 |
Исцеление. Роковое копье. Диалог в облаках. Превращение
|
|
|
|
Исцеление
Оруженосцы вели Энея в лагерь. Он порывался вырвать из раны стрелу, но тростник надломился. «Расширьте мне рану мечом! » – умолял он, но спутники не соглашались.
И вот на траву уложили вождя. Был приглашен целитель Япиг[268], Аполлона избранник. Предложил ему в юности бог‑ стреловержец кифару и быстрые стрелы, но им предпочел благочестивый юнец врачевание, знание трав, чтобы отсрочить кончину отца. И Япиг прожил век, славы чуждаясь, занимаясь в тиши своим скромным искусством.
Концы плаща подобрав по обычаю всех пеанидов[269], склонился Япиг над вождем, шевеля остаток древка, заливая в отверстие раны травяные настои. Но пути к спасенью Фортуна не указала. Аполлон не пришел на подмогу, и ужас тевкров объял.
Между тем приближались к стану рутулы, и пылью небо затмило, в шатрах слышен стал воинственный клич. И Венера, чтоб вызволить сына, на Крит полетела, сорвав на склоне Иды цветок, чье имя диктам. Им лечатся дикие козы, изгоняя из тела застрявшие стрелы. Незаметно для всех явилась Венера в шатер и в сосуд, служивший для утоления жажды, смешав его с амброзией сладкой, цветок опустила. Япиг омыл этим раствором целебным рану Энея, и стрела удалилась безо всяких усилий, гноя источник иссяк. Видя это, Япиг крикнул голосом зычным:
– Ведите коня, несите оружие! Что вы стоите?
Обращаясь к Энею, он добавил:
– Не человеческим ты искусством спасен. Бог тебя спас и к великим делам призывает!
Роковое копье
На поле, на чистом, у дороги к Лавренту одинокая стояла олива, радуя глаз серебристо‑ пыльной листвою. Под тенью ее спасались от зноя путники. Порою на ветках священного древа под ветром качалась одежда, пропахшая солью морскою, дары прародителю Фавну от тех, кто чудом спасен был от коварства Нептуна.
|
|
|
На поле, на чистом, неподалеку от древа фригийцы лагерь разбили. Без умысла злого они срубили оливу острым железом под корень. У свежего пня упало копье роковое, несущее гибель могучему Турну. Железное жало под цепкие корни ушло. Эней, подбежав, ухватился за древко и потянул, но копье ему не поддалось. Обливаясь потом, тянул он копье, но оно сопротивлялось ему, словно живое. Матерь‑ земля, вскормившая Турна, была сильнее пришельца. Впервые в затуманенном смертью взгляде рутула пробудилась надежда. Пав на землю и к ней прикоснувшись губами, шептал он:
– Кормилица‑ мать, не отпускай железо, твое погубившее чадо. Не уступай святотатцу!
Услышала шепот вечнотекущая нимфа Ютурна, и, русло покинув, образ Метиска приняв, она доставила брату меч, который из рук его был выбит пришельцем. Теперь рутул при мече, а тевкр безоружен. В отчаянье с неба спустилась Венера и, с легкостью вырвав копье, его вручила Энею[270].
И вот они снова стоят друг против друга, гневом пылая, готовые к бою, сын латинской земли и сын чужеземной богини Венеры.
Диалог в облаках
Находясь в золотых облаках, за поединком мужей наблюдала чета небожителей. Видя волненье супруги, к ней обратился владыка Олимпа с увещеванием:
– Долго ли этому длиться? К чему твои ухищрения? Все равно ведь Эней Индигет вознесется судьбою до звезд. Дальше идти я отныне тебе запрещаю.
Потупив взор, отозвалась дочь Сатурна:
– Да, признаюсь, это я убедила Ютурну прийти на помощь брату. Но, клянусь Стиксом, ни лук, ни копье ей брать не велела. Да, я готова примирить пришельцев и Лаций на условиях, выгодных им. Троя погибла, и пусть испарится имя ее. Пусть царствует Альба. Италийской доблестью пусть будет мощен римский народ.
– Просьбу твою я исполню, – ответил Юпитер. – Но и ты из сердца гнев изгони. Пусть останутся в Лации тевкры и растворятся среди латинян, я свяжу их единым наречьем. От смешанной крови род возникнет, который превзойдет благочестием бессмертных и смертных.
|
|
|
Так укрощен был дух мятежный Юноны, и она, следуя за супругом, покинула облака[271].
Превращение
Ютурна, возвратив оружие брату, стояла поодаль, готовая снова вмешаться в сражение. Юпитер смотрел на нее, размышляя, как ее устранить.
Есть, говорят, две чумы, две заразы по имени Диры, рожденные Никтой вместе с Мегерой в сплетении змей, три крылатых сестры, к услугам которых верховный владыка прибегает во гневе. Вызвав одну из них, приказал Юпитер немедля явиться к Ютурне. И она полетела, словно стрела из парфянского лука, начиненная ядом, и, прорезая пространство, повисла над троянскою ратью и отрядом рутулов. Приняв облик птицы, имеющей обыкновение сидеть на могилах и кровлях пустынных, она опустилась на землю.
Турн, узрев ее, остолбенел. Ужас сковал его тело, голос пресекся в гортани. Ютурна, издалека услышав биение крыл, задрожала. Ногтями царапая грудь, волосы вырывая, она завопила:
– Чем тебе, брат, я смогу пособить? Какое искусство поможет удержать в глазах твоих свет? Я ухожу, не пугай меня, зловещая птица. За тобою я Юпитера вижу мощную волю. За что он карает меня? За то ли, что дева я? И почему тогда он мне вечную жизнь даровал? И я не могу сопровождать несчастного брата и покончить с земными скорбями. Мне бессмертие дано. И как я одна, любимый, останусь на этой земле без тебя? Или другая земля предназначена мне?
Тяжело вздыхая, закутавшись в покрывало Главка, нырнула она в глубокое русло.
Возмездие [272]
Эней наступал, потрясая мощным древком, подобным стволу древесному, и речью Турна позорил:
– Что же ты медлишь опять? Какую новую ищешь уловку? Бой ведь у нас, не состязание в беге! Можешь любое обличье принять и призвать на подмогу все, чем искусство и доблесть владеют: взмыть ли птицею к звездам или в недра земные спуститься.
Турн головою кивнул:
– Твоих угроз я не пугаюсь. Страшны мне боги одни и Юпитер!
Озираясь, увидел он камень, мхом обросший, огромный, служивший межою на случай тяжбы судебной. Дюжина самых могучих людей, ныне рожденных землею, его бы поднять не сумела. Дрожащей рукою вскинул камень рутул и кинул в Энея. Но не прошел он всего расстояния, что бойцов отделяло.
|
|
|
И Турн себя не узнал. Так бывает тогда, когда сон наши очи смежает, когда телу привычных сил не хватает и к гортани прилипает язык. Разные чувства в его боролись груди. Взгляд его охватил и рутулов, и город, стеной окруженный, и пику, к нему обращенную грозно. Не осталось сил ни для бегства, ни для сражения. Нет колесницы. Сестры почему‑ то не видно.
Медленно заносит Эней копье роковое за спину и, выбрав место удара, кидает, вперед устремившись всем телом. Пика несется, подобно черному вихрю. Не так ли снаряд из баллисты, сорвавшись, в стене рассыпается с громом? Пройден щит семислойный. Пробита кольчуга. Жало вонзается в бедро со свистом.
Валится Турн, сгибая колени, на землю. Строй рутулов отзывается воплем, и жалобно вторят ему окрестные горы и рощи. Рутул глаза открывает и простирает руку к Энею:
– Я ни о чем тебя не прошу. Пользуйся счастьем. Но если сжалиться можешь над моим несчастным отцом, – был у тебя ведь такой же родитель, Анхиз, – тело мое, лишенное света, или меня самого родичам кровным верни. Ты победил. Твоя Лавиния, в жены ее возьми и уйми свою злобу.
Эней наклонился над Турном и отвел уже занесенную руку. Сердца его коснулись слова, какие Турн отыскал, и оно начинало смягчаться. Но вдруг из‑ под панциря Турна блеснула бляха той пекторали, которая покрывала грудь Палланта, и, взгляд на нее устремив, загоревшись яростным гневом, крикнул Эней:
– Нет! От меня не уйдешь, защищенный доспехом Палланта. Это он, мой друг, нанесет удар моею рукой, на злодейство твое отвечая возмездием.
И железо погружается яростно в грудь. Охладевает смертью объятое тело. Жизнь его покидает и к теням отлетает со стоном…
|
|
|
