 |
Пандавы и кауравы 4 страница
|
|
|
|
Арджуне бросается в глаза знамя с изображением подпруги слона. Он знает, что это знак Карны, внебрачного сына его матери Кунти, приближенного Дурьйодханой, и вспоминает свою первую встречу с ним. С той поры у Дурьйодханы нет более сильного и решительного союзника, чем он, наделенный им царским величием.
Решив, что с Карной надо столкнуться последним, он просит направить коней к другой части поля к Крипу, наставнику Кауравов в военном деле. И этот герой, лучший из воинов, направляет свою колесницу к нему. Он готов сразиться. И вот оба могучих ратника стоят друг против друга, как два осенних облака, и мечут друг против друга стрелы. Стрелы из лука Гандивы, прославленного во всем мире, сталкиваются с отточенными подобными огненным языкам стрелами Крипы и раскалываются на сотни и тысячи частей, застилая небо сплошной тенью. И тогда Арджуна, издав боевой клич, направляет свои стрелы против четырех коней Крипы. Пронзенные ими, как сверкающими змеями, кони встают на дыбы, и Крипа валится с колесницы. Но Арджуна оставляет ему жизнь.
И вот Арджуна замечает, что к нему приближается колесница Дроны, его наставника, а ныне врага, служащего Дурьйодхане. И он тоже побеждает его, оставляя его поверженным, но живым. Побеждены также Карна, Ашваттхаман и Дурьйодхана. Они лежат на поле недвижимыми. Вспоминая просьбу Уттанки и ее подруг, Арджуна снимает со своих противников их красивые одеяния, чтобы подарить их и заодно оставить память о своей победе.
В царском дворце
Вернувшись во дворец после похода на земли племен, опустошавших пределы его царства, Вирата сразу вызвал Уттару. Но вместо него пришли придворные, и от них он узнал о том, что Уттара покинул город на колеснице, которую вел возничий. В нем узнали служившего царю евнуха. Ему рассказали о похищении скота и о его возвращении в загоны без пастухов, и о битве, в которой будто бы Уттара разбил войско Кауравов.
|
|
|
Голова Вираты пошла крутом. Евнух на колеснице? Где это видано?! И что могло заставить скот вернуться в загоны, а не разбрестись по полям? И как его сыну, никогда еще не испробовавшему свои силы в бою, удалось разгромить неодолимых Кауравов?
И послал Вирата ради спасения наследника свою конницу с повелением: «Быстроузнайте, где царевич, – жив он или нет». И вскоре царские вестники, вернувшиеся в столицу, сообщили, что Уттара жив и вскоре прибудет. И повелел царь подготовить победителям торжественную встречу.
И горожане вышли на улицы с цимбалами, рожками и раковинами, женщины в пышных одеяниях, сказители и музыканты с барабанами, трубами и горнами, чтобы встретить победителя Уттару.
И вот Уттара, окропляемый тонкими благовониями, забрасываемый цветами, проезжает город и, достигнув дворца, сообщает привратнику о своем прибытии. «Пусть ко мне войдут оба, я жажду их видеть», – сказал царь. Но тут появился Юдхиштхира и распорядился, чтобы Арджуна не появлялся у царя.
Уттара вошел один. После объятий и поздравлений Вирата засыпал сына вопросами: «Скажи мне, сын, как ты мог справиться с Карной, который не может промахнуться, если даже ему приходится поражать тысячу целей одновременно? Каким образом смог ты сразиться с Бхишмой, чей натиск невыносим, как огонь при гибели мира? Каким образом ты смог сразиться с Дроной, наилучшим из носящих оружие? Как ты мог сразиться с Крипой, одно имя которого вызывает ужас? Каким образом ты одолел Дурьйодхану, способного пронзить своими стрелами гору? »
– Все это сделано не мной, – отвечал Уттара, – а неким сыном божества. Когда я, перепутанный, убегал, он меня остановил и сам взошел на колесницу.
|
|
|
– Где же этот многорукий герой, который совершил невозможное и отвоевал мой скот, мое богатство, похищенное Кауравами? Я хочу его увидеть и почтить!
