Гудериан поворачивает на юг 2 глава

— Смотрите, наши пошли в атаку. — Пухов показал рукой на северные скаты лежавшей впереди высотки.

Маленькие серые фигурки поднимались по склону. Грохот орудий усилился, послышался треск пулеметов и винтовок. Передняя цепь бойцов достигла гребня высоты, перевалила за него. За ней поспешила следующая. И вдруг вся высота исчезла в серо-буром облаке разрывов вражеских бомб, мин и снарядов. Вскоре десятка два танков показались на гребне и медленно поползли вниз. Бойцы, отстреливаясь, перебежками отходили под прикрытие своей артиллерии.

— А у меня ни одного танка, — сказал командир дивизии. — Вот так заканчивается почти каждая наша атака.

Да, было очевидно, что без танков, сильной артиллерии и авиации здесь ничего не добиться. Наступать в таких условиях бессмысленно.

Связавшись по телефону с командармом, я упросил его разрешить командиру дивизии до подхода подкреплений воздержаться от дальнейших атак. А пока пусть закрепится на достигнутом рубеже, приведет части в порядок, организует подвоз боеприпасов. Фекленко согласился.

Бой затих. Пухов вызвал командиров полков. Спокойно и деловито, без малейшей нервозности, разговаривал генерал с подчиненными. Ставя им новые задачи, добивался от каждого командира осмысления обстановки, глубокого понимания места и роли своего полка в связи с переходом дивизии к обороне.

Вскоре я возвратился на командный пункт армии. Посоветовался с другими представителями фронтового командования, уже успевшими побывать на многих участках. Они были такого же мнения, как и я. Мы рекомендовали генералу Фекленко приостановить атаки по всему рубежу, а сами обо всем доложили С. М. Буденному и М. П. Кирпоносу.

Осознав бесполезность дальнейших атак столь малыми силами, главнокомандующий приказал прекратить их и тем временем подготовить новый контрудар с привлечением не только сил армии, но и всех поступающих в ее распоряжение резервов. Начало контрудара было назначено на утро 8 сентября. Из войск 38-й армии в нем должны были участвовать 5-й кавалерийский корпус с 34-й кавдивизией и четыре стрелковые дивизии. Главком из своего резерва выделял только что сформированные три танковые бригады и несколько авиационных полков.

Задача была не из легких. И не только потому, что противник имел больше сил, чем смогло сосредоточить командование нашего фронта. Времени на подготовку контрудара отводилось немногим больше суток. А танковые бригады и зенитные артиллерийские части еще только начали прибывать в район Полтавы. При этом все планирование подготовки контрудара легло на плечи малочисленной группы офицеров оперативного отдела штаба армии во главе с полковником М. И. Потаповым.

Поздно вечером 6 сентября войскам были отданы боевые распоряжения. Командарм решил нанести два удара по сходящимся направлениям. Один — силами четырех стрелковых дивизий вдоль левого берега реки Псел на Келеберду. Другой — на левом фланге армии, на фронте Порубай, Озеры — во фланг и тыл закрепившемуся на плацдарме противнику, с одновременным выходом на его переправы. Эта задача возлагалась на 5-й кавалерийский корпус, усиленный 3-й и 142-й танковыми бригадами и 47-й танковой дивизией, имевшей всего около 30 боевых машин.

Принимая такое решение, командарм исходил из того, что на подготовку контрудара отводилось очень мало времени, его не хватило бы на значительные перегруппировки войск. Избранные Фекленко направления ударов требовали минимального передвижения частей, что очень важно при острой нехватке времени. Это соображение было резонным, и мы согласились с решением командующего.

Однако оказалось, что даже без серьезной перегруппировки войск армия не смогла к назначенному сроку закончить подготовку к атаке. Несмотря на форсированные марши, вновь прибывавшие в армию соединения и части не успевали выйти в исходные районы. Командующему фронтом пришлось перенести время наступления.

Пока мы готовили контрудар на левом фланге армии, противник форсировал Днепр южнее Кременчуга. Переправившуюся немецкую пехотную дивизию поддержали части с ранее захваченного плацдарма. А у нас Кременчуг оборонял всего один полк 297-й стрелковой дивизии, Силы были слишком неравными. Город оказался в руках врага. Переправив сюда еще одну пехотную дивизию, он попытался развивать наступление на север, но настойчивыми контратаками частей 297-й стрелковой дивизии полковника Г. А. Афанасьева был остановлен севернее Кременчуга.

Получив 9 сентября донесение о том, что дальнейшее продвижение противника в этом районе надежно остановлено, Фекленко снова переключил все внимание на подготовку контрудара на левом фланге своей армии. Не ожидало серьезной опасности со стороны Кременчуга и командование фронта. Имея от разведки сведения о том, что в районе дериевского плацдарма выявлен разведывательный батальон 9-й танковой дивизии, оно предположило, что именно сюда придут и главные силы танковой группы генерала Клейста. Здесь-то и даст им бой ударная группировка нашей 38-й армии. Но у врага, как мы потом увидим, были совсем другие планы…

Окунувшись с головой в подготовку контрудара 38-й армии, мы с неослабевающим вниманием продолжали следить за развитием событий и на северном крыле нашего фронта. Каждый из нас понимал, что именно там сейчас решается исход сражения на киевском направлении. Удастся ли войскам 40-й армии выстоять перед танковой лавиной Гудериана?

Находясь в штабе Фекленко, мы, конечно, не могли представить себе всех подробностей боев в том районе. Эти подробности я узнал впоследствии из рассказов начальника штаба фронта генерала Тупикова и моего заместителя полковника Захватаева, с которыми мне довелось беседовать после возвращения в штаб фронта. Многие детали помогли мне восстановить и сохранившиеся документы.

Вот что происходило в тот период на нашем северном крыле. В первой декаде сентября 40-я армия продолжала оказывать упорнейшее сопротивление войскам Гудериана, которые при мощной поддержке авиации неизмеримо превосходили ее в танках и артиллерии, а также в маневренности своих сил. Две недели наши части удерживали танковые и моторизованные дивизии врага в междуречье Десны и Сейма.

После войны Гудериану стыдно было признать, что значительные силы его танковой группы в начале сентября 1941 года были скованы активными контратаками всего одной советской дивизии — 293-й стрелковой полковника П. Ф. Лагутина, поддержанной несколькими десятками танков 10-й отдельной танковой дивизии Героя Советского Союза генерала К. А. Семенченко. Одну нашу стрелковую дивизию фашистский генерал стал выдавать за четыре, а такого количества войск, как известно, не было во всей 40-й армии.

Гитлеровское командование, совсем не ожидавшее столь упорного сопротивления советских войск, забеспокоилось. Генерал-полковник Гальдер в те дни отнюдь не в радужных тонах оценивал успехи Гудериана. Он записал в своем дневнике: «2-я танковая армия в ходе своего наступления через р. Десна своим левым флангом настолько вцепилась в противника, что ее наступление на юг приостановилось. Она вынуждена была даже оставить уже захваченные участки местности».

Первые успехи 40-й армии настолько обнадежили генерала Кирпоноса, что он решил одну из ее дивизий — 135-ю стрелковую генерала Ф. Н. Смехотворова — перебросить на выручку 5-й армии, положение которой все более ухудшалось из-за глубоких вклинений противника на черниговском и остерском направлениях. Враг стремился рассечь ее войска и, окружив их, выйти в тыл нашей 37-й армии, оборонявшейся непосредственно у Киева. Оторванные в то время от штаба фронта, мы никак не могли понять: почему Кирпонос медлит с отводом соединений Потапова? Позднее я узнал, что Ставка упорно не давала разрешения на это. В Москве, по-видимому, еще сохранялась надежда, что наступлением войск Брянского фронта все же удастся отбросить противника от Десны.

7 сентября командующий Юго-Западным фронтом вынужден был послать в Ставку специальное донесение, в котором доказывал, что медлить нельзя. Начальник Генерального штаба запросил мнение маршала Буденного. Тот решительно поддержал ходатайство командования фронта. Наконец 9 сентября маршал Шапошников сообщил: «Верховный Главнокомандующий санкционировал отвести 5-ю армию и правый фланг 37-й армии на реку Десна». Но к тому времени фашистские войска уже успели закрепиться на берегах Десны. Соединения Потапова оказались между двух огней: с фронта на них наседали войска 6-й немецкой армии, в тылу — части 2‑й.

А утром 10 сентября танки Гудериана нанесли удар и по 40-й армии. Они наступали на узком участке. Стальной таран всей своей мощью бил в одну точку. Генерал Подлас донес об этом в штаб фронта, попросил помощи. Но во фронтовом резерве не оставалось ни одной дивизии.

