Я не оставляю свою мать за дверью 13 глава
Наконец я позвонил Крису из аэропорта. - Я вылетаю домой,- сказал я.- Меня все это больше не интересует. Мне надоели вонючие гостиницы, погода, паршивая еда. Какой мне от этого прок? Крис сказал: - Лэнс, делай, что хочешь. Но не спеши.- Он говорил спокойно, пытаясь потянуть время.- He разговаривай с прессой, не делай никаких заявлений, не говори никому, что уходишь,- предостерег он меня. После Криса я позвонил Стэплтону: - Все кончено, дружище. Я доказал, что мог бы вернуться, и с меня хватит. Билл отреагировал хладнокровно: - Ну что ж… Он уже успел переговорить с Крисом и все знал. И, как и Крис, он попытался меня придержать, сказав, что мне следует подождать с какими-либо заявлениями. - Пусть пройдет хотя бы неделька. Торопиться в этой ситуации было бы безумием. - Нет, ты не понимаешь. Я хочу сделать это прямо сейчас. - Лэнс,- пытался урезонить меня Билл.- Я понимаю, что ты уходишь из спорта. Прекрасно, но нам нужно обсудить кое-какие детали. Подожди хотя бы пару дней. После этого я позвонил Очу, и между нами состоялся вполне типичный для нас разговор. - Я сошел с "Париж-Ницца",- сказал я. - Невелика беда. - Я пас. Я больше не гонщик. - Не надо принимать сегодня никаких решений. Мы с Кик вернулись в Остин. Меня пошатывало после долгого перелета, но я был вынужден отвечать на бесконечные телефонные звонки: все искали меня, недоумевая, почему я исчез. Наконец телефон стих, и, проспав целый день - сказывалась разница в часовых поясах,- мы с Кик отправились в офис Билла. - Я приехал, как ты просил, но говорить о том, буду ли я еще соревноваться, не собираюсь,- сказал я Биллу.- Это обсуждению не подлежит. С меня хватит, и мне все равно, что ты думаешь по этому поводу.
Билл посмотрел на Кик, но она только пожала плечами. Они оба понимали, что я находился в таком состоянии, что спорить было бесполезно. Кик к этому времени была тенью самой себя - усталая, разочарованная, но, когда она ответила на взгляд Билла, между ними что-то произошло, какой-то безмолвный разговор. Взгляд Кик сказал Биллу: "Проявите терпение, он не в себе". Прежде чем Билл открыл рот, прошло не меньше 20 секунд. Наконец он сказал: - Хорошо, тогда нам нужно все основательно подготовить и правильно оформить. Давай этим и займемся. - Просто распространи пресс-релиз,- сказал я. - В чем проблема? - Это плохая идея. - Почему? - Это ты знаешь про эти "Рута дель…" и "Па- Риж…" что там дальше? - сказал Билл.- Но в Америке о них никто слыхом не слыхивал. Никто даже не подозревает о твоем коротком возвращении в велоспорт. Поэтому тебе все-таки следует соззвать пресс-конференцию и объявить о своем ухо де. Я понимаю, что ты считаешь свое возвращение в спорт большим подвигом, и в этом я с тобой согласен. То, что ты сделал, воистину поразительно; Уже одно то, что ты победил рак, можно назвать] великим возвращением. Но дело в том, что никто ' другой этого не знает. - Я пришел четырнадцатым в "Рута дель Соль",- возразил я, защищаясь. - Лэнс, ты станешь для всех человеком, который победил рак, но в спорт не вернулся. Вот что будет. Наступила очередная долгая пауза. Я видел, как была озадачена Кик. - Да, ты прав, так нельзя,- сказал я наконец. Стэплтон ухватился за меня всерьез, перечислив тысячу дел, которые мне нужно было сделать, прежде чем я смогу формально уйти в отставку. - Я понимаю, что ты уходишь,- сказал он. -Вопрос в том, как ты уйдешь. Он спросил, готов ли я созвать "живую" прессконференцию, посоветовал встретиться и поговорить со спонсорами. А потом он сказал: - А может, устроим хотя бы одну прощальную гонку? Я не мог достойно уйти из спорта, не выступив напоследок в США.