– Он тотчас исчез, – солгал Уттара. – Но завтра или послезавтра, о отец, я думаю, он появится.
Собрание знати
На третий день после этой встречи отца с сыном Пандавы, совершив омовение и облачившись в белые одеяния, вошли в еще не заполненный зал собрания и уселись на царских тронах. Когда в зал вошел Вирата вместе с придворными, он прежде всего бросил взгляд на Юдхиштхиру и подошел к нему.
– А почему ты уселся здесь, игрок в кости? Трон, на котором ты сидишь, не для тебя!
На это евнух сказал:
– Мой старший брат, о царь, достоин занять место самого Индры. Он бык из рода Куру, сын Кунти Юдхиштхира. Лучи его славы не уступают лучам Солнца. Невозможно перечислить его достоинства.
– Если это Юдхиштхира, то кто тогда его братья Арджуна и Бхима могучий? Кто Накула и Сахадева и кто прославленная Драупади?
– Арджуна это я! – признался бывший евнухом.
– Так это ты один рассеял войско моих недругов и возвратил мне мое богатство?
– А я был твоим поваром, – проговорил Бхимасена.
Вирата нахмурил брови.
– Бесспорно, ты прекрасный повар. Но ты превратил моего родича Кичаку в кусок мяса.
– Он был очень силен, – сказал Бхима. – Когда мы боролись, дрожал зал для танцев. Но я придушил негодяя, как Индра Вритру. Он шел, распаленный страстью к нашей Драупади. А до того он ударил ее ногой.
– Драупади! – воскликнул Вирата. – Так это она была служанкой моей супруги!
– А я был твоим конюхом, царь, – вставил Накула. – Когда я выводил коней, ты меня похвалил и сказал, что я мог бы служить у самого возницы Индры Матали.
– А я жил в твоем коровнике, – сказал Сахадева. – Я пас твоих коров и выхаживал телят.
– Благодарение судьбе! – воскликнул царь.
Он подошел к Юдхиштхире и крепко обнял его. Затем он обнял Арджуну и Бхиму, а потом близнецов, обнюхав их макушки.
– Благодарение судьбе! – повторил он. – Благодаря ей вы все здравыми вернулись из леса и целый год неузнанными жили среди нас. От своего имени и от имени всех присутствующих я отправляю посла к Дурьйодхане с сообщением, что Пандавы живы и ими выполнены все условия. Теперь его черед выполнить свое обещание и вернуть братьям полцарства.
|
|
|
У Кришны
После того как Дурьйодхана отказался вернуть Пандавам их владения, война стала неизбежной. Надо было подумать о союзниках. И сказал тогда Арджуна братьям:
– Схожу я к Кришне и попрошу его нам помочь. Ведь он, узнав об оскорблении Драупади, поклялся отомстить сыновьям Дхритараштры. Если Кришна будет сражаться на нашей стороне, нам нечего бояться[127].
– Прекрасная мысль! – воскликнул Юдхиштхира. – Иди немедленно.
Кришна и пастушки–гопи
Быстро бежал Арджуна, и вскоре показались стены и башни Двараки, твердыни ядавов, подвластного Кришне народа, созданной им всего за одну ночь.
Дворец Кришны выделялся величиной, и Арджуна сразу направился к нему. Ворота были на запоре. Страж спросил посетителя о цели его прибытия и удалился. Вскоре он возвратился и проговорил:
– Кришна спит. Можешь войти и ожидать его пробуждения.
Слуга, сопровождавший Арджуну, ввел его в богато украшенные покои. Первым, кого увидел Арджуна, был Дурьйодхана, сидевший в головах постели, там, где находился трон, блиставший драгоценными каменьями. Арджуна понял, что хорошая мысль никогда не приходит в голову одному.
Кришна раскинулся на ложе из сандалового дерева. Одеяло было из чистого золота. Арджуна и Дурьйодхана ожидали молча, не глядя друг на друга.
