Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Глава IV. Ответственность сторон




Статья Г. За неисполнение законов государства, основанных на данной Конституции, граждане несут наказание, предусмотренное законодательством.

Статья Д. Плохая организация защиты граждан государства считается не имеющим срока давности преступлением против Народа, хорошая организация – подвигом.

В момент перевыборов депутатов законодательной власти избиратели судят ее старый(ые) состав(ы). Если они сочтут организацию своей защиты плохой, то все депутаты лишаются свободы на три года согласно закону, утверждаемому референдумом всех избирателей.

Вот, пожалуй, и вся Конституция. Не очень длинная и достаточно ясная. Демократическая потому, что делократизирована. Народ по этой Конституции кроме статей об обязанностях граждан и наказании за их невыполнение получает в руки кнут и пряник для Законодателя, своего слуги. Власть начнет не “любить” народ, а бояться, но не народного бунта, а законной угрозы наказания за нерадивость. Народ станет в стране самой высшей властью, станет государем страны. Никколо Макиавелли очень точно подметил: “Итак, возвращаясь к спору о том, что лучше: чтобы государя любили или чтобы его боялись, скажу, что любят государей по собственному усмотрению, а боятся по усмотрению государей, поэтому мудрому правителю лучше рассчитывать на то, что зависит от него, а не от кого-то другого”'. Мы – Народ, нам надо быть мудрыми. Еще добавим, что бояться Народа не стыдно, страх перед Народом – это страх перед Богом, а страх перед Богом должен быть у каждого.

Мы сконструировали простую, надежную и удобную схему делократизации. Но каждые пять лет народные депутаты будут представать не перед судом Народа, а лишь перед судом избирателей; к сожалению, это далеко не одно и то же. Для того чтобы такой суд был действительно судом Народа, необходимо, чтобы сами избиратели служили Народу, подчинялись его интересам, а не своей корысти. А по тупой подлости избирателей СНГ, похоже, “впереди планеты всей”. Чего стоят одни шахтеры, начавшие уничтожение СССР и его экономики из подлой корысти.

Но деваться некуда, какой народ ни есть, а он свой и другого не будет. И прошлое у него героическое. Как ни тяжело будет Законодателю, но во имя спасения Народа и одновременно во имя справедливого суда над собой Законодатель будет вынужден непрерывно заниматься воспитанием и нынешних, и будущих избирателей. Поэтому два следующих раздела будут посвящены вопросам воспитания.

Делократизация воспитания детей

Разумеется, необходимо начать с Дела воспитания детей. Но прежде ответим на вопрос: кто такой человек? Причем ответим, не углубляясь во всевозможные связанные с этим вопросом дебри, а рассмотрим его только с нужной нам стороны: чем человек отличается от животного? Обычно спешат ответить, что способностью думать, но автору этот ответ не кажется убедительным. Способность думать, то есть способность логически связывать разрозненные факты воедино, пусть и примитивно, присуща почти всем живым существам.

Скажем, крысу легко обучить, что свет зеленой лампочки означает получение пищи, а свет красной – удар током. И она поступает так, как поступал бы и человек: горит зеленая – идет за пищей, горит красная – отскакивает от кормушки. Чем принципиально она отличается от многих сегодняшних лидеров? Кормила их КПСС – кричали здравицы коммунизму, начали кормить США – кричат здравицы капитализму. Не можем же мы сказать, к примеру, что у Яковлева вместо мозгов одни рефлексы. Он же обидится, хотя и поступает, как подопытная крыса. Или крыса поступает, как Яковлев? Короче, разница в этом смысле между ними какая-то расплывчатая.

Еще говорят, что человек способен к духовному, у него есть душа. Но, с другой стороны, лебедь убивается по погибшей подруге, есть примеры, когда собаки издыхали от тоски на могиле умершего хозяина. Поэтому, с душой тоже что-то неопределенное.

А ведь мы резко отличаемся от животных, по крайней мере должны отличаться. Вот новорожденный. Он маленький зверек и не отличается, скажем, от поросенка: он инстинктивно сосет грудь, инстинктивно оправляется, инстинктивно отдергивает руку от огня. Он, безусловно, животное. Но когда он становится тем, кого мы имеем право называть человеком? Когда научится читать или когда научится пить и курить, или когда ему исполнится 16 лет? Что должно произойти в маленьком животном, чтобы его можно было назвать человеком?