Войска 40-й армии стояли насмерть. Они не отступили. Фашистские танки пробили себе путь только между Батурином и Конотопом, где уже не оставалось ни одного нашего бойца. Геройски дрались части 10-й танковой дивизии. Когда на участке ее 10-го мотострелкового полка на остатки роты лейтенанта Петрова двинулись 17 фашистских танков и бронетранспортеров, 9 оставшихся в живых бойцов во главе со своим командиром не отступили. Они встретили вражеские машины гранатами и бутылками с горючей жидкостью. С позиций соседней роты видели, как протекал этот бой. Почти все герои сложили голову, но их гибель дорого обошлась фашистам: 9 атаковавших танков и бронемашин были уничтожены.

Выложив путь трупами своих солдат и осветив его факелами горящих танков, Гудериан устремился на Ромны, находившиеся в глубоком тылу нашего фронта. Остановить вражеские бронированные колонны было уже некому.

На исходе 10 сентября передовые части 3-й немецкой танковой дивизии генерала Моделя соединились со сброшенным в Ромнах воздушным десантом. Фронт нашей 40-й армии оказался рассеченным надвое: ее 2-й воздушно-десантный корпус отошел в полосу соседней 21-й армии, а остальные силы, удерживая Конотоп, закруглили к югу свой разорванный фронт.

Хотя вражеские танки свалились в Ромны как снег на голову, находившиеся в городе небольшие подразделения спецвойск и тыловых учреждений не сложили оружия.

Они заняли круговую оборону отдельными очагами и дрались до конца. Даже Гудериан был вынужден признать этот факт. Он пишет, что когда прибыл в город, занятый его 3-й дивизией, то «проезд был возможен только в бронированной машине».

О прорыве дивизий Гудериана в глубокий тыл нашего фронта я и мои товарищи, находившиеся в эти дни в 38-й армии, знали очень мало. В тот день, когда танки Гудериана от Конотопа устремились на Ромны, на юге, где мы были тогда, войска ударной группы 38-й армии после авиационной и артиллерийской подготовки утром начали атаку. К сожалению, авиации и артиллерии у нас было явно недостаточно, поэтому огневую систему противника не удалось подавить. Наступающие дивизии были встречены очень плотным огнем, яростными контратаками, но это не остановило их. Они продолжали наступление. Порадовал 5-й кавалерийский корпус генерала Ф. В. Камкова, который на самом левом фланге медленно, но настойчиво теснил противника к Днепру. Наибольших успехов достигли в этот день части 34-й кавалерийской дивизии полковника А. А. Гречко.

Мы спешили ликвидировать вражеский плацдарм, понимая, что этим облегчим положение всего фронта: тогда удар танковой группы Гудериана, не поддержанный с юга, будет не так опасен. К сожалению, ударная группа 38-й армии, отбивая непрерывные контратаки фашистских войск и неся большие потери от вражеской авиации, продвигалась все медленнее. Нужно было максимально усилить нажим. Все представители командования фронта находились в наступавших войсках. Утром 12 сентября я снова направился в дивизию Пухова. До его командного пункта добрался с большим трудом: вражеская авиация не давала никакой возможности ехать по открытой безлесной местности. Пришлось машину оставить в укрытии. Мы не раз залегали в воронках: немецкая артиллерия прочесывала огнем всю местность.

На этот раз мы встретились с Пуховым как старые знакомые. Он был настроен весьма оптимистически, хотя его части продвинулись совсем немного.

— Если бы хоть раз как следует побомбить фашистов, — сказал генерал, — они давно оказались бы в реке.

По моему предложению генерал Фекленко выделил на поддержку 300-й и 304-й стрелковых дивизий несколько эскадрилий штурмовиков в сопровождении истребителей. Это в какой-то мере помогло. Части Пухова снова двинулись вперед.

Не прекращались упорные атаки наших войск и на остальных участках вражеского плацдарма. Мы не теряли надежды сбросить врага в Днепр.

Во второй половине дня позвонил генерал Фекленко и попросил меня срочно вернуться на его командный пункт. Здесь я услышал неприятную весть. Пока мы пытались очистить плацдарм у Дериевки, генерал Клейст скрытно переправил в район Кременчуга свои танковые и моторизованные дивизии. Утром 12 сентября они навалились на один из полков 297-й стрелковой дивизии, рассекли ее фронт и устремились на север, в общем направлении на Хорол. В полосе их наступления у нас было совсем мало сил. И конечно, нетрудно было догадаться — Клейст устремился навстречу Гудериану, передовые части которого к тому времени были уже далеко южнее Ромн.

