На пути в отечество

Пахнет кровью трава

У поверженной Трои.

На свои острова

Отплывают герои,

И на их имена

Отзывается звуком

Тетива и струна

Аполлонова лука.

И ведет за собой

Он смятенные души

К берегам, где прибой

Все сомнения глушит.

Для мифологического сознания с его замедленностью сценического действия и пристрастием к живописным подробностям и генеалогическим деталям возвращение героев из‑ под Трои домой, переход от войны к миру – не время, необходимое для плавания от берегов Троянской равнины до Пелопоннеса, Аттики, Беотии или островов Эгейского моря, а длительный период, наполненный удивительными событиями и приключениями. Перенесенные в иную среду, герои должны преодолеть возникающие препятствия на пути в отечество.

В годы Троянской войны они вспоминали о нем чаще всего в тех случаях, когда между героями возникали споры и можно было пригрозить возвращением на родину. Герои в пылу сражения как будто не помнят о том, что у них дома остались отцы, жены, сыновья. Так, Ахиллу о его отце Пелее напоминает Приам, желая разжалобить убийцу сына. О сыне Ахилла Неоптолеме ахейцы вспоминают лишь после гибели великого героя, когда опять‑ таки троянец сообщил, что без его появления у осаждающих не будет удачи.

Тоска по родине возникает у греков во время их возвращения. Греки называли возвращающихся «ностой» – и именно от этого корня произошло современное «ностальгия». Но для эпических героев ностальгия – чувство тех, кто в пути. Заданный мифом долг выполнен. Можно с чистой (или нечистой) совестью возвратиться с богатой добычей, с золотом и пленницами или малолетними пленниками к милым женам, к сыновьям, не видевшим отцов или успевшим забыть о них, к старым родителям. Ан нет! Миф ставит на пути к желанной встрече одно препятствие за другим. Вот уже родной город на виду, а буря отбрасывает корабль назад. Отец не принимает сына, не оправдавшего возлагавшихся на него надежд. Колдунья, очарованная красотой героя, не отпускает его на родину. Еще раз герой с невероятными усилиями достигает отечества, но судьба или враждебные боги опять воздвигают преграды. Так родина становится трижды желанной, а разлука с нею немыслимой, если только по оплошности не выпьешь сладкого лотосового сока забвения или не будешь превращен злой волшебницей в животное, которому неведома ностальгия.

Таковы логическое и психологическое обоснования сюжетов о странствиях при возвращении на родину, используемых в мифах об Одиссее, Менелае, Тевкре, Диомеде и многих других ахейских героях. Разумеется, и в этих сюжетах присутствует определенная историческая подоплека: желание создателей мифов обрисовать те реальные этнические и политические перемены, которые произошли в период между Троянской войной и временем жизни поэта, собравшего предания о ней. Мифы о возвращении давали возможность объяснить, как были основаны далеко от первоначальной родины новые города, как племена переменили места обитания.

Древнейшей и как будто единственной из поэм возвращения была «Одиссея». Ее часто называют «поэмой моря». В самом деле, море присутствует во всех частях пространного повествования как грозная, подвластная враждебным богам стихия, которая противостоит соединению скитальца Одиссея с его островной родиной, с супругой, хранящей ему верность на протяжении двадцати лет, с выросшим в отсутствие отца сыном. Сила моря выглядит тем более значительной, что могучая фантазия поэта размывает до неузнаваемости хорошо знакомые мореходам его времени очертания островов и полуостровов, бухт и проливов. Все это создает впечатление, что действие происходит не в прекрасно изученных, тысячелетиями выверенных и обозначенных лоциями водах, а в беспредельных пространствах, где герой, даже такой находчивый, как Одиссей, не может рассчитывать на самого себя, а только на помощь дружественных ему богов. Одиссея нельзя назвать мореходом, это целиком «сухопутный человек», втянутый в морской мир поневоле.

Превращение Одиссея, а не кого‑ либо из других мифических героев Троянской войны, в скитальца по морям Запада связано с географическим положением Итаки, его родины. Ни один из микенских торговых центров, – а это прежде всего был Коринф, родина предков Одиссея, – не мог достигнуть Италии, минуя Итаку. Запасшись на этом острове водой и продовольствием, мореходы плыли к острову Керкире, а оттуда до «каблука» Италии было рукой подать. Поэтому если маршрут плаваний Одиссея фиктивен, то Итака как пункт на пути микенской колонизации Запада назван безошибочно.

Излагаемое нами содержание «Одиссеи» не соответствует последовательности, избранной в повествовании Гомером. Рассказ о большей части собственных приключений в поэме вложен в уста самому Одиссею, и события на его родине Итаке составляют особую линию рассказа, параллельную плаванию. Но изложение в любом случае не может заменить оригинала так же, как и перевод текста последнего. Мы вынуждены были допустить эту условность, поскольку она подготавливает к чтению великого творения Гомера, а также и потому, что без знакомства с «Илиадой» и «Одиссеей» представление о греческой мифологии будет неполным. Поэмы, изложение которых в книге занимает последнее место, могли бы быть поставлены первыми, поскольку они служили более поздним поэтам и мифографам источником. Но тогда мы не получили бы представления о греческой мифологии как системе. Гомер был поэтом. Поэзия же и система несовместимы.