У животных и у человека головной мозг отвечает за способность мыслить, за интеллект, а спинной мозг – за инстинкты. Их несколько: самосохранения, удовлетворения естественных надобностей, продолжения рода. Можно добавить и инстинкт сохранения энергии, выражающийся в склонности человека к ничегонеделанию, к лени.

Если у человека, у животного не развиты инстинкты, они не способны жить. Например, прогудел сигнал автомобиля, вы еще ничего не успели подумать, а ноги перенесли вас на тротуар – сработал инстинкт самосохранения, дав команду мускулам напрячься. Атрофируйся вдруг у нас инстинкт продолжения рода, и род человеческий закончится. Инстинкты, естественно, полезны и необходимы, не говоря уже о том, что за следование инстинктам природа награждает. Удовлетворение многих из них для живых существ сопровождается чувством, которое мы называем удовольствием.

У животного процесс жизни – это процесс удовлетворения инстинктов. Интеллект животного только помогает этому процессу – оценивает пастбища, самок, степень опасности и прочее, чтобы наилучшим образом “угодить” инстинктам. У человека по сравнению с животным произошел качественный скачок: ум, интеллект человека контролируют инстинкты, его головной мозг свободен от службы им. Это надо понимать так. В древние времена человек понял, что жизнь звериными стаями бесперспективна, требуется создать новое общество – человеческое. Но для существования этого общества, его самозащиты нужно нечто, что в корне противоречит инстинктам, – то, что мы называем моральными нормами.

Человеку очень хочется есть, но еды мало. Животное в нем съело бы все немедленно, но головной мозг командует: “Нельзя, это будет не по-человечески, ты обязан поделиться с другими”. Бой, противник силен и страшен, инстинкт самосохранения командует:

“Убегай!” Но ум командует: “Стой! Ты человек, ты опозоришь себя трусостью, ты не спасешь общество”. Соблюдение моральных норм контролирует головной мозг, и если рассуждать проще, то животное – это живое существо, у которого спинной мозг руководит головным, а человек – тот, у кого головной мозг командует спинным. В этом отличие человека от животного. И пусть данный субъект записал в головном мозгу всю Библию, знает Бодлера и Кафку, цитирует Пушкина или Толстого, но если его головной мозг не способен во имя моральных принципов подавить свои инстинкты, то он – животное.

Еще момент. Мы говорили, что удовлетворение инстинктов приносит животному удовольствие, но, победив в себе инстинкты, человек получает удовольствие от своего творчества, от уважения людей, от сознания своей полезности. Животному эти удовольствия не доступны, для него они просто не существуют. Помните “Песню о Соколе” Горького? Уж совершенно не понимает, о чем говорит Сокол. Соколу доступны и удовольствия от удовлетворения животных инстинктов, и человеческие удовольствия, а Ужу нет, для Ужа пределом является то, что дала ему природа, и он не понимает человека, хотя оба говорят на одном языке. Язык, слова понимает, а о каком удовольствии идет речь – нет!

Из этого попутно следует, что если не воспитать из ребенка человека, то он останется животным с ограниченным мироощущением, с ограниченным комплексом удовольствий. Не воспитать из ребенка человека – значит его обворовать, хотя сам ребенок об этом и не догадается, как не догадывается ни о чем таком боров, наевшийся пареной кукурузы и лежащий в теплой луже. Он счастлив, он на верху блаженства.

Еще об инстинктах. В принципе и животное может подавить инстинкт. Скажем, ваш пес во время прогулки каждые пять минут задирает заднюю лапу, а в доме часами терпит, подавляя в себе инстинкт удовлетворения естественных надобностей. Но этот инстинкт пес подавляет другим – инстинктом самосохранения, иначе ему будет больно. А человек подавляет инстинкты только умом, он не возьмет чужого не потому, что ему будет после этого больно, а потому что человек так не делает. Животное будет мучиться, сожалеть, что не взяло, побоявшись, наказания. А человек об этом и не вспомнит, у него инстинкты стоят в строю по стойке “смирно”. И он отпускает их порезвиться только тогда, когда его чести и человеческому достоинству ничего не грозит.

Отсюда следует, что Делом воспитания, за которое другие люди согласны платить, между прочим, и деньгами, а не только уважением, является воспитание человека – живого существа, способного сдерживать свои животные инстинкты без душевных мук. Зачем обществу людей иметь среди себя животных? Ведь они, животные, ненасытны и ради удовольствия удовлетворения инстинкта способны на любую подлость, они не будут участвовать в самозащите общества, они обуза для него.

Поэтому в процессе воспитания детей момент или время, когда ребенок становится способным одним умом подавить свои инстинкты, является временем перехода его из статуса животного в статус человека. Не перейдет – значит останется животным, несчастным животным среди людей. Это животное не будет служить Народу:

инстинкты не позволят, животное, повторяем, подчиняется только своим инстинктам. Перед нами как Законодателем стоит важнейшая проблема: нам нужно, чтобы избиратели были людьми. А добиться этого можно только воспитанием в детстве.

Церковь – организация мудрая и прагматичная. Она оценивает людей, не впадая в эйфорию, она видит в них только животных. Подавить инстинкт животное может только другим инстинктом. И церковь использует инстинкт самосохранения, самый сильный инстинкт, для удержания животных в рамках человеческих моральных норм. Она грозит человеку страшными муками в аду и обещает приятное ничегонеделание в раю.

Законодатель без труда удержит избирателей в рамках человеческих моральных норм при обычных обстоятельствах. Но он бессилен у избирательных урн, когда контроль над избирателями утрачен. Вот проблема!

Воспитывать из животных людей придется всеми доступными способами: поможет церковь – давай церковь, поможет искусство – тащи искусство. Как угодно, но мы обязаны вернуть человеческий облик своим избирателям.

По сравнению с началом века положение с воспитанием резко ухудшилось. Выход брака – людей-животных – достиг больших размеров. Прошедшие годы характеризуются возросшим атеизмом, вытеснением церкви из процесса воспитания и подключением к этому процессу огромного количества мудраков от прессы, литературы, профессиональных “педагогов”. Эти люди, не неся ответственности за итоги воспитания, не пытаясь понять его цели, сочли необходимым высказаться по этому вопросу, порекомендовать что-нибудь “хорошее” с целью пополнения собственных денежных средств. Обилие советов полностью дезориентировало родителей, люди перестали понимать, что же им делать с детьми.

Действительно, попробуйте понять, что делать с ребенком, прочтя о воспитании следующее: “... воспитание – руководство внутренним, душевным, духовным развитием. Два первых, два основных условия воспитания, две важнейшие его стороны, две ступени: контакт, душевная связь с ребенком; строительство его души, укрепление его представления о себе как о достойном человеке, охрана его чести”. Это строки одной из множества работ Соломона Соловейчика – популярного “педагога” 80-х годов.

Никто и никогда не “охранит” честь и достоинство живого человека, это может сделать только он сам. Учить его этому – да, но как охранить? И вообще, что же нам, родителям, конкретно делать? Как “строить” душу?

Соловейчик от нас этого не скрывает: “... я сам видел в близкой мне семье, как парень-десятиклассник два месяца не ходил в школу, лежал не в силах подняться и пойти – опостылела ему вдруг школа, бывает такое. Тяжело было в доме! Трудно разговаривать, трудно жить! Трудно это видеть – здорового парня на тахте с пустой книжкой в руках, а то и вовсе без дела. Но вытерпели, слова упрека не сказали, ничего не говорили на эту тему, как будто ничего страшного не происходит. И поднялся парень, нашел в себе силы, пошел в школу, и хотя он кончил ее не блестяще (двухмесячный пропуск в десятом классе даром не проходит), а вырос человеком на загляденье и на зависть другим родителям, у которых вполне благополучные дети и которые ни за что не допустили бы, чтобы сын прогулял хоть день – пинками погнали бы его в школу”. (Что да, то да! Ельцин десятилетку окончил к 20 годам, Черномырдин учился на тройки, Гайдар, по словам его одноклассников, отличался в школе серостью. А ведь выросли парни “на загляденье и на зависть” всем “цивилизованным странам”.)

Но что мы, родители, из этого “педагогического приема” должны понять? Во-первых, 16 лет – это уже взрослый человек, Соловейчик по недомыслию показал нам не процесс воспитания, а его результаты. Но даже если это и “воспитание”, то кто воспитывает? Тахта? Пустая книжка? Потолок? Неужели весь смысл воспитания – пустить события на самотек? Разве мы должны считать нормальным, что этому “человеку” потребовалось два месяца на подавление инстинкта лени? Нет, и хочется завидовать, а не завидуется.

Ущерб от таких педагогов общество понесло огромный, примеров здесь хоть отбавляй, да и не только у нас. Чем можно объяснить тот факт, что в мирной, благополучной, еще недавно самой богатой в мире Швеции за 50 лет с 1925 года число тяжких преступлений, совершенных людьми старше 25 лет, выросло в 4 раза, а подростками в возрасте 15–17 лет – в 20 раз? Чего не хватало этим детям? Охраны чести? Построенной по проекту Соловейчика души? А в прошлом веке кто охранял детскую честь и строил душу?

В прошлом веке чириканыо мудраков не внимали, другие были установки, иные педагоги. “Тот кто жалеет розг для дитя своего – тот губит его”,– учила Библия, суммировавшая тысячелетний опыт человечества. Но и этого мало – не жалеть розг надо вовремя: “Учи ребенка пока поперек лавки помещается”,– советует русская поговорка. А Джон Локк, английский философ конца XVII века, которого одновременно считали и выдающимся педагогом, объяснял: “Упрямство и упорное неповиновение должны подавляться силою и побоями: ибо против них нет другого лекарства. Одна из моих знакомых, разумная и добрая мать, принуждена была в подобном случае свою маленькую дочь, только что взятую от кормилицы, высечь восемь раз подряд в одно и то же утро, пока ей удалось преодолеть ее упрямство и добиться повиновения в одной, собственно говоря, пустой и безразличной вещи. И если бы она бросила это дело раньше, остановилась бы на седьмом сечении, дитя было бы испорчено навсегда и безуспешные побои только укрепили бы ее упрямство, которое впоследствии весьма трудно было бы исправить”.

Оставим пока в покое диаметрально противоположные способы воспитания и оценим их с позиции уже рассмотренного нами Дела. Можем ли мы какими-то словами, речами, примерами, разговорами на темы о душе и прочем воздействовать на человеческие инстинкты? Можем ли только мыслью заглушить их? Нет. Хотя головной мозг и руководит всем существом в целом, но природа позаботилась о прочности инстинктов, ведь они – основа жизни.

Попробуйте заставить сработать инстинкт продолжения рода у мужчины методом убеждения, если женщина ему категорически не нравится. Говорите ему про долг, про душу, про что угодно – инстинкт глух. Поменяйте женщину – инстинкт словам не внемлет. Воспитывать словами человека как такового, убеждать можно, его инстинкты – бесполезно. Подчинить их себе можно только одним путем – тренировкой. Необходимо натренировать себя, свой спинной мозг до состояния, когда работа будет исполняться автоматически.

Представьте себя на вышке по прыжкам в воду. Вам страшно, инстинкт самосохранения кричит: “Не смей этого делать!” Вы пересиливаете его и прыгаете. Один раз, второй... двадцать второй, и на двадцать третьем замечаете, что уже не думаете о страхе, вас уже заботит, как выполнить более сложный прыжок.

Мой отец начал войну в Молдавии, вышел из окружения в Одессе, там был ранен, воевал в Туле, в Сталинграде и через Курск, Варшаву, Кенигсберг дошел до Берлина. Четырежды был ранен, одиннадцать раз ходил в атаку. “И тем не менее, – говорил он, – всякий раз, попадая с отдыха на передовую, испытываешь сильнейший страх. Два дня. На третий день о нем как-то забываешь”-.

В первый рабочий день вам нужно утром вставать, а инстинкт лени уговаривает лежать, спать, экономить энергию. Но надо. Одно утро, второе, и через месяц вы встаете, не думая, что хочется спать, что вы не отдохнули и прочее. Надо!

Но мы говорим о взрослых людях, о тех, которые уже в детстве стали взрослыми, то есть оттренировали в себе способность подавлять инстинкты. А если в детстве родители не сделали ребенка человеком, то всю жизнь каждое утро будет одно и то же: страшная борьба между инстинктом удовлетворения естественных надобностей и инстинктом лени! И вся жизнь такого человека – сплошное мучение: работа кажется постылой, выполнение обычного долга перед семьей или обществом вызывает отвращение, он живет только по выходным, когда его оставляют в покое. По сути своей это ужасная жизнь.

Так неужели ребенку надо выдумывать специальные тренировки по подавлению инстинктов? Нет, этого не требуется.

Когда вы задаете ребенку человеческие правила поведения, выполнение этих правил непрерывно входит в конфликт с инстинктами. Ребенок хочет играть, а вы требуете от него убрать в комнате. Он хочет шоколадку, а вы настаиваете, чтобы он через полчаса пообедал. Он хочет спать, а вы поднимаете его в школу. Его животное, инстинктивное “хочу” постоянно пресекается “надо” человеческого поведения. Тренировка в подавлении инстинктов идет автоматически. Ему ничего больше не требуется. Но требуется вам.

Кто задает ему правила? Вы! Следовательно, необходимо, чтобы ребенок вас слушался безоговорочно, автоматически. Тренировка действительно должна быть тренировкой, а не ее имитацией. Ребенок должен слушаться не за конфетку, не за блага, которые вы ему можете пообещать, а только и исключительно потому, что вы отец или мать. А подчинить себе животное можно только силой, наказанием. И делать это нужно как можно раньше, когда интеллект ребенка еще не развит и не способен найти путей удовлетворения инстинкта при уклонении от наказания. Поэтому и Локк, и русская поговорка требуют подчинить ребенка в раннем детстве, этим вы избежите необходимости наказывать его в более взрослом возрасте. И в это время, когда нет зачатков человеческого стыда, единственное наказание – это боль. Действия наших предков были абсолютно логичны. И результат был соответствующий.

Итак, Дело воспитания сводится к тренировке подавления инстинктов нормами человеческого поведения. Наказание и поощрение от Дела определяется вами: вы поощряете за хорошее поведение и наказываете за уклонение или нежелание следовать человеческим нормам.

Наказание – боль без издевательства, такую боль дает порка, пока по возрасту ребенка она еще имеет смысл. Нельзя издеваться над ребенком, наказание должно пресечь его уклонение от норм в будущем, а не дать выход вашим собственным животным инстинктам или мести за собственное беспокойство. Надо помнить, что ребенок должен бояться не вас, а нарушения заданных вами правил поведения.

Делократизация прессы

Ладно, скажут читатели, находящиеся на месте Законодателя, допустим, мы убедим людей воспитывать детей так, как это делали наши предки, только с пониманием, почему они так должны делать. Но дети ведь не избиратели, им к моменту суда избирателей над Законодателем едва исполнится 5 лет. Судить-то нас будут совсем другие люди. Что с ними делать, как их заставить служить Народу искренне, а не под страхом наказания от нас?

Для этого есть единственный способ – использовать органы формирования общественного мнения. Они делают из населения идиотов, сделают из него и людей.

В чем состоит Дело прессы? (Будем называть так для краткости всех, кто составляет эти органы.) Спросите об этом работников прессы, и они немедленно прикинутся дурачками: дескать, просто информировать население.

Просто информации не бывает. Даже если информация идет от абсолютно честного журналиста, он “переваривает” ее и подает читателям такой, какой он ее понимает. Когда речь идет об элементарных событиях жизни: катастрофах, сексе, удовлетворении естественных надобностей, тут куда ни шло, тут все специалисты. Но когда речь заходит о вопросах более сложных, скажем, о политике или экономике, то как может понять их человек, совершенно в этом не сведущий? Ведь чтобы эти дела понять, надо в них поработать. Даже если журналиста учили в институте какой-то специальности, это еще не значит, что он способен реально работать в данной области.

Любой молодой специалист в более или менее ответственном производстве не сможет работать сразу. Он проходит длительный период адаптации, иногда длящийся 2–3 года. Его снова учат, давая работать сначала на малоответственных должностях, потом более ответственных. И инженер, заняв ответственную должность, вдруг убеждается, что его институтские знания, его диплом нужны ему на У/о. По существу это не так, знания позволили ему освоить 95% информации, полученной на работе, но количественно это так.

Речь идет о том, что если нам нужны действительно качественные журналисты, необходимо набирать их в реальном Деле, а не среди школьников-абитуриентов. Политических обозревателей – из практических политиков, экономических – из практической экономики, военных – среди строевых офицеров армии.

А что мы хотим от нынешних журналистов, ничего не понимающих в тех делах, которые они освещают, в силу того, что они лично никогда ими не занимались. Повторяю, даже если это не обычные для журналистики продажные подлецы, а честные люди.

Телевидение время от времени показывает нечто вроде круглого стола. Корреспонденты почти всех известных печатных изданий задают вопросы приглашенным. Очередное “светило” вещает, что правительство России допустило ошибку, не заплатив крестьянам за взятый у них в 1993 году урожай, то есть зритель должен сразу сообразить, что крестьяне России сидят без денег по вине Ельцина. На вопрос о том, почему останавливаются заводы, гость программы, не моргнув глазом, объясняет на примере Ростсельмаша, что, дескать, застойные директора не могут приспособиться к рыночным отношениям и выпустить продукцию (комбайны), пользующуюся спросом на рынке. Но ведь комбайны покупают только крестьяне, а крестьян, как было сказано минуту назад, ограбил Ельцин, у них нет денег на комбайны Ростовского завода. А последний, не продав выпущенных комбайнов, не может производить новые и поэтому остановился. Ведь это элементарно. Камера крупным планом показала лица корреспондентов – пустые глаза, ни малейшего шевеления мозгов! Вместо ума магнитофончик, записывающий сказанное, чтобы потом с умным видом повторить.

А вот западные “шедевры”. В ФРГ снят фильм “Гитлер: история одной карьеры”. Забудем на время, что Гитлер принес миру, и посмотрим на него с другой стороны. Заурядный художник вступает в некую партию седьмым членом в 1918 году, и через 15 лет эта партия с триумфом побеждает на всегерманских выборах. Наверное, интересно узнать ответ на вопрос: что за программа была у этой партии, что за идеи у Гитлера, почему его партия идейно разгромила все остальные партии, включая и мощную коммунистическую, и почему немцы пошли за ним? Об этом в фильме нет ни слова, хотя авторы показывают восхищение немцев своим фюрером. Чем восторгались немцы? Авторы дают такой ответ: Гитлер имел для немцев эротическую притягательность! Не больше и не меньше. Конечно, авторы могут судить по себе, но зачем же из 70 миллионов немцев делать кретинов?

Мы сплошь и рядом встречаем подобный журналистский анализ и аналогичные выводы, после которых в голову закрадывается мысль, что в прессу попадают исключительно люди, которые по умственным способностям не могут нигде больше устроиться на работу.

А представьте теперь, что эти люди еще и подлецы, причем такие, которые даже не понимают, что такое подлость.

Французская киноактриса Марина Влади вышла замуж за Владимира Высоцкого. Гражданства супруги не изменили, и у Марины непрерывно возникали проблемы с получением разовых виз в советском посольстве в Париже для поездок в Москву. Она отправилась к советскому послу с просьбой о постоянной визе. Посол, к несчастью, только что посмотрел фильм, который счел антисоветским и спросил мнение Влади о фильме. Влади знала режиссера, и фильм ей нравился, но как сказать об этом послу, от которого по сути зависели ее встречи с мужем? И она выкручивается, отвечает, что книга, по которой снят фильм, ей нравится, но режиссер дал свое толкование книги и этим исказил идею первоисточника. Посол остался доволен, но бедная Марина так переживала, так извинялась, что покривила тогда душой и совершила маленькую, очень маленькую, но все таки подлость по отношению к режиссеру.

Я привожу этот пример, чтобы читатели вспомнили, с чего начинается подлость, а то ведь мы уже несколько лет находимся под воздействием прессы перестройщиков – самой подлой прессы в мире. Прессы, которая считает вполне порядочными людьми тех, кто во имя карьеры и личной выгоды вступили в ряды КПСС и этим придали партии подлый облик. А потом во имя той же карьеры и личной выгоды вышли из этой партии, но в глазах достаточно большой части общества выглядят вполне порядочными людьми, так как пресса об этом заботится. Работники прессы просто не понимают, что такое подлость, кто такие подлецы. Режиссер Марк Захаров вступил в компартию, чтобы мелькать на телеэкране и получать доходы от съемок своих идейно выдержанных фильмов. Но как только большие деньги стало можно заработать беспартийному, он тут же публично сжег партбилет. Скажите ему: “Марк, вы же подлец”, – и он не поймет.

Теперь представьте, что такие люди “освещают” события. Ведь они попытаются превратить избирателей в подлецов, таких же тупых и безграмотных, как они, поскольку все, что происходит в мире, избиратели будут видеть их глазами.

Считать, что Дело прессы – сообщение населению фактов, просто неверно, так как пресса никогда не дает и не даст так называемую объективную информацию. Пройдя через журналистов, она становится тенденциозной, и журналисты таким образом вольно или невольно формируют сознание народа по своему образу и подобию. А их образ – далеко не тот эталон, которому нужно следовать.

Но если пресса так или иначе, формируя общественное мнение, создает у народа некий образ человека, на который следует ориентироваться, то пусть это будет образ человека, который нужен Народу. Тогда пресса и станет демократической, так как именно этим послужит Народу, а других способов служить ему у прессы нет.

Итак, Дело прессы – создать у Народа представление об идеальном человеке – честном, порядочном, трудолюбивом и беззаветно преданном Народу гражданине. Тогда каждый из нас (включая и подлецов) согласится добровольно платить прессе.

Что же нам, Законодателям, делать? Заняться кадрами прессы, начать отбирать самых достойных? Это уже было. Компартия уже отбирала в прессу самых достойных, а теперь можно в любой момент включить телевизор и полюбоваться на отобранных КПСС самых отборных подлецов. Законодателю придется работать с теми, кто есть, точно так же, как мы вели реорганизацию управления до сих пор. Ведь мы ни разу не сказали, что Делу будет лучше, если Ельцина или Назарбаева заменить на кого-то другого. Надо создать делократическую систему управления, а она управляет любыми людьми.

Поскольку и в этом случае наказание должно поступить от Народа, а его нет в наличии, Народ будет представлен населением. Поощрять прессу оно будет обычным способом: читать, слушать, смотреть демократических журналистов, а наказывать – отказом покупать подлые газеты, слушать и смотреть подлые передачи и фильмы.

Чтобы предоставить Делу возможность таким образом поощрять и наказывать прессу, Законодатель должен установить моральную цензуру. Если просто закрывать газеты и запрещать передачи, то поощрение и наказание будут поступать не от Дела, а от Законодателя, а это не годится.

Моральная цензура должна заключаться в следующем. Законодатель выберет журналистов, которым он доверяет, и они плюс депутаты Законодателя, плюс чиновники исполнительной власти возьмут прессу под контроль. Законодатель издаст закон о том, что любое издание и любая передача в эфире должны предусматривать место для выступления тех журналистов, которым верит Законодатель, и эти журналисты в тех же изданиях и передачах будут разоблачать тупость и подлость “желтых” журналистов. Избиратели, знакомясь с критическими выступлениями, увидят, как их обманывают, как делают из них болванов, и перестанут покупать подлые газеты, перестанут смотреть и слушать подлые передачи. Это будет убийственно для подлецов от журналистики.

Возможно, не все это поймут. Но присмотритесь внимательнее. Что действительно пугает клику Ельцина? Где она без колебаний идет на насилия и убийства? Ведь из окружения Ельцина, в том числе и по требованию со стороны, уже выпало много лиц: Бурбулис, Гайдар и прочие. И людей, которые требовали убрать от государственных кормушек этих деятелей, никто не то что палкой по голове не ударил, никто им даже пальцем не погрозил!

Где били сильней всего и насмерть? У телецентра! Именно телецентр отгородился забором, именно там впервые начали избивать палками Народ. 3 октября 1993 года мэрию, символ власти, к тому времени уже расстрелявшей безоружных сторонников Верховного Совета, сдали без боя. А в Останкино зондеркоманда “Витязь” без колебаний открыла огонь по безоружным, используя все средства ведения огня – от гранат до крупнокалиберных пулеметов. Более того, в страхе, что телепередатчики не удастся удержать и народ услышит правду, были взорваны электроподстанции телецентра! Никого и никогда клика Ельцина так отчаянно не защищала, как своих журналистов.

Почему Ельцин не отдает приказ расстреливать из орудий Думу, хотя в ней депутаты выступают более остро, чем в Верховном Совете? Причина не в том, что Дума не имеет власти и не представляет народ. Верховный Совет никогда и ни в чем реального вреда клике не нанес – не снял Ельцина с должности после первой попытки установления фашистской диктатуры, и министров при Верховном Совете ушло из правительства меньше, чем при Думе.

Верховный Совет имел один час на телевидении (эту передачу в Казахстане, например, откровенно глушили), в этом все дело. Верховного Совета боялись, и не потому что он мог взять власть, которую имел – ельциноидов в Совете было большинство, боялись критики того общественного мнения, которое навязывали Народу журналисты.

Автор понимает, что не всех убедят приведенные доводы, но нельзя не согласиться с тем, что для подлецов от прессы критика смертельно страшна, и именно поэтому Законодателю необходимо ввести критику.

Делократизация суда

Начнет жить и работать наше государство, начнут действовать законы, начнутся их нарушения и потребуется эти нарушения остановить. Виноват ли человек? Какое наказание ему назначить? Эти вопросы решает суд. Делом суда является правосудие – не должен пострадать невиновный, не должен избежать наказания преступник. Напоминаю, что Делом собственно наказания является пресечение преступлений.

Так как суд в своей работе сравнивает поступки конкретного человека с правилами, залаженными в Законе, то естественно, что он должен знать Закон. Поскольку суд состоит из людей, которые хорошо знают Закон, где нам найти таких людей? Ответ напрашивается сам собой – среди юристов. Но автор с таким ответом категорически не согласен. Смысл приказа лучше всего понимает тот, кто отдает приказ, в данном случае Законодатель.

Ведь главное не исполнение закона как такового, а защита общества с его помощью. Представим себе, что данный закон нарушается, но общество от этого не страдает. Тогда какой смысл в его исполнении? Но никакой юрист этот вопрос не решит уже в силу того, что он не несет ответственность за организацию защиты. Такие вопросы может решить только Законодатель, ему отвечать перед Народом.

Поэтому высшим судом может быть только Законодатель, это проистекает из его сути, его Дела. Правда, депутаты не обязаны иметь юридическое образование, да и страшно допускать непрофессионалов к решению дел, от которых зависят человеческие судьбы. Это не проблема: Законодатель примет к себе на работу лучших юристов для консультаций, но вершить высший суд он обязан сам. Его законы, он и судья. Отвечающий перед Народом судья.

Поэтому нам не требуются никакие верховные или конституционные суды, состоящие из заведомо безответственных людей, которые могут людские судьбы поставить в зависимость от мертвых бумажек, не отвечая за последствия.

Что, кроме несчастья, принесла России деятельность Конституционного суда? Когда Ельцин после первой неудачной для него попытки фашистского переворота потребовал проведения референдума о доверии к себе народа, Верховный Совет России постановил определить его по доле проголосовавших от общего числа избирателей. И здесь абсолютно ясная логика. Если, скажем, речь идет о выборах президента или депутата, то человек вправе сказать: “Все кандидаты для меня одинаковы и все мне безразличны, пусть лучшего из них выберет тот, кто видит в них какие-то различия, а я на выборы не пойду”. Рассуждая таким образом, он как бы доверяет другим. Но в данном случае человек имел право заявить иначе:

“Не стану я из-за этого Ельцина, опротивевшего мне до тошноты, тратить свое личное время на голосование, кому он нравится, тот пусть и идет на референдум”. Однако тут вмешивается Конституционный суд и начинает шуршать бумажками, дескать, такая норма, как доверие президенту, не предусмотрена Конституцией, следовательно, доверие Ельцину можно оценить по доле проголосовавших от числа пришедших на выборы. Но Конституцию принял Верховный Совет, только он мог толковать ее, а не кучка безответственных юристов, думающих только о том, как быть приятными всем начальникам сразу. В результате референдума доверие Ельцину оказал только каждый третий россиянин, несмотря на старания прессы две трети в доверии ему отказали, но по продажному решению Конституционного суда получилось, что за Ельцина проголосовал “весь народ”.

Последствия: клика поняла, что последний звонок прозвенел, и вооруженной рукой убрала препятствия (которые в виде критики реформ поступали из Верховного Совета) дальнейшему разорению России экономическими реформами. Деятельность Конституционного суда нанесла россиянам огромнейший экономический ущерб, суд обворовал большинство населения, на деньги которого, кстати, он существовал. Так зачем Народу такие суды?

Разумеется, Законодатель не способен лично вести процессы и, вероятнее всего, заниматься он ими будет только время от времени, но его право быть высшим судом не может оспариваться. Законодатель сам создаст суды и сам же будет ими руководить. Это не значит, что он будет командовать – этого осуди, этого освободи, тут такое решение прими, а там – эдакое. Суд и не сможет такие команды исполнять, так как подчиняется только закону. Но если закон, данный Законодателем, не останавливает преступлений, то Законодатель может потребовать от судов максимально ужесточить наказания.

Если Законодатель создаст общины и делегирует свои права и обязанности им, то общины сами создадут свои суды (отдельно для одной общины или к примеру, один суд для района). Эти суды будут рассматривать дела по преступлениям против своих граждан.

Но кроме общинных судов видятся еще некоторые. Во-первых, это военные трибуналы, рассматривающие преступления военнослужащих. Во-вторых, это государственные суды, рассматривающие престу<

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...