 |
(Пер. М. Лозинского) 1 страница
|
|
|
|
Скорее всего, это связано с посещением поэтом этрусских гробниц, фрески которых более соответствовали картине христианского ада, чем описанию Вергилия.
[129] В этой реплике Харона контаминированы нисхождения в аид Орфея, Геракла и Пирифоя. Слова «от царских дверей», видимо, означают, что в представлении Вергилия Цербер охранял вход не в аид, а во дворец Аида и Персефоны – владык подземного царства.
Вне связи с текстом Вергилия, но по ассоциации с именем его комментатора, память вернула меня к событиям трагического июня 1941 г. Тогда судьба подарила мне, только подступающему к науке о древности, краткую встречу с Эдуардом Норденом, великим филологом, чье имя стоит рядом с именами Т. Моммзена и У. Вилламовица‑ Мёллендорфа. Спасаясь от преследований на своей родине, престарелый ученый находился в Москве и перед самым началом войны был выдан советским правительством германской стороне на гибель.
[130] Цербер считался порождением Ехидны и Тифона. Согласно Гесиоду, у него было 50 голов, по Пиндару – их 100. У Вергилия Сивилла обезвредила чудовище «усыпляющим медом».
[131] Минос – судья мертвых уже у Гомера. Платон превратил его в судью последней инстанции, выносящего окончательный приговор после Эака и Радаманта.
[132] Мирт – вечнозеленый теплолюбивый кустарник, распространенный по всему Средиземноморью. Миртовыми венками украшали себя участники религиозных процессий, а в Афинах – также члены государственного совета и ораторы во время выступлений. В сфере культа мирт с его одуряющим запахом связывался в Греции то с Афродитой и Дионисом, то с проводником душ Гермесом.
[133] Федра, Пасифая и Прокрида изображены на картине Полигнота на сюжет спуска Одиссея в аид. Таким образом, афинский художник и Вергилий пользовались каким‑ то общим источником, но не Гомером, ибо в соответствующем месте «Одиссеи» Прокрида отсутствует. Этот источник (или его пересказ) каким‑ то образом касался Крита, поскольку все три героини с ним связаны. В греческой мифологии Федра – дочь критского царя Миноса и Пасифаи. Прокрида, хотя и не критянка, находилась некоторое время на Крите, где излечила Миноса от тяжелой болезни.
|
|
|
[134] Комментируя реакцию Дидоны, англо‑ американский поэт Томас Элиот пишет: «Поведение Дидоны кажется почти проекцией совести самого Энея: мы чувствуем, что только такой реакции ждет от нее совесть Энея… Главное, по‑ моему, в том, что Эней не может себя простить».
[135] Деифоб – сын Приама и Гекубы, один из храбрейших троянских героев, ставший после гибели Париса мужем Елены; его дом был сожжен первым; сам же он изуродован Менелаем. О сооружении Энеем его кенотафа, кроме Вергилия, сообщает лишь мифограф Гигин.
[136] Кенотаф – ложная могила, возводимая людям, тела которых не найдены. Заменяя погребение, она обеспечивала скитавшейся тени место в аиде.
[137] Ретейский мыс – часть побережья Троады.
[138] Тартар – нижняя часть аида, куда, согласно греческим мифологическим представлениям, были заточены титаны и различные чудовища (Тифон, Ехидна и др. ), темница из меди и железа. Как и все области царства мертвых, тартар локализовался на далеком Западе. Вергилий придает тартару облик города, обнесенного тремя стенами с железной башней. Изменение облика тартара и его расположения в подземном мире Вергилием обусловлено лучшим знакомством с восточной литературой, египетской, вавилонской, где мифологема подземного мира более разработана. Само слово «тартар» имеет восточное происхождение, но оно было известно уже Гомеру.
|
|
|
[139] Элизий (или Елисейские поля) – место, где ведут блаженную жизнь герои. В более позднем описании элизия, которому следует Вергилий, с ним, как и с тартаром, связывается идея загробного воздаяния за праведную (или неправедную) жизнь.
[140] Луг уже со времен Гомера – главный элемент загробного пейзажа, также и на Древнем Востоке, в египетских и хеттских мифах.
[141] Радамант – один из трех сыновей Зевса и Европы, считавшийся самым мудрым и справедливым из них. Согласно другой традиции, он сын Гефеста, бога подземного огня (видимо, поэтому Вергилий отдал ему тартар).
[142] Тисифона – одна из эриний, богинь возмездия, преследующих преступников и лишающих их разума. Впервые имя Тисифоны наряду с именами двух ее сестер Алекто и Мегеры появилось в трагедии Еврипида «Орест». Превращение Тисифоны в богиню‑ исполнительницу наказаний – результат поздней трансформации греческого мифа в Италии, по‑ видимому, не без влияния этрусков: ведь и мирный старец Харон на этрусских фресках имеет устрашающий вид.
[143] Салмоней – греческий герой, эпоним города Салмоны в Иллирии. Подвергся каре за подражание Зевсу.
[144] Титий – гигант, сын Зевса, чье наказание впервые описано Гомером в «Одиссее».
[145] Пирифой – царь лапифов, друг Тесея, наказываемый в аиде за попытку похищения Персефоны.
[146] Впервые вводится в число проступков, караемых богами, чисто римская деталь – обида клиента (согласно римским законам Двенадцати таблиц отношения патрона и клиента приравнивались к родственным).
[147] Имеются в виду рабы, поднимавшие оружие против Рима или переходившие во время гражданской войны из одного лагеря в другой.
[148] Дит (Dis pater) – у римлян бог подземного мира, отождествляемый ими с Плутоном греков. Ему посвящались столетние (секулярные) игры.
[149] Вергилий не случайно открывает образом Орфея показ обитателей элизия. Это свидетельство его знакомства с теологией и литературой орфиков, для которых Орфей был основателем общины единоверцев, указывающим путь к загробному блаженству. Изобретателем семиструнной лиры считался Терпандр, но доказано, что она существовала уже в микенскую эпоху.
|
|
|
[150] Мусей – в греческих мифах современник Орфея (его друг, сын, ученик), а на самом деле двойник. Его считали великим музыкантом, сыном богини Луны Селены. Уже Платон ассоциирует Мусея как представителя орфической поэзии с Орфеем. Сервий видит в Мусее теолога, занимающего следующее за Орфеем почетное место, и считает его учеником Орфея.
[151] Вложенная в уста Анхиса концепция жизни и смерти – одна из наиболее интересных и вызывавших наибольшие споры частей VI книги. Поэт отходит от представлений Гомера и Гесиода о мире мертвых, становясь на позиции мистического учения о перевоплощении душ, восходящего к Пифагору и Платону, к учению орфиков, а также стоицизму Посидония, к последнему через посредников, в числе которых мог быть Цицерон. Эти строки «Энеиды» вписались в средневековые представления о загробном мире и оказали влияние на Данте, избравшего Вергилия своим проводником по аду и чистилищу. Оборот колеса, охватывающий тысячелетие, соответствует этрусскому секулярному учению и представлению о десяти веках, отведенных этрусскому народу.
[152] Вергилий называет восемь городов Альбанского союза. Всего в союз входило 30 городов, но не все они, как уверяет Вергилий устами своего героя, были основаны альбанцами. Так же как Вергилий, Дионисий Галикарнасский считает Нумент и Габии городами, основанными альбанцами. Городок Collatia одни авторы считали сабинским, другие – латинским. Кора и Пометий (т. е. Suessa Pometia) были городами вольсков, а не латинян. Лагерь Инуя, отождествленный Сервием с Castrum Novum, был крепостью рутулов. Инуй (Inuus) – имя лесного божества, подобного греческому Пану и латинскому Фавну.
[153] Ассарак – царь дарданов, сын Троса и Каллирои, дочери Скамандра, брат Ила и Ганимеда, отец Каписа, дед Анхиза. Вергилий вслед за Эннием считал Ромула сыном Илии, дочери Энея, и это не противоречило тому, что она принадлежала роду Сильвиев: по‑ гречески ule – лес, в латинском чтении – hyle (лат. silva), таким образом, Hylia – Лесная (Silvia).
[154] Гараманты и инды – два народа крайнего Запада и Востока. Однако римским орлам никогда не удавалось долететь до Индии. Меотийские болота (Меотида) – ныне Азовское море. Либер (Освободитель) – римское соответствие Дионису, согласно мифу, совершившему поход в Индию.
|
|
|
[155] Речь идет о Нуме Помпилии и его воинственном преемнике Тулле Гостилии. Триумф в Риме появился позднее, при Тарквиниях.
[156] Вводя образ Брута, одного из основателей республики, Вергилий подчеркивает в нем не только непреклонность, какой должен обладать идеальный принцепс, но и страдания, связанные с находящейся в его руках властью. Видимо, это обусловлено теми трудностями, с которыми столкнулся Август в своей династической политике.
[157] Тит Манлий Торкват – герой галльских войн, получивший почетное имя Торкват по шейной цепи (torques), которую совлек с убитого им в поединке галльского военачальника. Неоднократно избирался консулом, в том числе во время Латинской войны, в ходе которой в 240 г. до н. э. одержал блестящую победу над латинами и кампанцами. Известен своей суровостью. В конце республики воспринимался как образец добрых старых нравов, среди которых наряду с доблестью непреходящей ценностью считалась дисциплина – во имя неукоснительного ее соблюдения Манлий Торкват собственного сына, вступившего вопреки приказу в сражение, приказал казнить, несмотря на одержанную юношей победу.
[158] Марк Фурий Камилл – полководец, прославившийся в войнах с эквами и вольсками и получивший командование в войне с этрусскими Вейями, которую успешно завершил, однако, не без участия Манлия Торквата, был обвинен в незаконном присвоении части добычи и оказался в изгнании. В связи с галльским нашествием был вновь призван на помощь и, как утверждали позднее римские историки, наголову разбил захвативших Рим галлов. После победы по его инициативе сожженный галлами Рим был восстановлен вопреки предложению народных трибунов переселить его население в незадолго до того покоренные Вейи. Именно за это Камилл был провозглашен вторым основателем Рима.
[159] Имеется в виду столкновение завоевателя Галлии Цезаря с Гнеем Помпеем Великим. До трагической смерти дочери Цезаря Юлии, бывшей женой Помпея, оба полководца входили в первый триумвират и совместно вершили судьбы Рима. Перейдя в 49 г. до н. э. Альпы в районе Монека (современное Монако), Цезарь подошел к пограничной реке Цизальпинской Галлии Рубикону, перейдя которую совершил марш на Рим.
[160] Луций Муммий Ахейский – пропретор 153 г. до н. э. в Испании, консул 146 г. до н. э., разрушитель Коринфа. Трудно понять и оправдать Вергилия, восхваляющего устами Анхиза этого самого отвратительного из римских полководцев, для которого у его современников не нашлось доброго слова.
|
|
|
[161] Луций Эмилий Павел Македонский – консул 168 г. до н. э., разгромивший в битве при Пидне царя македонян Персея, возводившего свою родословную к Ахиллу. Анхизу, устами которого вещает Вергилий, Аргос и Микены должны были быть ненавистны и поэтому он мог приписать их разгром римскому полководцу, тогда как эти города давно уже лежали в руинах. Трудно сказать, почему Вергилий, нарушая хронологический порядок, говорит о Муммии раньше, чем об Эмилии Павле. Не потому ли, что он получил прозвище Ахейский за победу над ахейцами – в прошлом разрушителями Трои?
[162] Марк Порций Катон Старший – великий оратор и знаток римской старины, блюститель староримских нравов, известный своим суровым цензорством, законами против роскоши, сопротивлением проникновению греческого влияния.
[163] Публий Корнелий Сципион Африканский – победитель Ганнибала и Публий Корнелий Сципион Эмилиан – разрушитель Карфагена.
[164] Гай Фабриций Лусцин – консул 278 г. до н. э., прославившийся своей твердостью и неподкупностью.
[165] Квинт Фабий Максим, прозванный Кунктатором (Медлителем), – полководец эпохи 2‑ й Пунической войны, избиравшийся консулом пять раз. Герой Ганнибаловой войны, поднявший упавший в поражениях дух римлян, жестокий завоеватель Сиракуз. Избегая сражений и выматывая силы Ганнибала мелкими стычками, он практически обеспечил будущую победу Рима во 2‑ й Пунической войне. Попал в подготовленную карфагенянами ловушку и погиб в 208 г. до н. э.
[166] Гай Клавдий Марцелл – безвременно ушедший из жизни племянник Августа.
[167] Заданный Энеем вопрос вводит диалог, затрагивающий не только судьбу династии Августа, императорского Рима, но и трагедию любого общества и любой человеческой семьи. Преждевременная смерть юноши Гая Клавдия Марцелла, наследника Августа и надежды всей империи, явилась причиной несчастий последующих римских поколений, попавших под власть императоров‑ выродков – Тиберия, Калигулы и Нерона. Читатели «Энеиды» уже через тридцать лет после смерти ее автора могли бы оценить на своих судьбах пророческую силу вергилиевой музы. Как известно из биографии Вергилия, при чтении в доме Августа этого отрывка из еще не обнародованной поэмы мать погибшего юноши лишилась чувств. Одновременно Вергилий подготавливает читателя к эпизодам войны в Италии, развязанной прибытием троянцев, главными жертвами которой стали юноши, едва вступившие на жизненный путь (Нис, Эвриал, Паллант и др. ). Римское общество, только что перенесшее гражданские войны, воспринимало эту общечеловеческую трагедию с особой остротой.
[168] Ворота для сновидений из рога и слоновой кости впервые введены Гомером. Толкование их Вергилием восходит к темной пифагорейской символике. Возможно, пропуская Энея через ворота лжи, Вергилий хотел сказать, что посещение подземного мира – фантазия, подобная лживому сну.
[169] Цирцея (греч. Кирка) – дочь Гелиоса и Персеиды, превращавшая попадавших к ней моряков в животных. Земли Цирцеи легенда помещала на берегах Лация. У автора эпохи Римской империи сын Цирцеи фигурирует основателем Рима. И поныне горы Лация, видимые с моря, называются Цирцеевыми. Для Энея берега Цирцеи – страна сказки, которую он мог услышать хотя бы от своей няни Кайетты.
[170] У римлян Гений был хранителем не только отдельного человека, но и места. Ему полагалась бескровная жертва. В римском искусстве Гений обычно изображался в виде змея или бородатого мужчины, увенчанного зеленью и цветами, с рогом изобилия в правой руке и со скипетром в левой. В народных верованиях его связывали со змеями.
[171] Называя Землю первой из богинь, Вергилий следует генеалогии Гесиода, согласно которой Земля (Гея) первой возникла из первоначального Хаоса, породив Урана, Горы, Понт, а затем от Урана родила титанов, циклопов, сторуких, а от связи с Понтом – морских старцев.
[172] В традиционном обращении к музе Эрато, покровительнице лирической поэзии, Вергилий определяет свою кардинальную задачу. То, как он это делает, позволяет понять, что поэт исходил в общей оценке войны из современной ему параллели гражданской войны конца римской республики. Именно она могла рассматриваться как гибельное столкновение страстей. Разумеется, мифическая война, в которой участвовал Эней, такой войной быть не могла. Обращает на себя внимание выделение как особой задачи описание действий тирренского отряда. Имеется в виду тирренский отряд кораблей. И это опять‑ таки характеризует Вергилия как продолжателя этрусской историкомифологической традиции, каким после него был император Клавдий.
[173] В латинско‑ римской религиозной традиции Латин – царь древнейшего в Италии народа (аборигенов), которому он передал свое имя – латины. Называя Латина сыном Фавна, Вергилий следует местной традиции (матерью Латина считалась нимфа Марика, покровительница города Минтурн). Имелись другие версии происхождения Латина, делавшие его сыном волшебницы Цирцеи и Улисса (Одиссея), сыном Цирцеи и Телемаха, сыном Геркулеса и гиперборейки Паланты, давшей имя Палатину.
[174] Сатурн – древний этрусско‑ италийский бог, отождествленный с греческим Кроном. Рассказывали, что лишенный своим сыном Юпитером (Зевсом) власти, Сатурн прибыл в Италию на корабле и, сделав резиденцией Капитолий, основал поселение, которому дал свое имя – Сатурния. Царствование Сатурна считалось золотым веком, и воспоминанием о нем мыслился праздник Сатурналии с его перевернутыми общественными порядками – рабы как бы становились господами, господа им прислуживали.
[175] Своим именем дочь Латина обязана городу Лавинию, древнему религиозному центру латинских племен. Вергилий вслед за Гомером развертывает военные события как продолжение соперничества женихов за обладание невестой, но в отличие от прекрасной Елены его Лавиния не демоническая красавица, а истинная латинянка – скромная, послушная воле родителей. Вергилий отвергает версию киклических поэм, согласно которым Лавиния – дочь жреца‑ царя острова Делоса Ания, сопровождавшая Энея в его странствиях на Запад. Мать же ее Амата – единственный отрицательный женский персонаж «Энеиды», напоминающий властностью участницу гражданской войны в Риме Фульвию, жену триумвира Антония, эту «бой‑ бабу», втянувшую в войну против Октавиана Августа этрусский город Перузию и ставшую виновницей его гибели.
[176] Согласно римской мифологической традиции, Турн – сын царя Давна, внук загадочного италийского бога Пилумна, который вместе с не менее загадочными богинями Интерседонией и Деверрой считался хранителем дома, защищавшим его от проделок и злодеяний злого духа леса Сильвана, сына нимфы Венилии. Согласно версии, видимо восходящей к Катону Старшему, Турн – союзник и впоследствии зять Энея. Вергилий превращает его в потомственного врага Трои, делая отпрыском Акрисия и Данаи, деда и дочери Персея, основателя Микен, города Агамемнона.
[177] Еще одно предсказание величия Римской империи, которой будут править потомки Энея и Лавинии.
[178] Беллона – римская богиня войны, соответствующая греческой Энио, спутнице Ареса. Ее считали женой (матерью или кормилицей) бога войны Марса.
[179] Аллекто – греч. «неутомимая».
[180] Фурии – лат. «неистовствующие», в римской мифологии богини возмездия, отождествленные с греческими эриниями. Вергилий помещает фурий в тартаре и описывает их в облике чудовищных змееволосых женщин.
[181] Эта оценка характеризует Аллекто как аллегорию гражданской войны. Для Вергилия, как это видно по предшествующему изложению, война могла быть справедливой, если она преследует цель расширения державы, и несправедливой, если друг против друга сражаются граждане. Собственно говоря, это концепция Августа и его пресловутого «римского мира».
[182] Подступом к охватившей древний Лаций войне оказался раздор в самом царском доме. Амата, вместо того чтобы в соответствии с исконными латинскими обычаями повиноваться воле супруга, какой бы она ни была, проявила преступное своеволие. Она покинула дом и увела с собою дочь Лавинию, разрушив этим самым планы Латина и надежды Энея на примирение. Такое поведение было в принципе возможно лишь при измене домашним богам‑ пенатам и почитании иноземного бога вина и виноделия Диониса (Либера), который один лишь мог освободить женщину от исполнения долга перед мужем и домом. Посредниками в распространении культа Диониса по всей Италии были этруски, предки Вергилия. Приводя слух о латинских женщинах, последовавших примеру Аматы, Вергилий, кажется, имеет в виду занесенные из Этрурии в 186 г. до н. э. вакханалии, запрещенные под страхом смертной казни специальным решением римского сената.
Вакханалии в повествовании Вергилия – прообраз несправедливой, неистовой войны, в которую втянул благочестивого Энея его соперник, жених Лавинии Турн, обманутый и ослепленный Аллекто. Недаром ведь в образе этой подстрекательницы подчеркивается, что ей любо сводить в поединке братьев и вносить раздор в жилища. В соответствии с античным толкованием войн виновниками их чаще всего являются женщины. Не будь Елены, не было бы Троянской войны. Будь в семье Латина сын, а не дочь, не было бы Латинской войны. Не было бы ее, если бы ко времени высадки Энея Латин овдовел. За Аматой же стоит Аллекто, за Аллекто – Юнона. Да и в гражданской войне между триумвирами винили не их, а египетскую царицу Клеопатру. В этом женоненавистничестве античные люди не одиноки. Вспомним библейскую Еву.
[183] Замечено, что в повествовании автора «Илиады» ночь – пустое время суток. Гомер не знает, чем ее занять, и торопится начать новый день: «Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос». Вергилий, напротив, в полной мере использует темное время дня для схваток, для рассказов о них, для встречи героев в сновидениях с богами и тенями мертвых. Сны с их загадочным языком символов в соответствии с поворотом римского общества эпохи гражданских войн к мистике играют в системе «Энеиды» ключевую роль. Среди множества снов выделяются значением два: первый, о котором рассказывает Эней Дидоне во второй книге, и сон Турна в седьмой книге. Примечательно, что в этих снах спящий вступает в разговор с тем, кто ему предстает во сне. Во сне Эней принимает решение покинуть гибнущую Трою и начать поиски места для сооружения второго Илиона. Также и Турну решение начать войну приходит во сне. Оно принято не в ходе здравого размышления, а навязано внешними враждебными силами.
[184] Согласно мифу, Данаю и младенца Персея, заточенных в бочку, волны вынесли к острову Серифу. Вергилий использует малораспространенную версию, по которой бочку с узниками выбросило на берег Лация.
[185] В античных сонниках это предвещало тому, в кого брошен пылающий факел, верную гибель. Но Турн в ярости забывает об этом предсказании и в дальнейших действиях не считается со своей обреченностью.
[186] Тирр – персонаж, впервые появляющийся в «Энеиде». Дионисий Галикарнасский называет его Тирреном.
[187] На самом деле, по единодушному мнению античных авторов, ворота Януса появились в Риме впервые при царе Нуме Помпилии, через триста лет после предполагаемого прибытия в Италию троянцев. Этот анахронизм, видимо, связан с желанием поэта связать дважды закрытые Августом ворота Януса с эпохой Энея и Латина.
[188] Продолжая древнейшую эпическую традицию, создатель «современного» эпоса предлагает своим читателям каталог героев, своего рода их экспозицию, предшествующую героическому эпосу. В этом каталоге встает Италия с ее племенами, большая часть которых ко времени Августа уже растворилась в римском этносе. На первые роли выдвинуты Турн, Мезенций и Камилла. Турн – благородный герой, противник, достойный Энея, но в отличие от него он борется с судьбой и поэтому обречен на поражение. Мезенций – антипод Энея, поскольку он «ненавистник богов». Камилла – амазонка племени вольсков, привлекает дикарской открытостью, чувством долга и наивностью. Остальные герои не наделены индивидуальными чертами и по большей части не имеют за собой каких‑ либо местных преданий, а сконструированы из названия племени или названия местности и наделены теми особенностями, которые присущи этим этнонимам или топонимам.
[189] Мезенций ‑ правитель города Агиллы (Церы), один из главных противников Энея. Эта вымышленная фигура присутствует уже в посвященных легендарному прошлому Рима «Началах» Марка Порция Катона как предводитель враждебных Энею этрусков. Вергилий – римлянин этрусского происхождения – вносит в легенду о Мезенции изменение. У него этруски – союзники Энея, а Мезенций – враг этрусков и Энея.
[190] Авентин – персонаж, порожденный названием римского холма, считавшегося в историческое время святыней плебеев.
[191] Тибург (или Тибурн) – герой‑ эпоним Тибура, города Лация. Его считали одним из сыновей фиванца Амфиарая.
[192] Цекул – легендарный основатель латинского города Пренесте, родственного римскому Каку. Он считался сыном Вулкана.
[193] Мессап – мифический родоначальник племени мессапов, обитавшего на юго‑ востоке Италии, по соседству с греческим городом Тарентом. Мессапы были племенем иллирийского происхождения и появились в местах своего обитания позднее предполагаемого прибытия в Италию троянцев. Мессапы занимались коневодством и обладали сильной конницей. Именно потому Вергилий (впервые: в VII книге «Энеиды», строки 691 – 692) называет Мессапа «укротителем коней, потомком Нептуна, которого не берет ни огонь, ни железо». Нептуну (Посейдону) были посвящены кони. По одной из версий мифа, Мессап был беотийцем (выходцем из города Анфедона, где находилась гора Мессапион), переселившимся в Италию и давшим ее части свое имя (Мессапия).
[194] Фесцения – городок племени фалисков, прославленный простонародными фесценийскими стихами, импровизациями типа наших частушек. Они исполнялись во время свадеб и гуляний, часто выставляя людей в смешном виде.
[195] Соракт – высокая гора в Южной Этрурии, известная архаическим культом. Капена – находившийся по соседству с ней город, основанный, по преданию, жителями этрусского города Вей, возглавляемого царем Пропорцием.
[196] Введение Клавса, родоначальника рода Клавдиев, в число героев «Энеиды» и его восхваление, возможно, обусловлены родственными отношениями Юлиев и Клавдиев в эпоху создания поэмы.
[197] Галес (Halesus, Alesus) – герой‑ родоначальник родственного латинянам по языку племени фалисков, чьим главным городом были Фалерии. Он считался другом или побочным сыном Агамемнона и поэтому врагом троянцев. Согласно комментатору Вергилия Сервию, Галес – сын Нептуна, связанный с царской династией этрусского города Вей.
[198] После досконального описания племен Южной Этрурии и Лация, якобы принимавших участие в войне на стороне Турна, Вергилий переходит к обитателям Кампании, хорошо ему знакомым по личному опыту. Это была богатейшая в природном отношении часть Италии («счастливая Кампания»), колонизованная в VIII‑ V вв. до н. э. этрусками и греками и два века спустя завоеванная римлянами. Поскольку в поэме идет речь о войне, близкой по времени к Троянской, Вергилий поставил цель описать доэтрусскую и догреческую Кампанию, рассказать о ее мифических или реально существовавших, но давно исчезнувших племенах и забытых царях, типа Ойбала. Все они не имели никакого отношения к описанному в поэме появлению в Италии выходцев из Трои. Поэт‑ патриот хочет уберечь отдаленное прошлое Италии от забвения. Его не волнует то, что поэма перегружена фиктивными героями, которые, как правило, не вводятся в действие. Отсутствие исторических данных порой компенсируется перечислением рек и ручьев, которые поят древние племена или являются матерями героев. Каждый из этих героев требует комментариев, и они могут быть созданы на основании трудов других древних знатоков италийской старины, которых принято называть антикварами. В Вергилии сочетался гениальный поэт и антиквар. Нельзя сказать, что это сочетание всегда было органичным. Во всяком случае, перечисление названий и имен часто ничего не дает сердцу.
[199] Ойбал – сын Телона и нимфы Себефиды, дочери реки Себер близ Неаполя, легендарный царь о. Капры.
[200] Согласно греческим мифам, Ипполит – сын амазонки Меланиппы и афинского царя Тезея. Как девственник, он был мил Артемиде, которая в Италии была отождествлена с Дианой. Почитавшийся вместе с Дианой италийский Вирбий после знакомства италийцев с греческими мифами был отождествлен с Ипполитом. Вирбий – демонический персонаж, связанный с культом богини Дианы в священной роще этой богини в Ариции. Поскольку в рощу был запрещен доступ коням, возник миф о тождестве Вирбия с пелопоннесским героем Ипполитом, погубленным своими конями. Возможно также, что этому тождеству способствовало и само имя Вирбий, означающее по‑ латыни «муж дважды».
[201] Изображение на сюжет греческого мифа об Ио на щите Турна, видимо, связано с тем, что преследовательницей Ио считалась Гера (Юнона). Турн этим объявлял себя воином, следующим указаниям своей божественной покровительницы.
[202] Ни один из античных авторов до Вергилия не сообщает о воинственной деве Камилле, играющей в повествовании «Энеиды» значительную роль. Возможно, этот образ создан Вергилием по образцу воинственной фракийской девы Гарпалики, упомянутой им в первой книге. Однако не исключено, что Камилла была известна легендам, изложенным Эннием и Катоном Старшим. Слово Camilla (casmilla) римлянами употреблялось как обозначение юной служительницы жрецов‑ фламинов. В то же самое время этруски называли Камиллом бога Меркурия, бывшего посланцем Юпитера. Соединяя римские и этрусские религиозно‑ мифологические представления о женском и мужском персонажах с именем Камилла, Камилл, Вергилий создает биографию юной воительницы, дочери царя вольсков.
[203] В поэтической фантазии древних обитателей Италии реки и ручьи занимают такое же значительное место, как у греков, хотя «мифология вод» разработана в римской литературе не столь красочно и детально. Сильное влияние греческой религии на римлян и италиков привело к тому, что латинские «русалки» касмены (от лат. carmen – «песня») приняли облик греческих нимф. Это касается и речных богов – «водяных», которых стали представлять в облике быков. Бог Тиберин в описании Вергилия, видимо, впитал и влияние этрусской мифологии. Само название этой реки – этрусское, и в «Энеиде» синонимом ему служат слова «этрусский поток».
|
|
|
