Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!

Лучший из возможных миров?

Философы веками спорили о том, является ли земля лучшим из возможных миров. В основе спора лежит предположение, что всезнающий, всемогущий и любящий Бог обязан был создать прекрасную среду обитания для Своих тварей. Но что нас окружает? Мы видим больных СПИДом, детей с синдромом Дауна, скорпионов, смертельно опасных мух цеце, землетрясения и тайфуны. Неужели Бог не сумел сотворить что–нибудь получше? В романе «Кандид» Вольтер саркастически замечает: «Если это лучший из всех миров, то каковы же другие?»

В былые времена христианские богословы — блаженный Августин, Фома Аквинский — убедительно доказывали, что Бог сотворил лучший из возможных миров. Двадцатый век явил всю полноту человеческих страданий и не поскупился на природные катаклизмы. В результате сегодня о совершенстве мира рискнут говорить лишь самые отважные.

Я тоже не буду отстаивать подобную точку зрения. Но я не случайно столь подробно остановился на биологии болевой системы. Я считаю, что современные философы недооценивают всей сложности акта творения. Подразумевается, что Богу достаточно взмахнуть волшебной палочкой — и все опасности в мире исчезнут.

Как должна выглядеть совершенная вселенная, в которой в полной мере действовали бы все естественные законы, и при этом страдание было бы сведено к минимуму? Давайте рассмотрим несколько возможностей. Можно разом избавиться от всех бактерий. Но это будет катастрофа: в мире существует свыше миллиона видов бактерий, и лишь немногие из них — болезнетворные. Если не будет бактерий, то люди не смогут переваривать пищу! А тайфуны? Бангладеш и Индия убедились на собственном горьком опыте, что благоприятный для сельского хозяйства климат неразрывно связан со столь масштабными природными явлениями, как тайфуны: когда нет тайфунов, не выпадают и дожди.

Любой творческий процесс включает в себя необходимость выбора. Катаясь на лыжах, я рискую сломать ногу. Конечно, я бы предпочел, чтобы мои кости были прочнее. Но если бы кости сделались крепче (хотя ученые так и не нашли материала, который годился бы для замены костной ткани), то мои руки и ноги стали бы толще и тяжелее: я был бы настолько массивным, что не смог бы кататься на лыжах. Будь наши пальцы толще и крепче, мы лишились бы возможности играть на фортепиано и заниматься многими другими видами деятельности. Создателю приходится выбирать между силой и подвижностью, между весом и объемом.

Доктор Пол Брэнд прочувствовал всю сложность выбора, когда попытался создать простой болевой датчик. Вот что он пишет:

«Чем больше я углубляюсь в законы природы и познаю, как устроены атомы, вселенная, твердые тела, молекулы, солнце, чем больше я вникаю во взаимосвязь природных механизмов, которые поддерживают жизнь, тем больше изумляюсь. Если нарушить хотя бы один закон, мир может рассыпаться, как карточная колода. Есть люди, которые искренне верят, что устройство природы и отточенность взаимодействия ее элементов — результат случайности. Выходит, если в течение достаточно долгого времени миллионы молекул будут сталкиваться друг с другом, то в нужном месте образуется нервная клетка с чувствительным окончанием, настроенным на прием сигналов оптимальной амплитуды? Попробуйте создать хотя бы один сенсор, как пытался сделать я! Можно ли создать его случайно?

Большую часть жизни я занимался хирургией конечностей. Знаете ли вы, что книгами, посвященными различным методикам восстановления кистей рук, можно заполнить не одну комнату? Но никто еще не предложил, как улучшить здоровую руку. Да это и невозможно. Рука сделана потрясающе, и боль — неотъемлемая часть общего замысла. Девяносто девять рук из ста абсолютно здоровы. Но среди людей, неспособных чувствовать боль, все наоборот: в девяносто девяти случаях эти больные имеют травмы рук. Причина одна: не работает болевая система».

Человеческое страдание — результат действия двух сил, вживленных Богом в Его творение: законы природы и свободная человеческая воля.

Сами по себе они хороши, но, сделав эти две силы неодолимыми, Бог не запретил ими злоупотреблять. Возьмем, например, воду. Вода приносит пользу нам и прочей твари, потому что это вещество, которое по–особому отвечает на силу земного притяжения. Но в то же время, именно из–за жидкого состояния она представляет для нас опасность — в воде можно утонуть. Или хуже того — утопить ближнего своего.

Другой пример — дерево. Деревья плодоносят, дают тень и служат пристанищем для птиц и белок. Срубленное дерево имеет не меньшую ценность: дровами отапливают жилище, из древесины делают дома и мебель. Прочность, жесткость, горючесть — эти свойства древесины позволяют людям использовать ее с большой пользой.

Но на земле, где обитают люди со свободной волей, полезные свойства древесины можно обратить во зло. Свободный человек способен взять корягу и, благо она твердая, размозжить голову другому человеку. Я думаю, что Бог мог бы всякий раз вмешиваться в ход событий и изменять свойства древесины, делая ее то мягкой и упругой, как губка, чтобы она отскакивала от головы, не причиняя вреда, то снова твердой. Но Бог так не поступает. Он запустил в действие законы природы, которые неизменны. А человек волен обратить их во зло, воспользовавшись своей свободой.

Вспомните, как Бог отвечал на упреки Иова. Выслушав пространные жалобы этого мужа (они заняли целых тридцать пять глав), Бог явил Иову Себя и величие Своего творения. Иов был ошеломлен. А Бог с гордостью показывал ему творения рук Своих и спрашивал, можно ли их улучшить. Может быть, Иов лучше знает, как управлять миром? Бог и Иов как бы сравнивали свои достижения — нетрудно догадаться, кто победил.

Несет ли Бог ответственность за страдания этого мира? Да, но не непосредственно. Дать ребенку коньки, зная, что он может упасть и больно удариться, и толкнуть его на катке — разве это одно и то же?

Наш мир живет по определенным законам. В нем обитают существа, наделенные свободной волей. Выходит, что болевая система, задуманная как чудесный дар, тоже может дать сбой и в падшем мире обернуться злом. Мог ли Бог создать ее по–другому: чтобы она приносила пользу, не доставляя при этом неприятностей? И снова мы вернулись к вопросу о том, будет ли действенна охранная система без боли. Работа доктора Брэнда, опыт людей, невосприимчивых к боли, показали: человеку недостаточно безболезненного оповещения об опасности. Нужна боль: она требует немедленной реакции.

Можно до бесконечности спорить о том, можно ли было устроить наш мир по–другому. Например, придумать некий выключатель для боли. Или оставить шторма, но исключить ураганы. Создать поменьше вирусов и бактерий. Никто не способен ответить на эти вопросы. Мы даже не знаем, как вирусы попали в наш мир. (Их создал Бог? Или вредоносные вирусы — следствие грехопадения, результат вмешательства сатаны, продукт молекулярно–биологических процессов?) Любые рассуждения бессмысленны, если вспомнить, как на вопрос о том, является ли земля лучшим из возможным миров, отвечает Сам Бог. Он однозначно говорит: «НЕТ!»

Дикое животное

Как на земле появились зло и страдание? Библия связывает их вторжение с великим и в то же время страшным свойством человека — свободой. Чем мы отличаемся от дельфинов, белок и медведей? Только homo sapiens, человек разумный, не подчиняется законам инстинктивного поведения, которые движут животным миром. Человек единственное млекопитающее, которое обладает подлинной свободой выбора.

Мы — свободны. Эта свобода, вылившись в неповиновение изначальному замыслу Творца, и принесла в наш мир горе. Теперь мы можем лишь догадываться, какой была идеальная первозданная планета. Человечество вышло за рамки дозволенного — и вот результат. «Мы говорим о диких животных, — пишет Честертон, — но ведь человек — тоже дикое и вольное животное. Остальные звери следуют жесткой морали своего племени и вида, только человек выпал из своих рамок. Все звери — домашние, только человек всегда бездомный»[8].

Лишь человек представляет собой дикое существо. Стоя на крошечном космическом осколке переплавленной породы, он потрясает кулаками и кричит Богу: «Что хочу — то и делаю, потому что мне так хочется!» А результат? Теперь нас и нашу планету отделяет от Бога огромная пропасть. Самое удивительное, что Бог дает нам свободу делать все по–своему, попирая при этом все законы вселенной (по крайней мере, до поры до времени). Вот как пишет об этом Честертон: «Сотворив мир, Бог его освободил. Он создал не столько стихи, сколько прекрасную пьесу и отдал ее актерам и режиссерам, которые сильно ее попортили»[9].

Для описания глобальных искажений, которые произошли во всем тварном мире в результате первого неповиновения Богу, богословы используют термин «грехопадение». Тогда–то в наш мир и вторглось зло. Сжатое описание событий в третьей главе Бытия дает нам лишь общее представление о последствиях древнего мятежа. Но и его достаточно, чтобы понять: последствия коснулись не только человека, но и всего Божьего творения. В поэме «Потерянный рай» Мильтон описывает это так:

«…И Земля

От раны дрогнула, и тяжкий вздох,

Из глубины своих первооснов

И всем своим составом издала

Природа, скорбно ознаменовав,

Что все погибло»[10].

