 |
ЧАСТЬ III 3 страница
|
|
|
|
– Пусть будет! – сказала девушка, выдвигая свою руку и протягивая ее прямо к черепу.
В этот момент череп выронил несколько капель слюны прямо в девичью ладонь. Она быстро и внимательно посмотрела на свою руку, но слюны, упавшей из черепа, на ее ладони уже не было.
– В моей слюне и влаге я дал тебе потомство, – сказал голос из дерева. – Теперь моя голова не нужна больше ни для чего; она только лишь череп без плоти. Таковы и головы великих владык, ибо только плоть есть то, что дает им приятный вид. И когда они умирают, люди пугаются при виде их костей. Такова же природа их сыновей, которая подобна влаге и слюне; их жизненная сущность, будь то сын владыки, сын мудреца или оратора. Они не теряют своей сущности, когда отходят, но завещают ее. Образ владыки, почтенного мудреца или оратора не должен исчезнуть или быть искоренен; он остается в тех дочерях и сыновьях, которых он порождает. Так должно быть! То же самое я сделал с тобой. Поднимись же на поверхность земли; ты не умрешь. Верь словам моим. Да будет это так! – сказала голова Хун‑ Хун‑ Ахпу и Вукуб‑ Хун‑ Ахпу.
И все то, что они сделали вместе, было воистину совершено по повелению Хуракана, Чипи‑ Какулха и Раша‑ Какулха.
После этого девушка возвратилась прямо домой, и много забот легло на нее. Она немедленно зачала сыновей в своем теле силою только слюны. Вот каким образом были порождены Хун‑ Ахпу и Шбаланке.
Итак, девушка возвратилась домой, и после того, как прошло шесть месяцев, ее отец, именовавшийся Кучумакик, заметил ее положение. И тогда девушка вспомнила (слова, сказанные ей головой Хун‑ Хун‑ Ахпу), потому что даже ее отец увидел, что она ожидает потомства.
|
|
|
И тогда все владыки и Хун‑ Каме и Вукуб‑ Каме собрались на совет с Кучумакиком.
– Моя дочь действительно ждет ребенка, владыки, она беременна из‑ за чистого распутства, – воскликнул Кучумакик, когда он появился перед владыками.
– Хорошо, – сказали они, – вырви признание из ее рта, и если она откажется говорить, накажи ее. Пусть она будет уведена далеко отсюда и принесена в жертву.
– Хорошо, почтенные владыки, – ответил он.
И тогда спросил Кучумакик у своей дочери:
– От кого эти дети, которых ты носишь в чреве, дочь моя?
А она ответила:
– У меня нет ребенка, почтенный отец мой, потому что я не знала еще лица мужчины.
– Хорошо, – сказал он, – так ты, значит, действительно блудница. Возьмите ее и принесите ее в жертву, почтенные мужи, принесите мне ее сердце в тыквенной чаше; в этот же день оно должно трепетать в руках владык, – приказал он совам.
Четыре посланца взяли тыкву и отправились в путь, неся юную девушку на своих плечах. Они взяли с собой также и сверкающий каменный нож, предназначенный для ее заклания.
И она сказала им:
– Нет, не может быть, чтобы вы убили меня, о вестники, ведь то, что я ношу в чреве своем, – это не от бесчестия, а оно зародилось, когда я пошла подивиться на голову Хун‑ Хун‑ Ахпу, ту, что в Пукбаль‑ Чах. Вот поэтому вы не должны приносить меня в жертву, о вестники! – сказала девушка, обращаясь к ним.
– А что мы положим вместо твоего сердца? Так приказал нам твой отец: «Принесите ее сердце; владыки будут вертеть его так и сяк; им будет любопытно (смотреть) на него; они будут смотреть все вместе, как оно будет гореть. Итак, принесите ее сердце в чаше возможно быстрее, ее сердце, лежащее на дне чаши». Может быть, он не говорил так нам? Но что положим мы тогда в тыквенную чашу? Мы тоже хотим, чтобы ты не умерла, – сказали посланцы.
– Хорошо, но мое сердце не принадлежит им. Ни дом ваш не должен находиться здесь, ни вы не должны быть принуждаемы ими силой, чтобы убивать людей. Наступит время, воистину, когда действительные распутники будут в ваших руках, а в моих руках Хун‑ Каме и Вукуб‑ Каме. Им должна принадлежать только кровь и только череп[52]; вот что будет отдано им. Никогда мое сердце не будет сожжено перед ними. Да будет так! Соберите то, что даст вам это дерево, – сказала девушка.
|
|
|
Красный сок, хлынувший из дерева, полился в чашу; и тотчас же он загустел и из него образовался комок; он блестел и имел форму сердца. Дерево дало сок, подобный крови, имевший вид настоящей крови. Тогда кровь, или, лучше сказать, кровь красного дерева, сгустилась и образовала очень широкий блестящий слой внутри чаши, подобный свернувшейся крови. Так это дерево стало прославленным из‑ за девушки; оно называлось раньше «красное дерево кошенили»[53], но (с той поры) оно получило имя «дерево крови», потому что сок его называется кровью.
– Вы будете теперь очень любимы, и все, что есть на земле, будет принадлежать вам, – сказала девушка совам.
– Хорошо, девушка. Итак, мы сейчас исполним приказанное (нам, а затем) укажем тебе дорогу туда, наверх, ты же продолжай свой путь как можно быстрей. Мы же пойдем и предъявим это изображение, эту замену вместо твоего сердца, владыкам, – сказали вестники.
Когда они появились перед владыками, все ожидали их с нетерпением.
– Кончили ли вы? – спросил Хун‑ Каме.
– Все кончено, владыки мои. Вот здесь, на дне чаши, находится ее сердце.
– Хорошо! Давайте посмотрим! – воскликнул Хун‑ Каме. И, схватив его кончиками своих пальцев, он поднял сердце; оболочка разорвалась, и заструилась блестящая кровь, ярко‑ красного цвета.
– Разожгите огонь и положите его на уголья, – приказал Хун‑ Каме. Как только они бросили его на огонь, обитатели Шибальбы начали принюхиваться и пододвинулись ближе к нему. Им очень нравилось благоухание, исходившее от сердца.
А в то время, пока они сидели и пристально смотрели на (огонь), совы скрылись и показали девушке путь, и она радовалась, что поднимается из подземных глубин на поверхность земли. Совы же, указав ей путь, возвратились назад.
Так владыки Шибальбы были побеждены девушкой, они все были поражены слепотой.
|
|
|
Глава 4
И вот, Хун‑ Бац и Хун‑ Чоуэн находились со своей матерью дома, когда (туда) пришла женщина, именовавшаяся Шкик.
Когда женщина Шкик появилась перед матерью Хун‑ Баца и Хун‑ Чоуэна, она уже носила сыновей в своем животе, и это было незадолго перед тем, как Хун‑ Ахпу и Шбаланке, как они звались, должны были быть рождены. Когда женщина прибыла к старице, она сказала ей: «Я пришла, мать моя, я – твоя невестка и твоя дочь, о почтенная моя мать». Она сказала это, когда вошла в дом старицы.
– Откуда ты пришла? Где мои сыновья? Может быть, они не умерли в Шибальбе? Разве ты не видишь этих двух, оставшихся, их порождение и их кровь, зовущихся Хун‑ Бацем и Хун‑ Чоуэном? И тем не менее ты приходишь? Иди отсюда! Прочь! – закричала старица на девушку.
– И все же то, что я говорю, – истина. Я – твоя невестка и была таковой уже долгое время. Я принадлежу Хун‑ Хун‑ Ахпу. Они живы в том, чту я ношу. Хун‑ Хун‑ Ахпу и Вукуб‑ Хун‑ Ахпу вовсе не мертвы; то, что они сейчас невидимы, – это великий их подвиг. А ты – моя свекровь. И ты скоро с любовью увидишь их образ в том, что я приношу тебе, – сказала она старице.
Тогда Хун‑ Бац и Хун‑ Чоуэн рассердились. Они ничего не делали, а только играли на флейте и пели, рисовали и занимались резьбой по камню в течение всего дня и были утешением для сердца старицы.
Тогда старица сказала:
– Я не желаю, чтобы ты была моей невесткой, потому что то, что носишь ты в своем чреве, – это плод твоего бесчестья. А потом, ты обманщица; мои сыновья, о которых ты говоришь, давно мертвы.
Неожиданно старица добавила:
– То, что говорю я тебе, – истина, но пусть ты моя невестка, согласно тому, что я слышала. Иди тогда, принеси пищу для этих, они должны быть накормлены кукурузными лепешками. Иди и собери большую сеть (полную зерна) и возвратись сразу же, потому что ты – моя невестка, согласно тому, что я слышу, – сказала она девушке.
– Хорошо, – ответила девушка, и она сразу отправилась на кукурузное поле, которое было засеяно Хун‑ Бацем и Хун‑ Чоуэном. Дорога также была устроена и расчищена ими: девушка пошла по ней и так пришла на поле. Но она нашла там только один стебель кукурузы, не два или три. И когда увидела только один стебель с одним лишь початком на нем, у девушки сжалось сердце.
|
|
|
– Ох, так я в самом деле грешница? Ох, несчастливая я! Откуда же я соберу полную сеть зерна, как мне было приказано ею? – воскликнула она.
Немедленно начала она молить Чахаля о пище, которую она должна была собрать и принести назад.
– Штох, Шканиль, Шкакау[54], вы, что готовите зерно, и ты, Чахаль, хранитель пищи Хун‑ Баца и Хун‑ Чоуэна! – воскликнула девушка. И затем она схватила нити, пучок нитей от початков и оторвала их, не повреждая початка. Затем она расположила эти нити в сети, и они превратились в початки кукурузы, и большая сеть была совершенно наполнена.
Девушка возвратилась немедленно; полевые животные шли рядом, неся сеть. Когда они прибыли, то поставили ношу в углу дома, как будто девушка смогла нести ее. Старица подошла и заглянула туда. Увидев большую сеть, наполненную едой, она воскликнула:
– Откуда ты взяла всю эту еду? Может быть, ты растащила все на нашем поле и принесла сюда всю нашу кукурузу?
– Пойду посмотрю сейчас же, – сказала старица и вышла на дорогу к кукурузному полю. Но единственный стебель кукурузы по‑ прежнему стоял там; отчетливо было видно и место, где находилась сеть у подножия стебля. Старица быстро возвратилась назад, вошла в свой дом и сказала девушке:
– Это достаточное доказательство, что ты действительно моя невестка. Я увижу теперь твоих малышей, которых ты носишь и которые будут мудрецами, – сказала она девушке.
Глава 5
Теперь мы сообщим о рождении Хун‑ Ахпу и Шбаланке. Здесь мы расскажем об их рождении.
Когда наступил день их рождения, девушка по имени Шкик родила их, но старица не видела их в лицо, когда они были рождены. Мгновенно были рождены два мальчика, названные Хун‑ Ахпу и Шбаланке. Здесь, в лесу, появились они на свет.
Потом внесли их в дом, но они не хотели спать.
– Ступай выбрось их, – сказала старица, – ибо поистине они кричат слишком много. – Тогда (Хун‑ Бац и Хун‑ Чоуэн) вышли и положили их в муравейник. Там они мирно спали. Тогда они вынули (новорожденных) из муравейника и положили на чертополох.
То, чего желали Хун‑ Бац и Хун‑ Чоуэн, это чтобы (Хун‑ Ахпу и Шбаланке) умерли в муравейнике или умерли на чертополохе. Они желали этого из‑ за той ревности и зависти, которую Хун‑ Бац и Хун‑ Чоуэн чувствовали к ним.
Сначала они даже отказались принять своих младших братьев в дом; они не хотели признавать их, и поэтому они были воспитаны в лесной чаще.
|
|
|
Хун‑ Бац и Хун‑ Чоуэн были великими музыкантами и певцами; они выросли среди испытаний и нужды, и у них было много горя, но они стали очень мудрыми. Они были флейтистами, певцами, художниками и резчиками по камню, все это они знали, как делать.
Они сознавали свое назначение, и они знали также, что они – преемники своих родителей, тех, кто отправился в Шибальбу. Они знали, что их отцы умерли там. Хун‑ Бац и Хун‑ Чоуэн были исполнены большого знания, и в своих сердцах они знали все относительно рождения их двух младших братьев. Тем не менее, будучи завистливыми, они не показывали своей мудрости, и их сердца были наполнены злыми желаниями против них, хотя Хун‑ Ахпу и Шбаланке не обидели их никаким образом.
Эти два (последних) ничего не делали в продолжение всего дня, кроме того что стреляли из выдувной трубки; их не любили ни их бабушка, ни Хун‑ Бац и Хун‑ Чоуэн. Им не давали ничего есть; только тогда, когда еда была закончена и кончали есть Хун‑ Бац и Хун‑ Чоуэн, тогда приходили поесть младшие (братья). Но они не оскорблялись за это и не приходили в гнев, а переносили все терпеливо, потому что они сознавали свое положение и понимали все совершенно ясно.
Они приносили с собой птиц день за днем, когда приходили, а Хун‑ Бац и Хун‑ Чоуэн ели их, не уделяя никакой доли ни одному из них, ни Хун‑ Ахпу, ни Шбаланке.
Единственно, чем занимались Хун‑ Бац и Хун‑ Чоуэн, – это игрой на флейте и пением.
И вот однажды, когда Хун‑ Ахпу и Шбаланке пришли, не принеся на этот раз с собой ни одной птицы, то их бабушка разозлилась, когда вошли они в дом.
– Почему на этот раз не принесли вы птиц? – спросила она Хун‑ Ахпу и Шбаланке.
А они ответили:
– Вот что случилось, бабушка. Птицы наши запутались на вершине дерева, а мы не смогли взобраться и достать их, дорогая бабушка. Если наши старшие братья так желают, то пусть пойдут вместе с нами и спустят птиц вниз, – сказали они.
– Хорошо, – отвечали старшие братья, – на заре мы пойдем с вами.
(И когда они это говорили), они шли к своей погибели. Слепотой были поражены они оба, на свою погибель, Хун‑ Бац и Хун‑ Чоуэн.
– Мы хотим лишь изменить их природу, их жирную внешность, так, чтобы осуществилось бы наше слово и предсказание, за все страдания и мучения, которые они причинили нам. Они желали, чтобы мы умерли, чтобы мы были уничтожены, мы, их младшие братья. В своих сердцах они действительно считают, что мы созданы быть их служителями. Из‑ за этих причин мы должны одолеть их и дать им урок. – Так говорили друг другу (Хун‑ Апху и Шбаланке).
Тогда они направились к подножию дерева, называвшегося канте[55]. Их сопровождали два их старших брата, когда они отправились в путь. Тут они начали охотиться своими выдувными трубками. Невозможно было сосчитать птиц, щебетавших на дереве, и их старшие братья удивлялись, видя так много птиц. (Застреленных) птиц было много, но ни одна не упала к подножию дерева.
– Наши птицы не падают на землю. Идите и доставьте их вниз, – сказали (Хун‑ Ахпу и Шбаланке) своим старшим братьям.
– Хорошо, – ответили (последние).
И тогда они тотчас вскарабкались на дерево, но дерево начало становиться все выше и выше, и ствол его увеличился. Тогда Хун‑ Бац и Хун‑ Чоуэн захотели спуститься вниз, но не могли они уже больше спуститься с вершины дерева.
И тогда сказали они с вершины дерева:
– Что случилось с нами, о наши братья? О мы несчастные! Это дерево устрашает нас только при взгляде на него. О наши братья! – воскликнули они с вершины дерева.
А Хун‑ Ахпу и Шбаланке тогда ответили:
– Распустите ваши набедренные повязки, крепко привяжите их под вашим животом, оставив висящими длинные концы, и потяните их снизу. Таким образом вы легко сможете сойти вниз. – Так сказали им младшие братья.
– Да будет так! – ответили они, оттягивая концы своих поясов назад.
Но в то же мгновение эти концы превратились в хвосты, а они сами стали обезьянами. Тогда они начали скакать по ветвям деревьев, среди деревьев больших и малых гор, а затем они исчезли в лесу, все время гримасничая, крича и качаясь на ветвях деревьев.
Таким способом Хун‑ Бац и Хун‑ Чоуэн были побеждены Хун‑ Ахпу и Шбаланке; и только из‑ за своего чародейства могли они совершить это.
После этого они возвратились в свой дом, и когда они пришли, они сказали своей бабушке и своей матери:
– Что это могло быть, о наша бабушка, что случилось с нашими старшими братьями, потому что их лица стали грубыми, а они сами неожиданно превратились в зверей? – Так говорили они.
– Если вы чем‑ нибудь повредили вашим старшим братьям, вы огорчили меня, вы наполнили меня печалью. Не делайте подобных вещей вашим братьям, о (дети) мои, – сказала старица Хун‑ Ахпу и Шбаланке.
А они ответили своей бабушке:
– Не огорчайся, о наша бабушка. Ты увидишь снова лица наших братьев. Они возвратятся, но это будет трудное испытание для тебя, бабушка. Будь осторожна и не смейся при (взгляде) на них. А теперь давайте испытаем их судьбу, – сказали они.
Немедленно (братья) начали играть на своих флейтах, наигрывая (песню) «Хун‑ Ахпу‑ Кой»[56]. Затем они пели, играя на флейте и барабане, схватив свои флейты и барабан. После они уселись рядом со своей бабкой и продолжали играть на флейте; они звали (назад) своих братьев музыкой и песней, произнося нараспев песню, называвшуюся «Хун‑ Ахпу‑ Кой».
Наконец появились Хун‑ Бац и Хун‑ Чоуэн и, подходя, начали танцевать; но когда старица взглянула и увидела их безобразные лица, то она стала смеяться. Старица не смогла удержать своего смеха, и они сразу удалились, так что не было больше видно их лиц.
– Ну, вот и все, бабушка! Они ушли в лес. Что ты сделала, наша прародительница? Мы можем сделать эту попытку только четыре раза, и осталось лишь три. Мы попытаемся снова позвать их (сюда) с помощью игры на флейте и песни, но ты постарайся удержать свой смех. Пусть еще раз начинается испытание! – сказали снова Хун‑ Ахпу и Шбаланке.
И тотчас начали они снова дуть во флейты, и снова (Хун‑ Бац и Хун‑ Чоуэн) возвратились; танцуя, они дошли до середины двора дома. Они гримасничали, возбуждая в их бабке такую веселость, что, наконец, она разразилась громким смехом. Они действительно были очень забавны с их обезьяньими лицами, их широкими животами, их узкими хвостами, судорожно двигавшимися, чтобы выразить их чувства. Все это заставляло старицу смеяться.
Тогда снова (старшие братья) ушли назад в горы. И сказали Хун‑ Ахпу и Шбаланке:
– А теперь что мы будем делать, о бабушка? Попытаемся еще раз. Это (уже) третий!
Они снова заиграли на флейте, и те (обезьяны) возвратились, танцуя. Теперь старица смогла удержать свой смех. Тогда они вскарабкались на (главную балку) – самое теплое место в доме; их глаза светились красным светом, они отворачивали прочь свои лица с широкими кривыми ртами и втянутыми губами. Они были очень взволнованы и пугали друг друга гримасами, которые они делали.
И когда старица увидела все это, она разразилась бурным хохотом. И они опять не увидели лиц (старших братьев) из‑ за смеха старой женщины.
– Только еще раз мы позовем их, бабушка, и они придут в четвертый раз, – (сказали юноши).
Они начали снова играть на флейте, но (их братья) не возвратились в четвертый раз; наоборот, они убежали в лес так быстро, как только могли.
И они (юноши) сказали своей бабушке: «Мы сделали все, что было возможно, о бабушка, они пришли один раз, затем мы пытались еще позвать их снова. Но не печалься! Вот мы здесь, мы твои внуки; ты должна смотреть на нас, о наша мать! О наша бабушка, мы здесь, чтобы напоминать тебе о наших старших братьях, тех, кого называли и кто имел имена Хун‑ Баца и Хун‑ Чоуэна, – сказали Хун‑ Ахпу и Шбаланке.
(Хун‑ Баца и Хун‑ Чоуэна) призывали игроки на флейте и певцы в древние времена. Художники и мастера резьбы по камню также призывали их в прошедшие дни. Но они были превращены в животных и стали обезьянами, потому что они были высокомерными и оскорбляли своих младших братьев.
Таким путем были опозорены их души; такова была их потеря; таким путем Хун‑ Бац и Хун‑ Чоуэн были побеждены и превращены в животных. Они постоянно находились в своем доме, они были музыкантами и певцами и сотворили многое поистине великое, когда жили со своей бабкой и своей матерью.
Глава 6
Тогда (Хун‑ Ахпу и Шбаланке) начали работать, чтобы их бабушка и их мать думали бы о них хорошо. Первое дело, которое они сделали, было кукурузное поле.
– Мы идем засеять поле, о наша бабушка и мама, – сказали они. – Не печалься, мы здесь, мы, твои внуки; мы займем место наших старших братьев, – сказали Хун‑ Ахпу и Шбаланке.
Без промедления они взяли свои топоры, свои мотыги и свои большие деревянные копательные палки и отправились в путь, неся каждый на плече свою выдувную трубку. Когда они выходили из дома, они попросили свою бабушку принести им еды.
– Приди точно в полдень и принеси нашу пищу, бабушка, – сказали они.
– Хорошо, внуки мои, – ответила им их бабушка.
Скоро они пришли туда, где хотели устроить кукурузное поле. И когда они просто воткнули мотыгу в землю, она начала обрабатывать землю; она совершала всю большую работу одна.
Таким же образом (братья) вонзали топор в стволы деревьев и ветви, и мгновенно они падали, и все деревья и лианы оказывались лежащими на земле. Деревья падали быстро, от одного удара топора, и образовалась большая поляна.
И мотыга также сделала большое дело. Нельзя было сосчитать, сколько сорных трав и колючих растений было уничтожено одним ударом мотыги. Невозможно было и перечислить, что было вырыто и расчищено, сколько было срезано всех больших и малых деревьев.
Затем (Хун‑ Ахпу и Шбаланке) приказали птице, называемой Шмукур, горлинке, подняться и усесться на вершине высокого дерева, и Хун‑ Ахпу и Шбаланке сказали ей: «Сторожи, когда наша бабушка придет с едой для нас, и, как только она пойдет, начинай сразу ворковать, а мы схватим мотыгу и топор».
– Хорошо! – ответила горлинка. А они хотели стрелять из своих выдувных трубок; заниматься в действительности устройством кукурузного поля им вовсе не хотелось.
Немного позже горлинка, как ей было приказано, заворковала, и (братья) быстро побежали и схватили один – мотыгу, а другой – топор. Они накрыли свои головы; один из них намеренно загрязнил свои руки землей и тем же самым образом вымазал свое лицо, чтобы выглядеть как настоящий земледелец, а другой нарочно набросал деревянных щепок на голову, как будто бы он в действительности срубал деревья.
Так их и увидела их бабка. Они сразу же поели, хотя в действительности они не работали в поле и получили пищу, не заслужив ее. Через некоторое время они вернулись домой.
– Мы поистине очень устали, бабушка, – сказали они, возвратившись, и протянули свои руки и ноги перед ее глазами, но без всяких оснований.
(Братья) возвратились на следующий день и, придя на поле, увидели, что все деревья и лианы снова полностью стоят на своих местах, а колючие растения и сорные травы снова перепутались. (Вот что увидели Хун‑ Ахпу и Шбаланке), когда пришли.
– Кто это сыграл с нами такую шутку? – сказали они.
А совершили это все животные, большие и малые; они сделали это: пума, ягуар, олень, кролик, лисица, койот, дикий кабан[57], коати, малые птицы и большие птицы – они, вот кто, совершили все это, и за одну только ночь.
И вот (Хун‑ Ахпу и Шбаланке) начали снова приготовлять поле для кукурузы и почву и срубать деревья. Они советовались друг с другом, в то время как рубка деревьев и расчистка кустарника шла сама собой.
– Теперь мы прежде всего будем сторожить наше поле, – сказали они друг другу, когда советовались, – может быть, мы сможем захватить тех, кто придет сюда творить все эти разрушения. – Потом они возвратились домой.
– Кто же видел что‑ нибудь подобное, бабушка? Они зло подшутили над нами. Наше поле, обработанное нами, они превратили в кусок земли, покрытый густыми зарослями и толстыми деревьями. Вот что мы нашли, когда пришли туда немного раньше, бабушка, – сказали они ей и своей матери. – Но мы возвратимся туда и будем сторожить всю ночь, потому что несправедливо, что они совершают против нас такие вещи, – добавили (братья).
Затем они вооружились и снова возвратились на свое поле, к срубленным деревьям, и втихомолку спрятались там, прикрытые темнотой.
Тогда все животные собрались снова, пришли представители каждого рода, все большие и малые животные собрались вместе. Сердце ночи было спокойно, когда они пришли, все говоря между собой, и вот каковы были их слова: «Поднимитесь, деревья! Поднимитесь, лианы». Так говорили они, подходя и собираясь под деревьями и лианами. Наконец, они приблизились и появились перед глазами (Хун‑ Ахпу и Шбаланке).
Пума и ягуар были первыми, и (Хун‑ Ахпу и Шбаланке) жаждали схватить их, но (животные) не дались. Затем приблизились олень и кролик, но единственные части их, которые (братья) могли схватить, были их хвосты, их‑ то они и вырвали. Хвост оленя (и хвост кролика) остались в их руках, и поэтому с тех пор у оленя и кролика такие короткие хвосты.
Ни лисица, ни койот, ни дикий кабан, ни коати не попали в их руки. Все животные прошли перед Хун‑ Ахпу и Шбаланке, и сердца (братьев) были полны гнева из‑ за того, что не смогли поймать их.
Но, наконец, появился еще один зверь, отставший от других, и прибежал он, шмыгая то в одну, то в другую сторону. Они мгновенно преградили ему путь и, накинув на него ткань, схватили; это оказалась мышь. Поймав ее, они повернули ей голову назад и попытались задушить ее. Они опалили ей хвост на огне, и с тех пор хвост у мыши, ее хвост всегда безволосый. И глаза у нее всегда (выпучены), потому что юноши, Хун‑ Ахпу и Шбаланке, пытались ее задушить.
Мышь сказала: «Я не должна умереть от ваших рук. И не ваше это дело – возделывать кукурузные посевы».
– Что ты там такое рассказываешь теперь нам? – спросили юноши мышь.
– Освободите меня немножко, потому что у меня внутри есть кое‑ что, что желаю сказать вам, и я скажу вам это немедленно, но сперва дайте мне что‑ нибудь поесть, – промолвила мышь.
– Мы дадим тебе пищу потом, – ответили (братья), – сперва скажи!
– Хорошо! (Узнайте же) тогда, что собственность ваших родителей – Хун‑ Хун‑ Ахпу и Вукуб‑ Хун‑ Ахпу, как назывались они, тех, кто умер в Шибальбе, – принадлежащие им вещи для игры в мяч сохранились и висят под крышей дома: их кольца, перчатки и каучуковый мяч. Тем не менее ваша бабушка не хотела показывать их вам, потому что (эти вещи) были причиной, из‑ за которой умерли ваши родители.
– Ты уверена в этом? – спросили юноши мышь. А сердца их были очень счастливы, услышав о каучуковом мяче. И так как мышь им все теперь рассказала, то они показали ей, что будет ее пищей.
– Вот что будет твоей пищей: кукурузные зерна, белый перец, бобы, паташте[58] и какао, – все это принадлежит тебе, и если что‑ либо будет запасено и позабыто, это также будет твоим. Ешь это! – Так было сказано мыши Хун‑ Ахпу и Шбаланке.
– Хорошо, о юноши, – ответила она, – но что будет сказано вашей бабушке, если она увидит меня?
– Не беспокойся, потому что мы здесь и мы подумаем, мы найдем, что сказать нашей бабушке. Идем же! Мы быстро посадим тебя в этом углу дома, а ты сразу же поднимайся туда, где висят эти вещи. Мы же посмотрим на жерди крыши и уделим внимание нашей пище, – сказали они мыши.
И условившись таким образом, после разговора друг с другом в течение ночи, Хун‑ Ахпу и Шбаланке прибыли (домой) точно к полуденному часу. Когда они пришли, то принесли с собой мышь, но никому не показали ее. Один из них прямо прошел в дом, а другой подошел к кровле, и там мышь быстро вскарабкалась наверх.
Тотчас же они попросили у своей бабушки свой обед: «Прежде всего приготовь нам в чаше еду, мы хотим перцовой подливки, бабушка», – сказали они. И тотчас же в чаше была приготовлена для них пища, и горшок с похлебкой был поставлен перед ними.
Но все это было только для того, чтобы обмануть их бабушку и их мать. Осушив кувшин с водой, они сказали:
– Мы поистине умираем от жажды; пойди и принеси нам пить, – сказали они своей бабушке.
– Хорошо! – сказала она и вышла. Тогда (братья) начали есть, но в действительности они вовсе не были голодны; то, что они делали, была лишь хитрость. Они видели при помощи их перцовой подливки, как мышь быстро побежала к каучуковому мячу, подвешенному к стропилам крыши дома. Видя это в их перцовой подливке, они послали к реке комара с жалом, насекомое, называемое шан, которое подобно москиту, и оно пришло туда и пробуравило бок у кувшина для воды, (который унесла) их бабушка. И хотя она пыталась остановить вытекавшую воду, она никак не могла заделать дыру в кувшине.
– Что там случилось с нашей бабушкой? Иди поскорее к реке, наши рты сухи от жажды, мы умираем от жажды, – сказали они своей матери и послали ее (принести воду). Немедленно мышь перегрызла (веревку, державшую) мяч, и он упал со стропил дома вместе с кольцами, перчатками и кожаными щитками. (Юноши) схватили их и, выйдя из дома, спрятали на дороге, ведущей к площадке для игры в мяч.
После этого они пошли на берег и присоединились к своей бабушке и своей матери, которые усердно старались заделать дыру в кувшине для воды. Тут прибыли они со своими выдувными трубками и, подойдя к реке, сказали:
– Что же вы делаете? Мы устали (от ожидания) и пришли сюда, – промолвили они.
– Посмотрите на дыру в моем кувшине, которую я не могу заткнуть, – сказала бабушка. Но они тотчас же заделали ее и вместе возвратились домой, идя перед своей бабушкой.
Таким образом был обнаружен каучуковый мяч.
Глава 7
Обрадованные юноши возвратились на площадку для игры в мяч; они принялись за игру и играли там долгое время одни. Они расчистили площадку, где играли их родители.
А владыки Шибальбы услышали их и сказали: «Кто это те, что снова начинают играть над нашими головами и тревожат нас производимым ими шумом? Может быть, не умерли Хун‑ Хун‑ Ахпу и Вукуб‑ Хун‑ Ахпу, желавшие возвысить себя перед нами? Идите и сразу же призовите их сюда! »
Так сказали Хун‑ Каме, Вукуб‑ Каме и другие владыки. Они тотчас же призвали своих вестников и сказали им: «Отправляйтесь туда и скажите им, когда вы окажетесь там: «Пусть они придут, – сказали владыки, – мы желаем играть в мяч с ними здесь, через семь дней после сегодняшнего мы желаем играть; так скажите им, когда вы придете (туда)». Так сказали владыки. Таково было (приказание), которое они отдали вестникам.
|
|
|
