Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

О происхождении германцев и местоположении Германии

Публий Корнелий Тацит. Дата рождения: ок. 55 г. н. э.

Дата смерти: ок. 120 г. н. э.

О происхождении германцев и местоположении Германии

1. Германия отделена от галлов, ретов и паннонцев реками

Рейном и Дунаем, от сарматов и даков — обоюдной боязнью и горами;

все прочие ее части охватывает Океан, омывающий обширные выступы

суши и огромной протяженности острова с некоторыми, недавно

узнанными нами народами и царями, которых нам открыла война. Рейн

берет начало на неприступном и крутом кряже Ретийских Альп и,

отклонившись на небольшое расстояние к Западу, впадает в Северный

Океан. Дунай, изливаясь с отлогой и постепенно повышающейся

горной цепи Абнобы, протекает по землям многих народов, пока не

прорывается шестью рукавами в Понтийское море; седьмой проток

поглощается топями.

2. Что касается германцев, то я склонен считать их исконными

жителями этой страны, лишь в самой ничтожной мере смешавшимися с

прибывшими к ним другими народами и теми переселенцами, которым

они оказали гостеприимство, ибо в былое время старавшиеся сменить

места обитания передвигались не сухим путем, но на судах, а

безбрежный и к тому же, я бы сказал, исполненный враждебности

Океан редко посещается кораблями из нашего мира. Да и кто, не

говоря уже об опасности плавания по грозному и неизвестному морю,

покинув Азию, или Африку, или Италию, стал бы устремляться в

Германию с ее неприютной землей и суровым небом, безрадостную для

обитания и для взора, кроме тех, кому она родина?

B древних песнопениях, — а германцам известен только один

этот вид повествования о былом и только такие анналы, — они

славят порожденного землей бога Туистона. Его сын Манн —

прародитель и праотец их народа; Манну они приписывают трех

сыновей, по именам которых обитающие близ Океана прозываются

ингевонами, посередине — гермионами, все прочие — истевонами. Но

поскольку старина всегда доставляет простор для всяческих

домыслов, некоторые утверждают, что у бога было большее число

сыновей, откуда и большее число наименований народов, каковы

марсы, гамбривии, свебы, вандилии, и что эти имена подлинные и

древние. Напротив, слово Германия — новое и недавно вошедшее в

обиход, ибо те, кто первыми переправились через Рейн и прогнали

галлов, ныне известные под именем тунгров, тогда прозывались

германцами. Таким образом, наименование племени постепенно

возобладало и распространилось на весь народ; вначале все из

страха обозначали его по имени победителей, а затем, после того

как это название укоренилось, он и сам стал называть себя

германцами.

3. Говорят, что Геркулес побывал и у них, и, собираясь

сразиться, они славят его как мужа, с которым никому не

сравняться в отваге. Иные считают также, что,

занесенный в этот Океан во время своего знаменитого, долгого и

баснословного странствия, посетил земли Германии и Одиссей и что

расположенный на берегу Рейна и доныне обитаемый город Асцибургий

был основан и наречен им же; ведь некогда в этом месте обнаружили

посвященный Одиссею алтарь и на нем, кроме того, имя Лаэрта, его

отца; да и некоторые памятники и могилы с начертанными на них

греческими письменами и посейчас существуют на границах Германии

с Рецией. Я не собираюсь ни подкреплять доказательствами это

суждение, ни утверждать обратное. Пусть каждый в меру своего

разумения примет его на веру или отвергнет.

4. Сам я присоединяюсь к мнению тех, кто полагает, что

населяющие Германию племена, никогда не подвергавшиеся смешению

через браки с какими-либо иноплеменниками, искони составляют

особый, сохранивший изначальную чистоту и лишь на себя самого

похожий народ. Отсюда, несмотря на такое число людей, всем им

присущ тот же облик: жесткие голубые глаза, русые волосы, рослые

тела, способные только к кратковременному усилию; вместе с тем им

не хватает терпения, чтобы упорно и напряженно трудиться, и они

совсем не выносят жажды и зноя, тогда как непогода и почва

приучили их легко претерпевать холод и голод.

5. Хотя страна кое-где и различается с виду, все же в целом

она ужасает и отвращает своими лесами и топями; наиболее влажная

она с той стороны, где смотрит на Галлию, и наиболее открыта для

ветров там, где обращена к Норику и Паннонии; в общем достаточно

плодородная, она непригодна для плодовых деревьев; мелкого скота

в ней великое множество, но по большей части он малорослый. Да и

быки лишены обычно венчающего их головы горделивого украшения, но

германцы радуются обилию своих стад, и они — единственное и самое

любимое их достояние. В золоте и серебре боги им отказали, не

знаю, из благосклонности к ним или во гневе на них. Однако я не

решусь утверждать, что в Германии не существует ни одной

золотоносной или сереброносной жилы; ведь кто там их разыскивал?

Германцы столь же мало заботятся об обладании золотом и серебром,

как и об употреблении их в своем обиходе. У них можно увидеть

полученные в дар их послами и вождями серебряные сосуды, но

дорожат они ими не больше, чем вылепленными из глины; впрочем,

ближайшие к нам знают цену золоту и серебру из-за применения их в

торговле и разбираются в некоторых наших монетах, отдавая иным из

них предпочтение; что касается обитателей внутренних областей,

то, живя в простоте и на старый лад, они ограничиваются меновою

торговлей. Германцы принимают в уплату лишь известные с давних

пор деньги старинной чеканки, те, что с зазубренными краями, и

такие, на которых изображена колесница с парной упряжкой. Серебро

они берут гораздо охотнее, нежели золото, но не из-за того, что

питают к нему пристрастие, а потому, что покупающим простой и

дешевый товар легче и удобнее рассчитываться серебряными

монетами.

6. Да и железо, судя по изготовляемому ими оружию, у них не

в избытке. Редко кто пользуется мечами и пиками большого размера;

они имеют при себе копья, или, как сами называют их на своем

языке, фрамеи, с узкими и короткими наконечниками, однако

настолько острыми и удобными в бою, что тем же оружием, в

зависимости от обстоятельств, они сражаются как издали, так и в

рукопашной схватке. И всадник также довольствуется щитом и

фрамеей, тогда как пешие, кроме того, мечут дротики, которых у

каждого несколько, и они бросают их поразительно далеко, совсем

нагие или прикрытые только легким плащом. У них не заметно ни

малейшего стремления щегольнуть убранством, и только щиты они

расписывают яркими красками. Лишь у немногих панцири, только у

одного-другого металлический или кожаный шлем. Их кони не

отличаются ни красотой, ни резвостью. И их не обучают делать

повороты в любую сторону, как это принято у нас: их гонят либо

прямо вперед, либо с уклоном вправо, образуя настолько замкнутый

круг, чтобы ни один всадник не оказался последним. И вообще

говоря, их сила больше в пехоте; по этой причине они и сражаются

вперемешку; пешие, которых они для этого отбирают из всего войска

и ставят впереди боевого порядка, так стремительны и подвижны,

что не уступают в быстроте всадникам и действуют сообща с ними в

конном сражении. Установлена и численность этих пеших: от каждого

округа по сотне; этим словом они между собою и называют их, и то,

что ранее было численным обозначением, ныне — почетное

наименование. Боевой порядок они строят клиньями. Податься назад,

чтобы затем снова броситься на врага, — считается у них воинскою

сметливостью, а не следствием страха. Тела своих они уносят с

собою, даже потерпев поражение. Бросить щит — величайший позор, и

подвергшемуся такому бесчестию возбраняется присутствовать на

священнодействиях и появляться в народном собрании, и многие,

сохранив жизнь в войнах, покончили со своим бесславием, накинув

на себя петлю.

7. Царей они выбирают из наиболее знатных, вождей — из

наиболее доблестных. Но и цари не обладают у них безграничным и

безраздельным могуществом, и вожди начальствуют над ними, скорее

увлекая примером и вызывая их восхищение, если они решительны,

если выдаются достоинствами, если сражаются всегда впереди, чем

наделенные подлинной властью. Впрочем, ни карать смертью, ни

налагать оковы, ни даже подвергать бичеванию не дозволено никому,

кроме жрецов, да и они делают это как бы не в наказание и не по

распоряжению вождя, а якобы по повелению бога, который, как они

верят, присутствует среди сражающихся И они берут с собой в битву

некоторые извлеченные из священных рощ изображения и святыни; но

больше всего побуждает их к храбрости то, что конные отряды и

боевые клинья составляются у них не по прихоти обстоятельств и не

представляют собою случайных скопищ, но состоят из связанных

семейными узами и кровным родством; к тому же их близкие

находятся рядом с ними, так что им слышны вопли женщин и плач

младенцев, и для каждого эти свидетели — самое святое, что у него

есть, и их похвала дороже всякой другой; к матерям, к женам несут

они свои раны, и те не страшатся считать и осматривать их, и они

же доставляют им, дерущимся с неприятелем, пищу и ободрение.

8. Как рассказывают, неоднократно бывало, что их уже

дрогнувшему и пришедшему в смятение войску не давали рассеяться

женщины, неотступно молившие, ударяя себя в обнаженную грудь, не

обрекать их на плен, мысль о котором, сколь бы его ни страшились

для себя воины, для германцев еще нестерпимее, когда дело идет об

их женах. Вот почему прочнее всего удерживаются в повиновении

племена, которым было предъявлено требование выдать в числе

заложников также девушек знатного происхождения. Ведь германцы

считают, что в женщинах есть нечто священное и что им присущ

пророческий дар, и они не оставляют без внимания подаваемые ими

советы и не пренебрегают их прорицаниями. В правление

божественного Веспасиана мы видели среди них Веледу, долгое время

почитавшуюся большинством как божество; да и в древности они

поклонялись Альбруне и многим другим, и отнюдь не из лести и не

для того, чтобы впоследствии сделать из них богинь.

9. Из богов они больше всего чтят Меркурия и считают должным

приносить ему по известным дням в жертву также людей. Геркулеса и

Марса они умилостивляют закланиями обрекаемых им в жертву

животных. Часть свебов совершает жертвоприношения и Изиде; в чем

причина и каково происхождение этого чужестранного

священнодействия, я не мог в достаточной мере выяснить, но,

поскольку их святыня изображена в виде либурны, этот культ, надо

полагать, завезен к ним извне. Впрочем, они находят, что

вследствие величия небожителей богов невозможно ни заключить

внутри стен, ни придать им какие-либо черты сходства с

человеческим обликом. И они посвящают им дубравы и рощи и

нарекают их именами богов; и эти святилища отмечены только их

благочестием.

10. Нет никого, кто был бы проникнут такою же верою в

приметы и гадания с помощью жребия, как они. Вынимают же они

жребий безо всяких затей. Срубленную с плодового дерева ветку они

нарезают плашками и, нанеся на них особые знаки, высыпают затем,

как придется, на белоснежную ткань. После этого, если гадание

производится в общественных целях, жрец племени, если частным

образом, — глава семьи, вознеся молитвы богам и устремив взор в

небо, трижды вынимает по одной плашке и толкует предрекаемое в

соответствии с выскобленными на них заранее знаками. Если оно

сулит неудачу, повторный запрос о том же предмете в течение этого

дня возбраняется, если, напротив, благоприятно. Необходимо, чтобы

предреченное, сверх того, было подтверждено и птицегаданием. Ведь

и здесь также принято отыскивать предвещания по голосам и полету

птиц; но лишь у германцев в обыкновении обращаться за

предсказаниями и знамениями также к коням. Принадлежа всему

племени, они выращиваются в тех же священных дубравах и рощах,

ослепительно белые и не понуждаемые к каким-либо работам земного

свойства; запряженных в священную колесницу, их сопровождают жрец

с царем или вождем племени и наблюдают за их ржаньем и фырканьем.

И никакому предзнаменованию нет большей веры, чем этому, и не

только у простого народа, но и между знатными и между жрецами,

которые считают себя служителями, а коней — посредниками богов.

Существует у них и другой способ изыскивать для себя знамения, к

которому они прибегают, когда хотят предузнать исход тяжелой

войны. В этом случае они сталкивают в единоборстве захваченного

ими в любых обстоятельствах пленника из числа тех, с кем ведется

война, с каким-нибудь избранным ради этого соплеменником, и те

сражаются, каждый применяя отечественное оружие. Победа того или

иного воспринимается ими как предуказание будущего.

11. О делах, менее важных, совещаются их старейшины, о более

значительных — все; впрочем, старейшины заранее обсуждают и такие

дела, решение которых принадлежит только народу. Если не

происходит чего-либо случайного и внезапного, они собираются в

определенные дни, или когда луна только что народилась, или в

полнолуние, ибо считают эту пору наиболее благоприятствующей

началу рассмотрения дел. Счет времени они ведут не на дни, как

мы, а на ночи. Таким обозначением сроков они пользуются, принимая

постановления и вступая в договоры друг с другом; им

представляется, будто ночь приводит за собой день. Но из их

свободы проистекает существенная помеха, состоящая в том, что они

сходятся не все вместе и не так, как те, кто повинуется

приказанию, и из-за медлительности, с какою они прибывают,

попусту тратится день, другой, а порою и третий. Когда толпа

сочтет, что пора начинать, они рассаживаются вооруженными. Жрецы

велят им соблюдать тишину, располагая при этом правом наказывать

непокорных. Затем выслушиваются царь и старейшины в зависимости

от их возраста, в зависимости от знатности, в зависимости от

боевой славы, в зависимости от красноречия, больше воздействуя

убеждением, чем располагая властью приказывать. Если их

предложения не встречают сочувствия, участники собрания шумно их

отвергают; если, напротив, нравятся, — раскачивают поднятые вверх

фрамеи: ведь воздать похвалу оружием, на их взгляд, — самый

почетный вид одобрения.

12. На таком народном собрании можно также предъявить

обвинение и потребовать осуждения на смертную казнь. Суровость

наказания определяется тяжестью преступления: предателей и

перебежчиков они вешают на деревьях, трусов и оплошавших в бою, а

также обесчестивших свое тело — топят в грязи и болоте,

забрасывая поверх валежником. Различие в способах умерщвления

основывается на том, что злодеяния и кару за них должно, по их

мнению, выставлять напоказ, а позорные поступки — скрывать. Но и

при более легких проступках наказание соразмерно их важности: с

изобличенных взыскивается определенное количество лошадей и овец.

Часть наложенной на них пени передается царю или племени, часть —

пострадавшему или его родичам. На тех же собраниях также избирают

старейшин, отправляющих правосудие в округах и селениях; каждому

из них дается охрана численностью в сто человек из простого

народа — одновременно и состоящий при них совет, и сила, на

которую они опираются.

13. Любые дела — и частные, и общественные — они

рассматривают не иначе как вооруженные. Но никто не осмеливается,

наперекор обычаю, носить оружие, пока не будет признан общиною

созревшей для этого. Тогда тут же в народном собрании кто-нибудь

из старейшин, или отец, или родичи вручают юноше щит и фрамею:

это — их тога, это первая доступная юности почесть; до этого в

них видят частицу семьи, после этого — племени. Выдающаяся

знатность и значительные заслуги предков даже еще совсем юным

доставляют достоинство вождя; все прочие собираются возле

отличающихся телесною силой и уже проявивших себя на деле, и

никому не зазорно состоять их дружинниками. Впрочем, внутри

дружины, по усмотрению того, кому она подчиняется,

устанавливаются различия в положении; и если дружинники упорно

соревнуются между собой, добиваясь преимущественного благоволения

вождя, то вожди стремясь, чтобы их дружина была наиболее

многочисленной и самой отважною. Их величие, их могущество в том,

чтобы быть всегда окруженными большой толпою отборных юношей, в

мирное время — их гордостью, на войне — опорою. Чья дружина

выделяется численностью и доблестью, тому это приносит

известность, и он прославляется не только у себя в племени, но и

у соседних народов; его домогаются, направляя к нему посольства и

осыпая дарами, и молва о нем чаще всего сама по себе

предотвращает войны.

14. Но если дело дошло до схватки, постыдно вождю уступать

кому-либо в доблести, постыдно дружине не уподобляться доблестью

своему вождю. А выйти живым из боя, в котором пал вождь, —

бесчестье и позор на всю жизнь; защищать его, оберегать,

совершать доблестные деяния, помышляя только о его славе, —

первейшая их обязанность: вожди сражаются ради победы, дружинники

— за своего вождя. Если община, в которой они родились,

закосневает в длительном мире и праздности, множество знатных

юношей отправляется к племенам, вовлеченным в какую-нибудь войну,

и потому, что покой этому народу не по душе, и так как среди

превратностей битв им легче прославиться, да и содержать большую

дружину можно не иначе, как только насилием и войной; ведь от

щедрости своего вождя они требуют боевого коня, той же Жаждущей

крови и победоносной фрамеи; что же касается пропитания и хоть

простого, но обильного угощения на пирах, то они у них вместо

жалованья. Возможности для подобного расточительства доставляют

им лишь войны и грабежи. И гораздо труднее убедить их распахать

поле и ждать целый год урожая, чем склонить сразиться с врагом и

претерпеть раны; больше того, по их представлениям, потом

добывать то, что может быть приобретено кровью, — леность и

малодушие.

15. Когда они не ведут войн, то много охотятся, а еще больше

проводят время в полнейшей праздности, предаваясь сну и

чревоугодию, и самые храбрые и воинственные из них, не неся

никаких обязанностей, препоручают заботы о жилище, домашнем

хозяйстве и пашне женщинам, старикам и наиболее слабосильным из

домочадцев, тогда как сами погрязают в бездействии, на своем

примере показывая поразительную противоречивость природы, ибо те

же люди так любят безделье и так ненавидят покой. У их общин

существует обычай, чтобы каждый добровольно уделял вождям кое-что

от своего скота и плодов земных, и это, принимаемое теми как дань

уважения, служит также для удовлетворения их нужд. Особенно

радуют их дары от соседних племен, присылаемые не только

отдельными лицами, но и от имени всего племени, каковы отборные

кони, великолепно отделанное оружие, фалеры и почетные ожерелья;

а теперь мы научили их принимать и деньги.

16. Хорошо известно, что народы Германии не живут в городах

и даже не терпят, чтобы их жилища примыкали вплотную друг к

другу. Селятся же германцы каждый отдельно и сам по себе, где

кому приглянулись родник, поляна или дубрава. Свои деревни они

размещают не так, как мы, и не скучивают теснящиеся и лепящиеся

одно к другому строения, но каждый оставляет вокруг своего дома

обширный участок, то ли, чтобы обезопасить себя от пожара, если

загорится сосед, то ли из-за неумения строиться. Строят же они,

не употребляя ни камня, ни черепицы; все, что им нужно, они

сооружают из дерева, почти не отделывая его и не заботясь о

внешнем виде строения и о том, чтобы на него приятно было

смотреть. Впрочем, кое-какие места на нем они с большой

тщательностью обмазывают землей, такой чистой и блестящей, что

создается впечатление, будто оно расписано цветными узорами. У

них принято также устраивать подземные ямы, поверх которых они

наваливают много навоза и которые служат им убежищем на зиму и

для хранения съестных припасов, ибо погреба этого рода смягчают

суровость стужи, и, кроме того, если вторгается враг, все

неприбранное в тайник подвергается разграблению, тогда как о

припрятанном и укрытом под землей он или остается в неведении или

не добирается до него, хотя бы уже потому, что его нужно

разыскивать.

17. Верхняя одежда у всех — короткий плащ, застегнутый

пряжкой, а если ее нет, то шипом. Ничем другим не прикрытые, они

проводят целые дни у разожженного в очаге огня. Наиболее богатые

отличаются тем, что, помимо плаща, на них есть и другая одежда,

но не развевающаяся, как у сарматов или парфян, а узкая и плотно

облегающая тело. Носят они и шкуры диких зверей, те, что обитают

у берегов реки — какие придется, те, что вдалеке от них, — с

выбором, поскольку у них нет доставляемой торговлей одежды.

Последние убивают зверей с разбором и по снятии шерсти нашивают

на кожи куски меха животных, порождаемых внешним Океаном или

неведомым морем. Одежда у женщин не иная, чем у мужчин, разве что

женщины чаще облачаются в льняные накидки, которые они

расцвечивают пурпурною краской, и с плеч у них не спускаются

рукава, так что их руки обнажены сверху донизу, как открыта и

часть груди возле них.

18. Тем не менее браки у них соблюдаются в строгости, и ни

одна сторона их нравов не заслуживает такой похвалы, как эта.

Ведь они почти единственные из варваров довольствуются, за очень

немногими исключениями, одною женой, а если кто и имеет по

нескольку жен, то его побуждает к этому не любострастие, а

занимаемое им видное положение. Приданое предлагает не жена мужу,

а муж жене. При этом присутствуют ее родственники и близкие и

осматривают его подарки; и недопустимо, чтобы эти подарки

состояли из женских украшений и уборов для новобрачной, но то

должны быть быки, взнузданный конь и щит с фрамеей и мечом. За

эти подарки он получает жену, да и она взамен отдаривает мужа

каким-либо оружием; в их глазах это наиболее прочные узы, это —

священные таинства, это — боги супружества. И чтобы женщина не

считала себя непричастной к помыслам о доблестных подвигах,

непричастной к превратностям войн, все, знаменующее собою ее

вступление в брак, напоминает о том, что отныне она призвана

разделять труды и опасности мужа и в мирное время и в битве,

претерпевать то же и отваживатся на то же, что он; это возвещает

ей запряжка быков, это конь наготове, это — врученное ей оружие.

Так подобает жить, так подобает погибнуть; она получает то, что в

целости и сохранности отдаст сыновьям, что впоследствии получат

ее невестки и что будет отдано, в свою очередь, ее внукам.

19. Так ограждается их целомудрие, и они живут, не зная

порождаемых зрелищами соблазнов, не развращаемые обольщениями

пиров. Тайна письма равно неведома и мужчинам, и женщинам. У

столь многолюдного народа прелюбодеяния крайне редки; наказывать

их дозволяется незамедлительно и самим мужьям: обрезав изменнице

волосы и раздев донага, муж в присутствии родственников

выбрасывает ее из своего дома и, настегивая бичом, гонит по всей

деревне; и сколь бы красивой, молодой и богатой она ни была, ей

больше не найти нового мужа. Ибо пороки там ни для кого не

смешны, и развращать и быть развращаемым не называется у них —

идти в ногу с веком. Но еще лучше обстоит с этим у тех племен,

где берут замуж лишь девственниц и где, дав обет супружеской

верности, они окончательно утрачивают надежду на возможность

повторного вступления в брак. Так они обретают мужа, одного

навеки, как одно у них тело и одна жизнь, дабы впредь они не

думали ни о ком, кроме него, дабы любили в нем не столько мужа,

сколько супружество. Ограничивать

число детей или умерщвлять кого-либо из родившихся после смерти

отца считается среди них постыдным, и добрые нравы имеют там

большую силу, чем хорошие законы где-либо в другом месте.

20. В любом доме растут они голые и грязные, а вырастают с

таким телосложением и таким станом, которые приводят нас в

изумление. Мать сама выкармливает грудью рожденных ею детей, и их

не отдают на попечение служанкам и кормилицам. Господа

воспитываются в такой же простоте, как рабы, и долгие годы в этом

отношении между ними нет никакого различия: они живут среди тех

же домашних животных, на той же земле, пока возраст не отделит

свободнорожденных, пока их доблесть не получит признания. Юноши

поздно познают женщин, и от этого их мужская сила сохраняется

нерастраченной: не торопятся они отдать замуж и девушек, и у них

та же юная свежесть, похожий рост. И сочетаются они браком столь

же крепкие и столь же здоровые, как их мужья, и сила родителей

передается детям. К сыновьям сестер они относятся не иначе, чем к

своим собственным. Больше того, некоторые считают такие кровные

узы и более священными, и более тесными и предпочитают брать

заложниками племянников, находя, что в этом случае воля

сковывается более прочными обязательствами и они охватывают более

широкий круг родичей. Однако наследниками и преемниками умершего

могут быть лишь его дети; завещания у них неизвестны. Если он не

оставил после себя детей, то его имущество переходит во владение

тех, кто по степени родства ему ближе всего — к братьям, к дядьям

по отцу, дядьям по матери. И чем больше родственников, чем

обильнее свойственники, тем большим вниманием окружена старость;

а бездетность у них совсем не в чести.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...