Вот что говорит об этом апостол Павел: «Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее… Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне» (Рим 8:19–20; 22).

Злоупотребление свободой привело к тому, что боль и страдания на земле умножились. Когда мужчина и женщина нарушили волю Бога, их мир был испорчен навеки. Как признает апостол Павел, после грехопадения страдание окутало всю Землю и всех ее обитателей. Планета, на которой мы живем, — стонет.

Вот почему, говоря о несправедливости земных страданий, нужно начинать с того, что Бог и Сам не рад тому, какой стала Земля. Все библейское повествование — от Бытия до Откровения — это рассказ о том, как Бог возвращает Своему творению утраченное совершенство. В начале и в конце Библии мы видим одну и ту же картину: рай, река, сияющая слава Бога и древо жизни. А история человечества втиснута где–то между началом Бытия и концом Откровения и являет собой борьбу за возвращение утраченного.

Судить о Боге по нынешнему состоянию мира — глубочайшая ошибка. Возможно, когда–то наш мир и был лучшим из миров, но сейчас он не таков. Библия не оставляет сомнений: Бог крайне недоволен нынешним состоянием творения в целом и человека в частности.

Представьте себе: вандалы ворвались в музей, где выставлены картины голубого периода Пикассо. Движимые жаждой разрушения они облили полотна красной краской и изрезали их ножами. Было бы верхом несправедливости оценивать творчество художника на основании этих картин — мало того, что они не являются вершиной его гения, но они еще и сильно испорчены. То же можно сказать и о Божьем творении. Нынешний статус земли — «проклятая». Но Бог пообещал устроить суд и привести землю в соответствие со Своим изначальным замыслом. Наш мир, погруженный во зло и страдание, не истреблен Богом. И это говорит не о жестокости Бога, а о Его милосердии.

Мегафон

Чем Бог может привлечь наше внимание? Как убедить отвергшее Бога человечество в том, что происходящее в мире идет вразрез с замыслами Творца?

Выражение Клайва Стейплза Льюиса «страдания — мегафон Божий» как нельзя лучше отражает действительность. «Господь говорит с нами тихо, доставляя нам радость, беседует с нами голосом совести и кричит, попуская страдания, — пишет Льюис. — Страдания — мегафон Божий, предназначенный для пробуждения спящего мира»[11]. Слово «мегафон» удачно отражает суть боли — она вопиет. Если я ударюсь ногой о камень или подверну лодыжку, боль прокричит мозгу: «Опасность!» Я думаю, сам факт существования страданий на земле — это вопль, говорящий о том, что с нашим миром не все в порядке. Страдание вынуждает нас остановиться и переосмыслить нашу систему ценностей.

В романе–притче Ричарда Адамса «Обитатели холмов» рассказывается о племени диких кроликов, которые вынуждены покинуть место обитания из–за прихода строителей. В своих скитаниях они наткнулись на другое кроличье племя. Кролики в нем были крупные, красивые, с густой, лоснящейся шерстью и отменными зубами. «Вот это жизнь! — воскликнули переселенцы. — Вам разве не приходится добывать себе пропитание?» Тогда красавцы (а это были домашние кролики) объяснили, что еду им приносят. И морковку, и яблоки, и кукурузу, и капусту. Жизнь у них — просто рай!

Прошло несколько дней, и вновь прибывшие заметили, что самый жирный и красивый кролик исчез. «О да, иногда кто–то пропадает, — признались домашние кролики. — Но мы не обращаем внимания, не хотим, чтобы это отравляло нам жизнь. Ведь вокруг столько приятного!» Вскоре пришельцы поняли, что вся местность вокруг усеяна силками, а над кроликами постоянно витает угроза гибели. Однако местные зверьки, не желая расстаться с удобной и сытой жизнью, охотно закрывали глаза на небольшую неприятность: постоянную угрозу смерти.

В этой притче есть глубокий смысл. Можно встать на точку зрения откормленных холеных кроликов, полагавших, что главная цель в жизни — удобство и комфорт. Многие люди так и считают. Надо жить хорошо: заиметь уютный дом, наслаждаться вкусной едой, заниматься сексом и ни в чем себе не отказывать. Вот и все. Однако наличие в мире страдания сильно портит им жизнь. И тогда приходится надевать шоры, как делали те одомашненные кролики.

Когда треть населения планеты голодает, трудно поверить, что мир создан ради моего удовольствия. Трудно поверить, что смысл жизни — наслаждение, когда пьяные подростки устаивают страшные дорожные аварии. Трудно быть гедонистом и искать лишь удовольствий, когда вокруг — смерть и страдания. От них не уйти. Но какой пустой была бы жизнь, если бы она состояла из одних удовольствий!

Страдание то шепчет, то переходит на крик — оно не дает нам забыть о нашем грехопадении. Что–то явно не в порядке: в мире столько войн, насилия и бедствий.

Тому, кто ищет лишь удовольствий, тому, кто верит, что жизнь создана для удовольствий, придется постоянно затыкать уши, чтобы не слышать криков боли.

Триста лет назад математик, физик и философ Блез Паскаль с горечью смотрел на своих друзей, которые, как он считал, уходят от решения важнейших жизненных вопросов. Свою точку зрения он изложил в неоконченной книге «Мысли»:

«Я не знаю, ни кто вверг меня в наш мир, ни что такое наш мир, ни что такое я сам; я нахожусь в жесточайшем неведении… Твердо знаю я лишь одно — что очень скоро умру, но именно эта неминуемая смерть мне более всего непостижима.

И как я не знаю, откуда пришел, так не знаю, куда иду, знаю только, что за пределами земной жизни меня ждет либо вековечное небытие, либо длань разгневанного Господа, но какому из этих уделов я обречен, мне никогда не узнать. Таково мое положение в мироздании, столь же неопределенное, сколь неустойчивое. И вот мой вывод: ни в коем случае не следует убивать время на попытки разгадать уготованный людям жребий. Может быть, я и рассеял бы хоть отчасти свои сомнения, но не желаю тратить на это силы, шага лишнего не сделаю, чтобы найти ответ».

Глядя на легкомысленных людей, Паскаль в изумлении качает головой:

«Что за чудовищное зрелище являет собой человеческое сердце, в котором крайняя чувствительность к любому пустяку уживается с поразительной бесчувственностью к самому важному! Непостижимая зачарованность, противоестественная слепота, знаменующая всевластие той силы, которая их наслала!»[12]

Некоторые религии либо полностью отрицают боль, либо пытаются подняться выше ее. Христианство же стоит на том, что страдание — это реальность нашего мира, доказательство его падшего состояния. Многие не принимают христианское объяснение происхождения страданий. Но мысль о том, что страдание вошло в мир в результате злоупотребления данной человеку свободой, идея мира грандиозного, но падшего, соответствует реальности — двойственной природе мира и обитающего в нем человека.

Мы похожи на людей, переживших кораблекрушение, — на Робинзонов, выброшенных на пустынный берег. От прежней жизни у нас остались лишь немногие реликвии.

Честертон так пишет о христианском мировосприятии: «Современный философ твердил мне, что я — там, где и должен быть, а я не находил себе места. Но вот я узнал, что я — не там, где надо, и душа моя запела, как птица весной. Внезапно осветились забытые комнаты в сумрачном доме детства, и я понял, почему трава всегда казалась мне удивительной, как зеленая щетина гиганта, и почему я так скучал по дому у себя, на земле».

Оптимисты пытались убедить его, что этот мир — лучший из возможных, но он никак не мог с ними согласиться. Христианские утверждения о том, что мы выброшены на мятежную планету, оказались убедительнее:

«А главное, встала на место проблема оптимизма, и в тот же миг мне стало легко, словно встала на место кость. Чтобы откреститься от явного кощунства пессимизма, я нередко называл себя оптимистом. Но современный оптимизм оказался унылым и лживым — он тщился доказать, что мы достойны этого мира.

Христианская же радость стоит на том, что мы его недостойны»[13].

Бывает, что мегафон боли производит обратное действие: люди отворачиваются от Бога, который допускает страдание. С другой стороны, боль, как это было с Честертоном, способна привести человека к Богу. И как радостно верить Богу, когда Он говорит, что земная жизнь — еще не конец, и Он готовит прекрасную обитель для тех, кто последует за Ним на этой охваченной страданиями планете.

Трудно быть тварью. Мы думаем, что мы достаточно сильны, чтобы управлять миром без боли и страданий. Но страдания напоминают человеку о его зависимом положении. Мы полагаем, что мы достаточно мудры, чтобы самим придумывать законы нравственности, что у нас хватит сил стать праведниками. Нам кажется, что нам не нужен мегафон боли. Но, как показывает история, произошедшая в Эдемском саду, мы ошибаемся. Мужчина и женщина, жившие в мире, где страдания не было, пошли против Бога.

У нас, потомков Адама и Евы, тоже есть выбор. Можно довериться Богу или обвинить Его в уродстве нашего мира.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