- Почему бы тебе не выступить на национальном чемпионате в июне и не сделать это своей последней гонкой? - сказал Билл.- Ты можешь там выиграть, я знаю. Вот это и станет твоим возвращением; это будет то, о чем люди узнают и что запомнят. - Ну… не знаю,- нерешительно произнес я.- Что-то мне не хочется снова садиться на велосипед. Билл терпеливо манипулировал мною, стараясь не дать мне объявить о своем уходе. Он придумывал все новые причины, почему мне следует с этим подождать. Билл сказал, что в любом случае я не могу уйти раньше "Гонки за розами", а она состоится в мае. В конце концов Билл меня уломал. Я сказал, что пока воздержусь от заявлений, но, как бы там ни было, устрою себе несколько дней выходных. Команда "Postal" проявляла терпение. Том Вайзель дал указание ждать. Но несколько дней превратились в неделю, неделя превратилась в месяц. За это время я даже не распаковал свой велосипед. Он лежал разобранный в гараже и пылился. Я вел себя как последний бездельник. Каждый день играл в гольф, катался на водных лыжах, пил пиво или просто лежал на диване и смотрел телевизор. Я стал завсегдатаем мексиканского ресторана "Chuy's", нарушая все правила спортивной диеты. Я и раньше, когда прилетал домой из Европы, ехал туда прямо из аэропорта и заказывал буррито под томатным соусом и пару "Маргарит" или пива "Shiner Bock". Теперь же я ел там практически все. Я больше не намерен был ни в чем себе отказывать; мне дан второй шанс - и я был намерен использовать его на всю катушку. Но это не приносило мне радости. Легче на сердце не становилось, я не чувствовал себя свободнее и счастливее. Я пытался воссоздать то на" строение, которое было у нас с Кик во время совместного путешествия по Европе, но на этот раз! все было иначе, и я не понимал почему. Правда! заключалась в том, что мне было стыдно. Меня терзали сомнения и чувство вины по поводу содеянного мною во время гонки "Париж-Ницца".; "oСынок, никогда не сдавайся". А я сдался. Я вел себя так, как было совершенно несвойственно моему характеру, и причина тому - мое возвращение с того света. Это была классическая ситуация. Что дальше? У меня была работа, была своя жизнь, а потом я заболел, и это перевернуло все с ног на голову. Теперь же, пытаясь вернуться к жизни, я был совершенно дезориентирован - и не мог с этим справиться, не мог все поставить на свои места.
Я ненавидел велоспорт, но при этом думал "Ачто еще я могу делать? Быть мальчиком на побегушках в какой-нибудь конторе?" Я не знал, что мне делать, и просто хотелось спрятаться, убежать от проблем - чем я и занимался. Я избегал всякой ответственности. Я знаю, что пережить рак - это не только восстановить здоровье тела. В выздоровлении нуждалась и моя душа. Никто этого не понимал по-настоящему - кроме Кик. Она держала себя в руках, хотя имела все основания злиться. Пока я играл в гольф, она осталась без дома, без работы, без собаки, читая объявления в рубрике "Требуются" и беспокоясь о том, как нам удастся сводить концы с концами. Моя мать очень сочувствовала ей. Она звонила нам, просила передать трубку Кик и спрашивала у нее: "Как твои дела?" После нескольких недель моего гольфа, пьянства и мексиканской кухни Кик решила, что так больше продолжаться не может - кто-то должен попытаться повлиять на меня. Однажды утром мы сидели в патио и пили кофе. Закончив, я отставил чашку и сказал: - Ладно, пока, у меня гольф. - Лэнс,- промолвила Кик,- а что у меня сегодня? - То есть? - Ты не спрашиваешь меня, чем я собираюсь заниматься сегодня. Ты не спрашиваешь, чем хотела бы заниматься и не возражаю ли я против твоего гольфа. Ты просто говоришь, что ты намерен делатъ. А тебя интересует, чем я занимаюсь? - О прости,- пробормотал я. - Так чем мне сегодня заняться? - настаивала она.- Скажи. Я молчал. Я не знал, что сказать. - Тебе нужно принять какое-то решение,- сказала Кик.- Тебе нужно определиться, уходишь ли ты из спорта окончательно и превращаешься в бездельника, который только и знает, что играет гольф, пьет пиво и не вылазит из мексиканского ресторана. Если так, то пожалуйста. Я люблю тебя и выйду за тебя при любом раскладе. Но мне нужно это знать, чтобы и я могла решить, отправляться ли мне на поиски работы, чтобы ты и дальше мс спокойно играть в гольф. Просто скажи. Но если ты не собираешься уходить из спорта,- продолжала она,- тогда тебе нужно отказаться от того образа жизни, который ты ведешь сейчас, потому что то, что сейчас происходит,- это решение ничего решать. И это на тебя не похоже. Это не ты. Я не могу понять, кто передо мной. Я все равно тебЯ люблю, но ты должен найти какой-то выход.
Говоря все это, Кик вовсе не сердилась. И она была совершенно права: я действительно не знал чего пытался добиться, и я действительно был бездельником. Внезапно я взглянул на себя ее глазами и увидел молодого пенсионера, и мне это не понравилось. Она не хотела продолжать жить этой праздной жизнью, и я не мог винить ее в этом. Она спокойным тоном продолжала: - Подумай и скажи, остаемся ли мы в Остине. Если да, я пойду искать работу, потому что не собираюсь сидеть дома, пока ты играешь в гольф. Мне скучно. Ни от кого другого я подобных упреков слушать бы не стал. Но Кик говорила все это ласково, безо всякого надрыва. Она знал, насколько упрям я бываю, когда кто-то пытается уломать меня,- это мой сохранившийся с давних времен рефлекс противодействия всякому внешнему давлению. Я не дюблю, когда меня загоняют в угол, и, если такое случается, отбиваюсь изо всех сил - физически, логически и эмоционально. Но Кик говорила со мной так, что я не ощущал ни агрессии, ни попыток манипулировать мною, не чувствовал обиды; я просто знал, что все, что я слышу,- чистая правда. Это была, при всем ее сарказме, очень душевная беседа. Я встал из-за стола и сказал: - Хорошо, я подумаю. Я все равно пошел играть в гольф, поскольку знал, что Кик против этого ничего не имела. Вопрос был не в гольфе. Вопрос был в том, как мне вновь найти себя. Кик, Стэплтон, Кармайкл и Оч вступили в заговор против меня, постоянно шушукаясь о том, как бы усадить меня на велосипед. Я продолжал твердить, что из спорта ушел окончательно, но с течением времени моя решимость становилась все слабее. БИЛЛ убедил меня выступить в последний Раз, только в одной гонке - на чемпионате США среди профессионалов, который должен был пройти в мае в Филадельфии. Kpис Кармайкл прилетел в Остин. Заглянув в Мой гараж и увидев, что велосипед так и лежит упакованный в сумке, он лишь покачал головой. Как и Кик, он считал, что мне нужно было принять сознательное решение насчет моих взаимоотношений с велоспортом. "Ты вернулся к жизни, и пора начинать жить по-настоящему",- повторял Крис. Но он понимал, что я не был готов к очередному полноценному возвращению в спорт, поэтому формальным поводом его приезда в Остин была разs работка плана тренировок к чемпионату CIIIA. Кроме того, предстояла вторая "Гонка за розами" и участие в ней должно было стать свидетельство" моей хотя бы минимальной готовности к чемпионату. "Ты не можешь выступать в таком виде, сказал Крис, указывая на мое терявшее форму тело.- Ты же не хочешь скомпрометировать свои фонд".
Крис настаивал, что, какое бы окончательное решение насчет своей отставки я ни принял, мнt необходимо пройти восьми-десятидневный тренировочный сбор, чтобы восстановить физическую форму, и что Остин для этого не годится. - Давай уедем отсюда; здесь слишком много соблазнов - гольф и прочее. Мы стали думать, куда поехать. В Аризону? Слишком жарко. В Колорадо? Слишком высоко.Тогда я сказал: - Помните Бун? Тот маленький городок хиппи в Северной Каролине? Бун располагался в Аппалачских горах на траcсе "Тур Дюпон", и у меня сохранились самые нежные воспоминания об этих местах. Там я дважды выиграл "Тур Дюпон", и крутые склоны располагавшейся там горы Бич, на которых я немало намучился, были критически важным горным этапом гонки. Ездить там тяжело, но места очень красивые. Сам Бун населен преимущественно студентами и преподавателями близлежащего Аппалачского университета. При университете, что особенно удобно, находился тренировочный центр и легко можно было снять хижину в лесу. Через интернет я заказал там домик, затем пригласил в качестве партнера для тренировок своего старого друга Боба Ролла. Ему было 38 лет; раньше он был шоссейным гонщиком, потом переключился на горный велосипед, так что уговорить его составить мне компанию на 10 дней было нетрудно. Самолетом мы добрались до Шарлотта, а потом три часа ехали на машине по горам. Нашей первой остановкой стал спортивный центр Аппалачского университета, где Крис договорился о том, чтобы меня протестировали на велотренаже-ре и мы могли знать возможные недостатки в моей спортивной форме. У меня проверили VO2max и порог лактата. Цифры подтвердили то, что и так было ясно: я слишком разжирел и находился в паршивой физической форме. Обычно по этим физиологическим показателям я был лучшим из лучших. VO2maxy меня всегда был 85, а теперь он уменьшился до 64. Тренерам из спортивного центра, которые нам помога м, Крис сказал: "Вот увидите: когда мы приедем сюда в следующий раз, VO2max достигнет 74 - а вернемся мы всего через неделю". Крис знал, как быстро мой организм реагирует на нагрузки, и был уверен, что я смог бы достичь пика всего за несколько дней. Но чтобы "подогреть", он предложил поспорить, что за неделю я не смогу существенно увеличить мощность педалирования. Я "Ставлю сто баксов, что ты не сумеешь подняться выше 500",- сказал он. Я принял вызов. Отныне я только ел, спал и ездил на велосипеде. В горах только-только начиналась весна, сопровождаясь постоянными туманами и моросью. Мы: каждый день тренировались под дождем. Холод обч жигал легкие, и с каждым выдохом изо рта вырывались клубы белого тумана, но я не жаловался. Мне казалось, что таким образом мой организм, очищается. Мы ездили по извилистым горным дорогам, далеко не все из которых имели твердое покрытие и были нанесены на карты,- по гравийкам, по грунтовым проселкам, по тропам, выстланным густым ковром сосновых игл, над которыми свисали тяжелые сучья. На ужин Крис готовил макароны или печеную картошку, и мы, голодные как волки, сидели за столом и вели непечатные разговоры. Со смехом вспоминали старые истории времен начала моей профессиональной карьеры и нашей дружбы. Каждый вечер я звонил домой, и по моему голосу Кристин слышала, что я становлюсь прежним - веселым, забавным, позабывшим про всякую депрессию. Говоря о холоде и дожде, о том, в какую глушь нас занесло, я только смеялся. "Я очень хорошо себя чувствую",- говорил я и сам тому удивлялся. Мне снова стали нравиться тренировки, когда ни о чем другом не можешь думать, когда целый день работаешь изо всех сил и вечером возвращаешься в хижину, почти не чувствуя ног. Даже ужасная погода мне чем-то нравилась. У меня было такое ощущение, словно я заново вернулся на трассу "Париж-Ницца" и заново все переживаю. Только в Париже холод и сырость сломили меня, а здесь я находил удовольствие в их преодолении - совсем как в прежние дни. К концу тренировочного сбора мы решили съездить на гору Бич. Крис хорошо все продумал, когда сделал такое предложение, потому что хотел напомнить мне то время, когда я был истинным хозяином этой горы. Это тяжелый подъем длиной в 1500 метров к покрытой снежной шапкой вершине, и внушительная победа именно на этом этапе в свое время обеспечила мне успех в двух гонках "Тур Дюпон". Я хорошо помнил, как на пределе сил преодолевал этот подъем, а толпы зрителей, выстроившихся вдоль трассы, криками поддерживали меня и даже вывели краской на дороге: "Армстронг, вперед!" В этот холодный, дождливый, туманный день нам предстояло проехать петлю в 160 километров, в конце которой нас ждал этот самый финишный подъем. Крис следовал за нами в машине, так что на вершине горы мы планировали погрузить велосипеды на крышу и вернуться к ужину уже в качестве пассажиров. Мы ехали и ехали под непрерывным дождем - Четыре часа, пять… К тому времени, когда мы достигли подножия горы Бич, я был в седле уже шесть часов, промокший насквозь. Но на подъеме я встал на педали и устремился вверх, оставив Боба Ролла позади. И вдруг моим глазам открылось нечто невероятное: на асфальте по-прежнему красовалось мое имя. Колеса велосипеда пересекли уже выцветшие желтые и белые буквы, cкладывавшиеся в "Да здравствует Лэнс!". Я продолжал подъем, который становился все: круче. Мои ноги, как молоты, долбили педали, я, обливался потом и наполнялся радостью. Мое тело инстинктивно реагировало на требования момента. Я бессознательно все выше поднимался в седле, чтобы удержать темп. Внезапно сзади оказался ехавший на машине Крис; он опустил стекло и стал подбадривать меня: "Вперед, вперед, вперед!" Я оглянулся на него. "Алле, Лэнс, алле, ал-ле!" - вопил он. Я, чувствуя, как ускоряется мое дыхание, еще поднажал и увеличил скорость. Этот подъем что-то изменил во мне. Поднимаясь в гору, я заново прокрутил в голове всю свою, прежнюю жизнь, детство, первые гонки, болезнь и то, как она все перевернула. Этот трудный подъем заставил меня наконец попытаться ответить на все те вопросы, которых я избегал многие недели. "Пора заканчивать с этим,- понял я.- Двигайся,- сказал я себе.- Если ты можешь двигаться, значит, ты не болен". Я снова опустил взгляд на дорогу, на брызги, разлетавшиеся из-под колес, и снова увидел на асфальте свое имя, полустертое и размытое дождями: "Армстронг, вперед!". Продолжая двигаться к вершине, я увидел свою жизнь во всей ее полноте, как одно целое. Я понял, в чем заключается мое призвание. Смысл моей жизни был прост: я был рожден преодолеть длинный и тяжелый подъем. Я стремительно приближался к вершине. Ехавший за мной Крис уже по моей осанке в седле понял, какая перемена произошла в моей душе. Он почувствовал, какой тяжкий груз свалился с моих плеч. Наконец я достиг вершины подъема. И остановился. Крис тоже съехал на обочину и вышел из машины. Мы и словом не обмолвились о том, что произошло в эти секунды. Он только посмотрел на меня и сказал: - Я поставлю велосипед на крышу. - Нет,- ответил я.- Дай мне дождевик. Я поеду своим ходом. Я вернулся. Я снова был гонщиком. Крис улыбнулся и сел за руль. Остаток пути я ехал, испытывая истинное благоговение перед красотой, покоем, душевностью этих гор. Бун стал казаться мне святой землей, местом паломничества. Я знаю, что, если у меня когда-нибудь еще возникнут серьезные проблемы, я приеду в Бун и найду здесь ответ. Именно здесь я вернулся к настоящей жизни. Через день или два мы отправились в университетский спортивный центр, чтобы проверить мои показатели. Я педалировал с такой силой, что велоэргометр зашкалило. Цифры мелькали с такой скоростью, что Крис не успевал их прочитывать. С улыбкой он шмякнул в мою ладонь 100 долларов. За ужином я небрежно сказал Крису: - Может, мне съездить на соревнования в Атланту? - Давай,- согласился Крис. Тем же вечером мы стали составлять план моего возвращения. Крис сделал массу звонков, пытаясь найти для меня новые гоночные колеса. Потом он позвонил Биллу Стэплтону и сказал: - Готово. Он стал другим человеком. Таким, каким мы его знали. Я не то чтобы вернулся в спорт и сразу стал выигрывать все гонки подряд. Были взлеты и падения, хорошие результаты перемежались плохими. Но я больше не давал неудачам сбить меня с толку. После Буна я наслаждался каждым своим днем, проведенным на велосипеде. Каждым. Даже если я был в неважной форме, страдал, падал, я уже больше никогда не допускал и мысли о том, чтобы снова все бросить и уйти. Я даже на собственную свадьбу приехал на велосипеде. В Бун я ездил в апреле 1998 года, а уже в мае мы с Кик поженились - в Санта-Барбаре. Мы пригласили на свадьбу около сотни человек и во время скромной католической церемонии (Кик - католичка) поклялись вечно любить друг друга. После этого были танцы - до утра и до упаду. Той ночью никто не сидел, всем было так весело, что нам с Кик хотелось, чтобы этот праздник никогда не кончался. Потом мы в свадебных нарядах сидели с гостями в баре, пили коктейли и курили сигары. В доме на берегу мы оставались несколько дней, но наш медовый месяц нельзя было назвать идеальным - после Буна я весь горел желанием тренироваться. Я выезжал на тренировки каждый день. К началу "Гонки за розами", проводившейся во второй раз и уже получившей большую известность, мы вернулись в Остин. Город был частично перекрыт для автомобилистов. На улицах были раз -вешаны праздничные гирлянды. Гонку я выиграл с приличным отрывом. Когда я взошел на подиум, Кик кричала и прыгала от радости. Она была так взволнована, словно я выиграл "Тур де Франс". Тогда до меня дошло, что ей еще не приходилось видеть моих побед. "Это мелочь",- сказал я ей, пожав плечами. Но в глубине души я, конечно, был очень рад. Приятно было вновь ощутить дух соревнований. В следующий раз мне удалось ощутить его в июне, на чемпионате США среди профессионалов, где и было официально объявлено о моем возвращении. Финишировал я четвертым, а выиграл гонку мой друг и товарищ по команде Джордж Хинкэйпи. Однажды утром я сказал Кик: "Пожалуй, пора возвращаться в Европу". Она только радостно кивнула и начала собираться. Я мог сказать ей: "Едем в Европу", а по приезде в Европу сказать: "Возвращаемся в Остин", а в Остине заявить: "Знаешь что, я ошибся, мы снова едем Европу",- и она стерпела бы все это без единой жалобы. Ей не были страшны никакие переезды. Кик даже нравились эти испытания - новое место жительства, новый язык,- поэтому, когда я говорил: "Давай попробуем еще раз", она относилась к этому легко. Некоторые жены так жить не смогли бы, но потому-то я и не женился на них. Моя жена - молодец. Мы с Кик сняли скромную квартиру в Ницце, и она снова занялась изучением французского. А я уехал на соревнования. Сначала я принял участие в "Туре Люксембурга" - и выиграл его. После первого этапа я позвонил домой, и Кик удивилась отсутствию воодушевления в моем голосе, но я слишком остерегался психологических ловушек, связанных с возвращением в большой спорт, и старался сдерживать свои эмоции и надежды. Это была всего лишь второстепенная четырехдневная гонка - успех в ней никакой крупный гонщик не стал бы считать своей большой победой. Но с точки зрения психологической эта победа была очень важна для меня, поскольку означала, что я снова способен выигрывать, и, кроме того, принесла мне несколько бонусных очков ICU. Она изгнала из меня последние остатки сомнений. После этого я финишировал четвертым в недельном "Туре Голландии". Начавшийся в июле "Тур де Франс" я пропустил, потому что еще не был готов к этой изматывающей многодневке длительностью в три недели. Я наблюдал за этой гонкой, оказавшейся в том году самой драматической и неоднозначной за всю ее историю, со стороны. В ходе нескольких рейдов на технические машины команд французская полиция обнаружила огромные запасы эпогена и анаболических стероидов. Некоторые члены команд и официальные лица были брошены за решетку, под подозрением же оказались все. Велосипедисты были возмущены столь бесцеремонным поведением французских властей. Начала гонку двадцать одна команда, а до финиша добрались лишь четырнадцать. Одна команда была снята с соревнований, а шесть других сошли в знак протеста. Допинг - печальный факт велосипедного мира, как и любого другого вида спорта, где все решает выносливость спортсменов. Некоторые команды и гонщики видели в допинге своего рода гонку ядерных вооружений - ты вынужден применять эти препараты, если не хочешь отстать от других. Лично я так никогда не считал, а уж после химиотерапии идея их использования стала мне и вовсе отвратительна. В общем и целом "Тур-1998" вызвал у меня смешанные чувства: я сочувствовал гонщикам, попавшим под раздачу,- некоторые из них были мне хорошо знакомы,- и в то же время полагал, что в будущем эти события помогут "Туру" стать более честным состязанием. На протяжении всего лета я продолжал устойчиво улучшать свои результаты, в августе мы с Кик уже настолько уверовали в мое успешное будущее, что решили купить дом в Ницце. Пока Кик на своем еще неуверенном французском решала вопросы с банкирами и покупала мебель, готовясь к переезду в новый дом, я отправился со своей командой на трехнедельную "Вуэльту" ("Тур Испании"), одну из самых тяжелых гонок из всех существующих. Вообще в велоспорте есть три великих "тура" - итальянский, испанский и французский. Первого октября 1998 года, почти через два года после того, как у меня обнаружили рак, я закончил "Вуэльту", финишировав четвертым, что было не менее весомым достижением, чем победа в любой другой выигранной мною гонке. Я проехал за 23 дня 3778 километров и отстал от призового места всего на шесть секунд. Победитель, испанец Абрахам Олано, выиграл у меня каких-то 2 минуты 18 секунд. Мало того, я почти выиграл труднейший горный этап при сильнейшем ветре и почти нулевой температуре. Гонка была настолько тяжелой, что половина участников сошла, не добравшись до финиша. Я не сошел. Четвертое место в "Вуэльте" означало больше чем просто возвращение в спорт. В своей прежней жизни я считался специалистом по однодневным гонкам, но в гонке продолжительностью три недели соперничать не мог. "Вуэльта" показала, что я не просто вернулся, но и я стал лучше. Теперь я был способен выиграть абсолютно любую гонку на свете. Бонусы ICU сыпались на меня со всех сторон, и внезапно оказалось, что я заключил с "U. S. Postal" лучшую в своей жизни сделку. Пока я состязался на этапах "Вуэльты", Кик проходила испытание на выносливость, называемое переездом. Наша квартира находилась на третьем этаже, и ей приходилось раз за разом вызывать лифт, загружать его вещами - коробками с одеждой, велосипедными запчастями, кухонной утварью,- а затем съезжать со всеми этими вещами вниз, выносить их из лифта в парадное, из парадного на крыльцо, а оттуда в машину. Потом она ехала к новому дому, выгружала вещи из машины, переносила их по крутой лестнице (дом стоял на склоне холма) к крыльцу, а затем в дом. После этого она возвращалась на квартиру, и вся процедура повторялась снова и снова. Кик трудилась без передышки два дня, пока от усталости у нее не потемнело в глазах. Когда я приехал в наш новый дом, все вещи были уже разложены, а в холодильнике полно еды. Кик вручила мне новую связку ключей. Переезд в новый дом наполнил меня счастьем. Это казалось мне кульминацией успешного года. Нам все удалось: мы прочно обосновались в Европе, моя карьера явно шла в гору, Кик уже сносно говорила по-французски, у нас были общий дом и общая жизнь, и это значило для нас все. "О Боже,- сказала Кик.- У нас получилось. Мы смогли начать все сначала". Чтобы отпраздновать окончание сезона, мы несколько дней провели на озере Комо, которое стало одним из моих самых любимых мест. Мы остановились там в прекрасном отеле, выбрав номер с гигантскои террасой и умопомрачительным видом на окрестности. Мы только спали, гуляли и посещали роскошные рестораны. После отдыха в Альпах мы вернулись в Остин. Незадолго до нашего возвращения в Америку я получил электронное письмо от менеджера команды "U. S. Postal" Иохана Брюнеля. Он поздравлял меня с успехом в "Вуэльте". "Полагаю, четвертое место - лучший результат, чем молено было рассчитывать".,- писал он. И за этим следовала интересная и загадочная фраза: "Вы будете отлично смотреться на подиуме "Тур де Франс" в будущем году". Так заканчивалось послание. Я сохранил это письмо в памяти компьютера, распечатал его и снова стал вчитываться в слова. "Тур"? Иохан не просто верил, что я мог снова стать хорошим гонщиком, он считал, что я был способен на равных соперничать в "Тур де Франс". Он полагал, что я был способен победить. Над этим стоило задуматься. В течение нескольких последующих дней я читал и перечитывал это письмо. Теперь, после года мучительных сомнений, я точно знал, чего хотел в жизни. Я хотел выиграть "Тур де Франс". Пережив тяжелую болезнь, после всех пролитых слез, после того, как отчаяние осталось позади, после того, как ты примирился с фактом болезни, а потом отпраздновал выздоровление и возвращение к таким старым привычкам, как бриться по утрам, ходить на работу, любить жену и воспитывать детей, начинаешь понимать, что эти, казалось бы, мелочи и являются той нитью, которая связывает твои дни воедино и дает им право именоваться жизнью. Город Бун я полюбил, среди прочего, благодаря тому виду, который мне однажды там открылся. Когда во время тренировки я ехал по дороге, она вдруг резко повернула, деревья словно расступились, и моим глазам открылся потрясающий ландшафт: тридцать горных кряжей, тянувшихся до самого горизонта. Точно так же мне начинала открываться и моя жизнь. Я хотел иметь ребенка. Когда я был болен, отцовство оставалось для меня чем-то далеким, даже недостижимым. Теперь, увидев эти горные цепи, я понял, что это вполне реально, и мне больше не хотелось откладывать. К счастью, Кик была к этому готова так же, как и я. Несмотря на пережитые ранее потрясения, мы прекрасно понимали друг друга и жили в гармонии и любви, той любви, которая побуждает людей тянуться друг к другу и дать жизнь новому человеческому существу.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|