Они не будут слушать, они не умеют это делать. Но может, сейчас-то они уже послушают. 3 глава

В течение всего детства я ощущал себя не таким, как все, хотя не знал почему. Я чувствовал, что я здесь с какой-то определенной целью, но не знал с какой. Я любил одиночество и часами и днями напролет возился на подоконнике с железными паровозиками, погруженный в свой собственный мир. Эти «Локомотивы Одинокой Звезды», как они назывались, были моими лучшими друзьями. По воспоминаниям моей матери, я был настолько стеснителен, что при виде знакомых переходил на другую сторону улицы, чтобы не вступать в разговор. Все эти годы и через многие профессии я все еще предпочитаю мою личную квартиру и уединенность, и всякий раз по окончании конференции или лекции я хочу уйти подальше от людских глаз. Это всегда было предметом моего внутреннего противоречия. Я привык находиться в центре внимания публики, когда был профессиональным футболистом, телеведущим, политиком, и когда стал писателем и возмутителем общественного спокойствия, но при всем при том чувствовал себя лучше вдали от света прожекторов и предпочитал известности анонимность. Я просто люблю мир и тишину. Одно я знал с самого детства: я никогда не буду частью толпы. Я должен был стать другим, и если я таким не стану - я не хочу тут находиться. Я не хотел мириться с будущим, обусловленным моим «пролетарским» происхождением, которое предопределило для меня единственный путь — на завод или в другое подобное место, где я за ничтожную плату всю жизнь делал бы то, что мне было сказано. Это не плевок в адрес тех, кто такую работу делает, вовсе нет. Без них всего того, что мы покупаем в магазинах, включая продукты, попросту не было бы, и я считаю, что заработная плата за такую важную и в огромной степени недооцененную работу является унизительной. Поддерживай улицы в чистоте, и он будут платить тебе гроши; играй в казино на Уолл-стрит или в лондонском Сити, ставя на карту жизни миллионов людей, и тебе уплатят состояния. Я вовсе не осуждаю тех, кто работает на заводах и оказывается пешками в диктаторской и несправедливой игре, навязанной им системой. Просто для себя самого я решил еще в детстве, что со мной такого не случится. И опять же, то, что я принимал за свое «я», за мальчишку по имени «Дэвид Айк», в действительности на другом уровне было движимо моим истинным «я», о котором я тогда еще не имел представления. Моя решимость быть не таким как все происходила из факта того, что таковым была моя «судьба», мое «путешествие», то, для чего я здесь нахожусь.

«Эй, ребята, может кто из вас постоять на воротах?»

Каким образом я могу избежать судьбу, уготованной большинству людей моего происхождения, было не совсем ясно. Я просто знал, что я смогу. Я провалился на так называемом экзамене «11-плюс», от которого зависело, в какой группе я проведу последние школьные годы — элитной «грамматической» (для самых «ярких» и «лучших») или средней (для всех остальных). Школа меня не интересовала; ее строгие порядки наводили на меня скуку, и я ходил туда лишь постольку, поскольку был должен, да еще потому что это давало возможность играть в школьной футбольной команде. Мои оценки на экзаменах редко были выше средних. Меня мало волновали оценки. Меня ничуть не интересовали ни логарифмы, ни алгебра, ни прочие штуки, которые полагалось зазубривать или безропотно принимать на веру. Письмо, однако, нравилось мне, как и история с географией, но на этом список заканчивался. Высокую оценку я получил только однажды, в начальной школе, когда учитель высмеял и унизил меня перед всем классом, назвав просто глупым. Сразу за этим публичным принижением учитель назначил контрольную по орфографии - вряд ли это мой «конек» и по сегодняшний день (бурные аплодисменты авторам программы автоматической проверки орфографии). В конце урока бедный учитель вынужден был объявить каким-то образом всему классу, что ребенок, которого он только что выставил на посмешище как глупого, написал контрольную лучше всех. До сих пор помню, как он при этом кряхтел.

Тот год я закончил с высшей оценкой в классе и, доказав тем самым, что хотел, себе и несчастному учителю. Затем снова перешел на храп в ужасной школьной системе. Он а служит не для образования, а для индоктринации - втемяшивания «неоспоримого» и насаждения фальшивой идентичности своим несчастным жертвам. Группа «Пинк Флойд» блестяще отобразила это в своей замечательной песне: «Эй, учитель, оставь детей в покое. Ко всему прочему, ты не больше, чем кирпич в стене». Я не хотел быть в «стене». Сначала я должен был спрыгнуть с неё.

Футбол был моим убежищем, моим спасением от сетей, которыми система отлавливала в школах детей из «пролетарских» семей и высыпала их на конвейер системы. В начальной школе учитель однажды заметил, как я на играю с мячом на площадке. Он предложил мне пройти отборочный тест в школьную футбольную команду. Если бы меня не попросили, я никогда бы на это не пошел. Мысль о том. что Дэвид Айк может попасть в команду, никогда и в голову мне не приходила. Я думал, что такие вещи могут произойти с каждым, но только не со мною, но меня взяли, и моя самоуверенность воспарила. Мне было тогда около девяти - десяти, и я понял тогда, куда проляжет мой спасительный путь. Я собирался стать профессиональным футболистом. Это выглядело нелепой амбицией при том, что те некоторые ребята, которые пробились до профессионалов, составляют всего крохотную фракцию от всех желающих стать футболистами; но я «знал» с самого начала, что так и должно было случиться. даже тогда, оглядываясь назад, существовало «знание», направлявшее меня, что-то вне обычного шелеста мыслей, который мы постоянно слышим. На самом деле, это было чем-то вроде тихого голоса.

Я мог каждый день часами проводить время с футбольным мячом. Во многих случаях мой отец говорил, что у меня не получится зарабатывать, пиная мяч, и я дол жен подумать о том, что я собираюсь делать по окончании школы. А я и думать не хотел ни о чем другом. Я был вратарем, что превосходно устраивало мою личность. Обычно, не так просто найти ребят, которые хотят быть вратарями. Все они хотят быть полевыми игроками, забивающими голы. Обычно им становился тот, кто был самым плохим игроком, показавшим себя в забивании голов, но вот я с самого начала всегда хотел быть вратарем. Во многих отношениях это позиция одиночки, члена команды, да, но с очень отличающейся ролью и навыками от тех, которые требуются от остальных игроков. Это инстинктивно привлекло меня, как и ответственность, которая пришла с осознанием того, что являешься последней линией обороны. Если другие игроки совершают ошибки, за их спиной есть вратарь, чтобы в последний момент спасти положение; но если ошибается вратарь - он обязательно наказывается голом. Мне нравилось это чувство быть в равновесии на грани между героем и злодеем. Я играл не в одной, а в нескольких школьных командах, но к тринадцати годам, за два года до выхода в страшную взрослую жизнь, все еще не имел реальных перспектив быть принятым в профессиональный футбольный клуб.

И тут в самый правильный момент все внезапно устроилось само собой благодаря счастливому случаю. Есть такая штука в моей жизни - мой опыт. В самый такой момент, когда мне требовалась помощь - бинго! Вот она, удача в последний момент, когда, казалось бы, все уже потеряно!

Я не люблю пользоваться словом «судьба», потому что оно звучит так высокопарно, но если взять его определение: «предопределенная цепь событий, считающаяся как что-то, неподвластное человеческим способностям и контролю» - это уже вполне соответствует всем требованиям.

Судьба звучит высокопарно, потому что ассоциируется с предрешенностью, или воспринимается как великое достижение, вроде быть Президентом Соединенных Штатов, например, но судьба может еще зависеть и от парня, который управляет автобусом, или от больничной сестры. Это ваше путешествие жизненного опыта, и вы можете попустить свою «судьбу», если будете слушать Разум вместо следования своей интуиции и призывам Сознания. Люди слишком часто говорят «Нет». Если вы скажете «да» своей интуиции и поставите тем Разум «на место», когда он ругается и жалуется - ваша «судьба» проявит себя, какой бы она ни являлась. Судьба так часто теряется, задушенная рабством у Разума.

В 1960-е годы, чтобы привлечь внимание профессиональных клубов, надо было проявить себя в игре за сборную команду школьников своего города. Ниже этого уровня большие клубы не заглядывали. Они считали, что, если ты недостаточно хорош, чтобы представлять свой город, то не представляешь интереса и для них.

Мне было 13 лет, критический возраст с точки зрения охотников за юными талантами, а моя манера игры все еще была далека от тех стандартов, которые они выискивали. К этому времени я учился в лестерской средней школе Краун Хиллз, где на уроках большую часть времени глазел в окно и замещал дневными грезами скуку учебного плана. Затем, однажды учитель физкультуры сказал мне, что хочет послать меня на отборочный конкурс в сборную города для учащихся младше 14 лет, но только в качестве дальнего игрока. В основном составе там уже был первоклассный вратарь, которого наверняка выберут, сказал он, и мне не стоило пробовать тягаться с ним. Это был парень, который успешно играл в команде более старших 15-летних, и считалось само собой разумеющимся, что за команду сверстников он выступит тоже. Но тут, как обычно в моей жизни, в дело готовилась вмешаться «судьба». Видеть жизнь такой, какова она есть, можно лишь, уяснив для себя одну важную вещь: случайностей не бывает. Существует только создание своей собственной реальности и силы воли, а иначе - следовать своему интуитивному знанию и отказаться от контроля Разумом.

Я сыграл дальнего игрока в первом отборочном матче, и показал себя довольно безнадежным. Мое сердце не лежало к этому. Меня попросили выйти и пошататься вокруг вместе с другими отвергнутыми парнями, пока еще продолжался второй матч. На этом все и закончилось, подумал я. А затем услышал крик со стороны поля: «Эй, ребята. кто-нибудь из вас играл вратарем?» - заревел менеджер команды. «Да!»- закричал я и побежал в его сторону так быстро, как только мог, прежде чем еще кто-нибудь откликнется на его призыв. Один из двух голкиперов получил травму и не мог продолжать игру, и когда я занял его место и у меня это хорошо получалось, менеджер попросил меня прийти и на следующий отборочный матч неделей позже как резервного голкипера для того, которого высоко ценили. Этот третий отборочный матч должен был изменить мою жизнь. Я играл так хорошо, как никогда еще за всю мою карьеру. Команды серьезно не соответствовали друг другу, и я подвергался бомбардировке ударами со всех углов. Это был один из таких дней, когда, если бы я даже бросился в неверную сторону - мяч все равно отскочил бы от моей ноги. Выглядело так, что я не мог пропустил гол, даже если бы постарался. Что-то вмешалось в этот день, это уж точно, но лишь десятилетия спустя я смог оценить то, чем оно в действительности являлось. Я был выбран в команду вместо того вратаря, которого все считали беспроигрышным. На следующий год я играл за лейчестерскую до-15-лет команду, и профессиональны клубы стали стучать в мою дверь. Я записался в команду «Кавентри Сити», в то время состоявшей в высшей лиге, и оставил школу, чтобы зарабатывать свои деньги в точности с тем, как я и хотел. Я был профессиональным футболистом, как я всегда и знал - по непонятным мне причинам - что так оно и случится (Рис.11).

Случилось так, что моя карьера в футболе вскоре оказалась под серьезной угрозой — в 15 с половиной лет врачи обнаружили у меня первые признаки ревматического артрита. Она началась вмоем левом колене, вскоре прогрессировала до обоих колен и щиколоток. С годами, после окончания моей футбольной карьеры, боли и опухания проникли на мои запястья, руки и на все мои пальцы. Годами я отказывался «кланяться» вердикту врачей в том, что я должен прекратить играть. Просто потрясающе, оглядываясь назад, как это я продолжал успешно играть за «Ковентри» в течение четырех лет, несмотря на артрит, прежде чем мне было категорически сказано о том. чтобы я прекратил играть, иначе окажусь в инвалидном кресле. Мне было 19, когда я встретил этот вердикт, но все еще оставался решительным играть. Я перешел в другой клуб - «Херфорд Юнайтед», и насладился целым годом большого успеха, прежде чем буквально в течение одной ночи пришел всему этому конец. Артрит был очень болезненным в этот последний год, и ежедневные тренировки были агонизирующими, прежде чем мне удавалось разогреть свои суставы. Я хромал в начале каждой тренировки, и каждый день должен был приготовить какие-то оправдания, чтобы скрывать причину этого. Это мог быть мозоль или же судорога, или еще что-нибудь. Я понимал, что если в клубе узнают истинную причину, они начнут искать другого голкипера. Медикаменты и адреналин поддерживали меня во время игры, и я играл хорошо, а потому вопросы мне не задавались. Мы выиграли повышение в лиге. Я играл в профессиональном футболе в возрасте всего 20 лет, и некоторые, более серьезные клубы, начали проявлять ко мне свой интерес. Затем, в одну из ночей, я взглянул как-то на свои колени, прежде чем лечь в постель, и увидел, что опухоль на моем левом колене исчезла - впервые с моего 15-летнего возраста. Я приободрился и подумал себе: «Эй, а ведь я победил его!» На следующее утро, просыпаясь ото сна, я понял, что не могу дышать. Мне показалось, что прошел целый век, пытаясь вдохнуть воздух, и я подумал о том, что умираю. Я попытался растолкать свою жену, Линду, лежавшую подле меня, но не смог пошевелить даже мускулом. Дыхание внезапно восстановилось, я вновь ощутил свое тело и почувствовал, как все мои суставы свело в страшной агонии. Я не мог пошевелиться в постели, не говоря уже о том, чтобы ходить и, хотя боль и недостаток движений отступили через несколько дней - с футболом для меня было покончено навсегда.

Если взглянуть на случившееся с точки зрения Разума, с его единственной данной для человека «жизнью», для юноши было трагедией увидеть, как разрушилась его мечта. Печально. Не поймите меня неправильно, это действительно очень больно, но жизнь часто преподносит нам самые лучшие свои дары, будучи искусно замаскированными под видом наихудшего кошмара. Футбол дал мне то, что и должен был дать, и впереди замаячила следующая ступень моего «путешествия». И опять маленькое «я», «я» Разума не смогло разобраться, что так оно и есть. Для маленького «я», видящего только до следующего поворота реки, моя жизнь развалилась. Для большого «Я», истинного «Я», его было пройденным этапом. Футбол дал мне многое, и не только концентрацию и дисциплину, необходимые для личного прогресса, но также уверенность в себе и способность жить под тягостью ожидания с самого раннего возраста. Это придало мне эмоциональной силы, как и, в огромной степени, и артрит. Жить с почти постоянной болью - а с годами она все ухудшалась - вызывало непоколебимую волю продолжать движение во что бы то ни стало. Если вы способны жить с такой болью, когда даже одевание носков превращается в ежедневную агонию - все остальное выглядит мелочами. Окончание футбольной карьеры заставило меня также преодолеть огромное эмоциональное разочарование. и сделало новый вызов: искать ли мне теперь новую мечту, или же «развалиться» из-за умершей последней? Что ж, новую мечту, пожалуйста.

«Привет, добрый вечер и добро пожаловать»

Мне только исполнился 21 год: бывший профессиональный футболист, практически покалеченный артритом и, как я понимал, без каких-либо возможных навыков или специальности, чтобы зарабатывать на жизнь. Счастливые денечки. При такой крайней нужде я сделал то, что сделал бы каждый: я решил, что стану телевизионным ведущим. Я был интервьюирован во время «живой» ТВ-программы насчет окончания моей футбольной карьеры, и мне полностью понравилась эта атмосфера и идея вообще. Это мне подходит, подумал я, и определил своей целью презентацию программы ВВС «Грэнстэд» - самого большого и лучшего спортивного шоу на британском телевидении. Эта идея выглядела еще более смехотворной, чем мое стремление играть в футбол для выживания. В профессиональных командах насчитывались, по крайней мере, сотня вратарей, а вот телевизионных ведущих можно было пересчитать по пальцам одной руки. И теперь наш парень, которому нравится уединенность и анонимность, захотел вдруг стать телевизионным ведущим передачи. Странно, но какая-то сила снова и снова толкала меня вперед, и я знал, что именно так у меня и получится. Вся моя жизнь была такой. Как только закрывается одна дверь, начинает пробиваться лучик света сквозь приоткрывшуюся другую. Это вроде ходьбы в лабиринте, с некоей силой - Сознанием - проводящей меня сквозь его путаницу. До 1990 года я считал, что просто следую своим «амбициям».

Мне было сказано, что путь в теленовости и спорт должен пролегать через работу в газетах и на радио. Имелась еще одна проблема, однако. Без академической квалификации какой угодно формы не так просто было бы найти газету, которая приняла бы меня на работу. Поработав в медиасредствах и пронаблюдав их «снаружи», я могу безошибочно констатировать, что академическая квалификация ни в коем случае не служит мерой образованности. И не придает вам способностей быть компетентным журналистом. Но прохождение экзаменов свидетельствует о том, что вы успешно прошли сквозь машину индоктринации, и это все, что от вас требуется Системе. Как бы то ни было, а я все таки получил работу, по «случайности» (а случайностей не бывает), в своем родном городе Лейчестере. Это была еженедельная газета по названию «Лейчестер Адвертайзер», и читали ее исключительно те, кто ее печатал. Если бы ее тиражирование было бы человеком, его следовало бы подключить к аппарату жизнеобеспечения.

Я получил эту работу, потому что никто больше не хотел ее, но вскоре я уже передвигался среди синхронно открывающихся-закрывающихся дверей, позволивших вывести меня на радио и телевидение.

Я работал корреспондентом и диктором региональных и национальных известий ВВС, прежде чем в 1982 году стал национально-известным телеведущим на «ВВС Телевижн Спорт» - та работа, на которую я был нацелен все эти годы после того, как окончилась моя футбольная карьера. Помню, ехал на ВВС весь в слезах в тот день, когда я впервые представил «Грэндстэнд» - мою цель с темных времен моего 21-летнего возраста. Это не имело ничего общего с ведущим телешоу; это было связано с достижением задуманного, когда моя жизнь и здоровье являлись полной разрухой (Рис.12). Мой отец привык говорить мне, что ты никогда не закончишь, прежде чем не скажешь себе, что закончил, и не важно, что могут сказать другие. Я буду вспоминать эти слова много раз в последующие годы. То, что он говорил без ведома о том, что говорил глубокую истину - это то, что мы сами создаем себе свою собственную реальность. То, что мы считаем, является реальностью проявит себя как прожитая реальность. Глобальные манипуляторы используют это с большим успехом.

«Политик» (poli - много, tick - клещ, кровососущее создание)

Вскоре после того, как я добился осуществления своей давней мечты работать на телевидении, эта работа потеряла для меня свою привлекательность. Я нашел телевидение глубоко неискренним миром, полным безответственными, часто бездушными, а порой и злобными личностями.

Они привыкли поговаривать, что, дружески похлопывая вас по плечу, они мысленно дают вам пинка в зад. Были и есть, конечно, многие исключения, но их не встретишь на высших уровнях. Чтобы занять последние, надо без зазрения совести растаптывать одних или лизать задницы другим, а чаще всего - и то, и другое. Через несколько лет мне уже хотелось уйти, и с точки зрения моего маленького «я» могло показаться, что я никогда и ничем не был доволен, и постоянно перелетал с одного места на другое. Я и сам иногда подумывал об этом, а также (я уверен) и Линда, моя невероятно поддерживающая в течение 29 лет жена. Линда уже привыкла к овладевавшей мной жажде новых приключений всякий раз, как цель предыдущего была достигнута. Она была очень важна для меня в моем «путешествии», и остается ею и по сей день как владелец компании, публикующей мои книги. Лучшего друга я никогда не имел и желать не желаю. Люди приходят в нашу жизнь не случайно. Они здесь толи для того, чтобы поддержать нас, толи дать нам возможность посмотреть на себя совершенно другим образом. Часто последние называются в английском языке «болячкой в заднице». Да, они могут выглядеть такими (я и сам выполнял обе роли), но они могут быть важными в репрограммировании от доминирования Разума, заставляя вас увидеть те аспекты в себе, которые нуждаются в удалении, и указывая вам новое направление. Посмотрите на тех людей в вашей жизни, которые делали вам «вырванные годы». Был тогда разговор о вас? Так, примите это к сведению, а также то, изменили ли они отношение к вам с тех пор, или ушли из вашей жизни.

Я проработал на Би-Би-Си, не столько душой, сколько телом, еще восемь лет, но мысли мои занимало совсем другое. Я с детства любил «природу», или то, что теперь принято называть «окружающей средой». Я мог часами колесить на велосипеде по окрестностям Лестера, наслаждаясь красотой и одиночеством. С приближением 1980-х годов, охрана окружающей среды казалась мне едва ли не центральной в моей жизни. Я начал с движения по защите природы на острове Уайт, к югу от побережья Англии, где я прожил почти 30 лет; но я понял, что без разницы, какими бы хорошими ваши аргументы ни являлись в вопросе окружающей среды, или в другом, единственное, что имело значение - это количество рук в воздухе на местных митингах Советов, где проводилось голосование. Если большинство не на твоей стороне, твое тысячу раз правое дело обречено на провал. Я также начал понимать, что результаты каждого голосования еще до выноса вопроса на «обсуждение» депутатов предопределяются на заседании местной масонской ложи. Начинал вырисовываться следующий этап моего жизненного пути. Я решил, что природе нужен представитель в местном совете, и так началась, если можно так выразиться, моя карьера в политике. Что было дальше — еще один пример влияния некоей невидимой силы на мою жизнь. Я не был членом ни одной из ведущих политической партий, поскольку не доверял ни одной из них. Вместо того, в 1988 году я записался в малоизвестную тогда Британскую Партию Зеленых, которая ставила защиту окружающей среды центром своей политики.

Они прислали мне некоторую информацию, которая выглядела разумной, и в ответ я отправил им членский взнос и начал организовывать общественные собрания, чтобы основать на острове Уайт отделение Партии Зеленых.

События начали очень быстро развиваться. Через пару недель региональный комитет партии попросил прислать представителя от острова Уайт на их очередное заседание. В конце заседания объявили, что их региональный представитель убывает, и им нужна кандидатура для его замены. Когда никто не захотел этой работы, я сказал, что я займусь этим, и даже при такой ситуации двое человек проголосовали против меня! Думаю, они верили, что телевизионщик не может быть «зеленым». Тем не менее, двумя неделями позже я очутился на моем первом заседании национального Совета в здании возле Регент-парка в Лондоне, и нашел его переполненным демагогами, способными говорить об Англии часами, и никогда не прийти к какому-либо заключению. Мне стало совершенно ясно, почему Партия Зеленых в британской политике не играет никакой роли. Перед самым обедом председатель сказал, что партии требуются пресс-секретари, или «спикеры партии», как их принято называть у Зеленых, чтобы представлять партию в средствах массовой информации в будущем году, и попросил предоставить кандидатуры после обеда.

В перерыве ко мне подошел человек и сказал, что было бы неплохо, если бы партию представляло широко известное в прессе лицо, и спросил, не интересует ли меня этот пост. Я ответил: «Окей, я попробую».

Через час с небольшим я был избран национальным спикером британской Партии Зеленых. На тот момент я состоял в ней считанные недели (Рис.13).

Мое назначение совпало со всплеском интереса к состоянию окружающей среды, вызванным серией вечерних телепередач о массовой гибели тропических лесов и последствиях загрязнения. К лету 1989 года эти проблемы оказались в центре общественного внимания, а вместе с ними и Партия Зеленых. На выборах в Европейский Парламент мы получили 15 % голосов, хотя до этого редко набирали больше одного. Из пустых залов пресс-конференций партия и ее официальные спикеры вдруг выдвинулись на первые страницы газет и на передний план политической сцены. Партия зеленых состоялась, но, как оказалось - ненадолго. Внутри партии разгорелось противоборство между «фундаменталистами», считавшими, что нельзя поступаться основополагающими принципами движения, и «реалистами», которым успех вскружил голову и они настаивали на удалении из программы пунктов, мешающих росту популярности партии. Сам я был «фунди- реало», что означало - я уважал ценности, но представление их общественности более эффективным способом. Я написал книгу под названием «Так не Должно Быть» с мыслью об этом. Я обрисовал такими словами политику Партии Зеленых, которые были бы понятны народу без всякого там «природо-жаргона», который я слышу каждый раз. Я до сих пор согласен с некоторыми положениями той «программной» книги, но, по мере моего пробуждения в мире, каким он является в действительности, я видел, что целью создания «зеленого движения» было использование и «изобретение» проблем окружающей среды, как оправдание для наступления системы глобального контроля. Великая Ложь о вызванном человеком «изменении климата» является первым тому примером. От внутренних раздоров в среде «зеленых» меня тошнило, особенно после того, как стало ясно, что то, что Партия Зеленых объявило «новой политикой», на самом деле являлось еще одной версией старой политики со всеми ее старыми методами, манипуляциями и реакциями. Основанная как вызов системе, Партия Зеленых в итоге встала на ее сторону. Много раз сообщалось о том, будто меня исключили из партии за то, что сегодня разворачивается в моей жизни, однако в действительности я просто не возобновил свое членство, когда увидел, что «зеленые» не собираются ничего менять. Другая причина, по которой я через несколько месяцев перестал работать в партии, заключалась в том, что со мной начали происходить очень странные вещи; я сознавал, что, рассказывая о них публично, вызову против себя волну насмешек, и не хотел, чтобы по ассоциации от них пострадали «зеленые».

Я достиг самого поворотного момента в жизни моего Разума, и то, что я перенес до сих пор, должно было стать важным в приходящем периоде. Когда я оглядываюсь назад с сегодняшней перспективы, я вижу, до чего идеально все это выглядело: «плохие» и «хорошие» периоды жизни. Это не более, чем ярлыки, происходящие со стороны Разума, который видит все как двойственное и поляризованное, тогда как Сознание видит во всем единство. «Плохие» периоды так же важны, а часто - даже больше важны, чем «хорошие». Все они есть нити, из которых соткано полотно под названием «жизненный опыт». Все это мне необходимо было познать и понять для предстоящего, и я нуждался в эмоциональной стойкости, столь важной для моего выживания в следующей стадии. Ничего этого я тогда не знал, но об этом знало мое большое «Я», и оно прекрасно все отработало. Я пережил и преодолел эмоциональную травму от разрушения артритом моей мечты стать профессиональным футболистом. В поисках лечения я познакомился с китайским искусством иглоукалывания и впервые увидел, что человек — это нечто большее, чем просто тело. Игра при таких болях породила решительность преодолевать трудности и продолжать идти, несмотря ни на что. Журнализм показал мне, как работает медиа, и до какой степени манипулируются «новости». Я способен был увидеть, как структурированы средства массовой информации для соответствия официальной версии событий, и чтобы не подвергать сомнению или расследовать официальную картину реальности. Я увидел, что в большинстве своем журналисты — это наименее информированные, самые несвободные и совершенно неспособные самостоятельно мыслить люди. Как могут они объективно писать о том, что действительно происходит в мире, если они не имеют об этом никакого понятия? Журналистика является вульгарным творением Разума. Подавляющее число журналистов намертво застряли в Разуме и подают свои репортажи из этой позиции. Любой, кто живет вне этой крохотной коробки - немедленно подвергается осмеянию или осуждению. Фраза, увиденная мною, гласит: «Танцующие выглядят сумасшедшими для тех, кто не может слышать музыку». Журнализм позволил также мне, ввиду ограниченности газетной площади, развить способность писать сжато и общаться с аудиторией, используя целый спектр знаний в отношении вопроса. Моя телевизионная карьера предоставила возможность взглянуть изнутри на манипуляции, технологии и порой невероятную посредственность как на экране, так и вне его. Известность на всю страну тоже сослужила мне добрую службу — когда придет время для моего сознательного пробуждения и я смог заглянуть за пределы иллюзии - обо мне вокруг заговорили. Поработав в Партии Зеленых, я смог взглянуть на политику изнутри и убедился, что главное в ней власть, а не принципы, при этом вывеска на двери не имеет значения. Я увидел, как многие политики, противостоявшие друг другу и обвинявшие друг друга во время публичных «дебатов», находятся в намного приятных отношениях между собой в личной жизни.

Мой жизненный опыт пока дал мне все необходимое для того, что мне потребуется в ближайшем будущем и, Боже мой - в том, что должно было случиться.

Что Происходит, Дэйви?

«Если вы хотите сказать людям правду, заставьте их смеяться, иначе они вас убьют».

Оскар Уайльд.

Я начал замечать вокруг себя странные вещи в 1989 году, когда писал книгу об охране окружающей среды под названием «Так не должно быть». Писал я быстро, иногда по целой главе в день, и вечером, перечитывая написанное, удивленно думал: «Откуда это взялось?» и «Я не помню, как я это писал!» Как будто я писал все это во сне. Когда я был один в комнате, было ощущение еще кого-то рядом, и такое продолжалось месяцами. Как -то, в начале 1990 года, я сидел на краю кровати в номере гостиницы в Лондоне, и ощутил это присутствие настолько явственно, что воскликнул вслух: «Если вы здесь, подайте какой-нибудь знак, а то я скоро полезу на стену!»

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: