 |
Глава IV. Кровавое сражение
|
|
|
|
Глава IV
КРОВАВОЕ СРАЖЕНИЕ
Сопровождаемый всеми своими воинами, домочадцами и слугами, Хродгар удалился вслед за своей супругой в опочивальню. Геаты закрыли двери Хеорота на все замки и засовы, хотя и знали, что это их не сможет защитить от Гренделя. Разве что минутой раньше они узнают о его приходе, когда он начнет ломиться в двери.
Все воины–геаты устроились на лавках на ночлег. Беовульф, стоя у своей постели, воскликнул:
– Грендель не сильнее и не храбрее меня! Что славы было бы мне заколоть его моим мечом? Нет! Я его встречу безоружным. Так сердце его скорее дрогнет, если увидит он, что жду я его без страха. И пусть рука Господня в неизъяснимой мудрости Его протянется и поможет тому, кого найдет достойным!
С этими словами отважный вождь геатов опустил голову на подушку. Рядом с ним расположились его воины, готовые в любой миг вскочить и по первому же знаку ринуться на врага. И каждый из них был убежден, что наступающая ночь в его жизни – последняя, что не судьба ему вернуться домой и встретиться с любимыми детьми, женой, друзьями, увидеть снова островерхие крыши знакомых городов. Каждый думал о датских воинах, чьи жизни уже похитил Грендель как раз тут, в Хеороте, где по доброй воле в эту ночь расположились не даны, а они, геаты. Беовульф лежал без сна, прислушиваясь, поджидая. Ему не терпелось скорей схватиться с врагом, и одновременно его охватывала ярость при одной мысли о Гренделе.
А тем временем от подножья окутанных туманом холмов, из глубины смрадных болот шел кривыми тропами Грендель, пробирался к прямой мощеной дороге, чтобы, как всегда, дойти до Хеорота в полночь. Правда, давно уже там он не встречал поживы.
|
|
|
Он шел широкими, неслышными, быстрыми шагами к сияющему Хеороту. Огромный, черный, страшный. Дошел и дернул дверь.
Дверные запоры взбесили его, и, навалившись плечом, он вырвал дверь «с мясом».
Эти люди посмели запираться от него! Он им покажет! Он прыгнул за порог.
А! Люди! Здесь, точно, люди! Он протянул свои лохматые, когтистые ручищи и во мгновенье ока схватил того, кто расположился на ночлег с краю. И разодрал его как цыпленка.
И, захлебываясь, стал пить теплую, живую человеческую кровь. Напившись, он швырнул разодранное тело наземь и протянул руку, чтобы снова схватить другого воина.
Но его руку перехватила другая рука.
И Грендель понял, что она не слабее его собственной. Его поганую черную душу уколол страх. И что–то ему даже подсказало, что лучше бы убраться назад к себе в болото – так было бы надежнее. Однако ему пришлось понять, что этой ночью он попал в совсем другой Хеорот, чем тот, который опустошал и обагрял горячей кровью людей, пред ним ни в чем не виноватых. В его глазах, зелено–мутных, как те болота, где он жил, мелькнул ужас. Такой же ужас, какой он до сих пор поселял в человеческих сердцах.
А Беовульф сжимал его когтистую руку все сильнее и сильнее, и уже затрещали у чудища кости.
Отвратительный монстр боролся теперь уже не за чужую плоть и кровь. Он просто жаждал свободы, но никак не мог вырваться. Он понял, что попал в ловушку.
Хеорот сотрясался, когда в жаркой схватке эти двое ударялись о его стены. Даны, ожидавшие событий вне Хеорота, дрожали от ужаса.
Но прекрасный Хеорот был так дивно построен, что какая бы битва ни происходила внутри, стены его не рушились. Падали со стуком скамьи, срывались со стен прекрасные украшения из резного дерева, слоновой кости и золота. Но постепенно звуки битвы сменились другими звуками, и новый ужас охватил датчан: кричал от боли враг людей и Бога – Грендель. Беовульф намеревался держать чудовище и не выпускать из рук, пока монстр не испустит дух.
|
|
|
Все воины–геаты обнажили свои мечи и были готовы разом ринуться на защиту своего вождя.
Но это было бесполезно.
Грендель, это сатанинское отродье, сумел так заколдовать все человеческие мечи, и копья, и кинжалы, что они не могли принести ему ни малейшего вреда. Прикоснувшись к его омерзительной шкуре, они становились мягкими, как воск.
И все же время его кончилось, и дни его иссякли, и смерть его была близка. И тут он понял, что значит вести войну со Всемогущим Богом. В этой войне победы не бывает. Силы начали оставлять Гренделя. Боль была нестерпимой. Он выворачивался и вырывался из последней мочи. Тут кости его затрещали, мышцы разорвались, рука выдернулась из плеча. Ночной убийца был на Свободе.
Оглашая окрестности воплями и стонами, он скрылся в темноте. Смерть его шла за ним по пятам, потому что рана его была смертельна.
Беовульф тяжело опустился на сломанную скамью, ловя ртом воздух, пытаясь выровнять дыхание. Его воины столпились вокруг него, один за другим зажигая факелы от все еще тлеющих в очагах углей, с изумлением уставившись на нечто, что лежало у Беовульфа поперек колен. Один из воинов, по имени Вэгмунд, сказал:
– Хоть бы и демон, а не человек, все равно с такой раной он не проживет и дня.
– Во всяком случае, наш бедный погибший Хондецио не остался неотомщенным, – заметил Беовульф. – Давайте прибьем этот трофей к стене. Пусть все смотрят, как удалось мне, безоружному, вырвать руку из плеча этого мерзкого чудовища. По крайней мере, кое–кто не скажет уже, что мы бахвалимся попусту.
И полные восторга, с чувством одержанной победы, они пригвоздили мерзкую ручищу к потолочной балке как раз над резным креслом короля.
Первый луч солнца пробежал уже по поверхности мрачных болот, когда смертельно раненный монстр добрался наконец до своего обиталища.
Вскоре и датчане, пробудившись, поспешили к Хеороту. Кто б мог надеяться! Их встретил Беовульф, живой, хоть в шрамах и царапинах от мерзких когтей. Со священным ужасом взирали они на страшную мохнатую ручищу, длиной, пожалуй что, в три человеческих руки, с когтями дикого зверя на пальцах. Даже и сейчас всем казалось, что когти эти вот–вот вопьются в дерево потолочной балки.
|
|
|
Некоторые из данов оседлали лошадей и двинулись по кровавому следу, который оставил Грендель, пока не доскакали до непроходимых болот. Вода там бурлила и кипела зловонной кровью монстра.
Тем временем оставшиеся приводили в порядок пиршественный зал, вместе со слугами отмывая кровь со стен и ставя новые скамейки, заменяя украшения на стенах.
А иные, начав уже праздновать, устроили скачки или боролись друг с другом, а королевский скальд бродил по саду между деревьев, сочиняя хвалебную песнь в честь Беовульфа.
Наконец и король Хродгар появился, а с ним и его королева. Им все подробно поведал сам Беовульф, что и как было этой отчаянной ночью.
– Я думал, что смогу повалить его на лавку и буду душить до тех пор, пока черная душа его не покинет тела. Но он все же смог вырваться от меня, такова сила его невероятная. Но вы сами видите – долго он не проживет.
Хродгар пристально, в полном молчании, смотрел на страшный трофей. Потом медленно произнес:
– Да, долго он не проживет… Сколько горя мы видели из–за него здесь в Хеороте, который был построен для одной только радости.
– Горе больше не вернется, и радость поселится в Хеороте навсегда, – уверенно ответил Беовульф.
– И все благодаря тебе! – с жаром воскликнул Хродгар. – Будь твой отец жив, он должен был бы гордиться. И если жива твоя мать, то она может вознести благодарственную молитву Отцу нашему Небесному, за то, что даровал ей такого сына. С этого дня и я тебя буду считать своим сыном, и нет такого, что бы я дал своим сыновьям, а тебе бы в этом отказал. Все, что захочешь, можешь у меня просить – отказу не будет.
И вот уже кипят приготовления в зале, все разбитые столы и скамьи заменили, и женщины из сундуков достали и повесили новые вышивки, где золотом были расшиты никем не виданные диковинные птицы со змеиными хвостами, и все факелы были зажжены, и пир приготовлялся такой, какого еще никогда не видывали стены Хеорота.
И когда пир был в самом разгаре, Хродгар сказал, обращаясь к своим воинам:
|
|
|
– Ну а теперь час настал, друзья мои, одарить дарами геатов. Они их доблестно заслужили.
И все тут же поднялись со своих мест, и вышли, и вернулись с богатыми приношениями.
Король Хродгар, прославленный сын Хельфдана, подарил Беовульфу шитый золотом стяг – в качестве знамени его победы. К тому же он преподнес ему шлем, и тончайшую кольчугу, не толще кожи лосося, и старинный меч. Но и это было еще не все. Вслед за этим король, опора и надежа всех датчан, повелел привести восемь белых лошадей. У каждой лошади была золоченая уздечка. А одна из них была под боевым седлом, украшенным изумрудами. Это было королевское седло. В него усаживался Хродгар, отправляясь на битву. И всегда возвр’ащался обратно – цел и невредим.
Затем хозяин Хеорота приказал принести ценные дары каждому из спутников Беовульфа, старинное воинское облачение и оружие, еще и выкуп в золотых монетах за того геата, который был убит Гренделем.
Тут пир начался такой пышный, такой великолепный, какого не видел даже славный Хеорот.
И появился бард короля, и заиграл на лютне, и спел хвалебную оду в честь победителя страшного монстра:
И день пришел.
И ночь пришла.
Сгустились тени.
Стали черной мглою.
Явился тот, кто с Господом самим
В разладе вечном,
Убийца радости,
Людей губитель,
Неодолимый, страшный,
Похитивший так много жизней,
Что вскоре был бы счет потерян,
А небо почернело бы от копоти
Костров погребальных.
Но тут явился
В сиянье славы Беовульф
Трижды великолепный,
И славная дружина вместе с ним.
И в поединке страшном,
Кровавом и смертельном
Он победил чудовище.
Кто станет сомневаться,
Что Бог в Его непреходящей мудрости
Держит землю в Своей ладони!
И воздает за мужество и верность.
Победою и славой одаряет.
Будь бесконечно на земле и на морях
Прославлен, Беовульф!
|
|
|
