверг идею международного контроля над таким волеизъявлением. В ответ Рузвельт не высказал никаких возражений.

Объясняя «уступчивость» Рузвельта, Гарриман утверждал, что главным для Рузвельта было желание добиться поддержки Сталиным его предложений о создании новой всемирной организации — Организации Объединенных Наций. Задав Рузвельту много вопросов относительно ООН, Сталин в основном поддержал его предложение. Однако то обстоятельство, что без поддержки Сталина Рузвельт не мыслил создания новой всемирной организации, свидетельствовало о том, что в соотношении мировых сил произошли кардинальные изменения в пользу СССР.

При всей важности «Оверлорда» и других операций, проводившихся или запланированных западными союзниками, Черчилль и Рузвельт сознавали, что уже третий год войны ее главным фронтом является советско-гер

майский. Ярким свидетельством признания вклада СССР в общую борьбу явилась церемония передачи Черчиллем меча от имени английского короля Георга VI жителям Сталинграда. Приняв меч из рук Черчилля, Сталин вынул его из ножен и поцеловал. От имени сталинградцев, от имени всего советского народа Сталин поблагодарил союзников за признание героической борьбы советских людей.

Сталин реалистически оценивал положение СССР в мире и вел себя так, как подобало руководителю СССР в тот исторический момент. С одной стороны, он отдавал себе отчет в экономической слабости СССР, и эта мысль прозвучала в его тосте в честь президента США: «Самое главное в этой войне — это машины. Соединенные Штаты доказали, что они могут производить от 8000 до 10 000 самолетов в месяц. Россия может произвести, по меньшей мере, 3 000 самолетов в месяц. Англия производит от 3 000 до 3 500, главным образом бомбардировщиков. Поэтому Соединенные Штаты — это страна машин. Без использования этих машин, с помощью ленд-лиза, мы бы проиграли войну».

С другой стороны, Сталин ясно осознавал, что, одержав сокрушительные победы над прежде непобедимыми германскими армиями, Советский Союз продемонстрировал всему миру свою огромную мощь, и в результате первых лет Великой Отечественной войны в соотношении сил на мировой арене произошли важные сдвиги в пользу СССР. Если летом 1941 года правительства США и Великобритании видели в СССР и его лидере лишь временное препятствие на пути Германии и Гитлера к мировому господству, которое могло задержать глобальную катастрофу в лучшем случае на несколько месяцев, то теперь стало очевидным, что СССР в одиночку добился перелома в войне с Германией. Черчилль и Рузвельт понимали, что без СССР ни победа над Германией, ни победа над Японией были невозможны, а потому не могли не идти на уступки Сталину. Они согласились с перекройкой границ в пользу СССР. Отказываясь поддержать советскую позицию, они все же мирились с тем, что Сталин разрывал отношения с их польскими союзниками, из-за которых Англия и Франция вступили во Вторую мировую войну. Всего три года назад СССР был исключен из Лиги наций голосами западных стран, а теперь лидеры «западных демократий» искали у СССР поддержки в создании новой мировой организации, наделенной правом посылать международные части в любой регион планеты. Черчилль и Рузвельт заявили о необходимости расширить выходы СССР к теплым морям, пересмотрев конвенцию Монтре о проливах в Мраморном море и интернационализировав Кильский канал

Помимо объективных обстоятельств, способствовавших тому, что США и Великобритания признали СССР равноправным и важным участником всемирной коалиции, немалую роль сыграл и субъективный фактор — роль Сталина на международных переговорах. Уроженец маленького грузинского городка и сын бедного сапожника оказался достойным и незамени

мым партнером по переговорам с выходцами из аристократических кругов Великобритании и США, воспитанниками привилегированных учебных заведений. Мнение Сталина, основанное на точной и разнообразной информации, высоко ценилось и нередко становилось решающим для Черчилля и Рузвельта. Сталин постарался занять место неформального лидера в этом небольшом коллективе, часто диктуя свои условия. Как лидер главной воюющей державы Сталин приехал на конференцию в то время и место, где и когда ему было удобнее находиться как Верховному Главнокомандующему советских вооруженных сил. Черчилль и Рузвельт приняли требования Сталина относительно приоритетов в их военной кампании 1944 года, подчинились его требованиям назначить время операции «Овер-лорд» и командующего экспедиционных сил союзников.

Ни в одном вопросе Сталин не проявлял такой настойчивости, как в вопросе о реальном вовлечении войск союзников в активные боевые операции против Германии. Он подчеркнуто демонстрировал свою незаинтересованность в «западной сфере влияния», а потому в своей переписке выражал готовность поддержать позицию Рузвельта и Черчилля в отношении де Голля, но зато распекал западных лидеров за промедление в проведении операции в Тунисе, как будто они были подчиненные ему советские генералы. Он не жалел резких слов и сарказма, осуждая очередную отсрочку второго фронта. Несмотря на упорное стремление западных лидеров оттянуть открытие второго фронта, они в конечном счете были вынуждены уступить давлению Сталина. Выступая в декабре 1959 года в палате общин, Черчилль сказал: «Это был человек, который своего врага уничтожал руками своих врагов, заставлял даже нас, которых открыто называл империалистами, воевать против империалистов».

Сталин понял, что в настоящий момент его положение неформального лидера достаточно прочно, и в Тегеране он возражал против любых попыток добавить к участникам «саммита» Китай и Францию. В то же время он находил индивидуальный подход к каждому члену Большой Тройки. На конференции Сталин был предельно корректен и вежлив с Рузвельтом, никогда не прерывал его и подчеркнуто оказывал ему знаки внимания. С ним он был готов обсуждать за спиной Черчилля вопросы, затрагивавшие судьбу колониальных империй, в том числе и Британской. В то же время переписка Сталина с Рузвельтом не была столь обильной и многословной, как между Сталиным и Черчиллем. В ней содержалось меньше резкостей, но и меньше эмоциональных заявлений о дружбе и сотрудничестве трех держав. Сталин понимал, что Черчилль нередко выступает выразителем общей англо-американской позиции, когда Рузвельт предпочитал отмолчаться (например, в связи с отказом от отправки северных конвоев или отношений с Польшей). Поэтому Сталин, видимо, почувствовал, что не должен давать спуску великому мастеру демагогии Черчиллю, и в ответ на его образные заявления отвечал в тон довольно эмоциональ

но. В качестве лидера группы Сталин не раз устраивал настоящие разносы Черчиллю, прекрасно понимая, что таким образом он дает понять и Рузвельту свое отношение к тем или иным действиям Запада. Тогда Черчилль как опытный политический деятель был вынужден пускаться в эмоциональные объяснения или же Рузвельт предлагал найти компромисс. В то же время Сталин всегда знал, где остановиться и обратить острый спор в шутку.

Однако вряд ли Сталин добился бы признания своего лидерства, если бы ограничивался игрой на психологических особенностях своих партнеров. Его авторитет был основан на глубоком знании обсуждавшихся вопросов, в том числе и тех, которые, казалось бы, были далеки от проблем СССР. Все аргументы Черчилля о вероятном вступлении Турции в мировую войну Сталин разбил уверенным и оправдавшимся прогнозом о том, что Турция не станет воевать против Германии. В ответ на предложение западных стран запретить военную промышленность в Германии в качестве действенной меры для предотвращения новой агрессии с ее стороны, Сталин, опираясь на превосходное знание им специфики оборонного производства, сказал: «Если мы запретим строительство самолетов, то мы не можем закрыть мебельные фабрики, а известно, что мебельные фабрики можно быстро перестроить на производство самолетов. Если мы запретим Германии производить снаряды и торпеды, то мы не сможем закрыть ее часовых заводов, а каждый часовой завод может быть быстро перестроен на производство самых важных частей снарядов и торпед».

Все аргументы за отсрочку операции «Оверлорд» Сталин парировал ссылками на имевшуюся у него информацию о количестве немецких сил в Северной Франции и состоянии погоды в Ла-Манше. Сталин мог уверенно сказать, что «20 эскадрилий в Каире сейчас ничего не делают», и никто ему не мог возразить, так как он имел точную информацию о состоянии вооруженных сил Англии и США. Как отмечал участник конференции С. М. Штеменко, «цифры, характеризовавшие соотношение сил, били Черчилля не в бровь, а в глаз, изобличая все его попытки подменить второй фронт второстепенными операциями... Сталину пришлось провести краткий, но исчерпывающий критический разбор возможностей наступления союзников против Германии с других направлений. Наиболее подробно был рассмотрен вариант операций в Средиземном море и на Апеннинском полуострове, где союзные войска подходили к Риму». Сталин постоянно демонстрировал не только соответствие уровню дискуссии, но и свое превосходство над партнерами в знании предмета. Он тщательно готовился к любым международным мероприятиям в рамках сотрудничества трех великих держав, даже не брезговал использовать записи подслушанных разговоров Черчилля и Рузвельта.

Очевидно, что Сталин не просто наслаждался «лидерством», а, осознавая уникальность сложившейся ситуации, выгодной для нашей страны,

стремился заложить прочные основы такого послевоенного мира, который бы обеспечил Советскому Союзу безопасность и достойное положение великой державы. И добился этого.

Чтобы избавить мир от угрозы войн, члены антигитлеровской коалиции решили объединить усилия в борьбе против Германии и ее союзников.

Лидеры трех великих держав объявили о том, что они «пришли к полному согласию относительно масштаба и сроков операций, которые будут предприняты с востока, запада и юга... Никакая сила в мире не сможет помешать нам уничтожать германские армии на суше, их подводные лодки на море и разрушать их военные заводы с воздуха. Наше наступление будет беспощадным и нарастающим».

Глава 21