 |
Глава пятьдесят пятая. Грэс выходит из класса. Глава пятьдесят шестая. Необычайное открытие Зильке
|
|
|
|
Глава пятьдесят пятая
ГРЭС ВЫХОДИТ ИЗ КЛАССА
Грэс пришла в себя от какой-то мягкой подушки, залепившей ей лицо. Подушка перевалилась на шею и замурлыкала. Это был ее собственный кот, ободранный, голодный и холодный, отыскавший свою хозяйку после многочисленных похождений на воде и на суше.
Грэс вздохнула и приподнялась. Тело ее ныло, голова кружилась. Она увидала себя в небольшой расщелине, рядом с безжизненным телом Лори. Лицо его было спокойно и розово, губы сжаты, брови нахмурены. — Лори спал обыкновенным человеческим сном. Грэс схватила кота и посадила его на Лорину грудь.
Почетный корреспондент Грэс немедленно поднял хвост, затрубил песню и пошел колесить по новому месту, пока не добрался до подбородка. Здесь он остановился, поднял лапку и мазнул Лори по носу. Вслед за этим последовало чиханье, потом зевота, потом богатырская гримаса, и веки Лори приподнялись над смеющимися глазами.
— Мы спасены! — прошептала Грэс. — Надо встать и выкарабкаться.
Лори повернул к ней голову. Это был нежный, детский взгляд, длившийся только секунду. Он вскочил, подавая ей руку.
— Но что с вами? — вырвалось у него изумленно.
Грэс была полураздета, платье ее висело клочьями, ножки голы и исцарапаны, волосы полны земли и камней. Он посмотрел вниз, на самого себя: у пояса его висели обрывки каната из лоскутьев женского платья, чулок и лент.
— По-видимому, вы тащили меня на своих плечах, — проворчал он странным голосом, — нелепая женщина!..
— Спасибо, — ответила Грэс насмешливо. — Это была величайшая нелепость с моей стороны, тем более, что вы могли бы там задохнуться, не вытащи я вас из гранитной жилы.
Лэн не ответил. Он помог ей встать, взял ее под-руку и сделал несколько шагов из расщелины. Кот бежал перед ними, трубя песню и показывая дорогу. Они шли, тесно прижавшись друг к другу, и ничуть не спешили выбраться. Лори молчал.
|
|
|
Но вот расщелина кончилась, и перед ними, как на ладони, открылась долина рудников, горный склон, увенчанный палатками, крытые белые тропинки, полные каких-то незнакомых людей с палками, шестами и мулами. Лори остановился и повернул к ней голову.
— Сейчас эти люди будут здесь. Поцелуйте меня, милая! Только один разочек, как тогда!
Он глядел умоляющим взглядом на ее губки. Ей нравилось видеть его бледным, тихим, просящим. Она, улыбаясь, приблизила свое лицо к его побледневшему, серьезному, изменившемуся лицу и вдруг звонко расхохоталась и оттолкнула его от себя.
— Не думаете ли вы, Лори Лэн, что это зверская эксплоатация с вашей стороны, эксплоатация беззащитных людей другого класса?
С этими словами она легко, как козочка, прыгнула вниз и исчезла за поворотом.
Лори провел рукой по лицу. Он не успел ни ответить, ни опомниться, как толпа его старых товарищей, с Ребровым во главе, показалась на тропинке. Все были спасены, все до единого, — кроме старого Гнейса.
— Лэн, дружище, обнимите меня!.. — крикнул Ребров взволнованным голосом. Глаза его сияли. — Мы не напрасно потрепали наши косточки в этой проклятой шахте! Война начата и кончена! Союз победил! В Германии и Франции борются за советский флаг!
Лэн вскрикнул и, как сумасшедший, кинулся на шею Реброву, переходя из рук в руки.
Никто не пострадал слишком сильно. Истощенных вели красноармейцы. Они шли и шли, обнявшись сплошною цепью, пока не показались перед ними ворота медных рудников, с часовым у входа. И в ту же минуту, — не успели они распахнуть их, — во всю мочь зазвонил сигнальный колокол металлургического завода. Он гудел, будя тысячекратное эхо.
— Что это значит? — крикнул Ребров. — Вперед, ребята!
|
|
|
Толпа кинулась на звон и остановилась в изумлении.
Под сигнальным колоколом, с веревкой в руках, стояла бледная кудрявая женщина, с плащом, накинутым поверх лохмотьев. Она глядела на рабочих упрямыми серыми глазами.
— Я зазвонила в колокол… — голос ее дрогнул и прервался. — Зазвонила в колокол, чтоб обвинить вот этого человека!
Маленькая ручка указала на бледного Лори, выступившего из толпы.
— Этот человек — отец моего будущего ребенка! И он хочет, чтоб я — тунеядка, паразитка, капиталистка, жена банкира — воспитала нового лишнего человека для враждебного вам класса, потому что он не хочет взять ни меня, ни его!
— Чорт возьми, Лори, — пробормотал Ребров, поворачиваясь к своему другу, — теперь вам придется…
— Вывести меня из буржуазного класса! — победоносно закончила Грэс, кидаясь на грудь к Лори Лэну.
Глава пятьдесят шестая
НЕОБЫЧАЙНОЕ ОТКРЫТИЕ ЗИЛЬКЕ
Толпа не успела еще опомниться, как в воздухе застрекотала белая стрекоза, снизилась, раскрылась и выпустила на полянку тощего слугу доктора Гнейса.
Зильке был взъерошен и зол, хотя петлицу его и украшала красная ленточка, а его спутник, молодой красноармеец, обращался с ним чрезвычайно почтительно.
— Кто тут есть? — обратился Зильке к толпе. — Я подразумеваю, кто тут есть из концессионеров. Где доктор Гнейс?
— Говорите нам все, что собирались выложить концессионерам, — ответил Ребров по-немецки. — Лори, подойди сюда на минуту!
Зильке узнал Лори и торжественно поздоровался.
— Дело идет о важном предмете, — начал он. — Схватите эту пакостную роговую обманку, эту пучеглазую раковину, эту известковую насыпь и трясите ее до тех пор, пока не пропустите через сито, чтоб она призналась в своих обманах!
— О ком идет речь?
— Надувальян! Хватайте Надувальяна!
— В самом деле, где наши азиатские приятели? — пробормотал Ребров. — По-видимому, их еще не схватили и не арестовали.
Красноармейцы и рабочие кинулись к складу. Им пришлось стучать до тех пор, покуда тетка мосье Надувальяна с завязанным ртом не раскрыла двери. При виде их она подскочила к жаровне, на которой кипел огромный таз с вареньем, и уронила от страха ложку. Красноармейцы, Зильке, Ребров и Лори прошли мимо нее, в главный склад Надувальяна. Они шагали по осколкам стеклянных флаконов, отодвигали столы и стулья, пока не добрались до темного угла, где горела свеча, воткнутая в бутылку ширванского вина. Надувальян, Куркуреки и Мусаха-Задэ, сидя на корточках, играли в карты. Все трое были пьяны, как стельки.
|
|
|
Увидя винтовки, Куркуреки испуганно закашлялся.
— Сто пятьдесят тысяч солдат… Восстание организовано… Завтра еду в Борчалу…
— Молчи! — дернул его Мусаха-Задэ за полу черкески: — это совсем не те люди, а как раз наоборот.
— Вы арестованы! — произнес командир. — Ребята, обыщите их!
Красноармейцы живо опрокинули пьяниц на спины и выпотрошили их карманы, сапоги и пояса.
— Что это такое? — изумленно вопросил Ребров.
В кармане мосье Надувальяна покоилось несколько расписок с печатями и за подписью Исполкома СССР Армении:
«Принято от гражданина Надувальяна 40 (сорок) тысяч рублей на выписку градобитной пушки из Италии».
«Получено от гражданина Надувальяна сто тысяч рублей на прорытие Сардарабадского канала».
«Получено от гражданина Надувальяна на улучшение ширванских виноградников 58 000 фунтов стерлингов…».
Надувальян мрачно глядел на Реброва.
— Оставь, душа, — произнес он заплетающимся языком, — мои деньги. Куда хочу, туда даю!
Между тем красноармейцы опустошили карманы полковника Мусаха-Задэ и князя Нико Куркуреки.
— Чорт побери — и тут расписки! — воскликнул Ребров веселым голосом.
«Получено от Мусаха-Задэ на улучшение конного завода Азербайджана сто тысяч долларов.
Бакинский Чусоснабарм ».
«Получено от Нико Куркуреки сто тысяч долларов на музей национальной грузинской культуры.
Тифлисский Наробраз ».
— Черти! — насмешливо проворчал Зильке, — вот они на что ухлопали денежки Европейской Лиги.
Нико Куркуреки и Мусаха-Задэ стояли, потупившись, и теребили рукоятки кинжалов.
— Но это еще не все! — завопил Зильке, прерывая веселый хохот красноармейцев. — Спросите этого пьяного борова, куда он девал наш лэний. Потому что, — слушайте, братцы! — я случайно разбил один из баллонов, присланный этой роговой обманкой, — и он оказался не из хрусталя, а из стекла. А я остался в живых, хоть облизал изрядное количество ядовитого сиропа, на вкус, ей-ей, даже очень сладкого!
|
|
|
На этот раз Лори и Ребров вздрогнули.
— Что это значит?
— А то значит, — хитро ответил армянин, подмигивая пьяными глазками, — что Надувальян не дурак. Зачем, скажи, отдавать драгоценный металл чужой державе? Зангезур родил, Зангезуру останется. Ни одной капли не отдал никому. Все зарыто в землю, до последнего флакона.
— Что же вы посылали с курьером в Зузель, отпетый вы жулик? — вскрикнули Ребров и Лори в один голос.
— Кизиловое варенье.
С этими словами он спокойно уткнулся в угол и захрапел.
— Но… — обратился ошеломленный Ребров к молодому командиру, — объясните же мне, тысяча чертей, как победил Союз Европейскую Лигу, если ни одного вражеского снаряда не было испорчено лэнием?
— Не понимаю, о каком лэнии идет речь, — ответил вояка, вытаращив глаза на Реброва. — Дело было проще простого. Французы, немцы и англичане передрались друг с дружкой. Армия перешла на сторону рабочего класса, арестовала командный состав и вернулась на родину. Ни один вражеский аэроплан не долетел до нашей границы.
— Братцы!.. — воскликнул Лори, поворотясь к металлистам. — Братцы! Дайте-ка мне хо-о-рошенький подзатыльник! Ведь победил-то не лэний, а Ленин!
1924 г.
Кисловодск — Ленинград.
|
|
|
