V. Для начала сгодится и отвертка

Велотренажер

Метаболические рабочие

Спустя неделю после обследования, которое он откладывал уже год (на самом деле, он откладывал его уже три года, как заметила бы его жена, если бы все еще была жива), Ричард Сифкиц был приглашен доктором Брейди для того, чтобы узнать и обсудить результаты. И так как пациент не смог обнаружить в голосе доктора ничего, что звучало бы как явно зловещее, он достаточно охотно пошел на прием.

Результаты были представлены в виде цифровых значений на листке бумаги озаглавленном Госпиталь Метрополитен, Нью-Йорк. Все названия анализов и их цифровые значения были напечатаны черным, за исключением одной строки. Она была напечатана красным, и Сифкиц не особенно удивился, увидев, что эта строка означает холестерин. И выделенное красным число, свидетельствующее о каком-то недостатке (таково, без сомнений, и было намерение — выделить его) читалось как 226.

Сифкиц стал было интересоваться, было ли это число плохим, но в ответ его самого спросили, хочет ли он начать разговор, задавая глупые вопросы. Оно бы не было напечатано красным, размышлял он, если бы оно было хорошим. Остальные числа, несомненно, были хорошими или по крайней мере приемлемыми, поэтому-то они и были напечатаны черным. Но он был здесь не для того, чтобы обсуждать их. Доктора — люди занятые, несклонные тратить время на задушевные беседы с пациентами. Поэтому вместо того, чтобы сказать что-то глупое, он спросил насколько плохо было значение числа двести двадцать шесть.

Доктор Брейди откинулся на спинку своего стула и сплел пальцы на своей чертовски тощей груди.

«По правде говоря,» — сказал он, «это число совсем не плохо». И подняв палец: «Учитывая то, что вы едите».

«Я знаю, что вешу слишком много», — робко сказал Сифкиц. «И я намерен что-то с этим делать». На самом деле, он имел ввиду, что ничего с этим делать не собирался.

«По правде говоря, — продолжал доктор Брейди, — ваш вес тоже не так уж плох. Опять-таки, учитывая то, что вы едите. А теперь, я хочу, чтобы вы послушали меня внимательно, потому что я говорю такие вещи своим пациентам всего один раз. Моим пациентам мужчинам; если дело касается женщин, набравших лишний вес, они бы первые мне на уши подсели, если бы я им это позволил. Вы готовы?»

«Да,» сказал Сифкиц, пытаясь переплести свои пальцы на груди и понимая, что это у него не получится. То, что он там обнаружил или, выражаясь точнее, в очередной раз обнаружил — была довольно неплохая пара грудей. Которая, насколько ему было известно, не являлась частью стандартной экипировки мужчин, которым было немногим меньше сорока. Он оставил попытку сплести пальцы и вместо этого сложил их. На коленях. Чем скорее лекция начнется, тем скорее она закончится.

«Ваш рост равен шести футам и вам тридцать восемь лет, «сказал доктор Брейди. «Ваш вес должен составлять сто девяносто фунтов и уровень холестерина должен быть примерно таким же. Когда-то давно, в семидесятых, вы могли бы избежать неприятностей с числом холестерина равным двууста сорока, но это было тогда, в семидесятых, когда вы еще могли курить, ожидая своей очереди в приемном покое. «Он покачал головой. «Но зависимость между высоким уровнем холестерина и сердечными заболеваниями стала слишком очевидной. Поэтому цифра двести сорок впоследствии стала не приемлемой».

«Но вы принадлежите к той категории людей, которых природа наградила хорошим обменом веществ. Заметьте — не великолепным, но хорошим. Да. Как часто вы бываете в Макдональдсе или в Вендис,^[1] Ричард? Дважды в неделю?»

«Может раз в неделю, «сказал Сифкиц. На самом деле он ел там в среднем от четырех до шести раз в неделю. Не считая периодических посещений Арбис^[2] по выходным.

Доктор Брейди поднял руку, как будто хотел сказать «Делайте как хотите»… и что, как теперь думал Сифкиц было похоже на девиз Бургер Кинг.

«Что ж, весы говорят нам, что вы посещаете подобные места. В день вашего обследования весы показали двести двадцать три… и снова вес был очень близок к вашему уровню холестерина и это не случайность».

Он немного улыбнулся, когда Сифкиц вздрогнул, но по крайней мере эта улыбка не была лишена симпатии.

«Вот что происходило с вами до сих пор на протяжении вашей взрослой жизни, «сказал Брейди. «Всю жизнь вы продолжали питаться так, как вы это делали, будучи тинэйджером, и до сих пор ваше тело, благодаря если не экстраординарному, то хорошему обмену веществ, хорошо поспевало за вами. Что позволяет сравнивать процесс метаболизма в организме с работой целой бригады рабочих. Людей, одетых в чинос^[3] и ботинки от Дока Мартина.

Скорее всего эта бригада работает на вас, а не на меня. подумал Сифкиц. Тем временем, его глаза продолжали возвращаться к отмеченным красным цифрам 226.

«Их работа заключается в том, чтобы взять то, что вы им посылаете вниз по желобу и пустить это в дело. Частично полученное они отправляют на различные производственные нужды. А остальное — сжигают. Если вы отправляете им больше, чем они в состоянии переработать, вы начинаете прибавлять в весе. Что вы и делали, хоть и относительно медленно. Но вскоре, если вы ничего не предпримите, то увидите, что начнете прибавлять быстрее. На это есть две причины. Первая состоит в том, что производственные мощности вашего организма нуждаются в меньшем количестве горючего, чем это было раньше. А вторая — это то, что ваша метаболическая бригада — те парни в чинос и с татуировками на руках — не стали моложе. И поэтому они не могут работать с той же интенсивностью, что и раньше. Они теперь намного медленнее сортируют то, что предназначено для сжигания и то, что будет отправлено дальше. Иногда они жалуются».

«Жалуются?» спросил Сифкиц.

Доктор Брейди, руки которого все еще были скрещены на узкой груди (как у туберкулезника, подумал Сифкиц — грудей там, конечно, и в помине не было) кивнул такой же узкой головой. Сифкиц подумал, что она похожа на голову хорька — плоская и остроглазая.

«Да, конечно. Они говорят примерно так: «Он притормозить не собирается? «и» Что он думает — мы супергерои из Марвел Комикс? «и «Иисусе, даст он нам когда-нибудь отдохнуть? «И один из них — симулянт, которого можно найти в любом коллективе, вероятно, скажет: «Разве ему есть до нас какое-то дело? Он же там — наверху, не так ли?»

«И рано или поздно, они сделают то, что сделала бы любая бригада работяг, которую заставляют работать слишком много и слишком долго, не имея даже вшивых выходных, не говоря уже об оплачиваемом отпуске: они становятся небрежными. Начинают лентяйничать и работать спустя рукава. Однажды один из них вообще не выйдет на работу, потом на его место придет другой — если вы доживете до этого — чтобы заменить того, кто лежит дома, умирая от удара или от сердечного приступа».

«Это приятно. С этим, наверное, можно ездить на гастроли. Такой цикл лекций станет хитом. С рейтингом повыше, чем у Опры».

Доктор Брейди разъединил свои пальцы и наклонился над столом, подавшись вперед. Он смотрел на Ричарда Сифкица, не улыбаясь. «Вы стоите перед выбором и моя работа — уведомить вас об этом, вот и все. Или вы меняете свои привычки или вы окажетесь в моем офисе еще через десять лет с какой-нибудь серьезной проблемой — с весом, возросшим до трехсот фунтов, диабетом второго типа, с варикозным расширением вен, язвой желудка и цифрой холестерина под стать вашему новому весу. На данном этапе еще можно обойтись без жестких диет, липосакции или сердечного приступа, чтобы привлечь ваше внимание. Позже избежать этого будет труднее. Когда вам еще нет сорока борьба с весом становится труднее год от года. А вот после сорока, Ричард, вес прилипнет к вам, как детское говно к стенам спальни».

«Изящное сравнение, «сказал Сифкиц и прыснул со смеху. Он просто не смог сдержаться.

Брейди не смеялся, но по крайней мере он улыбнулся, откинувшись на спинку стула.

«Там, куда вы направляетесь, нет ничего изящного. Доктора обычно говорят об этом не больше, чем государственные полицейские говорят об оторванных головах, найденных в канаве недалеко от места автомобильной аварии или о почерневшем ребенке, которого они обнаруживают в шкафу на следующий день после того, как огни рождественской елки охватили пламенем дом, но мы знаем о прекрасном мире тучности от женщин, которые выращивают плесень под складками жировых отложений, и которая до конца так и не вымывается оттуда годами и от мужчин, которые повсюду таскают за собой облако смрада, потому что не в состоянии обтереть себя как следует в течение десяти лет и даже больше».

Сифкиц поморщился и сделал отмахивающийся жест рукой.

«Не хочу сказать, что и вы таким станете, Ричард — большинству удается этого избежать, они, по видимому, имеют своего рода встроенный ограничитель, но доля правды в старой пословице о том, что кто-то ложкой и вилкой вырыл себе могилу все-таки есть. Помните об этом».