Что танковая армада Клейста попытается ринуться на соединение с войсками Гудериана, нетрудно было догадаться. Но мы были уверены, что противник двинет свои танки именно с того большого плацдарма, которым он располагал между реками Псел и Ворскла, что именно с этой целью фашисты так настойчиво расширяли его, наводили за ним понтонные мосты. В этом мнении еще больше укрепил нас и тот факт, что именно здесь 10 сентября были захвачены пленные из группы Клейста.

Одним словом, мы не сумели своевременно вскрыть сосредоточение танков Клейста в районе Кременчуга и не смогли поэтому определить участок, на котором они нанесут удар. Это был, конечно, большой просчет. Теперь в тыл главных сил нашего фронта неудержимо рвались уже две из четырех немецких танковых групп, имевшихся на всем советско-германском фронте.

Ныне, когда все происходившее в те дни предельно прояснилось, невольно приходишь к мысли: даже если бы наша разведка и помогла нам разгадать, где нанесет удар танковая группа Клейста, то все равно вряд ли мы смогли бы предотвратить ее прорыв. Слишком велико было у врага общее превосходство в силах и средствах. Ведь к тому времени, когда сюда подошла 1-я немецкая танковая группа (четыре танковые и три моторизованные дивизии), фашисты против южного крыла нашего фронта уже сосредоточили около двадцати дивизий. И всему этому противостояли лишь пять стрелковых и четыре кавалерийские дивизии 38-й армии. В пехоте и артиллерии противник почти в три раза был сильнее, а в авиации и особенно в танках это превосходство было многократным.

Надо сказать, что для такого сосредоточения сил фашистам благоприятствовала обстановка, сложившаяся у нашего левого соседа. Войска Южного фронта к этому времени были оттеснены за Днепр до самого его устья.

Прикрываясь этой широкой водной преградой, командование группы армий «Юг» оставило там лишь небольшой заслон, а основную массу войск 17-й полевой армии и 1-й танковой группы собрало в мощный кулак, которым и нанесло удар с юга навстречу соединениям Гудериана.

К чести малочисленных войск 38-й армии, они и в таких тяжелых условиях дали достойный отпор врагу на плацдарме между реками Псел и Ворскла и вынудили противника отказаться от намерения повести наступление на этом наиболее выгодном для него направлении.

Контрудар, который с исключительным упорством и яростью осуществляли там войска генерала Фекленко, вынудил врага искать другой участок для прорыва и перенести туда усилия своих войск.

Фекленко я застал в мучительном раздумье.

— Что делать, Иван Христофорович? — спросил он. — Продолжать наступление или нет?

Я ответил, что, по моему мнению, контрудар теперь уже не имеет смысла, что главное сейчас — попытаться любой ценой ликвидировать прорыв, который ставит под удар весь наш фронт.

— Но чем? — с горечью сказал генерал. — У меня в резерве всего один стрелковый полк. Даже если мы возьмем из ударной группировки большую часть сил, то на переброску их к участку прорыва уже нет времени. Разве теперь угонишься за Клейстом!

— За Клейстом гнаться бесполезно, — согласился я. — Но если мы ударами с флангов сумеем закрыть брешь, то коммуникации его танковых и моторизованных дивизий будут перерезаны и командованию фронта легче будет справиться с прорвавшимися подвижными соединениями противника.

Оглядываясь назад, должен признаться, что в данном случае мой оптимизм не имел оснований, ибо, как потом выяснилось, командование Юго-Западного фронта против двух танковых армий, прорвавшихся в глубокий тыл наших войск, могло выдвинуть лишь две стрелковые дивизии, которые были выведены из 26-й армии.

Понимая, что другого выхода из создавшегося положения нет, генерал Фекленко попросил у главкома разрешения прекратить атаки на левом фланге армии и вывести оттуда часть сил в резерв для восстановления прорванного фронта и парирования возможного наступления противника на Полтаву. Разрешение это было немедленно дано. Одновременно маршал Буденный приказал командарму немедленно перебросить к участку прорыва все входившие в 38-ю армию танковые бригады.