Наконец Кришна пошевелился и открыл глаза. Взгляд его, естественно, упал на Арджуну, сидевшего в ногах. Но услышав голос Дурьйодханы, бог обернулся.
– Я прибыл первым, – начал Дурьйодхана, – и должен пользоваться преимуществом. Я пришел просить о помощи в войне.
– Да, ты пришел первым, – согласился Кришна, – но я первым увидел Арджуну. Однако я буду справедлив к обоим. Одному из вас я могу дать свою армию, другому – служить колесничим, без оружия в руках[128]. Ты, Дурьйодхана, пришел первым, поэтому выбор за тобой.
– Я выбираю армию! – проговорил Дурьйодхана не задумываясь.
Ведь он знал, что армия Кришны, набранная из племени ядавов, лучшая в Индии.
|
|
|
– Поздравляю тебя с этим выбором! – сказал Кришна, улыбаясь одними губами. Но глаза его как–то странно блеснули.
Не подумал Дурьйодхана о том, что самая сильная армия ничего не стоит, если ее кумир и предводитель на стороне противника.
После этого Кришна протянул Арджуне ладонь для рукопожатия, и тот, ощутив ее упругость и мозоли, натертые тетивой, понял, что под защитой такой руки можно считать, что победа уже одержана.
Курукшетра
Курукшетра – это поле наше,
Милый брат, но мы его не вспашем,
Не рассеем жизни семена –
Обнесем его кровавой чашей,
Смертью перекрестим, опояшем.
Курукшетра… Иначе – война.
Курукшетра – это наше поле.
Мы его своей засеем болью,
Биться будем, чтобы лечь костьми.
Сыновей и внуков обездолим,
Чтоб из братской крови не такой ли,
Как и наш, безумный вырос мир.
Необъятное поле Курукшетра, раз в месяц принимавшее богов и мудрецов для принесения жертв, было занято двумя выстроившимися друг против друга армиями – племенами и народами всей Индии, примкнувшими кто к Пандавам, а кто к Кауравам. Во главе войска Пандавов был Дрихштадьюмна, брат Драупади, орел среди людей. Над его колесницей развевалось белое знамя с изображением распростершей крылья царственной птицы. Кауравов возглавлял старец Бхишма, дед Пандавов и Кауравов.
И оба войска были уже готовы к сражению, и над Курукшетрой уже пролетали со свистом первые пробные стрелы, когда Арджуна, стоявший на колеснице со стягом, изображавшим могучую обезьяну Ханумана, обернулся к своему возничему:
– Взгляни, Кришна! Там мои братья, с которыми я вырос в играх. Им зла и смерти я не желаю. Не могу истреблять я род свой. Не хочу!
Душа Арджуны переполнилась состраданьем, и из глаз его, обжигая траву, лились горючие слезы.
– Опомнись, безумец! – воскликнул Кришна. – Откуда взялась эта напасть, эта тобой овладевшая слабость, достойная шудры?! Ты кшатрий, Арджуна! Оставь малодушие слабым. К битве готовься, сокрушитель врагов!
Из груди Арджуны вырвался стон.
– Нет, не враги это, Кришна. Взгляни, среди них почтенные старцы Бхишма и Дрона. Я сидел у них на коленях. В них ты призываешь стрелы направить? Мой дух заблудился. Не знаю, где зло и где благо… Если можешь, развей сомненья мои.
– Изволь, – отозвался Кришна, улыбнувшись одними губами. – Положено быть мне возничим твоей колесницы[129]. Готов я и твой дух повести, потерявший дорогу, заблудившийся в чаще. Сомненья твои, оправданьем которых сострадание служит, далеки от правды, рожденной природой. В общении с нею мудрец, познающий закон, жалости недоступен. И к смерти он безразличен, как к холоду или зною, к голоду или жажде. Ведь то, что успело возникнуть, не в состоянии бесследно исчезнуть. То, чего нет, не может возникнуть. Во власти майи твой взор оказался. Она рассуждения не достойна. Зренье наше должно быть к сущности обращено, а не к тому, что от нее отвращает. Для нас безразличны рожденье и смерть. Бессмысленно состраданье к тому, кто создан для смерти. Возродиться дано и Бхишме и Дроне. И не все ли равно, от чьей руки им погибнуть? Оберегай свою дхарму, Арджуна! Презирай колебанья, Пандава! Если ты вопреки назначенью судьбы эту битву покинешь, ждет тебя доля, которой ты не достоин. Хула и бесславье отвратительней смерти. Поверь мне – враги, над тобою глумясь, оскорблений не пожалеют. Победив их, ты насладишься властью царя, коль убьют тебя, неба достигнешь. На деяния должен быть дух устремлен – не на созерцанье, от всего, что мешает деянью, свободный. Уравняй для себя неудачу с удачей. Йога уравнению этому имя. Обуздав неспокойную мысль свою йогой, разорвать ты сумеешь круг порочный рожденья и смерти, невозмутимости высшей достигнешь.
|
|
|
И много еще соображений высказал Кришна, переходя порой от обыденной речи к высокому слогу, в рассужденья входя о различии духа и тела, о долге перед семьей и богами, а также о знаньях сокрытых, о царственных тайнах[130]. В конце же, с Арджуной встретившись взглядом, спросил:
– Отвратился ли ты от сомнений, от жалости, порожденной незнанием?
– С этим покончено, – молвил Арджуна, взгляд отводя. – Разум ко мне возвратился. Готов я данное слово сдержать и выполнить предназначенье[131].
Индра и Карна
Сильны были Кауравы числом и умением воинов, находившихся в их рядах. Наблюдая с неба за битвой, Индра заметил, что Юдхиштхиру терзает боязнь перед силою Карны. И явился он к нему во сне, чтобы сказать: «Не бойся! Я тебя избавлю от страха».
Мало того, Индра сам стал наблюдать за станом, враждебным Пандавам. Увидев, как Карна одаряет брахманов, не отпуская пустым никого, задумал он выманить чудесные серьги и панцирь, делающий врага Пандавов неуязвимым.
Но ничто не сокроется от всевидящего ока Сурьи. Предстал светоносный бог перед спящим сыном в облике брахмана и обратился к нему со словами:
– Выслушай меня, о золотоглазый, и поступи по моему совету. Ведомо мне, что придет к тебе Индра, покровитель Пандавов, прикинувшись брахманом, и, зная, что никогда ты ни в чем не отказывал просящему, будет выпрашивать у тебя мой дар – золотые серьги и панцирь. Предложи ему с почтением любые другие дары, но не эти. Гибель твою замыслил громовержец, знающий, что серьги и панцирь – защита твоя от вражеских стрел.
Поблагодарил Карна великого бога, но твердо ответил:
– Не отвращай меня от обета, великий. Я никогда ничего не жалел для брахманов. И не пугает меня гибель на поле брани – ведь славная смерть в неравной битве стократно достойнее бесславной жизни. Бесславье принесет победа, одержанная надо мной коварством, мне же достанется слава, и, вознеся меня в небесные выси, утвердится она в трех мирах – ведь слава подобна второму рожденью, и не жаль мне за нее заплатить жизнью.
– Ты ошибаешься! – возразил сыну Сурья. – Живое живет для живого! Людям свойственно желать славы, не жертвуя жизнью. В славе, о сын мой, нуждаются только живые. Что делать со славой тому, кто стал пеплом? Поверь мне, что мертвому не услышать похвал, – живому, не мертвому на земле и во вселенной нужна слава. Возвращаясь на небо, я вновь тебя заклинаю: все соглашайся отдать, не расставайся лишь с возникшими из животворной амриты серьгами и панцирем. Лишь тогда ты повергнешь грозного Арджуну в решающей битве.
– О Жарколучистый! – ответил Карна. – Я предан тебе, как никому другому из богов. И, склонившись перед тобою, молю тебя не настаивать на своей просьбе. Не могу я отказать брахману. Не могу встретить могучего бога отказом. А Арджуну я сумею победить и отдав Индре серьги и панцирь.
Сурья на колеснице
Понял Сурья, что не смог убедить сына. И сказал:
– Но если уж ты твердо решил уступить Индре, то попроси взамен его копье, то самое чудесное копье, которое не знает промаха в своем стремительном движенье и возвращается к метнувшему его, лишь уничтожив всех врагов на поле брани.
С этими словами растворился Сурья в ночном воздухе.
И вскоре произошло то, о чем предупредил Сурья Карну. Внезапно возник перед юношей почтенный брахман и к нему обратился:
– Одари меня, безупречный, золотыми серьгами, знаком своего происхождения. Срежь мне панцирь, в котором ты родился и вместе с которым рос.
– Нет! – решительно произнес Карна. – Проси у меня землю, женщин, коров и жертвенной пищи на много лет, и тебе не будет отказа. Но только не панцирь и не серьги. Да будет тебе известно, что они появились вместе с амритой и предназначены богам.
Но не согласился странный брахман на предлагаемые ему дары и снова требовал себе панцирь и серьги. По этому упорству Карна догадался, кто перед ним, и проговорил с улыбкой:
– Узнаю тебя, владыка богов! Кто другой мог бы настаивать, получая отказ? Скажи мне, зачем тебе эти вещи, дорогие мне с младенчества, если сам ты можешь одарить смертных чем угодно?
Индра молчал, но в глазах его светилась непреклонная воля.
– Хорошо, – согласился Карна. – Бери то, что тебе хочется, но взамен исполни мое желание.
– Не иначе бог солнца, твой отец, предупредил тебя, что я явлюсь, – проговорил Индра раздраженно. – Иначе ты бы мне уступил. Но я готов и на мену. Выбирай изо всего моего все, что хочешь, кроме Ваджры!
– Тогда подари мне Амогху.
– Пусть будет так, – ответил Индра. – Возьми копье, которое губит врагов сотнями, а потом само возвращается. Но оно сможет поразить лишь одного из твоих недругов, самого могучего, чей грозный клич вызывает ужас.
– Мне и нужно поразить такого врага! – воскликнул Карна.
– Пусть он и будет сражен! – вставил Индра. – Но копье тогда возвратится ко мне.
– Но как я передам тебе серьги и панцирь? Как я их отделю от тела, не обезобразив его ранами?
– Не беспокойся! – сказал Индра. – Тело твое останется таким же прекрасным.
После этого Карна принял из рук Индры сверкающее копье и, отложив его, взял свой меч, просунул его в щель между панцирем и телом и сделал надрез. Все, кто за этим наблюдал, – боги, асуры и ракшасы – закричали от ужаса. Но Карна, как ему и было обещано, не ощутил боли. Лицо его по–прежнему сияло. Меч входил все глубже и глубже, пока его острие не вышло с противоположной стороны панциря. Затем Карна срезал с ушей серьги.
Индра уходил с еще влажными от крови панцирем и серьгами. Теперь он был уверен в том, что у Юдхиштхиры исчезнет страх перед Карной.
Узнав о том, что Карна обманут и ограблен Индрой, возликовали Пандавы, потомство же Дхритараштры, возлагавшее на Карну великую надежду, поникло в тоске.
Бхишма
Сильны были Кауравы. И удачно для них началось великое сражение. Бхишма, грозный, непобедимый Бхишма, который, будучи советником слепого царя, всячески пытался предотвратить войну между Пандавами и Кауравами, убеждал передать Пандавам часть царства, не дрогнул, когда дело дошло до битвы. Подобно слону, ворвавшемуся в тростниковые заросли, крушил он все на своем пути, и гибло войско Пандавов, как сухая трава, сжигаемая пламенем. В страхе бежали от непобедимого Бхишмы воины, пока мрак ночи не принес долгожданной передышки.
Пандавы знали, что сочувствие Бхишмы на их стороне, но было им известно и то, что Бхишма связал себя клятвой с неправедным делом Дурьйодханы и от клятвы никогда не отступит. Доблесть же и мудрость Бхишмы таковы, что под его водительством армия Кауравов была непобедима.
Собрались братья Пандавы поздно ночью на совет с друзьями, но так ничего и не решили. И тогда воззвал Юдхиштхира к Кришне и, поделившись с ним своими тревогами, поведал, что обещал ему некогда Бхишма не отказать в наставлении – ведь приходится он братьям двоюродным дедом и воспитывал их, оставшихся сиротами.
– Пусть же, – воскликнул он, – даст Бхишма совет, как победить его!
Кришна одобрил решение Юдхиштхиры и согласился сопровождать Пандавов. Немедленно под покровом ночи отправились братья вместе с Кришной в стан Кауравов и, разбудив Бхишму, почтительно склонились перед ним.
С искренней радостью встретил старец внуков.
– Что я могу сделать для вашего блага, быки из рода Бхараты? – спросил он. – Моя любовь к вам неизменна, но я служу Кауравам и верен клятве.
И обратился к нему Юдхиштхира:
– Никто больше тебя не помогал нам обрести отцовское царство. Теперь мы пытаемся вернуть его силой оружия. Но возникло препятствие на пути к победе: твоя неуязвимость. Ведь не берут тебя ни стрелы, ни копья, и кажется, что нет у тебя слабого места. Но тебе самому оно должно быть известно. Помоги же нам советом, научи, как одолеть тебя, непобедимого.
– Твоя правда, – тотчас отозвался Бхишма. – Передо мною бессильны и боги во главе с Индрой. Даже им не справиться со мною, покуда в руках моих лук. Но стоит оказаться рядом женщине, молящей о поддержке, как я почему–то утрачиваю свою грозную силу. Есть в твоем войске могучий воин Шикхандин. В битве нет ему равных. Но известно мне, что родился он девочкой. Так пусть же Арджуна двинется на меня, выставив щитом Шикхандина. Хоть и сменил он свой пол, не смогу я поднять на него руку, и Арджуна изрешетит меня стрелами.
Все было так, как предрек Бхишма. Арджуна, защищаясь Шикхандином, обрушил на старца тучу стрел. Не отставали и другие Пандавы, разившие воителя дротиками, секирами, булавами. Но и ослабевший от ран, стремительно несся он на колеснице, и, как молния, сверкали разящие стрелы, словно вихрь, крушила секира, пока не метнул в него острые стрелы Шикхандин. И потерял Бхишма лук, делавший его непобедимым. Схватил он другой лук, а затем и третий, но легко сокрушали теперь его оружие меткие стрелы Арджуны. И вот уже не осталось на Бхишме живого места, стрелы и дротики торчали из него, как иглы дикобраза.
И когда упал Бхишма, то оказался не на земле, а на ложе, сплетенном из стрел. Но дух его не отлетел, ибо боги даровали Бхишме право самому определять день своей кончины, а он решил дождаться окончания битвы на поле Куру, чтобы преподать победителям Пандавам наставления в религии, законе и праве.
Дрона
И лежал Бхишма на ложе из стрел, напоминая гору Майнаку, сброшенную на землю, или само Солнце, упавшее с небосвода на земную твердь. Войско же, которое он вел, теснимое Пандавами, совсем впало в отчаяние. И тогда сердца всех, носящих оружие в стане Кауравов, обратились к сокрушителю врагов Карне. Оскорбленный Бхишмой, он поклялся не участвовать в боях, пока воинством будет командовать обидчик.
Карна же, узнав, что первейший из героев низвергнут с колесницы, стал тяжело вздыхать, глотая слезы. Потом, слыша, как все войско повторяет его имя, он облачился в доспехи, встал на колесницу и отправился к месту, где лежал Бхишма, наклонился над ним и сказал ему в утешение:
– Взгляни на меня открытыми глазами! Теперь, когда ты не можешь защищать Кауравов от опасности, я сам вступлю в бой.
Затем он отправился к месту сражения, чтобы воодушевить Кауравов, утративших предводителя, и они приветствовали бесподобного лучника громкими возгласами, рукоплесканиями, звоном натягиваемых луков. И тогда Дурьйодхана обратился к Карне, стоящему на колеснице:
– Войско не может оставаться без военачальника ни на мгновение, как судно на море без рулевого. Десять дней Бхишма искусно вел сражение, а ныне он готов перенестись на небо. Кто же достоин его заменить?
– Неодолимый Дрона! – ответил Карна. – Ибо нет ни одного воина, который отказался бы от сражения, если его возглавит Дрона, наилучший среди носящих оружие. И к тому же он твой учитель в военном деле.
И обратился Дурьйодхана к Дроне, находящемуся среди войска:
– О ты, подобный Агни среди восьми Васу, Кубере среди Марутов, будь нашим полководцем. Построй боевой порядок и истреби наших врагов, как Индра истребил данавов!
И выстроил Дрона войско в виде тележки, тогда как Пандавы приняли построение в виде журавля. И возобновилась битва. Страшным гулом отозвалась земля, еле сдерживаемая изнутри. Едкая, густая пыль, поднятая тысячами колес и десятками тысяч ног, заволокла Курукшетру и поднялась ветром к небу и солнцу. Привлеченные ею, слетелись стервятники, ястребы и вороны, кружась над войском и выбирая добычу. Оглушительно завыли шакалы, жаждущие мяса и крови. Падали на поле боя сверкающие метеоры, а широкий диск солнца исторгал вспышки молний и раскаты грома.
И стали поражать друг друга Пандавы и Кауравы острыми стрелами, добиваясь победы. И вскоре войско Пандавов, теснимое Дроной, было расчленено, как стая журавлей ураганом. Дрона пронесся через него, подобно огненному колесу.
Когда же опустилась ночь, стали думать Пандавы, как остановить Дрону. И тогда Кришна сказал Юдхиштхире:
– Ни один из вас не сможет одолеть Дрону в открытом бою, значит, от него надо избавиться.
– Как же это сделать?
– Есть только один путь. Мне он известен. Надо сказать Дроне, любящему отцу, что погиб его единственный сын. Это сломит его дух, и тогда Дрона станет беззащитным.
– О чем ты говоришь! – возмутился старший из Пандавов. – Ведь Ашваттхаман жив.
– Это верно, – согласился Кришна. –Дрону надо обмануть.
– Ложь не по мне! – воскликнул Юдхиштхира. – Я отказываюсь участвовать в обмане даже того, кто воюет против нас.
И стали думать другие Пандавы, как обмануть Дрону, не оскорбляя обманом старшего брата. Вскоре Бхима отыскал решение. В войске Кауравов был слон, носивший то же имя, что и сын Дроны.
Утром Пандавы направили удар не против пехоты и колесничих, а против слонов. Чтобы пробиться к слону Ашваттхаману, надо было убить их тысячи. Палица Бхимы крушила головы направо и налево. Но вот и огромная голова с огромными ушами и длинным хоботом. Удар – и слон с проломленным черепом рухнул на землю.
– Ашваттхаман мертв! Ашваттхаман! – этот вопль, вырвавшийся из глотки Волчебрюхого, огласил все поле Куру.
Услышав его, Дрона опустил свой лук и спросил колесничего:
– Верно ли, что я потерял единственного своего сына?
– Да, – подтвердил колесничий. – Именно об этом вопит Бхима.
– Но если умер мой сын, зачем мне жить?! – воскликнул Дрона. – Ведь я слишком стар, чтобы родить другого.
– Но Бхима мог и обмануть, – молвил колесничий. – Нужно спросить никогда не лгущего Юдхиштхиру.
Устремил Дрона свою колесницу к тому месту, где сражался старший из Пандавов, и крикнул ему, заглушая грохот сражения:
– Правда ли, что мертв Ашваттхаман?
И приблизился Юдхиштхира к Дроне, своему наставнику, служившему братьям–врагам, и ответил, стараясь произнести слово «слон» как можно невнятнее, чтобы оно послышалось как «сын»:
– Да, слон Ашваттхаман убит.
Это была первая сознательная ложь того, кого называли «Путем истины», и колесница Юдхиштхиры, зависшая в воздухе на расстоянии ладони от земли, коснулась ее всеми четырьмя колесами.
Сломленный вестью, сомневаться в которой он не мог, Дрона бессильно выронил свой лук и уселся на площадке колесницы, произнося молитву о сыне. Видя это, брат Драупади соскочил со своей колесницы и двинулся к Дроне. Все, кто это видел, закричали, призывая оставить Дроне жизнь, но все крики заглушил вопль Арджуны:
– Брось меч, Дхриштадьюмна! На кого ты поднимаешь руку, безумец!
Не обращая ни на кого внимания, Дхриштадьюмна вскочил на колесницу Дроны, схватил левой рукой его седые волосы, а правой отсек голову. В это мгновение засиял весь небосвод, словно бы появилось второе солнце. Это уходила в верхний мир, во владения Брахмы, погруженная в йогу душа воина, не имевшего себе равного по благородству. Но этот свет вознесения видели из находившихся поблизости только Арджуна, Кришна, Крипа и Санджая, колесничий слепого царя. Остальные же в это мгновение оставались слепы. Они видели лишь Дхриштадьюмну, залитого кровью Дроны, спрыгнувшего с колесницы с головою Дроны в руках. Они видели, как он швырнул ее на траву и как Кауравы, на мгновение оцепенев, обратились в бегство. Пандавы же, уверенные в своей полной победе, предались ликованию. Бхима и Дхриштадьюмна стали плясать среди войска, обнимая друг друга. Когдажеуних иссякли силы, Бхима сказал убийце Дроны:
– Спляшем еще раз, когда будет сражен сын возничего Карна.
Нараяна
Устрашенные ликующими воплями врагов, покрытые пылью, дрожащие всем телом, Кауравы окружили Дурьйодхану. Он же, бессильный им помочь, погнал колесницу на край поля. Пустились в бегство и колесницы Шакуни, царя Гандхары. Бежал и Карна вместе со всем своим огромным войском. Крипа же брел по полю, всхлипывая и без конца повторяя: «Беда! Беда! » И только один Ашваттхаман рвался вперед, не понимая, в чем причина переполоха. Подъехав к Дурьйодхане, он спросил:
– Почему бегут Кауравы? Не употребили ли враги какое–либо новое оружие?
Не в силах сообщить ему о гибели отца, Дурьйодхана залился слезами. И тут подошел Крипа, повторяя: «Беда! Беда! » И потрясенный, погруженный в горе, поделился с ним случившимся, не думая о последствиях.
Услышав о гибели отца, Ашваттхаман был охвачен великим гневом.
– Сегодня я применю оружие отца и добуду мир! – воскликнул он.
– Где же это оружие? – спросил Дурьйодхана. – Почему твой отец не воспользовался им сам? Мы, обучавшиеся у него, никогда о таком не слышали.
– Владению этим оружием отца обучил Нараяна под условием, что он применит его в крайнем случае, а секрет его передаст лишь сыну. Это небесное оружие, спускающееся с неба подобно дождю. Оно может убить всякого. Поэтому отведи войско, а я пойду к реке один. Погружу руку в воду и произнесу заклятие, которое я держу в памяти.
Войско Кауравов отступило, и Пандавы стали ждать гонцов с мольбой о мире. Но вместо этого пронесся могучий порыв ветра, насыщенного влагой. При безоблачном небе раздались удары грома. Разбушевался Океан, и его потоки преградили выход рекам, которые потекли в обратном направлении, заливая поля и леса. Вершины гор стали раскалываться, и из них вырывались потоки пламени. Запылали леса. Пламя вступило в схватку с водами.
И впервые Арджуна решился бросить обвинение старшему брату:
|
|
|
