 |
Шок глобализации: запоздалая дискуссия
|
|
|
|
Хрестоматийный материал.
Тема 15. Философское осмысление глобальных проблем современности.
Юзеф Бохеньский
Духовная ситуация времени
<┘> В наши дни широко распространено мнение, что, мы находимся на распутьи. В США завоевывает популярность движение, называющее себя "Новым веком". Последующие заметки не имеют ничего общего с идеями этого движения (представители которого нередко платят дань иррационализму и псевдомистическому смешению понятий), за исключением одного утверждения - того, что мы живем на краю перемен. И цель моя также отличается от цели "Нового века". Вопрос не в том, каким должно быть и будет человечество, а скорее в том, как выразить степень его разрыва с прошлым.
С чем в прошлом мы порываем? По-видимому, есть основания говорить прежде всего о мировоззрениях. Безусловно, сейчас они поражены кризисом, причем речь идет не о каком-то одном мировоззрении. Разрыв с прошлым проходит гораздо глубже, затрагивая предпосылки всех мировоззрений и основания, на которых они возникают. Хотя выбор мировоззрения в принципе доброволен - в том смысле, что никто не может быть принужден его принять, но в то же время никто не свободен настолько, чтобы в любой момент стать приверженцем чего угодно. В этом отношении наша свобода ограничена.
Прежде всего ограничения устанавливаются состоянием науки в данный период. Так, например, в XX в. было бы нелепо утверждать, что солнце вращается вокруг земли. Во-вторых, наша свобода выбора мировоззрений ограничена коллективным опытом человечества. Таков опыт моего поколения относительно человеческой жестокости. Любое мировоззрение, которое бы отвергало этот опыт, само должно быть ныне отвергнуто.
У нас нет общепринятой терминологии, для того чтобы адекватно выразить эти предпосылки. Они, несомненно, не являются мировоззрениями в том же смысле, как религии, идеологии или философии. Из-за отсутствия лучшей терминологии назовем настроение, создаваемое наукой и общественной практикой, "духовной ситуацией", а элементы, общие для мировоззрений, "основным воззрением" данного периода. Предыдущие замечания можно суммировать в следующем: в настоящее время мы переживаем кризис, вызванный изменением в духовной ситуации и соответствующим ему разрывом с основными воззрениями прошлого. <┘>
|
|
|
II
Даже поверхностный анализ показывает, что в нашей культурной сфере нам противостоят два взаимо независимых ряда событий: один - вышеупомянутая духовная перемена, другой - распад. Социологи иногда признавали черты распада, когда писали об "упадке" и "смертельной болезни" Запада. В большинстве обществ, принадлежащих сфере нашей культуры, мы действительно становимся очевидцами симптомов упадка: ослабления социальных связей, снижения воли защищать отечество с оружием в руках, нежелания иметь детей, скептицизма и тому подобного. Следовательно, наряду с переменой в духовной ситуации и в основном воззрении, можно заметить признаки социального распада.
Здесь не рассматривается это обстоятельство. Я упоминаю его в связи с тем, что оно усложняет анализ духовной перемены. Связь этих двух фундаментально независимых процессов порой весьма затрудняет попытку установить, что является последствием распада, а что - духовной перемены.
Вопрос в том, что же содержится в основном воззрении и в чем заключается духовная перемена?
Основное воззрение дает ответы на основные вопросы своего времени, включает определенное отношение к ним. Существует множество таких вопросов и здесь едва ли стоит пытаться все их поднять. Я остановлюсь на четырех, сейчас наиболее важных:
|
|
|
- какое место занимает человек в космосе?
- существует ли прогресс?
- в чем ценность науки?
- как велики сила или бессилие человека?
Прежде чем приступить к рассмотрению ответов нашего времени на эти вопросы, стоит напомнить важный факт: массы людей, включая интеллигенцию, остаются под влиянием двух прежних основных воззрений - Средневековья и Просвещения. Среди католических народов Средневековье все еще жизненно. Оно проявляется не только в содержании христианства, но также и в других мировоззрениях, основанных на Библии. Безусловно, влияние Средневековья на интеллигенцию уступает влиянию Просвещения, но отнюдь не менее значимо. "Эпохой Просвещения" я называю идеи и позиции, возникшие в философии XVIII в.... Эта духовная ситуация оказывает преобладающее влияние на большинство интеллектуалов нашей культурной сферы. Следовательно, суть современного кризиса заключается в разрыве с основным воззрением Просвещения и в меньшей степени - с основным воззрением Средневековья, хотя они оба продолжают оказывать воздействие на массы.
III
Какие же ответы на данные четыре вопроса дает средневековое воззрение?
Что касается места человека в космосе, ответ, бесспорно, антропоцентричен. С точки зрения существовавшей в то время науки вырисовывается следующая картина. Человек - властелин Земли; Земля - центр мира; вокруг нее вращаются солнце и планеты; звезды - всего лишь обрамление этой земной, т.е. предназначенной для человека, системы. Согласно биологии, человек - единственный в своем роде, превосходящий все иное во вселенной. Он, следовательно, находится в центре космоса. Это антропоцентрическое воззрение черпает силу в библейской вере: мир был создан для человека - не только центра, но и единственной цели мироздания.
Средневековый ответ на вопрос о прогрессе также безоговорочно негативен. Несмотря на авторитет св. Августина - первооткрывателя и радикального сторонника эволюции, средневековый человек, тем не менее, не верил в космический прогресс, и еще менее - в его социальное дополнение. Его воззрение на мир и общество было совершенно статичным.
Относительно вопроса о науке позиция Средневековья была умеренной. Соглашаясь с возможностью существования знания и признавая ценность науки, оно отличало (явно и определенно - начиная со св. Фомы Аквинского) знание от веры, так как положения веры и мировоззрений не могут быть доказаны. Наконец, в вопросе о возможностях человека господствующей позицией в Средние века было чувство бессилия.
Таким образом, основное воззрение Средневековья включает антропоцентризм, статичное представление о мире, умеренный рационализм и убежденность в ограниченности человеческих возможностей.
|
|
|
IV
Начиная с XVII в., это воззрение постепенно вытесняется новым, которое мы называем "Просвещением". Правда, один из элементов средневекового миросозерцания сохраняется и даже подчеркивается; но человек Нового времени отвергает или глубоко изменяет остальные.
Антропоцентризм принимается в новой радикальной форме. Это тем более странно для периода, когда наука представляет самые убедительные аргументы против веры в особое место человека. Если бы не было астрономии и биологии, антропоцентризм одерживал бы блистательные победы как в умах философов, так и в вере простых людей.
Однако при решении остальных вопросов Просвещение решительно порывает со Средневековьем. Во-первых, оно провозглашает веру в неограниченный прогресс, и это, в сущности, еще одна странность истории, учитывая, что наиболее важные аргументы в его защиту были сформулированы только во второй половине XIX в. Оно также утверждает, в отличие от Средневековья, неограниченный рационализм. Нет ничего, что человек не мог бы исследовать и понять. Наука не знает границ. Все, что вне ее границ, объявляется просто выдумкой. Наконец, испытывая благоговейный трепет перед достижениями науки и технологии, человек верил в свои неограниченные возможности. Маркс отлично выразил это убеждение, написав, что Прометей, похитивший у богов огонь, - самый достойный святой в философских святцах. Следовательно, основное воззрение Просвещения включает крайний антропоцентризм, веру в прогресс, крайний рационализм и веру в неограниченные возможности человека.
|
|
|
V
Таковы два воззрения, господствовавшие в прошлом и до сих пор оказывающие влияние на массы. Однако - и здесь это наиболее важно - эти верования принадлежат утраченному прошлому: основные воззрения Средневековья и Просвещения не соответствуют современной духовной ситуации и потому должны считаться устаревшими.
Рассмотрим прежде всего вопрос о месте человека в космосе. Что представляет собой современная духовная ситуация в этом отношении? С точки зрения антропоцентризма, общего для прежних основных воззрений, она катастрофична. Астрономия показала, что Земля не является центром солнечной системы, что она не охватывает всей реальности, а является всего лишь ее незначительным фрагментом. Земля не является даже центром Млечного Пути, за пределами которого простирается множество (возможно миллиарды) подобных ему галактик, расстояния между которыми измеряются миллионами парсек (парсек превышает 30 800 миллиардов километров) и временем в миллиарды лет. Мысль о том, что существо, живущее долю космической секунды на земле, является центром вселенной, представляется нам сегодня совершенно неосновательной.
Биология и психология опровергли миф об уникальных качествах человека, о его природном превосходстве. Было показано, что человек, подобно другим животным, - лишь один из вариантов жизни, возможной на Земле.
Правда, с недавнего времени много говорят о так называемом "антропном принципе", согласно которому человек есть цель всего космического процесса. Этот принцип нашел защиту у известных астрономов. Между тем, насколько я могу судить, нет оснований считать этот "принцип" результатом точных наук. Четыре обстоятельства восстают против его допущения: 1) антропный принцип принадлежит к космологии, оперирующей на границе между наукой и метафизическими спекуляциями. 2) Разногласия между специалистами в отношении этого принципа. 3) Нетрудно предположить, что здесь мы имеем еще один неудачный экскурс специалистов в область, чуждую им. История науки полна подобного рода экскурсов, иные из которых ввергают в замешательство, несмотря на то, что они совершаются учеными, не имеющими себе равных. Достаточно вспомнить философствование Джинса, Эддингтона, Планка и Гейзенберга. 4) Кажется очевидным влияние мировоззрений. Данный "принцип" едва ли является серьезным аргументом против достаточно обоснованного утверждения, что человек всего лишь незначительный фрагмент вселенной. Следовало ожидать, что для защитников отживших мировоззрений этот принцип сыграет ту же роль, что соломинка для утопающего. Несмотря на их усилия, следует сказать, что взаимоподтвержденные и хорошо проверенные выводы естественных наук конституируют духовную ситуацию, противостоящую любой форме антропоцентризма. Человека нельзя рассматривать как центр космоса.
Следовательно, мы приходим к радикальному отказу от основной составляющей как средневекового мировоззрения, так и мировоззрения эпохи Просвещения. Новая духовная ситуация запрещает нам мыслить антропоцентрически.
|
|
|
VI
Что касается других проблем, здесь мы также видим изменения, хотя в каждом случае они особые.
И уроки истории, и наука со всей убедительностью подрывают веру в прогресс. В любом случае теперь мы знаем, что нет аргументов в защиту космического прогресса. Если допустить теорию "большого взрыва", как это делает сегодня большинство ученых, то история космоса предстанет скорее как процесс непрерывной деградации, что следует из второго закона термодинамики. Но даже согласно теории продолжающегося творения, в космосе нет прогресса. Современная наука не дает оснований для веры в космический прогресс.
Совершенно иная причина делает веру в исторический прогресс человечества особо трудной для современных людей. В последние два столетия прогресс очевиден в социальной сфере жизни, а также в естественных науках и связанных с ними технологиях. Этот прогресс, неизвестный в Средние века, сегодня невозможно отрицать.
Все же духовная ситуация включает не только осознание этого обстоятельства. Очень существен здесь опыт человеческой жестокости, с которым предшествующее поколение столкнулось в таком масштабе, что это не позволяет нам говорить о нравственном совершенствовании человечества. Подобным же образом страх перед ядерной войной и ее последствиями так же, как и перед загрязнением окружающей среды, разрушил веру в отождествление прогресса науки и техники с прогрессом человечества, самому существованию которого угрожает наука. Опыт человеческой жестокости и страх перед последствиями технологии подорвали веру человека в исторический прогресс. <┘>
В вопросе о ценности науки разрыв с миросозерцанием Просвещения намечается в двух аспектах. С одной стороны, со времени бомбардировки Хиросимы практическая ценность науки все более ставится под вопрос. С другой стороны, современная философия науки и теория мировоззрений разрушили оптимистическое представление о науке. Не только ее практическая, но также и ее теоретическая ценность подвергается тщательной проверке.
Во многих случаях отношение к науке становится даже более скептическим, чем в Средневековье. <┘> ┘Духу времени свойственно верить, что наука не способна ответить на наиболее важные вопросы, а когда она делает это, ее результаты недостоверны. У меня есть обескураживающий опыт, поучительный в этом смысле. Несколько лет назад я посетил собрание, в котором принимало участие около пятисот ученых и столько же философов. К моему изумлению, сомнения ученых в ценности их труда были так велики, что присутствовавшие философы чувствовали себя обязанными убеждать их, что в конце концов наука не лишена некоторой полезности и теоретической ценности. Новый дух времени отказывает науке в праве отвечать на все вопросы, требовать безусловного доверия, быть главным фактором прогресса. В этом отношении она даже рискует стать жертвой скептицизма.
Таким образом, налицо не только разрыв с миросозерцанием Просвещения, но также в значительной степени с миросозерцанием Средневековья, где ценность науки в своей области никогда не ставилась под сомнение.
Неудивительно, что современная духовная ситуация не дает оснований для прометеевских представлений, для веры в человеческое всемогущество. Несомненно, современная технология открыла нам возможности, о которых даже не мечтали наши предшественники, но мы также узнали, что силы, управляющие миром, несравненно могущественнее сил, которые вообще можно было вообразить не только в Средние века, но даже в XIX в. Одной из наиболее важных реакций на новую духовную ситуацию стало чувство человеческого бессилия.
Здесь мы также далеко отошли от Просвещения. Ситуация отличается и от эпохи Средневековья, по крайней мере для тех, кто утратил веру в Провидение. Для этих людей разрыв с основным воззрением Просвещения ведет к ощущению трагической бессмысленности и бессилия. Утрата смысла - ибо нынешняя ситуация враждебна попыткам обрести смысл жизни в прогрессе человечества, дана как отсутствие такого прогресса; трагическое бессилие - из-за отказа от прометеевского мифа.
VII
Довольно о ситуации. Как бы то ни было, главный моральный принцип учит нас, что, невзирая на ситуацию, человек, насколько он сознателен и свободен, имеет определенные задачи и обязательства, цели, которые нужно достичь. Если я не ошибаюсь, наиболее важная задача в рассматриваемой области может быть выражена в следующем: перед лицом перемен в духовной ситуации у нас есть ясная обязанность противостоять им и осмыслять их в свете всех сторон жизни.
Насколько мы выполняем это обязательство сейчас?
Нужно признать, что едва ли. Массы и даже большая часть образованных людей в сущности находится под влиянием отживших мировоззрений. Ругая современную науку, они решительно защищают веру в центральное место человека так же, как и другие элементы фундаментальных прошлых воззрений.
Для того, чтобы жизнь не утратила смысл, необходимо пересмотреть наше мировоззрение. Перечень задач, которые необходимо выполнить, включает следующие положения:
- Необходимо заново переосмыслить основные положения религии: ее понятия не могут оставаться такими, какими они были в течение последних веков. Насколько мне известно, до сих пор ничего не сделано в этом отношении.
- Нам необходима новая философия, которая бы согласовала науку и мировоззрения. Ее исходные начала видятся в форме аналитической философии. В то же время следует учесть, что философы далеки от того, чтобы лишить себя всевозможных предпосылок, которые хотя и не совсем бессмысленны, но все же противоречат новой духовной ситуации.
- Взгляды на науку требуют решительного пересмотра. Несмотря на то, что здесь много сделано, массы не способны постичь даже простейшие следствия современного научного исследования. Более того, много предстоит сделать даже на уровне философского анализа науки.
<┘> Несомненно, перечень наиболее важных задач может быть значительно расширен.
Бохеньский Ю. Духовная ситуация времени // Вопросы философии. 1993, ╧ 5. С. 94-98.
Ульрих Бек
Что такое глобализация?
Шок глобализации: запоздалая дискуссия
Дискуссия о глобализации достигла нашей страны (Германии. - Примечание сост.) и потрясла ее с опозданием. В Великобритании, к примеру, о "g-word", слове, начинающемся на "г", вот уже более десяти лет ведут оживленные и плодотворные споры все политические партии с участием ученых-экономистов, социологов, политологов и историков. Тем неожиданнее оказался шок глобализации в Германии.
Одна из причин этого шока состоит в том, что, по преобладающему у нас мнению, глобализация односторонне связывается в первую очередь с уменьшением рабочих мест для местного населения и их перемещением в страны с низкой оплатой труда - и это в то время, когда общество, несмотря на непрекращающийся экономический рост и стремительно повышающиеся прибыли транснациональных концернов, терзает массовая безработица, напоминающая безработицу в Веймарской республике.
Наряду с этим можно назвать еще четыре причины политического шока, вызванного глобализацией и охватившего Центральную Европу, Францию, Австрию, Швейцарию, Италию и особенно Германию.
Во-первых, страны и общества с первичным экономическим самосознанием - "национализм немецкой марки", "экспортирующая нация" - чувствуют себя особенно ущемленными и подвергаемыми опасности со стороны надвигающейся якобы извне глобализации - этим детищем мирового рынка.
Во-вторых, социальные государства, такие, как Франция и Германия, относятся, в отличие от США и Великобритании, к странам, проигрывающим от процесса глобализации. Они попали в затруднительное положение из-за социальной политики в эпоху экономического глобализма: развитие экономики уходит из-под национально-государственного контроля, в то время как социальные последствия этого процесса - безработица, миграция, нищета - накапливаются в системе национального социального государства.
В-третьих, глобализация до основания потрясает самоидентификацию гомогенного, закрытого, замыкающегося на себя национально-государственного пространства, называемого Федеративная Республика Германия. Великобритания, напротив, была мировой империей, и глобализация для нее - лишь приятное воспоминание о прошлом. Правда, Германия тоже давно уже представляет собой глобальное пространство, в котором сталкиваются культуры мира и их противоречия. Но эта реальность до сих пор была затемнена господствующим представлением о себе как о в значительной мере гомогенной нации. Все это выяснилось в ходе дебатов о глобализации. Ибо глобализация, как уже говорилось, означает прежде всего денационализацию - эрозию, но и возможную трансформацию национального государства в государство транснациональное.
Шок глобализации как шок денационализации ставит под сомнение не только ключевые категории послевоенной идентичности немцев, корпоративную "Германию как модель" с ее специфической социальной системой. Этот опыт и вызов, в-четвертых, плохо согласуется в конечном счете с теми спорными проблемами, которые были вызваны объединением двух Германий. Ведь драма объединения (кое в чем напоминающая супружескую драму) обернулась тем, что немцы стали заниматься собой и задаваться вопросом, что осталось от "немецкой" общности после полувековой жизни врозь и какие элементы этой общности заслуживают того, чтобы идентифицировать себя с ними? И в ту фазу, когда у немцев пришла пора посмотреть на самих себя и задать себе вопросы, вдруг врывается сообщение о глобализации: национальное государство утрачивает, сверх запланированных уступок компетенций в рамках общего европейского рынка, суверенитет и субстанцию, причем во всех сферах - финансовых ресурсов, политической и экономической свободы действий, информационной и культурной политики, повседневной идентификации граждан. <┘>
Если в угаре удивительного 1989 года еще считалось, что "срастается все, что по сути едино" (Вилли Брандт), то теперь в ходе дискуссии о глобализации ее участники приходят к выводу, что в основе этих надежд - и последующего разочарования в них - лежит устаревшее представление о национально-государственной идиллии. Если унаследованная модель национального государства вообще имеет шанс выжить в новой структуре власти, порожденной мировым рынком и транснациональными акторами и движениями, то только в том случае, если процесс глобализации станет критерием национальной политики во всех сферах (экономика, право, армия и т. д.)
Признать это не дано отдельным людям или общественным и политическим организациям по их собственному усмотрению. Новая ситуация, сложившаяся в мировом обществе, в результате которой становится фикцией представление о "национальном" продукте, национальных фирмах, национальной индустрии (и даже о национальных спортивных союзах), вынуждает под угрозой наказания в виде экономического, политического и культурного упадка с пониманием отнестись к возможностям, идеологиям, парадоксам и истериям эры глобализации. Но прежде всего к новой расстановке сил, от которой зависят все - кто в большей, кто в меньшей степени. Другими словами: глобализация есть неустранимое условие человеческой деятельности в конце XX века.
<┘> Что значит толерантность? Какое содержание вкладывается в понятие "права человека", которые, в отличие от культуры, должны быть одинаковыми для всех? Кто гарантирует права человека в постнационально-государственном мире? Как спасти, как реформировать перед лицом обостряющейся глобальной нищеты и сужающегося рынка труда социальные гарантии, которые до сих пор в значительной части были заботой национальных государств? Вспыхнут ли в результате разрушения национальных государств новые религиозные войны, чреватые экологическими катастрофами? Или же мы движемся навстречу миру без насилия, который после триумфа мирового рынка придет к отказу от войн? <┘>
Все это всплывает в ходе дебатов о глобализации, но никто не знает, не может знать, как ответить на затрагивающие основы цивилизации вопросы, как преодолеть противоречия между бедностью и богатством, между этническими образованиями, между континентами и религиями с их крайне запутанной, полной насилия историей. <┘>
┘Вопрос о том, когда началась экономическая глобализация, ведет в усеянные терниями дебри. Одни (Иммануэль Уоллерстайн) относят начало "капиталистической мировой системы" к началу XVI века, к появлению колониализма, другие связывают его с появлением интернациональных концернов. Для третьих глобализация наступает с отменой твердых валютных курсов или с крахом восточного блока [Начало глобализации разными учеными датируется по-разному. См. об этом: Pieterse J.N. Der Melange-Effekt, in: Beck U. (Hg.), Perspektiven der Weltgesellschaft, Frankfurt/M. 1977.]...
Вероятно, именно здесь следует искать причины, почему понятие и дискурс глобализации столь расплывчаты. Пытаться определить их - все равно что гвоздем прибивать к стенке пудинг.
Но нельзя ли все-таки из разных измерений и контроверз глобализации выделить общий знаменатель этого понятия? Вполне возможно. Сплошь и рядом аннулируется центральная предпосылка Первого модерна, т. е. представление о том, что мы живем и действуем в закрытых, отграниченных друг от друга пространствах и национальных государствах и, соответственно, в национальных обществах. Глобализация означает познаваемое на опыте уничтожение границ повседневной деятельности в разных сферах хозяйствования, информации, экологии, техники, транскультурных конфликтов и гражданского общества, означает, таким образом, нечто в принципе давно знакомое и одновременно непонятное, с трудом понимаемое, нечто такое, что с неодолимой силой меняет нашу повседневную жизнь и принуждает всех приспосабливаться и отвечать на эти изменения. Деньги, технологии, товары, информация, яды "перешагивают" границы, словно их вовсе не существует. Даже вещи, лица и идеи, которые правительства не хотели бы пускать в свои страны (наркотики, иллегальные иммигранты, критика нарушения прав человека), находят пути проникновения. Понимаемая таким образом глобализация означает аннулирование расстояний, погружение в часто нежелательные и непонятные транснациональные формы жизни или, следуя определению Энтони Гидденса [Giddens A. Jenseits von Links und Rechts, a. a. 0., S. 23 ff.], в деятельность и (со)существование, не признающие расстояний (внешне отделенных друг от друга миров, национальных государств, религий, регионов и континентов).
Аннулирование расстояний ведет к тому, что "пространственная матрица мира, во-первых, больше не имеет белых пятен и, во-вторых, в принципе открывает возможность ориентации каждому человеку, независимо от того, в какой точке глобуса он (или она) находится. Благодаря современным средствам коммуникации и передвижения глобализация осуществляется... в принципе без затруднений". Она входит в наш повседневный опыт, становится, так сказать, "формой поведения провинциала. Сегодня трудно представить себе одиссею или робинзонаду в качестве художественных форм освоения мира, так как герои вроде Одиссея или Робинзона покажутся смешными фигурами в эпоху, когда нормальным явлением стал немецко-американский обмен школьниками через Атлантику, а протесты европейских парламентариев против испытания Францией ядерного оружия организуются в той точке мира, для достижения которой капитан Кук потратил добрую часть жизни... Местное время многих регионов сжимается в единое нормированное и нормирующее всемирное время, не только потому, что современные средства в состоянии "виртуально" устанавливать одновременность происходящих в разное время событий, благодаря чему каждое, быть может, всего лишь локальное или региональное событие становится частью мировой истории, но и потому, что синхронная одновременность может быть превращена в диахроническую неодновременность и таким образом искусственно воспроизведена цепь причинных взаимосвязей. Возникает "глобус компактного времени". События разного значения, случившиеся в разных точках мира, отныне могут размещаться на одной временной оси, а не на многочисленных местных... Когда во Франкфурте открываются биржи по продаже валюты и акций, то уже известно, чем закончились торги в Токио, Сингапуре или Гонконге, а когда открывается биржа на нью-йоркской Уолл-стрит, там уже знают о курсовых тенденциях европейских бирж. Дело еще более упрощается, когда биржевые маклеры работают в различных точках мира круглые сутки, чтобы иметь возможность получать даже минимальные арбитражные доходы... Следовательно, земной шар в экономическом отношении уже не огромен и не широк и в нем нет дальних стран; он уплотнился и стал маленьким благодаря объединенным телекоммуникационной сетью (денежным) рынкам. Ибо расходы на преодоление пространства и необходимое для этого время минимальны, их можно просто не принимать в расчет" [Altvater E., Mahnkopf В. Die globale Okonomie am Ende des 20. Jahrhunderts, in: Widerspruch, 31, 16. Jg. 1996, S. 21 f.].
Глобализация ставит под сомнение ┘ то, что А.Д. Смит называет "методологическим национализмом" [Smith A.D. Nationalism in the Twentieth Century, Oxford 1979, p. 191], когда контуры общества в значительной мере покрываются контурами национального государства. Напротив, вместе с глобализацией во всех ее сферах возникает не только новое многообразие связей между государствами и обществами; в куда большей мере рушится структура основных принципов, на которых до сих пор организовывались и жили общества и государства, представляя собой территориальные, отграниченные друг от друга единства. Глобализация означает разрушение единства национального государства и национального общества; образуются новые силовые и конкурентные соотношения, конфликты и пересечения между национально-государственными единствами и акторами, с одной стороны, и транснациональными акторами, идентичностями, социальными пространствами, ситуациями и процессами - с другой.
|
|
|