К вечеру стало окончательно ясно, что три правофланговые дивизии армии Фекленко во главе со штабом армии отсечены от главных сил и ведут тяжелые бои с наседавшей на них с юго-востока мощной группировкой 17-й немецкой армии. Узнав об этом, в штабе главкома поняли, что отныне 38-я армия, растянутая на 140-километровом фронте, будет осуществлять боевые действия, по существу, на двух расходящихся операционных направлениях: Кременчуг, Ромодан и Келеберда, Полтава.

А теперь вернемся к событиям на северном крыле фронта. Войскам 5-й армии, получившим запоздалое разрешение на отход за Десну, пришлось с тяжелыми боями прокладывать себе дорогу из кольца вражеских войск. Противник неотступно преследовал их, со всех сторон подвергая непрерывным атакам. В этой сложнейшей обстановке бойцы и командиры 15-го и 31-го стрелковых корпусов проявили несгибаемую волю. Подвергаясь непрерывным бомбежкам и обстрелам, они упорно пробивались к Десне.

Фашистские силы дважды окружали 711-й полк 215-й стрелковой дивизии полковника П. А. Барабанова *, но бойцы и командиры решительной атакой пробивали себе дорогу. Части 193-й стрелковой дивизии полковника А. К. Берестова в яростных схватках только за два дня уничтожили 700 гитлеровцев.

В соединениях 5-й армии не было тыла: всюду был фронт. Когда в 200-й стрелковой дивизии немецкая пехота и танки прорвались через боевые порядки к штабу, навстречу им бросились штабные офицеры, связисты. Бойцы охраны. Боем руководил сам командир дивизии майор А. П. Колпачев. Люди гибли в неравной схватке, но и противник нес большие потери. Три танка продолжали двигаться. Тогда наперерез им кинулись красноармейцы Кулаков, Осипов и Сергеев. С расстояния 10–15 метров они забросали вражеские машины бутылками с горючей жидкостью. Штаб был спасен.

Можно себе представить, что пережили бойцы и командиры, когда пробились к Десне и увидели, что берег уже занят фашистами. В таком положении оказались 193, 195 и 215-я дивизии 31-го стрелкового корпуса под общим командованием командира 195-й генерала В. Н. Несмелова. Обстреливаемые с фронта и с тыла, они нигде не могли найти выхода. Было решено: одной частью сил сдерживать атакующие с запада вражеские войска, а другой — с боем форсировать Десну. Переправочных средств не было. Артиллерию и автомашины пришлось уничтожить. Лишь 200-ю стрелковую этого корпуса фашистам не удалось перехватить. Ее командир сумел не только оторваться от преследования, но и упредить противника в выходе к Десне. Дивизия сохранила всю артиллерию и тылы. 45-я и 62-я дивизии 15-го стрелкового корпуса вышли к Десне южнее Чернигова. Здесь тоже берег был в руках гитлеровцев. Командир корпуса генерал-майор К. С. Москаленко (сменивший погибшего Бланка) умело организовал атаку. Дружным натиском наши части смяли противника и вырвались из кольца.

В итоге этих крайне напряженных боев войска 5-й армии понесли значительные потери, но все же 11 сентября завершили прорыв из окружения.

В то время как части правого крыла фронта пробивали себе дорогу из вражеского кольца, правофланговые соединения 37-й армии отражали попытки сильной группировки вражеских войск обойти Киев с северо-востока. Их стойкая оборона несколько облегчила участь 5-й армии.

 

В ОГНЕННОМ КОЛЬЦЕ

 

Стало очевидно, что войскам фронта, рассеченным вражескими клиньями, будет все труднее удерживать рубеж по Днепру. Им пришлось бы продолжать оборону в полной изоляции от остальных сил Красной Армии. Полковник Захватаев при встрече рассказывал мне, как в ночь на 11 сентября они с генералом Тупиковым пришли к командующему фронтом. У Кирпоноса в это время находились члены Военного совета Бурмистенко и Рыков. Начальник штаба доложил

обстановку. Вывод его сводился к тому, что надо, пока не поздно, выводить войска на линию реки Псел, где уже был подготовлен тыловой оборонительный рубеж. Доводы Тупикова были вескими. После всестороннего обсуждения Военный совет фронта решил направить в Ставку телеграмму такого содержания:

«Танковая группа противника прорвалась в Ромны, Грайворон. 40-я и 21-я армии не могут ликвидировать эту группу. Требуется немедленная выброска войск из Киевского укрепленного района на пути движения противника и общий отход войск фронта на рубежи, доложенные Вам. ** Прошу санкцию по радио».

В ожидании ответа Ставки генерал Кирпонос и его штаб занялись восстановлением линии

— — — —

* Бывшая моторизованная дивизия. Все мотострелковые и моторизованные дивизии с 22 августа были переформированы в стрелковые.

** Имеются в виду тыловые рубежи, подготовленные на реке Псел.

фронта, которая оказалась разорванной на ряде участков. Командующие 21-й и 40-й армиями получили распоряжение стянуть в ударные группы как можно больше сил и встречными ударами на Бахмач сомкнуть фланги войск. Командующим 21, 5 и 37-й армиями приказано ликвидировать бреши в своих полосах обороны. Особое внимание командование фронта уделило упрочению положения на остерском направлении, чтобы не допустить обхода Киева с северо-востока, по левому берегу Днепра. К Остру из Киевского укрепрайона перебрасывалась 147-я стрелковая дивизия полковника С. К. Потехина.

— Что еще можно послать в этот район? На этот вопрос командующего Тупиков ответил, что в районе Киева для борьбы с диверсантами оставлен моторизованный батальон дивизии НКВД и только что сформировано два партизанских отряда. Кирпонос приказал и их двинуть в бой. Но это было каплей в море.

— Это все равно что лопатой заделывать брешь Днепровской плотине, — с горечью заметил Тупиков.

Примерно во втором часу ночи начальник войск связи фронта Добыкин доложил Кирпоносу, что на проводе Москва. Маршал Б. М. Шапошников, возглавлявший в то время Генеральный штаб, сообщил: «Ставка Верховного Главнокомандующего считает, что необходимо продолжать драться на тех позициях, которые занимают части Юго-Западного фронта, как это предусмотрено нашими уставами». Начальник Генерального штаба высказал ряд рекомендаций по разгрому прорвавшихся группировок противника, но не разрешил взять из Киевского укрепленного района ни одной дивизии.

Кирпонос связался с Буденным и попросил его разъяснить начальнику Генерального штаба, что малейшее промедление с отводом войск фронта грозит роковыми последствиями. Спустя несколько часов произошел разговор Буденного с Шапошниковым. Начальник Генштаба стоял на своем. Тогда Буденный передал в Ставку следующую телеграмму:

«Военный совет Юго-Западного фронта считает, что в создавшейся обстановке необходимо разрешить общий отход фронта на тыловой рубеж. Начальник Генерального штаба маршал товарищ Шапошников от имени Ставки Верховного Главнокомандования в ответ на это предложение дал указание вывести из 26-й армии две стрелковые дивизии и использовать их для ликвидации прорвавшегося противника из района Бахмач, Конотоп.

Одновременно товарищ Шапошников указал, что Ставка Верховного Командования считает отвод частей Юго-Западного фронта на восток пока преждевременным. Со своей стороны полагаю, что к данному времени полностью обозначились замыслы противника по охвату и окружению Юго-Западного фронта со стороны Новгород-Северского на юг и от Кременчуга на север. Для противодействия этому замыслу необходимо создать сильную группу войск. Юго-Западный фронт сделать этого не в состоянии.

Если Ставка Верховного Командования в свою очередь не имеет возможности сосредоточить в данный момент такую сильную группу, то отход для Юго-Западного фронта является вполне назревшим. Мероприятие, которое должен провести Военный совет фронта в виде выдвижения двух дивизий из 26-й армии, может только являться средством обеспечения. К тому же 26‑я армия становится крайне обессиленной. На 150 километров фронта остаются только три стрелковые дивизии.* Промедление с отходом Юго-Западного фронта может повлечь к потере войск и огромного количества материальной части. В крайнем случае, если вопрос с отходом не может быть пересмотрен, прошу разрешения вывести хотя бы войска и богатую технику из Киевского УР, эти силы и средства, безусловно, помогут Юго-Западному фронту противодействовать окружению».

Судя по рассказам Тупикова, Захватаева и по сохранившимся записям переговоров, С. М. Буденный пристально следил за развитием событий на нашем фронте. То и дело он вызывал на провод Кирпоноса или Тупикова, интересовался, что делается в районах Конотопа и Ромн, как командование фронта рассчитывает задержать Гудериана до подхода дивизий Костенко, что делается для вывода войск 5-й армии из окружения. В этот день между Буденным и Кирпоносом состоялся и такой разговор.

— Как вы намереваетесь организовать снабжение войск, если противник перережет коммуникации фронта? — поинтересовался главком.

— Подвоз будет осуществляться только по южной магистрали, — ответил Кирпонос.

— Вы меня не поняли. Я знаю, что северная магистраль перерезана. А что будете делать,

— — — —

* С. М. Буденный не брал в расчет еще три формировавшиеся дивизии.

когда перережут и южную?

— Остается один путь — самолеты.

— Авиация не сможет обеспечить такую массу войск, — возразил Семен Михайлович. — Нужно, следовательно, уже сейчас вести самую строгую экономию в расходовании боеприпасов и продовольствия.

Когда аппарат умолк, Кирпонос сказал Бурмистенко:

— Легко сказать — вести строгую экономию. С продовольствием еще куда ни шло. Можем до предела сократить паек, бойцы поймут нас. Но как заставить экономить боеприпасы, когда на всем фронте фашисты лезут как бешеные волки, почуявшие добычу!

Весь остаток дня прошел в хлопотах по затыканию бесчисленных брешей в 800‑километровой линии фронта, по вызволению попавших в окружение отдельных соединений 5-й и 21-й армий.

Вечером 11 сентября Кирпоноса вызвала Москва. Командующий фронтом в сопровождении Бурмистенко, Рыкова, Тупикова и Захватаева поспешил в аппаратную. На этот раз на проводе был сам Верховный Главнокомандующий.

Поздоровавшись, Сталин заявил: «Ваше предложение об отводе на рубеж известной вам реки кажется опасным». Он сослался при этом на неудачи, когда войска фронта отходили за Днепр. «Какая гарантия, что то же самое не повторится теперь? Это первое. А потом второе: в данной обстановке на восточном берегу Днепра предлагаемый вами отвод войск будет означать окружение наших войск, так как противник будет наступать на вас не только со стороны Конотопа, то есть с севера, но и с юга, то есть со стороны Кременчуга, а также с запада, так как при отводе наших войск с Днепра противник моментально займет восточный берег Днепра и начнет атаки. Если конотопская группа противника соединится с кременчугской группой, вы будете окружены…»

Кирпонос не сводил глаз с медленно тянувшейся ленты.

«Как видите, ваши предложения о немедленном отводе войск без того, что вы заранее подготовите рубеж по реке Псел, во-первых, и, во-вторых, поведете отчаянные атаки на конотопскую группу противника во взаимодействии с Брянским фронтом, — повторяю, без этих условий ваши предложения об отводе войск являются опасными и могут привести к катастрофе. Какой же выход? Выход может быть следующий.

Первое. Немедленно перегруппировать силы хотя бы за счет Киевского укрепрайона и других войск и повести отчаянные атаки на конотопскую группу противника во взаимодействии с Еременко, сосредоточив в этом районе девять десятых авиации. Еременко уже даны соответствующие указания. Авиационную же группу Петрова мы сегодня специальным приказом передислоцируем на Харьков и подчиним Юго-Западному направлению.

Второе. Немедленно организовать оборонительный рубеж на реке Псел или где-либо по этой линии, выставив большую артиллерийскую группу фронтом на север и на запад и отведя пять-шесть дивизий на этот рубеж.

Третье. По исполнении этих двух пунктов, и только после исполнения этих двух пунктов, то есть после создания кулака против конотопской группы и после создания оборонительного рубежа на реке Псел, словом, после всего этого начать эвакуацию Киева. Подготовить тщательно взрыв мостов. Никаких плавсредств на Днепре не оставлять, а разрушить их и после эвакуации Киева закрепиться на восточном берегу Днепра, не давая противнику прорваться на восточный берег.

Перестать, наконец, заниматься исканием рубежей для отступления, а искать пути для сопротивления».

В аппаратной наступила тишина. Своей железной логикой Верховный Главнокомандующий мог обезоружить кого угодно. Даже Тупиков растерялся. Впоследствии он говорил мне, что, когда следил за лентой, у него возникла мысль: надо воспользоваться предложением, для начала отвести на рубеж по реке Псел пять-шесть дивизий и значительные силы артиллерии. Это и явилось бы началом отвода войск фронта на новый рубеж. Ведь, по существу, Сталин не возражал против отхода, а предлагал лишь надежно обеспечить его организацией обороны по реке Псел…

⇐ Предыдущая12131415161718192021Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: