Записки молодого ответсдатчика
Посвящается моей жене Елене, мудрой и прекрасной, и моим дочерям Марианне и Регине, баскетболисткам и самым замечательным девушкам на свете! СТРАСТИ ПО ВЫСОЦКОМУ Я вышел ростом и лицом - Но на начальника попал, В. Высоцкий «Кругом пятьсот…»
…Я лежу на спине, ноги в чёрных валенках неестественно согнуты под прямым углом к подбородку, всё это облачено во флотскую доху, свисающую с беспомощно подогнутых ног. Ног я не чувствую – не чувствую ничего ниже пояса, но мне не больно – и это страшнее всего. Я в движении: меня тащит вахтенный, вернее, волочёт на спине за шиворот по крыше рубки, обвязав канатом под мышками поверх тулупа. Сам вахтенный тоже обвязан какой-то верёвочной принадлежностью такелажа – я мучительно пытаюсь вспомнить курс специальной инженерной подготовки по бегущему такелажу, кажется, на военно-морской кафедре ЛЭТИ – и, кроме каких-то рангоутов и шпангоутов, в мою отмороженную голову в чёрной шапке «з ушми» с краснофлотской звёздочкой ничего не приходит. Вокруг звенящая от сорокаградусного мороза тишина, дыхание и моё и вахтенного со свистом вырывается из обледеневших ртов – у меня, к тому же, обмёрзшие усы, как у моржа – но, сознание предательски начинает мутиться, перед тем, как окончательно покинуть бренное тело, и я, отчаянно цепляясь за его редкие незамутнённые осколки, начинаю лихорадочно и мучительно вспоминать, с чего начинался этот бредовый военно-морской кошмар… · Проводили старый и встретили новый 1973-й у меня дома: какая-то сборная компашка из «мухинки», девушка, которая осталась у меня, давно исчезла среди ночи, честно взяв только на такси и предусмотрительно сказав: «Не провожай, я сама, как-нибудь позвоню…». Не спалось, но чувствовал я себя прилично – сказывалась северодвинская закалка начинающего ответсдатчика госзаказов, уже многократно проверенного на толерантность к «зелёному змию» в условиях Крайнего Севера - и тут раздался телефонный звонок. Посмотрел на часы – 5.30 – первое января, какого чёрта? – проковылял к телефону, там строго так: «Товарищ Ингвар, Игорь Васильевич? Работаете ответственным сдатчиком на «Электроприборе»? Даю Вам 10 минут, внизу машина. С собой взять шмуток на 3 дня – летите в командировку на родной заказ» - «Но он же в морях!» - «Молчать – враг не дремлет, забыли? Жду внизу». Чёрная «Волга», чтоб я так жил, дверцу открыл вылитый Азазелло, только вместо кривого клыка – фикса – я таких ребят называю «с-котлеткой-подмышкой» - взгляд пронзительный, как у Достоевского на петрушевцев перед гражданской казнью. Вначале в «контору», к особистам ВМФ, они просветили, что к чему: АПЛ моя родная на боевом дежурстве плёнку какую-то зацепила в морях на оптику – я ответственный сдатчик гиро-оптико-телевизионного канала АНС – астрономической навигационной системы наведения баллистических ракет АПЛ. А это потеря боеготовности, и её, родную мою, аккурат приказом Министра обороны с БД сняли и в Оленью губу №2, что за Сайдой-губой, на рейд сдаточной базы и судоремонтного завода «Нерпа», поставили. Вот туда путь мой и лежит – курс проложен и утверждён Главштурманом Краснознамённого Северного флота, КСФ по-нашему. А теперь летим в нашу «шару» на Петроградской, там уж ждёт-не дождётся руководство институтское - хвосты поджали, ноги трясутся и скулят они от ужаса – мы ведь исполнители и ответчики перед ВМФ МО на всю оставшуюся жизнь. Мимо охраны бегом в наш отдел, где я разработчиком-молодым специалистом после ВУЗа постигал премудрости построения системы астрокоррекции АПЛ по звёздам в ночное и дневное время суток. Лишних всех Азазелло выгнал за ненадобностью, остался системный инженер-исследователь Быстров Евгений Николаевич, царство ему Небесное – 20 лет сталинских лагерей, в т.ч. числе в «шаре» на Северном машиностроительном предприятии – СМП - в Северодвинске, тогдашнем Молотовске, будь он проклят – он же и профи по антиплёночным жидкостям всех мастей, о молекулярном строении которых, кстати, мало что до сих пор известно. Был доставлен также оптик-механик, почти трезвый, с персональным разрядом, с нашего экспериментального завода - пусть он останется безвестным – почему, поймёте позже. Евгений Николаевич приготовил несколько стеклянных бутылей с притёртыми пробками, все аккуратно были подписаны его идеальным почерком, и всевозможные тампоны, марли, бязь и замшу всех мастей и размеров. Пустился в объяснения, впрочем, очень доступные, как умеют доносить знания для малообразованной публики только очень высокообразованные люди. Пояснил регламент ремонтных работ: плёнку с оптики будет смывать механик наверху на рубке, на «голове», в которой и смонтирована оптико-телевизионная система. На крыше рубки будут открыты два люка: один, ведущий в центральный пост, и люк, через который и выдвигается «голова», сидящая на гировертикали. Механику надо будет, обвязавшись тросом, вылезти из первого люка, дойти с десяток метров до выдвинутой на уровень рубки «головы», опустить ноги между шаром «головы» и краем люка, сесть на край обшивки лодки, а затем медленными вращательными движениями пытаться стирать плёнку буквально по миллиметру с помощью жидкостей из бутылей, подбирая тип жидкости экспериментально. Результат будет виден по постепенному исчезновению «радужки» плёнки. Работать можно только голыми руками, чтобы не поцарапать просветлённую оптику телескопа. После того, как плёнка, предположительно, всё-таки исчезнет, механику нужно добраться до центрального поста, а я из штурманской буду проверять работу системы во всех режимах в присутствии военпредов с составлением и подписанием приёмо-сдаточной документации. Так всё должно было быть априори, в теории, а в действительности всё произошло иначе… Человек «с-котлеткой-подмышкой» домчал нас до Ржевского аэродрома, там ждал то ли «Ли-2», то ли «Ил-14», то ли «Дуглас» со звёздами, но взлетел он моментально и уверенно взял курс на Мурманск. Из Мурмашей нас доставили на Мурманскую ВМБ, оттуда торпедным катером для ускорения процесса прямым ходом до пирса «Нерпы», где нас и забрал вахтенный офицер с нашей субмарины. Время было позднее и нас определили в уже знакомую мне по прошлогоднему визиту в Оленью донельзя разграбленную плавучую гостиницу когда-то финского производства с жуткими условиями проживания – «зиндан» по-тамошнему – где из многочисленных патрубков тебе в грязную койку со старым бельём поочерёдно то капало горячее машинное масло, то лилась холодная вода. Оптик-механик куда-то сбегал и с радостным ржанием сообщил мне, что встретил корешей с ЛОМО и «шила» у них «цельная канистра» – приглашают, стал быть. Я отказался и предупредил весёлого стеклодува, что завтра работать придётся ясной головой и не трясущимися руками, на что он мне радостно проблеял: «Начальник, я по-быстрому обернусь – стакан чистяка, от силы два разбавленного – и я готов служить матери-Родине в лучшем виде, ведь мы питерские – ребята устойчивые!». Я лёг, спал плохо, а под утро остекленевшего оптика приволокли ломовские гегемоны и с гиканьем кинули в койку. Утром - про подъём и мордобой для приведения в вид божеский стекольщика умалчиваю – козёл с персональным разрядом заблевал полшлюпки, пока к лодке шли, хотя волны не было. Было очень холодно, мороз сырой, с сильнейшим пронизывающим ветром, но ни облачка в полярной ночи не просматривалось - и звёзды, были видны звёзды и красавица наша Полярная, венец Ковша Большой медведицы! – и другие всех величин и яркостей согласно Морскому астрономическому ежегоднику россыпью – только работай по небу без дымки, работай, лишь бы оптика была чистая. По трапу в центральный – поздороваться с комсоставом дежурным и военпредами, родными уже ставшими за время сдач и испытаний - пока стеклодува трясущегося матросы в доху и валенки облачали, поднялся на рубку – красота, всполохи зелёные на горизонте, лодка прожекторами вся подсвечена, только вниз лучше не смотреть, о чём я и проорал высунувшемуся из люка горе-оптику – какое там, он за борт взглянул, глаза закатил и вниз по трапу рухнул – я за ним, в чувство его матросы привели известным способом, и заорал он благим матом: «Вешайте, бля, четвертуйте, бля, увольняйте, бля, к бениной матери, а наверх я работать не полезу!». А я вахтенному рядовому составу и говорю: «Братцы матросы, принесите мне штаны ватные, валенки, варежки, ушан и доху-тулуп, а то этот прохвост казёнку свою всю опять заблевал – работать наверху я буду, а этого изменника Родины пусть хоть трибунал, хоть тройка выездная судит по законам военного времени за подрыв боеготовности страны моей родной многострадальной!». Сказал и давай вахту от предателя Родины оттаскивать, чтобы не превратили они его в макароны по-флотски своими говнодавами стопудовыми. Обвязали меня канатом и полез я наверх, а наверху ветер штормовой с ног валит – не дойти до «головы» больной родимой – я уж и так и сяк, и ползком на пузе, и на спине, валенками отталкиваясь, и раком, извините за выражение – исхитрился всё-таки, дополз до «головы» и ноги в люк свесил – главное, вниз, за борт, не смотреть - акрофобия у меня врождённая, знаете ли. Ну, всё: понеслась душа в рай – бутыль наугад из котомки заплечной брезентовой достал, бязь, ветошь всякую, рукавицу снял, лицо ею растёр, чтоб не сильно обморозиться и стал эксперименты антиплёночные проделывать, как бывший зек Быстров учил. И чтобы вы думали: долго ли, коротко ли – часа за 3 – 4 примерно, поменяв и выбрав из трёх одну бутыль с «живой водой», микрон за микроном сходить стала плёнка проклятая, империалистами на нашу оптику просветлённую намазанная, исчезла «радужка» буржуйская и следа не оставила! Ну, думаю себе, пора грести к родным берегам, хотел с обшивки приподняться, а ног нет как будто, ничего не висит ниже пояса и пошевелить нечем. Я в ларинги кричу вахтенному, чтобы тянули меня за канат, поперёк меня обвязанный – какое там, сижу в люке, как пробка в шампанском. Приполз матрос с центрального, обвязал вторым канатом, за шиворот выдернул из люка – я задом в тулупе примёрз к обшивке оказывается – и поволок меня сантиметр за сантиметром, ноги мои согбённые и отмороженные, неестественно вверх задранные, особенно не раскачивая – бортовая качка для них, бесчувственных, самая опасная, можно и за борт сигануть – волоком меня к центральному. Тут я чувств, как девица институтская и лишился, но просветленье ангельское ухватил за крыло серафимово и вспомнил всё, что положено. А дальше быстро всё происходило: в центральном врач ждал с матросиками поздоровее, меня раздели быстренько, нашатырь под нос сунули, и, не взирая на вой мой отчаянный и стенания, под указующие причитания врача, что, мол «трите к хрену, всё пройдёт!», меня голого, на брезенте разложенного, суконкой спиртом растёрли до крови и попытались зелье лечебное в нутро влить, но я воспротивился отчаянно-героически, и, одевшись, вертикально-стоически к военпредам и дежурной смене в штурманскую отправился, там мы все режимы прокрутили с ГОТКом – гиро-оптико-телевизионным каналом родным нашим - и я телефонограмму командующего КСФ на имя Министра обороны – копия Главкому ВМФ – среди многих присутствующих тоже подписал. А потом лепила меня всё-таки ухватил за ухо отмороженное, к себе приволок и мы с ним «шильцом» по полной оттянулись, и спал я у него в медпункте часов несколько. А утром систему ещё раз с военпредами прокачали для себя уже, на всякий случай, и актами неофициальными задницы свои многострадальные прикрыли, тоже на всякий случай. А потом мы с военной приёмкой и с комсоставом в полном объёме выступили, как ансамбль военной песни и пляски имени Александрова, а я в роли запевалы солировал в арии «А всё-таки мы сделали это» и все плакали и кричали, что меня к ордену, ну или там к медали, в крайнем случае, но всенепременно в Кремле наградить надо. А потом я опять в забытьё впал и очнулся как следует только в квартире своей, глаза открываю, а рядом с кроватью топтун мой, Азазелло ненаглядный сидит и говорит: «Что-то много вы, инженерА запредельно-интеллигентные, по пьяни болтать начали, пора опять гайки подкручивать!», а сам хмыкнул, посмеиваясь и говорит: «А ты ничего, мужик правильный, мо быть, я бы с тобой за языком сходил… в ближайший магАзин!» и исчез, только дверь захлопнулась. Ну, а я через пару дней с новой бригадой на Дальний Восток улетел, а когда меня об оптике-механике спрашивали, говорил, что он героический парень и вёл себя соответственно – чего топить мужика, у него, говорят, трое детей, у дурака. «Конец простой: пришел тягач, и там был трос, и там был врач, и МАЗ попал куда положено ему. И он пришёл - трясётся весь, а там опять далёкий рейс, я зла не помню, я опять его возьму...»
∞ ЗА ТРЕТЬИМ КОНТУРОМ БЕЗОПАСНОСТИ
«...нужно было восстанавливать страну в окружении как внешних так и внутренних врагов и Сталин был просто хорошим менеджером, а все остальное это перегибы на местах, в конце концов Голодомор устроили куркули» Типичная публикация постсоветских СМИ.
…И вот, после окончания всех испытаний АПЛ «Буки-Мурена» №1, первая в серии после «Азиков-Иванов Вашингтонов» во втором поколении подводных отечественных ракетоносцев, испытаний тяжелейших, мыслимых и немыслимых, всех их почти, как казалось, не выполнимых, и сверх многочисленных: и на твёрдом основании, и швартовных, ходовых надводных и подводных, в комплексе всех систем и по отдельности каждой, после стрельб удачных и не очень из надводного, а потом, всё-таки, на «отлично», из подводного залпом в заданный район в сторону Камчатки, как водится, поставили родной мой заказ головной на боевое дежурство, сменив сдаточную команду на боеподготовленную, специально обученную, а нас - главных строителей, просто судостроителей, ответсдатчиков, бригадиров всех мастей и простых работяг, но особо отличившихся при строительстве «Букашки» - собрали в конференц-зале Северодвинского машиностроительного предприятия, головного предприятия Минсудпрома. И выступал там и министр тогдашний Минсудпрома с 1965 года Борис Евстафьевич Бутома, и главный строитель, при испытаниях на глубину на полуторный за предел вместе со всеми спускавшийся, и все конструкторы, герои и орденоносцы ленинские и сталинские, и герои-подводники последних войн, поздравили они всех присутствующих и уже безвременно отсутствующих и погибших на этом заказе, и Гендиректор СМП зачитал список тех, кто должен внизу в холле построиться для особого поздравления. Построились мы, и взошёл в зал Устинов Дмитрий Фёдорович, будущий министр обороны СССР, а тогда все новые АПЛ курировавший, и члены ЦК вместе с ним, в далеко, правда, не полном составе, тоже взошли, значится - поздравил и руки всем пожал – у нас многие потом руку правую неделю не мыли – и пригласил к столу, по-царски накрытому по такому случаю. И я там был, мёд-пиво пил, по усам текло и в рот много чего попало! Долго ли, коротко ли отходняк после праздников длился, но выходить на работу нужно и появился я у контрагентов премию на себя и на бригаду получить, и выходит ко мне начальник контрагентский и говорит, что, по высочайшему повелению, помимо вознаграждения денежного, могу я с бригадой ещё чего-нибудь испросить, но в пределах разумного. И я излагаю ему мечту мою, с первого дня пребывания в Северодвинске взлелеянную – побывать в Музее истории города, расположенного на территории «Севмаша», за третьим контуром безопасности. Что ж, говорит большой начальник, если это всё – готовь списки группы экскурсионной. Нет, говорю, для себя лично прошу откомандировать меня на Дальний Восток в качестве ответственного сдатчика. Ну и нахал ты, Васильевич, молвил бугор, но просьбу твою руководству двух заводов и Главштурманам двух флотов передам, мы тебя вызовем для оглашения решения высочайшего, а пока иди работай на благо Родины. Дней через несколько вызвали, но уже в дирекцию Севмаша, и излагают высоким штилем, что, мол, работу ответсдатчиком на Дальнем Востоке ещё заслужить нужно, посему отправляйся-ка ты, товарищ Ингвар, на полгода в Гремиху в группу гостехнадзора - ГГТН по-нашему – разрабатывать и оформлять новую эксплуатационную документацию – ЭД - на новое поколение ГОТКов ракетоносцев, а то головной экземпляр нового поколения АПЛ уже на боевом дежурстве, а ЭД на него нету. Да ты, Василич, не переживай, технологию производства реакторов из Ижоры в Хабаровск только-только передавать начали, а ещё обучить хабаровчан нужно, а это не один месяц, зато попадёшь ты в аккурат к началу закладки головного образца такой же «Буки»-«Мурены», как в Северодвинске. Ну, как – по рукам? По рукам, говорю, а в музей когда? Да хоть завтра, улыбаются, списки утвердили уже… Так попал я в музей сверхсекретный, но с маленьким отступлением: в бригаде у меня появился новый механик-регулировщик гировертикали – «гинеколог», по-нашему - Кадан Юрий Семёнович, прошу любить и жаловать, а предшествовала этому заурядная бытовая драка – дал Юрка в глаз начальнику нашей сдаточной базы, что бы тот больше к нему в тумбочку ночью за спиртом не лазил, и грозило Семёнычу увольнение по статье, но вступился за него его ответсдатчик - мой дружок Валька Мельников, сгоревший потом в торпедном отсеке на испытаниях в Баренцевом море, царство ему Небесное. Перетёрли втроём, и взял я к себе Кадана Ю.С. на несколько лет, как потом выяснилось, на очень, мягко говоря, необычную работу. Было ему почти 50 лет, и казался он мне, двадцати пяти летнему, древним стариком, таким музейным экспонатом. Но говорит мне Юрий Семёныч: «Имеются у меня, Васильевич разлюбезный, таланты необыкновенные, к примеру, на хозяйственном поприще: я бригаду нашу с тобой накормлю, напою, спать мягко уложу и обстираю, еже ли они по пьяни испакостятся. На Дальнем Востоке ты мяса и овощей днём с огнём не сыщешь, а тут я тут как тут – всех торговок на рынках знаю от Комсомольска до Большого Камня! Но и это ещё не всё – ты военпредов с Дальнего не перепьёшь, они нашим с Северов форы сто очков дадут, а я тебе и здесь в помощь, опять же у меня два блокнота с анекдотами военно-морскими, бери меня – не пожалеешь!». И взял я его в бригаду и никогда не пожалел: был он мне, как брат названный, как верный мой спиртоносец Санчо Панса. Проверили на КПП перед музеем всю мою бригаду по списку и завели на музейную территорию за колючую проволоку, там нас экскурсовод встретила, такая дама, вся из себя в буклях седых, внешности интеллигентнейшей – предки её из коренных ленинградцев, все на зоне северодвинской ранее срок отбывавших – и провела она экскурсию, самую запоминающуюся и страшную в моей жизни, я ведь потом в Камбодже был в тамошнем мемориале жертвам Полпота – и сравнить нельзя, хотя такое сравнение тут явно неуместно! Тундра, вечная мерзлота, летом гиблое болото, и за два (!) года зека здесь самый большой в мире то время эллинг для эсминцев сбацали! Прощается она с нами, наш Харон царства мёртвых ненаглядный, и спрашивает задушевно так: «Мол, может какие вопросы возникли?», а Юрка мне шепчет: «Отпускай бригаду срочно!», я и говорю своим, что бы подождали на выходе у поста ВОХРы – список ведь у меня. А Юрка книксен какой-то перед ней проделывает и, в глаза глядя со значением, спрашивает задушевно так: «Сколько?», она в ответ «Называйте цифру…», он: «Двести!», она: «Мало!», он: «Триста!», она: «Много!», он: «Спасибо Вам!» и в пояс поклонился. …А потом за бутылкой в гостинице Юрка сказал мне, что положил здесь Сталин и его палачи 250000(!) - двести пятьдесят тысяч человек! - в землю вокруг Северной Двины за два года, а потом после войны утроенными темпами кровавую мессу продолжил, благо с фронтов кое-кто вернулся всё-таки, да и из плена тоже! Ну, а я на побывку в родной город отбыл, а оттуда в Гремиху, Эдем северный…
∞
300 СПАРТАНОК Восставшие, готовые до боя, А. Корица «300 спартанцев» (орфография и стилистика автора сохранены полностью)
…Гремиха. Раньше в этом городе жили 300 тысяч человек. После того, как оттуда ушел флот, осталось всего 10 тысяч. А в мои времена жизнь там кипела: прикомандированные и военспецы со всего СССР ковали ядерный щит Родины в полном объёме, «без дураков», как говорится, о деньгах почти никто не думал, а платили очень прилично – за год на машину можно было сколотить – такой показатель уровня жизни тогда бытовал. Для группы ГТН были созданы особые условия: селили не в гостиницах, а в отдельных квартирах, поблизости от места работы, а в конторе мне личный кабинет предоставили с персональной машинисткой – компьютеров тогда не было – рядом с секретной частью. Ну, с удобствами для всех было по-разному: кому горячая вода в квартиру отдельную, а кому из барака за пиленным пресным льдом с утра в очередь. Кормили на убой по лётной норме, бассейн с тренажерным залом в конторе прямо в полуподвале – только укрепляйся – столовая ресторанного типа с официантками, если лётного пайка не хватило – только заказывай, можно и официантку на вечерок. При таком режиме работы интенсивном иногда и на сон восьми часов официально отведённых не всегда хватало. Попал я туда осенью, уже завьюжило – гиблое дело для людей к Северам не привычных – на улицах от дома к дому, от барака к бараку леера растягивали, чтобы в пургу не сгинуть. Ходить рекомендовано было группками по 2 – 3 человека, но всё равно у капвторанга, сына коменданта нашей испытательной базы на Ладоге Лемешева, капраза в отставке, ребёнок шестилетний пропал, и, как не искали, только к лету, когда наст подтаял, тельце, собаками объеденное, нашли. Трудился не покладая рук и головы – всё было ещё на уровне первого поколения АПЛ запущено до нельзя – а эксплуатационная документация вещь тонкая, особых знаний и технической не только эрудиции, но смекалки и интуиции требующая. Наступал очередной новый год, а конца и краю работе не предвиделось – каждый паспорт, каждую инструкцию на Большую Землю переправляли наверх на «правку-утверждение-переутверждение и пере-переутверждение», а потом опять в ГГТН на исправления в соответствии с новыми распоряжениями и циркулярами по ведомству, и так по кругу многократно. Новогодние праздники неизбежно подступили всё-таки - я встречать новогодний вечер в кругу сослуживцев, по большей части семейных, отказался, ужин с лёгкой выпивкой заказал домой, а официантка молоденькая из соседнего общежития – чтобы не провожать в ночь-полночь – согласилась трапезу праздничную собой украсить, но вот, наконец, «окончен бал, погасли свечи», я проводил, всё-таки, девушку до дверей барака, пожелал спокойной ночи. Вернулся, скинул тулуп, валенки, прилёг на диван, почему-то вспомнилась весёлая после новогодняя история начала 1972 года в бухте сдаточной базы «Нерпа»… …Наш заказ родной «Буки-Мурена» №1 зашёл в Оленью губу подремонтироваться немножко, подкраситься изнутри и резину подклеить снаружи – да будет вам известно, что снаружи большая часть современных АПЛ оклеена специальной резиной, улучшающей гидродинамические и противошумные качества субмарины – для чего в бухту сразу после новогодних праздников пригнали баржу на буксире, а с ней 300 малярш расконвоированных – не путать с «тремястами спартанцами»! – загруженных по самые кошёлки спиртным всех весов, размеров и крепости. В бухте тогда, кроме зендана плавучего, о котором я упоминал ранее, и нескольких буксиров спецназначения, стоял большой корабль зенитного охранения «Иван Колышкин». Про численность его экипажа и иные ТТХ можете прочитать в «Википедии», если любознательны от природы. Расселили малярш на четвёртой палубе плавучей развалины, но забыли снять сходни между «Колышкиным» и зенданом и, малярши стали, естественно, показывать матросикам стриптиз немудрёный, через иллюминаторы, а те в ответ доказывали, что «матросы те же дети, только с большими хренами!». Расклад «где, у кого, и как» решился в пользу корабля охранения, вернее, его кока и камбуза с кладовой от НЗ ломящегося, в т.ч. и от канистр с «шилом», бочки с суслом торпедным тоже в зачёт принимались. Офицеры дежурной смены и боцман воспротивились было, но как-то вяло, понарошку, их и бить то не стали и связывать, а только отобрали оружие и закрыли в кают-компании, еду и даже чай с ромом оставив, а капитан со старпомом в это время на берегу в семейном кругу отдыхали. Прозвучала пиратская команда «На абордаж!» и чёрный «Роджер» взвился над советским боевым кораблём «Иван Колышкин»! Это страшное дело, когда выпитое исчисляется декалитрами, а число участвующих в массовой оргии сотнями. После начала коллективного соития сходни между кораблями были сброшены и звериный сексуальный оскал империализма показал себя в полной мере. Говорят, завывания дико-исступлённые матросов, не бывших в увольнении много месяцев, и спартанок влюблённых не смогли заглушить ещё военных времён сирены, включенные на судоремонтном заводе, а запах специфический стоял такой, что остатки нерп, в честь которых и была раньше названа бухта, спешно уплыли в открытое море, опасаясь за будущее потомство. Командир нашей субмарины срочно вызвал буксир и отвёл «Мурену» ближе к выходу из фьорда, от греха подальше. Командование корабля охранения «Иван Колышкин» очнулось и сунулось было к морячкам с увещеваниями да пугалками комиссарскими по мегафону, но в ответ такой женский хор блатной ответил матерно, и так по-зековски многоэтажно, что уши у комиссаров увяли и съёжились в трубочки. Тогда связались с соседним космодромом Плисецк и вызвали оттуда внутренние войска – спецназ киргизский – ужас на всю округу в самоволках наводивший. Но кровопролития не допустил и вмешался заслуженный орденоносец, бывший директор завода, там же проживавший, и вызвался на роль переговорщика и уговорил-таки бунтовщиков освободить пленных, мол, те за вас слово скажут доброе при разборках чекистских, а девок препроводить в зендан, пусть героическим трудом грехи искупают, да и волна желания спала уже, прошёл девятый вал сладострастия. Экипаж списали в полном составе на другие корабли, и только те, кто оружие у офицеров отнимал, получили незначительные срока в дисбате. А комсоставу было рекомендовано регулярно отпускать матросиков в увольнения, чтобы повысить рождаемость на Севере и снизить либидо по Зигмунду Фрейду… …Муки мои с эксплуатационной документацией закончились к концу 1972 года, когда в помощь мне прислали троих инженеров-конструкторов по ЭТД, и я, получив благодарность от командования КСФ и руководства Минсудпрома, отбыл в Ленинград для ожидания вызова от Главштурмана Краснознамённого Тихоокеанского флота – КТОФ по-нашему – и от руководства завода им. Ленинского комсомола в славном городе зеков бывших и нынешних Комсомольске-на-Амуре – ЗИЛК по-ихнему… ∞
ХАБАРОВСКАЯ ХИРОСИМА И при всей квалификации Но на этом – 1945-й год, война с Японией - дальневосточная эпопея моей семьи не закончилась – в 1968 году СССР воевал не только с Чехословакией и Израилем, его и с Китаем разодраться угораздило из-за острова Даманского, теперь отданного ему за ненадобностью, якобы. В 1969 году китайцы напали на СССР уже в открытую, и тут выяснилось, что у нашей страны на Дальнем Востоке нет высших военных командных училищ, снабжающих воюющую армию молодым пушечным курсантским мясом прямо на месте предполагаемых боевых действий - и вот, пока стороны зализывали раны из-за островной войны, Президиум ЦК КПСС принял судьбоносное для армии и для нашей семьи решение – ковать эти самые кадры пушечные на месте с помощью преподавательского состава, имеющего опыт ведения боевых действий – папане моему сразу третью звезду на погон кинули, задерживаемую из-за тяжёлого характера и острого языка – весь в меня уродился – и он уехал обустраиваться на новом месте – в Уссурийск, бывший Никольск-Уссурийский – а, получив отдельную квартиру и кафедру электротехнического оборудования автотехники во вновь образованном высшем военном автомобильном училище, и маму из подмосковных Бронниц выписал, где он до этого главным инженером НИИ бронетанковых войск служил. Очень мне хотелось навестить их, судьбою опалённых, далеко не молодых уже, больных, израненных, в «их гнёздышке новом уютном», как писала мама, на Дальнем Востоке, да и о карьере я не забывал никогда – шутка ли, получу старшего ответственного сдатчика госзаказов Минсудпрома в случае своевременной сдачи головной в серии «Мурены» на Тихоокеанском флоте... Я получил от руководства своего ЦНИИ право на «зелёную улицу» единолично сформировать бригаду для Дальнего Востока, чем и занялся после маленькой своей эпопеи в Новый год в Оленьей губе №2, если помните. Мне хватило нескольких дней, чтобы набрать бригаду: «гинеколог» Кадан Ю.С. у меня уже был – одного механика-регулировщика гировертикали с персональным разрядом ему в пару я взял у смежников с Севера, ещё двух спецов по СВЧ-тракту для работы по Солнцу взял у разработчиков, а по оптико-телевизионному каналу мне дали готовую бригаду из трёх человек из ленинградского ВНИИТа – всесоюзного НИИ телевидения - потому что, пока я в Гремихе «загорал», власть в Главке сменилась, и вновь к ней пришедшие протолкнули свою версию телевизионного канала на передающей трубке типа суперортикон в отличие от видикона из состава нашей версии на северной головной «Мурене». Называлась она «Звезда-3», я сдавал такую же «Звезду-1» в составе навигационного комплекса «Нарва» с этими же ребятами на Ладожском полигоне для большого вертолётоносца «Москва», ну и намучился я с этой «звездой» даже тогда – одно дело использовать её для навигации хоть и огромного корабля, и совсем другое – для целей астрокоррекции АПЛ, где требования к точности наведения на несколько порядков выше, впрочем, утешало то, что пуско-наладочные работы проводили наши ребята с экспериментального завода ЦНИИ «Электроприбор» и они же испытывали и сдавали эту систему на Ладоге. Ну, собрались и полетели так называемым круговым двадцати четырёх часовым маршрутом Ленинград - Владивосток на ТУ-104 с двумя пересадками – много раз им летал, никогда полёт меньше двух суток не занимал, потому что новый экипаж никогда не мог пройти антиалкогольную проверку с первого раза после положенного восьми часового отдыха в местах пересадки, и старый экипаж отправляли отдыхать на 8 часов, а пассажиров развлекаться в зале ожидания. В Благовещенске последняя пересадка – заходят погранцы, всех выгоняют на улицу, самолёт обыскивают, сообщают – через восемь часов полетите дальше, во Владик. Бредём понуро в здание аэровокзала, устали все чертовски, а ещё автобусом от Владика до Комсомольска добираться. Прибыли в комсомольск к вечеру следующего дня, в гостинице, вернее в общаге при ЗИЛКе, старший ответсдатчик по Дальнему Востоку, представившийся Леонидом Прицкером, забронировал уже три номера: два для бригады и один для меня и Юрия Семёновича. Прицкер предупредил: Комсомольск – город повышенной социальной опасности – три зоны только в городской черте, ходить по городу группами не менее трёх человек, по территории завода также, особенно в вечернюю и ночную смены, о танцульках местных и не помышлять: прирежут, как поросят, а девки все местные кривоногие – мистраль им задувает туда, якобы, да и уровень венерических болезней зашкаливает, обходиться нужно, стал быть, своим материалом расходным, в общаге. На работу к 7.40, пропуска заказаны, утром на совещании представление меня строителям и военпредам состоится, потом Лёня мне дела рабочие передаст и срочно улетает дела семейные улаживать, почему-то в Ленинград и Самару, отсюда и спешка такая. Назавтра, перед тем, как отбыть, он мне показал кладовку в шаре за железной дверью, ключи отдал и сообщил, что там хранится моё «лицо» и.о. старшего ответственного сдатчика заказов в виде двух канистр на 50 КГ шила и 75 КГ, соответственно ручек у первой приварено 2, и несут её 2 человека, а у второй треть я ручка сзади приварена и несут её 3 человека. Мне же надо через контрагентов оформить всё, только не писать в требовании оскомину всем набившее «для протирки оптической оси АПЛ». Спирт должен быть чистый технический, ректификованный, группы «А», первой степени осушки, чтобы не только технику промывать, но и нутро военпредово, да и собственное не забывать, но это я и сам знал, как «Отче наш», поэтому усмехнулся понимающе и руку Лёне пожал на прощание – мучило меня предчувствие, что надолго мы расстаёмся, плохи были дела у парня. После того, как весь народ заводской удостоверился, канистры и мою свиту завистливыми взглядами по территории провожая, что на место товарища Прицкера прибыл не какой-то там фраер, фантик с бантиком из Питера, а настоящий старший ответсдатчик, хоть и «и.о.» временно. Начались трудовые будни, работать по началу тяжело было: кислорода -12%, йода переизбыток, влажность повышенная при морозе с ветром, но ничего, тут главное до работы добраться, а оттуда в общагу, где разлюбезный Юрий Семёнович и накормит и спать уложит, а иногда и девушек из техотдела или библиотеки заводской на смотрины приводил. Дела двигались ускоренными темпами, т.к. заложили лодку с опозданием из-за хабаровчан с их неосвоенными ижорскими технологиями. К 8.00 на совещание к Главному строителю, и не дай Бог график из-за тебя хоть на 15 минут сдвинется – отматерит в хвост и в гриву так, что жить от стыда не захочется, да и кореша заводские здороваться перестанут – у меня в верхнем кармашке комбинезона всегда валидол припасён был для таких случаев, а в кармане штанов нитроглицерин хранил на случай от инсульта – у нас и такое со строителями случалось. Познакомился я и с военпредами – нормальные ребята, в помощи посильной не отказывают – так незаметно отсек за отсеком по рельсам накатывая и между собой отсеки сваривая, и сдвинули субмарину в сторону выхода из дока, в мае сдали ГОТК в ДП на твёрдом основании – тут бы мне и озадачиться, почему, если реактор вовремя раскочегарили, талоны на еду бесплатную с буквой «Р» - «радиация» – и с красной диагональной полосой, работающим на заказе не выдают? Ничего, не только я не хватился, лодку из дока вытолкнули, шампусик об неё родимую разбили и к швартовным испытаниям приступили, помолясь. ГОТК свой я к тому времени вылизал запредельно, в чём во время испытаний на твёрдом основании военспецы и убедились, когда мы гировертикаль в диаметральную плоскость выставили и им предъявили. На швартовных с погодой повезло нам, небо ясное, практически без фона, по звёздам днём с первого раза отстрелялись – выбросы системы в заданных пределах – не придерёшься, красота да и только! Ну, а ночью белиберда началась – система отработала по всем звёздам, в Морском астрономическом ежегоднике – МАЕ –предложенным для этих широт в это время года – идеально, без выбросов. Военпреды с Юрий Семёнычем отметили это дело на дебаркадере, но акт подписывать отказались, приказали продолжить индикацию по звёздам следующей ночью. На следующую ночь опять дядя Юра столик накрыл с яствами местными, опять погода хорошая и опять без выбросов отработали! – ну, тут штурмана тихоокеанские и говорят мне, тихо так, со значением, мол, мы к тебе, Василич, со всей нашей военпредской душой, а ты с киевлянами с ЭВМ корабельной сговорился, бельма им залил и мозги нам здесь компостируешь. Я и клялся им здоровьем родителей и божился на все стороны – не верим, говорят, тебе, товарищ Ингвар, стойкий ты наш путиловец, но даём шанс и последнюю попытку по доброте нашей сердешной решить завтра ночью вопрос этот окончательно и бесповоротно! Ну, а назавтра облачка редкие набежали, фон от неба увеличился – ну, чего бы общему радиационному фону не увеличиться, ежели фонило-то от нашего реактора, но мы не подозревали ничегошеньки! - отработали с выбросами в пределах нормы, акт сдачи-приёмки подписали очень довольные и спрыснули нашу общую победу чистым шилом очень, очень основательно с наилегчайшей закусью. А ночью собрали по тревоге
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|