«Я буду».

«Хорошо. Это речь. Или проповедь. Или неважно что. Я не буду вам говорить — идите и больше не грешите, я просто повторю то, что уже сказал».

Несмотря на то, что графу о профессии в бланке на возврат подоходного налога он на протяжении двенадцати лет заполнял словами «Свободный художник», Сифкиц не считал себя особенно творческим человеком, он не занимался живописью (и даже не рисовал) так… кое-что для себя, в течении года после окончания университета Де Поль. Он делал обложки для книг, несколько постеров для фильмов, много иллюстраций для журналов, оформил несколько обложек для брошюр торговых выставок. И сделал одну обложку для компакт-диска (для Slobberbone — группа, которой он особенно восхищался), но говорил, что больше этим не будет заниматься, потому что для того, чтобы увидеть денежное выражение результатов этого труда, понадобилось бы увеличительное стекло. Вот насколько он был близок к тому, что называют «артистической натурой».

Если бы его спросили о том, что из того, что он сделал ему самому нравится, он бы, вероятно, не нашелся с ответом. Если бы нажали, то он, возможно, назвал бы картину с изображением белокурой девушки, бегущей по траве, которую он написал для рекламы смягчителя для белья Дауни, но даже это не было бы правдой, он ответил бы так только затем, чтобы от него отстали с расспросами. По правде говоря, он не был таким художником, у которого были (или которому нужно было иметь) каких-то фаворитов. Он уже давно брал в руки кисть только для того, чтобы поработать над заказами, которые обычно он делал по подробным описаниям от рекламных агентств или по фотографиям (так же как и в случае с девушкой, бегущей по траве, очевидно переполненной радостью от того, что ей наконец-то удалось выиграть битву со статикой, при которой одежда липнет к телу).

Но, несомненно и то, что такие приливы вдохновения, которые случаются у лучших из нас — таких как Пикассо, Ван Гог и Сальвадор Дали — в конце концов должны возникнуть и у других, но не чаще одного или двух раз за всю жизнь. Сифкиц домой поехал на автобусе, маршрут которого пролегал через весь город (машины у него не было со времен колледжа); он сидел и смотрел в окно(сложенный листок медицинского заключения с впечатанной в него красной строкой лежал в его заднем кармане), он поймал себя на том, что все-время его глаза останавливались на разнообразных рабочих и бригадах строителей, мимо которых проезжал автобус: парни в касках шли через стройплощадку, одни с ведрами, другие с досками, балансирующими у них на плечах; парни из Кон Эд^[4] cновали туда-сюда в люках, огороженных желтой лентой с надписью «Рабочая зона»; трое парней устанавливали строительные леса напротив витрины универмага, четвертый в это время говорил по мобильному.

Постепенно он увидел картину, которая возникла в его голове и теперь претендовала на свое место в мире. Когда он вернулся на свой чердак в Сохо, который служил ему как домом, так и студией, он пересек его, направляясь к своему замусоренному гнезду под окном в крыше, забыв поднять лежавшую на полу почту. На самом деле, он даже бросил на нее свой пиджак.

Он довольно долго смотрел на стоявшие в углу чистые холсты, но так и не подошел к ним. Вместо этого он взял лист простого белого прессованного картона, угольный карандаш и принялся за работу. В течении последующего часа телефон звонил дважды. И оба раза на звонки отвечал автоответчик.

Он работал над картиной с перерывами, но больше все-таки работал, чем прерывался, особенно, когда по прошествии какого-то времени понял, насколько она хороша — и в последующие десять дней, она переместилась с картона на холст, высотой в три фута и длиной в четыре и ему такой переход казался вполне естественным. Это была самая большая поверхность над которой он работал за последние десять лет.

На картине были изображены четверо мужчин — это были рабочие, в джинсах и поплиновых куртках, в больших, старых рабочих ботинках, они стояли на обочине проселочной дороги, большая часть которой была скрыта в лесной чаще (он изобразил ее, используя оттенки темно-зеленого с добавлением серого, отчетливыми, быстрыми, размашистыми штрихами). Двое из них были с лопатами; у третьего были ведра в каждой руке; четвертый поправлял фуражку на лбу тем движением, которое идеально показывало накопившуюся к концу рабочего дня усталость и растущее понимание того, что работе не будет конца; фактически, объем работы к концу дня возрастал по сравнению с тем, каким он был в начале. Этот четвертый, носивший видавшую виды старую матерчатую кепку с напечатанным над козырьком словом ЛИПИД, был бригадиром. Он разговаривал с женой по сотовому. Иду домой, дорогая, нет, никуда не хочу, не сегодня, слишком устал, утром рано вставать. Парни ныли, но я их уговорил. Сифкиц не знал, как он смог понять все это, но ему это удалось. Он просто знал, что парня с ведрами звали Фредди, и это ему принадлежал грузовик, на котором они все приехали. Он был припаркован где-то рядом, за картиной; можно было рассмотреть даже часть его тени. Другого парня с лопатой звали Карлос, у него болела спина и он посещал костоправа.

На картине не было видно, какого рода работу они делали, объект их трудов находился где-то за левым краем картины, но зритель мог видеть, как эти люди измождены. Сифкиц всегда любил детализацию (и это серо-зеленое пятно, которое изображало лес, было совершенно не в его стиле) зато людей он изобразил так, что в их лицах, в каждой их черточке зритель мог сразу увидеть усталость. Которая была видна и в пятнах пота на воротниках их рубашек.

Небо над ними было странного органически-красного цвета.

Он, разумеется, знал, что собой представляла эта картина и почему у неба был такой странный цвет. Это была та бригада, о которой рассказывал ему доктор, запечатленная в конце их рабочего дня. В реальном мире, за пределами этого органически-красного неба, Ричард Сифкиц, их работодатель, только что закусил перед тем как отправиться спать — остатками какого-то пирога или припасенными им пончиками из Криспи Крим — и опустил голову на подушку. Это значит, что они наконец-то могли пойти домой и на сегодня быть свободны. Будут ли они есть? Да, но не так много как он. Они слишком устали, чтобы съесть много, это было написано на их лицах. Вместо того, чтобы объедаться, эти парни, работающие на Компанию Липидов, подняли бы свои ноги повыше и посмотрели бы телевизор. И может быть уснули сидя или лежа напротив него, чтобы проснуться пару часов спустя и увидеть, что на на экране заканчивается все-то же шоу с Роном Поупилом, демонстрирующим свои новейшие изобретения перед восторженной студийной аудиторией. Они бы его выключили пультом дистанционного управления и поволокли ноги к кровати, бросая одежду на ходу и даже не оглядываясь.

Обо всем этом рассказала картина, хотя на ней ничего подобного и не было. Она не была для Сифкица каким-то наваждением и не стала его жизнью, но она определенно внесла в нее что-то новое, что-то хорошее. Он понятия не имел, что будет с ней делать, когда закончит, да его это особенно и не волновало. Какое-то время ему нравилось, проснувшись утром, смотреть на нее одним раскрытым глазом, доставая из задницы, врезавшиеся в нее Биг Договские боксерские трусы. Он думал, что ее надо будет как-нибудь назвать, когда она будет закончена. Пока что он обдумал и отверг несколько названий — «Пришло время остановиться», «Парни сказали-хватит на сегодня», «Берковиц сказал — хватит на сегодня». Берковиц был боссом, бригадиром, это у него был сотовый «Моторолла» и кепка с названием ЛИПИД.

Все эти названия не были достаточно хороши, но он не расстраивался по этому поводу. Он знал, что в конце концов он найдет для нее правильное название. Это будет как щелчек в голове. А пока что торопиться было не куда. Он не знал по какой причине, но пока писал картину, он похудел на пятнадцать фунтов. Может дело было в ней.

А может и нет.

II. Велотренажер

Где-то — может на ярлычке чайного пакетика Салада — он прочитал, что лучшее упражнение, для того кто стремится похудеть это отойти от стола. Сифкиц не сомневался в правдивости этих слов, но с течением времени он все больше и больше убеждался в том, что потеря веса не была его конечной целью. Но и прибавлять в весе он тоже не хотел, он считал, что оба эти процесса были побочным результатом чего-то другого. Он продолжал думать о тех парнях-метаболиках, о которых рассказал ему доктор Брейди, об обычных парнях, которые полностью выкладываются на работе и при этом не получают от него никакой помощи. Он едва ли мог не думать о них, ежедневно посвящая час или два работе над картиной, рисуя их и их мир, в котором они жили и работали.

Он много размышлял над ними. Думал о Берковице, бригадире, мечтавшем о своей собственной строительной компании. О Фредди, которому принадлежал грузовик (полноразмерный пикап Додж) и который видел себя искусным плотником. О Карлосе, с его больной спиной. И об Уилане, который на самом деле был немного лодырем. Работа этих парней заключалась в том, чтобы уберечь его от сердечного приступа или инсульта. Они должны были избавляться от того дерьма, которым их продолжало бомбить это странное красного цвета небо, прежде чем оно перекроет дорогу в лес.

Через неделю после того, как он начал картину (и за неделю до того, как он решил, что она закончена) Сифкиц пошел в Фитнесс Бойз на Двадцать девятой улице и после сравнения беговой дорожки и тренажера со ступеньками Повелитель Лестниц (который был настолько же привлекательным, насколько и дорогим) купил велотренажер. Сорок долларов он отдал сверху за доставку и сборку.

«Занимайтесь ежедневно в течении полугода и ваш уровень холестерина снизится на тридцать пунктов, «— сказал продавец, мускулистый малый с логотипом Фитнесс Бойз на майке. «Я вам это гарантирую».

Подвал дома, где жил Сифкиц, был большим, многофункциональным помещением, он был темным и плохо освещенным, в нем шумно ревели отопительные котлы и все было забито имуществом жильцов, которое находилось в отсеках, обозначенных номерами квартир. Однако, в самом дальнем углу подвала, находился альков, который был на удивление пуст. Как — будто он ждал его все это время. Сифкиц попросил парней из доставки установить его новый снаряд для упражнений там, на бетонном полу, перед стеной, на которой кроме бежевой краски ничего не было.

«Не хотите, чтобы мы принесли сюда телевизор? «спросил один из них.

«Еще не знаю, «сказал Сифкиц, несмотря на то, что уже знал.

Он крутил педали велотренажера по пятнадцать минут в день или что-то около того, глядя на голую бежевую стену прямо перед собой до тех пор пока картина не была закончена, зная, что пятнадцать минут это, вероятно, недостаточно (хотя, вне всякого сомнения, лучше, чем ничего) и зная также то, что на данный момент это было то время, больше которого он бы не смог продержаться. Не потому, что он уставал; пятнадцать минут не могли его утомить. Просто в подвале было очень скучно. Визг колес в сочетании с равномерным ревом котла быстро начинал действовать ему на нервы. Он слишком хорошо знал, что делал — в основном, двигался в никуда в подвале, под двумя лампочками без абажуров, свет от которых отбрасывал двойную тень на стене напротив него. Он также знал, что дела улучшатся как только он закончит ту картину, которая была там, наверху и начнет другую, здесь внизу.

Это была та же самая картина, но сделал он ее намного быстрее. Ему это удалось, так как на ней не надо было изображать Берковица, Карлоса, Фредди и лентяя Уилана. Они ушли, закончив на сегодня с работой и он просто изобразил сельскую дорогу на бежевой стене, сделав акцент на перспективе так, что когда он садился на велотренажер, казалось, что дорога убегает от него в темное, серо-зеленое пятно леса. Езда на велосипеде сразу же стала интереснее, но после двух или трех поездок, он понял, что сделал еще не все и то, что до сих пор сделанное им было только наброском. Ему еще надо было дорисовать красное небо, с одной стороны, но это было легко, можно было сделать наспех. Он хотел добавить больше деталей с обеих сторон дороги, и еще немного мусора, но это тоже было сделать легко (и к тому же, забавно). Настоящая проблема вообще ничего общего с картиной не имела. Ни с одной, ни со второй. Проблема состояла в том, что у него не было цели и это его раздражало больше всего в его занятиях, в которых не было другой цели, кроме них самих. Такого рода тренировки могут улучшать ваш тонус и здоровье, но они, по сути, бессмысленны, пока ими занимаешься. В этом было даже что-то экзистенциальное. Такие тренировки могли сгодиться для таких случаев, когда, к примеру, какие-то симпатяжки из художественного отдела какого-нибудь журнала пришли бы к вам в гости и поинтересовались, не сбрасываете ли вы вес. И даже это не приближалось к настоящей мотивации. Он не был до такой степени безнадежен (или сексуально озабочен) для того, чтобы такого рода стимулы помогли ему продержаться на протяжении всего долгого пути. В конце концов ему бы все это наскучило и он снова вернулся бы к своим пончикам. Нет, он должен был решить — где будет лежать его путь и куда он его приведет. Тогда бы он смог представить, что едет туда. Эта мысль его взволновала. Может это выглядело глупо — и даже безумно — но для Сифкица это легкое волнение было предвестником того, что все получится. К тому же, ему ведь не надо было никому говорить о том, что он задумал, не так ли? Конечно. Он даже мог достать дорожный атлас Ренда Макналли и ежедневно отмечать свои достижения на одной из карт.

Он не был склонен к самоанализу, но по дороге домой из Барнс и Нобл^[5] со своей новой книгой дорожных карт под мышкой, он обнаружил себя размышляющим над тем, что именно побудило его к тому, чем он занимался в последнее время. Уровень холестерина, немногим выше среднего? Сомнительно. Торжественное заявление доктора Брейди, что после сорокалетнего рубежа битву с лишним весом выиграть будет намного труднее? Возможно, что оно и повлияло, но он не думал, что слишком сильно. А может он был просто готов к переменам? Вот здесь уже было теплее.

Труди умерла от рака крови, от одной из его особо агрессивной разновидностей, Сифкиц был с ней, в ее больничной палате, когда она отходила. Он помнил, каким глубоким был ее последний вздох, как поднялась ее тщедушная и слабая грудь, когда она втянула воздух. Как — будто она знала, что он последний, и другого больше не будет… никогда. Он помнил и то, как она выдохнула, и звук, который она издала при этом — шаааах! И как после этого ее грудь перестала двигаться. Так и он последние четыре года прожил в такой же бездыханной паузе. И только теперь снова подул ветер и стал наполнять его паруса.

Сейчас в его жизни появилось что-то важное: бригада рабочих, которых собрал Брейди и которым дал имена Сифкиц. Сосоящая из Берковица, Уилана, Карлоса и Фредди. Брейди на них было плевать; для него, бригада робочих-метаболиков была лишь метафорой. Его работой было убедить Сифкица лучше заботиться о том, что происходило у него внутри и это все, его метафора немногим отличалась от слов матери, которая говорит своему малышу, что о коже, которую он содрал со своей коленки, теперь позаботятся «маленькие человечки», которые будут теперь ее лечить.

Сифкиц задумался…

Нет, он думал не о себе, размахивая ключом от дверей холла. Никогда он о себе не думал. Мне не все равно, что будет с теми парнями, которые все время должны работать, и работа которых никогда не кончалась. А еще эта дорога. Почему им надо вкалывать, чтобы поддерживать ее в чистоте? И куда она вела?

Он решил, что она вела в Херкимер — небольшой городок, рядом с Канадской границей. Он нашел тонкую необозначенную синюю линию на дорожной карте северной части штата Нью-Йорк, извилисто прокладывала свой путь от Поукипзи, находящегося южнее столицы штата. Двести а может и триста миль длинной. Он нашел более подробную карту северной части Нью-Йорка и кнопками прикрепил к стене тот ее квадрат, где начиналась дорога рядом с его сделанной наспех… его сделанной наспех как-бы- вы-ее-назвали? Фреска — было не правильным словом. Он остановился на «проекции».

И в тот день, усевшись на велотренажер, он представил, что у него за спиной был Поукипзи, а не хранившийся в подвале телевизор жильцов из 2-G, не куча ящиков из 3-F, не покрытый грязью велосипед 4-A, а город По'. А перед ним лежала сельская дорога, Старая Райнбекская Дорога, как гласила более подробная карта, а не просто синяя загогулина как это было у месье Ренда Макнали. Он обнулил километраж на одометре велотренажера, твердо зафиксировал свой взгляд на грязи, начинавшейся в том месте, где бетонный пол соединялся со стеной и подумал: это действительно дорога к хорошему здоровью. И если ты будешь об этом помнить, то неприятных сюрпризов со здоровьем у тебя не будет, если не считать некоторых проблем с психикой, связанных со смертью Труди.

Но его сердце билось слишком быстро (как будто он уже начал крутить педали), он почувствовал себя так, как он полагал, чувствовало себя большинство людей, отправляющихся в путешествие туда, где они еще не были и где их, возможно, ждут встречи с новыми людьми и даже с новыми приключениями. Над незамысловатой панелью управления велотренажера находился держатель для банок, куда он поставил банку Ред Булла, который, как предполагалось, был энергетическим напитком. На нем была старая Оксфордская рубашка навыпуск и спортивные шорты, на рубашке был карман. В него он положил два овсяных печенья с изюмом. Предполагалось, что и овсянка, и изюм были липидными очистителями.

Если говорить о липидах, то Компания Липидов на сегодня работу закончила. Ох, конечно же, они все еще исполняли свои обязанности на картине, которая была сверху, в его квартире; это было так не похоже на него — писать просто так, не для продажи, а здесь, внизу они погрузились обратно в Додж Фредди, который направлялся обратно в… в…

— В Поукипзи, — сказал он. — Они слушали Катим на WPDH^[6] и пили пиво, доставая его из бумажных пакетов. Сегодня они… Парни, чем вы сегодня занимались?

Установили пару дренажных труб, прошептал голос. Весеннее половодье почти смыло к чертям дорогу рядом с Прайсвилем. Мы рано ушли с работы сегодня.

Хорошо. Это было хорошо. Ему не надо было слезать с велосипеда и обходить провалы на дороге.

Ричард Сифкиц уставился на стену и стал крутить педали.

III. На пути в Херкимер

Это было осенью 2002 года, в год, когда Башни Близнецы упали на улицы финансового центра и жизнь в Нью Йорке стала напоминать легкую форму паранои… хотя для Нью Йорка состояние легкой параноидальности — это нормально.

Ричард Сифкиц никогда еще не чувствовал себя здоровее и счастливее.

Его жизнь стала напоминать стройное созвучие нескольких музыкальных тем. По утрам он работал над заказами, чтобы оплачивать счета за квартиру и покупать продукты, казалось, что заказов было больше, чем когда бы то ни было. В экономической ситуации был застой, все газеты говорили об этом, но для Ричарда Сифкица, свободного художника на поприще рекламы, она процветала.

Он, как и прежде, продолжал обедать у Дугана в соседнем квартале, но теперь он обычно брал салат вместо жирного двойного чисбургера, а днем работал над новой картиной для себя: и начал он с более детализированной версии проекции, которая была на стене подвального алькова. Картина, изображавшая Берковица и его бригаду, была отложена и накрыта куском старой простыни.

Он закончил ее. Теперь ему надо было доработать то, что сослужило ему хорошую службу там, внизу — дорогу в Херкимер, без бригады рабочих на ней. И почему бы им не уйти? Разве сейчас он сам не поддерживал ее в чистоте? Он именно этим и занимался и проделал в этом смысле чертовски хорошую работу. Он пошел к Брейди снова в конце октября, чтобы еще раз сделать тест на уровень холестерина и на этот раз число, обозначавшее его, было написано черным, а не красным и равнялось 179. Брейди был преисполнен уважения и даже немного завистлив.

«У вас он лучше, чем у меня, «сказал он. «Вы серьезно отнеслись к тому, что я сказал вам в прошлый раз, не так ли?»

«Полагаю, что да, «согласился Сифкиц.

«И ваше брюшко почти исчезло. Тренировались?»

«Настолько, насколько это было в моих силах, «согласился Сифкиц и больше не стал распространяться на эту тему. Его тренировки к тому времени становились все более странными. Во всяком случае, такими бы их посчитал кое-кто.

«Хорошо,» сказал Брейди. Вы добились чего хотели, теперь можете этим хвастаться. Вот мой вам совет».

Сифкиц улыбнулся на слова доктора и на этот совет тоже.

Его вечера были четвертой частью обычного дня Сифкица, он проводил их либо за просмотром ТВ, либо за чтением, обычно потягивая томатный сок или V-8 вместо пива, чувствуя себя усталым, но довольным. Спать он теперь ложился на час раньше, и это дополнительное время отдыха также шло ему на пользу.

Главной-третьей частью его дня было время с четырех до шести. Эти два часа он проводил на велотренажере, крутя педали по синей загогулине между Поукипзи и Херкимером. На карте его месторасположение изменилось — со Старой Райнбекской Дороги он перешел к Дороге Каскадных Водопадов, а затем — к Лесной Дороге; и даже, на какое-то время, к Замусоренной Дороге, севернее Пеннистоуна. Он вспоминал, как в начале, даже пятнадцать минут, проведенные на велотренажере казались ему вечностью. Теперь же ему иногда приходилось заставлять себя слезать с велотренажера спустя два часа, проведенных на нем. В конце концов он принес будильник и стал заводить его на шесть вечера.

Его агрессивного рева был почти достаточно, чтобы…

Достаточно, чтобы разбудить его.

Сифкиц считал, что трудно поверить в то, что он засыпал во время тренировки на велотренажере на стабильной скорости пятнадцать миль в час, но ему не нравилась альтернатива, заключавшаяся в том, что он немного спятил по дороге в Херкимер. Или в своем подвале в Сохо, если вам так больше нравится.

Таковы были его заблуждения.

Однажды ночью, переключая каналы, он наткнулся на передачу о гипнозе на канале АE. Парень, у которого брали интервью, был гипнотизером, представившемся как Джо Сатурн; и говорил он о том, что каждый день буквально все занимаются самогипнозом. Мы используем его, чтобы с утра настроить мозг на работу, он помогает нам «вникнуть в суть дела», когда мы читаем роман или смотрим фильм; а также мы используем его, когда не можем уснуть ночью. Последний, был любимым примером Джо Сатурна и он пространно рассказывал о поведенческих паттернах «успешно засыпающих», которым они следовали каждый вечер: проверка замков на дверях и запоров на окнах, это могло быть и рисование стакана с водой, и чтение небольшой молитвы или медитация.

Он сравнивал все это с пассами, которые гипнотизер совершает напротив своего объекта и со скороговоркой обратного счета от десяти до нуля, например, или с убеждением объекта в том, что он или она «чувствуют себя очень сонливыми». Сифкиц с благодарностью ухватился за эти слова, сразу же решив, что те два часа, которые он ежедневно проводил на велотренажере, он находился в состоянии легкой или средней степени гипноза.

Потому что к третьей неделе своего пребывания напротив стенной проекции, он больше не был в подвальном алькове. К началу третьей недели, он два часа проводил на дороге в Херкимер.

Он, весьма довольный, крутил педали по утрамбованной грунтовой дороге, петлявшей через лес, вдыхая запах сосен и слушая крики воронов или хруст листвы, когда ему случалось проезжать сквозь нее. Велотренажер превратился в трех-скоростной Роли, на котором он ездил, когда был двенадцатилетним подростком из пригорода Манчестера, в Нью Хемпшире. Конечно, это был не единственный велосипед, который у него был до того, как в семнадцать он получил водительские права, но, бесспорно, он был лучшим его велосипедом. Пластиковый держатель для банок стал более громоздким, но при этом был более удобным — металлическое кольцо ручной сварки, выступало над велосипедной корзиной, где вместо Ред Булл теперь стоял ледяной чай Липтон. Без сахара.

На дороге в Херкимер, всегда был конец октября, и время, когда до заката оставался еще час. Несмотря на то, что он ехал два часа (и будильник, и одометр на велотренажере подтверждали это каждый раз, когда он заканчивал свою поездку), солнце никогда не меняло своего местоположения; оно всегда прокладывало одинаковые тени через грунтовую дорогу мигало ему сквозь деревья все из того же квадранта неба, пока он ехал, и встречное движение воздуха, вызванное его собственным движением, сдувало волосы с его лба.

Иногда ему попадались знаки, приколоченные гвоздями к деревьям, в местах, где его дорога пересекалась с другими. На одном из них было сказано «Каскадная дорога». «ХЕРКИМЕР, 120 миль», было написано на другом — он был изрешечен старыми отверстиями от пуль. Данные на знаках всегда совпадали с теми, которые были указаны на дорожной карте на стене в алькове. Он уже решил, что достигнув Херкимера, он продолжит свой путь в Канадских лесных чащах и даже не остановится, чтобы купить сувениры. Там дорога обрывалась, но это не было проблемой; он уже приобрел книгу под названием Карты Местности Восточной Канады. Он бы просто отредактировал карту проложив свой собственный путь острым синим карандашем, рисуя при этом много загогулин. Загогулины увеличивали километраж.

Он мог бы поехать к Заполярному Кругу, если бы захотел.

Однажды вечером, после очередного звонка будильника, который выводил его из транса, он подошел к проекции и стал долго и задумчиво ее рассматривать, склонив голову набок. Другой бы там мало что увидел; находясь так близко к картине, эффект принудительной перспективы переставал срабатывать и для не тренированного глаза лесистый пейзаж превращался в разноцветную мазню — светло-коричневую, в том месте, где была дорога, темно-коричневую — там, где была листва, сине-серый с прожилками зеленого вместо пихт, яркий желто-белый — там, где находилось закатное солнце в крайнем левом углу, в опасной близости к двери, ведущей в котельную. Но Сифкиц, тем не менее, все видел так как надо. Картина навсегда зафиксировалась в его сознании и была неизменна. Если он не сидел на велотренажере, конечно, но даже тогда, он помнил ее в общих чертах. Что было хорошо. То, что он ее помнил, было своего рода пробным камнем, способом убедить себя, что это было не более, чем сложные игры ума, что — то в его подсознании, что он мог отключить когда этого хотел.

Он принес в подвал коробку с красками на случай, когда они ему понадобятся, и теперь, не долго думая, он добавил несколько пятен коричневого к дороге, смешивая его с черным, чтобы сделать ее более темной, чем листва. Он отступил назад, посмотрел на внесенные им добавления и кивнул. Это было небольшое изменение, но оно сделало картину еще более совершенной.

На следующий день, проезжая на своем трехскоростном Роли через лес (теперь он был менее, чем в шестидесяти милях от Херкимера и только в восьмидесяти от Канадской границы) он обалдел, когда увидел, что посреди дороги стоит довольно крупный самец оленя и испуганно смотрит на него своими темными бархатистыми глазами. Он вскинул вверх белый флаг своего хвоста, уронил кучку какашек, и снова направился к лесу. Сифкиц увидел, как он еще раз задрал св<

12Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: