 |
“толстой” (Л.Толстой) “дюма” (С.Толстая)
|
|
|
|
ЭПИКУР
1) ФИЗИКА (“собственник”)
2) ЛОГИКА (“ритор”)
3) ЭМОЦИЯ (“сухарь”)
4) ВОЛЯ (“крепостной”)
Несмотря на 3-ю Эмоцию, “эпикуры” вовсе не производят впечатление людей холодных. Они теплы, и по первым ощущениям легко сравниваются с плюшевыми мишками: та же массивность, соединенная с неторопливостью, леностью и мягкостью. Очевидный меркантилизм психологии “эпикура” совсем не отдает скаредностью, но принимает почти чудаческие формы любовного, до копейки продуманного денежного расчета. Робкая полуулыбка часто озаряет по-детски безвременное лицо “эпикура”. Речь тиха, ровна, но последовательна в своем логическом сцеплении, ей одного не хватает - энергетического наполнения, чтобы быть по-настоящему убедительной. И именно по ровной, обдуманной, но нетвердой речи легче всего распознать “эпикура”.
* * *
Относительно Эпикура существует давнее заблуждение, путающее его мировоззрение с мировоззрением Аристиппа (см. ), эпикурейство с гедонизмом, т. е. философией, в основу которой положен принцип примата плотских утех над всеми другими. Но на самом деле, поскольку психотипы Эпикура и Аристиппа отличны, то, соответственно, различались и их философии. Судя по всему, заблуждение относительно взглядов Эпикура родилось еще при его жизни, и он должен был публично открещиваться от упреков в гедонизме. Эпикур писал: “... когда мы говорим, что наслаждение есть конечная цель, то мы разумеем отнюдь не наслаждения распутства или чувственности, как полагают те, кто не знают, не разделяют или плохо понимают наше учение, - нет мы разумеем свободу от страданий тела и от смятений души. Ибо не бесконечные попойки и праздники, не наслаждения мальчиками и женщинами или рыбным столом и прочими радостями роскошного пира делают нашу жизнь сладкой, а только трезвое рассуждение”.
|
|
|
Вместе с тем Эпикур не представлял собой и аскета, бродящего в мире чистых абстракций. У него была 1-я Физика, заставляющая с величайшей серьезностью относиться ко всему, что связано с чувственным восприятием. Но так как у Эпикура 1-я Физика сочеталась с 4-й Волей, которая не жаждет самоутверждения, а вместе с ним и крайностей, то и сильная склонность к распутству, чревоугодию и сребролюбию в его психике не находила почвы. Если в чем со всей ясностью и проявляется 1-я Физика Эпикура, так это в грубом материализме его философии. Вот, может быть, один из самых характерных отрывков с изложением основ эпикурейства: “ Всякое ощущение, говорит он, внеразумно и независимо от памяти: ни само по себе, ни от стороннего толчка оно не может себе ничего ни прибавить, ни убавить. Опровергнуть его тоже нельзя... разум не может опровергнуть ощущений, потому что он сам целиком опирается на ощущения; и одно ощущение не может опровергнуть другое, потому что доверяем мы каждому из них. Само существование восприятий служит подтверждением истинности чувств. Ведь мы на самом деле видим, слышим, испытываем боль; отсюда же, отталкиваясь от явного, надобно заключить и о значении того, что не так ясно. Ибо все наши помышления возникают из ощущений в силу их совпадения, соразмерности, подобия или сопоставления, а разум лишь способствует этому. Видения безумцев и спящих тоже истинны, потому что они приводят в движение (чувства), а несуществующее к этому не способно.
|
|
|
... те, кто утверждает, что душа бестелесна, говорят вздор: будь она такова, она не могла бы ни действовать, ни испытывать действие, между тем как мы ясно видим, что оба эти свойства присущи душе... душа состоит из атомов самых гладких и круглых... ”
Из высказываний Эпикура со всей очевидностью вытекает, что закоренелый его материализм заходил так далеко, как это только возможно: даже галлюцинации и сны для него истинны, поскольку видимы, а душа состоит из атомов и даже известно каких. Впрочем, такая позиция естественна для 1-й Физики.
Еще любопытнее, что вслед за чувственным восприятием Эпикур ставил разум. И хотя он напрямую выводил интеллект из ощущений и только из них, т. е. отрицал существование чистых абстракций, рационализм очевидно занимал в эпикурействе второе после материализма место. А это явная примета 2-й Логики. О том же говорит и уникальная плодовитость Эпикура (300 свитков), по мнению биографов, превосходящая все, что делалось в золотой век греческой философии.
Замечателен он был и просто как собеседник. Ежедневно в знаменитый сад Эпикура собирались толпы учеников и поклонников, но подобного рода сборища не обременяли философа, а наоборот, доставляли истинное удовольствие. Вообще, для человека, подобно Эпикуру, имеющему процессионные Логику и Эмоцию, функции преимущественно речевые, общение представляет собой главную и никогда ненасыщаемую усладу жизни. Стоит ли удивляться в этой связи, что Эпикур все свое время, свободное от написания книг, посвящал неспешным дружеским беседам в саду, пренебрегая даже плотскими удовольствиями, на которые так богата была Греция его времени.
Указаний на 3-ю Эмоцию Эпикура сохранилось немного, но они есть. Прежде всего это характерная для его писаний сухость, блеклость изложения. Причем, такого рода бесстильность стиля была принципиальна для философа. Описывая подлинного мудреца, таким, каким он его себе представлял, Эпикур замечал, что “красивых речей говорить он не будет”. Там же есть еще одно характерное для 3-й Эмоции замечание: ” Мудрец один способен верно судить о поэзии и музыке, хотя сам и не будет писать стихов”.
Эпикур был искренне равнодушен к политике и, даже немного ее побаиваясь, утверждал, что мудрец “не будет заниматься государственными делами”. Впрочем, он не исключал того, что мудрец “будет помогать и правителю, когда придет случай”, но точно “ не станет тираном”. Сам же Эпикур, несмотря на все свое влияние в обществе, старательно избегал всяческих официальных должностей, и в подобной аполитичности при самых благоприятных условиях для занятий политикой и страшной политизированности Афин того времени уже проглядывает 4-я Воля философа. Эпикур знал, что не рожден для власти, для лидерства, и все, предложенное им от себя вождю, правителю, заключалось в некой, не ясной по содержанию “помощи”, не более.
|
|
|
Вообще, пожелание философа ученикам - ” прожить незаметно” свою жизнь, можно считать программным для 4-й Воли.
* * *
Из жизни и философии Эпикура видно, что люди его типа редко оставляют заметный след в мировой истории. И потому, при попытке отыскать других “эпикуров”, да еще в политике, на память пришел лишь один - Георгий Маленков - калиф на час Советского Союза.
О слабохарактерности Маленкова прямо говорили Хрущев и Молотов, а когда такого рода упрек бросается людьми, которые сами крепостью характера не отличаются, речь, очевидно, идет о 4-й Воле. Начал Маленков свою карьеру военным писарем, и, вероятно, так бы остался внизу социальной лестницы, если бы не женился на мелкой, но честолюбивой служащей ЦК компартии. Именно она начала толкать его в спину, заставляя передвигать ноги по ступеням канцелярской карьеры (недаром Эпикур был противником брака! ), именно жена устроила его на работу техническим секретарем Оргбюро ЦК партии. На этом месте он зарекомендовал себя толковым бюрократом и был переведен выше, в технические секретари Политбюро. Здесь-то, видимо, Маленков и был замечен Сталиным. Чувствуя родство по 1-й Физике и 2-й Логике и испытывая доверие только к людям с 4-й Волей, людям преданным, покладистым, Сталин уже сам потащил Маленкова по ступеням служебной лестницы.
Как это ни покажется странным, среди политиков, кроме Сталина, Маленкова по достоинству оценили только иностранцы. Вот несколько его иноземных характеристик: “Он умен и осторожен, как дикий кот. Один французский политик, который встречался с Маленковым в период его подъема, говорил мне: “ Он напоминает мне юного Лаваля. ” Подобно последнему он соединял в себе острый ум с величайшим самообладанием и осмотрительностью”. “Его русский язык был самым лучшим из тех, что я слышал из уст советских лидеров. Слушать его выступления было удовольствием. Речи Маленкова были хорошо построены и в них видна была логика... Более важно то, что Маленков мыслил, на мой взгляд, в наибольшей по сравнению с другими советскими вождями степени на западный манер. Он по крайней мере разбирался в нашей позиции, и хотя он ее не принимал, но все же, я чувствовал, понимал ее. С другими лидерами, особенно с Хрущевым, не было никаких точек соприкосновения, никакого общего языка.. ” “Он производит впечатление скрытного, осторожного и болезненного человека, но под складками жирной кожи, казалось бы, должен жить совсем другой человек, живой и умный человек с умными, проницательными черными глазами. ”
|
|
|
Перечислять все этапы пути Маленкова к вершине власти нет резона. Секрет его успеха, очевидно, крылся в абсолютной лояльности Сталину. Когда последний организовывал для своего окружения грандиозные пьянки в надежде выявить таким способом тайного врага, Маленков упивался до бесчувствия. Хотя, как выяснилось впоследствии, ненавидел алкоголь, после смерти Сталина сам перестал пить и позакрывал в стране распивочные, породив тем самым печальный обычай пить водку “на троих” в подворотнях.
Звездный час для Маленкова наступил в тот момент, когда умирающий Сталин из всех приближенных одному ему пожал руку. С этого момента почти целый год Маленков стоял во главе государства, пока у Хрущева не освободились руки вытащить бразды правления из слабых маленковских рук. Власть тот отдал практически без сопротивления и, может быть, даже, подобно всякому “эпикуру”, с тайным облегчением, освободившегося от непосильной ноши, человека. Во всяком случае, вернувшись домой после низвержения с Олимпа, он сказал обеспокоенной родне одно: “Все остается по-старому”. Судя по этому высказыванию, Маленков даже не заметил, как из кресла первого лица в государстве, упал в кресло просто министра, событие, которое, будь он мало-мальски честолюбив, конечно же, было бы воспринято трагически. Для Маленкова же действительно все осталось по-прежнему, поскольку на тот, по западным меркам, скромный комфорт, которым располагал он и его родня до свержения, никто не посягал (1-я Физика+4-я Воля).
|
|
|
Заканчивалась государственная карьера Маленкова на посту директора Экибастузской ГРЭС. И вот что примечательно: местный обком как-то объявил ему выговор “за панибратство с рабочими”, что ни покажется для нас удивительным, если вспомнить Эпикура, за ровню державшего себя даже с рабами и пускавшего в свой философский сад всякого, кто ни придет.
СИНТАКСИС ЛЮБВИ
( раздел третий)
ВВЕДЕНИЕ В “СИНТАКСИС ЛЮБВИ”
У Плутарха в “Наставлении супругам” приведен один любопытный старинный анекдот. Звучит от так: “Римлянин, которого друзья упрекали за то, что он развелся с целомудренной, богатой и красивой женой, выставил вперед ногу и сказал им: “На вид этот башмак тоже красив и ничуть не изношен, но никто не знает, где он мне жмет! ”
Сходно звучащую байку рассказывали про Куприна. Говорили, что на вопрос, как ему живется спустя полгода после свадьбы, он будто бы отвечал: “Хорошая жена, как разношенный сапог, ее не чувствуешь. ”
На первый взгляд, ничто, кроме темы и “обувной” метафоры, оба рассказа не объединяет. Но на самом деле это не так. В обоих рассказах явно и тайно присутствует знак беды. Древний римлянин слишком остро ощущал близость своей супруги, Куприн совсем ее не чувствовал. Но, независимо от степени комфортности ситуации, оба засвидетельствовали в своих высказываниях наличие какого-то изъяна в семейной жизни, пусть и по-разному ощущаемого.
Бог ведает, где и кто заключает за нас браки, но осознанное или бессознательное ощущение неблагополучия в семейной жизни так широко распространено, что очевидным делается одно: они заключаются где угодно, только не на небесах. Гигантский процент брака (извините за невольный каламбур) попросту исключает божественный промысел.
Многим женитьба представляется самым грандиозным в их жизни обманом или самообманом. И самое прискорбное, что по сути так оно и есть. Мы настолько не сведущи в механизмах формирования нашего и чужого внутренних миров, в системе, обуславливающей взаимное притяжение или отторжение, что едва ли не в ста случаях из ста с азартом мчимся на лживый звук охотничьего манка и убеждаемся в своей ошибке обычно лишь тогда, когда оказываемся на линии смертельного выстрела.
В литературных кругах первой половины XIX века любили зубоскалить по поводу брака Белинского. О жене его говорили, что “выходя замуж, она была уже зрелых лет, насквозь болезненная и с нервической дрожью во всем теле. Движения ее были угловаты и лишены всякой грации. Мария Васильевна, следившая за русской журналистикой, привела Белинского в совершенный восторг рассуждениями, вычитанными из его же статей. Повторенный ею урок он принял за проявления собственного развития; он увлекся страстно, как вообще был склонен увлекаться идеалами собственной фантазии... ” и женился. Разумеется, даже такой восторженный человек, как Белинский, не мог заблуждаться бесконечно, истина со временем открылась во всей своей страшной наготе и, вполне вероятно, отчасти приблизила преждевременную кончину знаменитого критика.
История женитьбы Белинского, на первый взгляд, выглядит курьезом, но на самом деле курьезно в ней лишь то, что источник заблуждения Белинского лежит на поверхности и виден невооруженным глазом. Чаще причины обмана и самообмана бывают скрыты так глубоко, что остаются тайной не только для сторонних наблюдателей, но и для самих участников брачной драмы.
Перечислить все источники взаимного напряжения нет никакой возможности, поэтому приведу только одно, кажущееся парадоксальным, но верное наблюдение Лабрюйера, согласно которому им может стать даже то, что в обществе принято считать добродетелью. Он писал: “Клеант - благороднейший человек, и женился он на превосходной, очень разумной женщине; каждый из них украшение и гордость любого общества. На свете редко встречаются столь порядочные и учтивые люди, но... завтра они расстаются: у нотариуса уже готов акт о раздельном жительстве. Очевидно, иные достоинства несочетаемы, иные добродетели несовместимы. ”
Кроме всего прочего, у Лабрюйера верно указан нерв проблемы - сочетаемость. Благополучие или неблагополучие совместной жизни зиждется не на условных категориях типа: “порок”, “добродетель” и т. п. - а на сочетаемости или несочетаемости суммы психических свойств одного индивидуума с суммой психических свойств другого.
* * *
Однако что же это за “фата моргана” такая, что, суля человеку неземные блаженства в обществе избранника (цы), так жестоко в конце концов обманывает его? В большинстве случаев ответ на этот вопрос будет один: любовь. Любовь - едва ли не всем известное, но неуловимое, бессчетно раз анализируемое и все-таки не дающееся в руки исследователей, чувство. И поскольку тему любви к новым никак не отнесешь, то, думаю, не будет большого греха, если в давний спор о ее природе внесу еще одну маленькую, но свою лепту.
Прежде уже говорилось, что любовь тесно связана с Эмоцией и о приходе ее человек узнает по силе испытываемых и наблюдаемых переживаний. Поэтому “романтик” с его избыточной 1-й Эмоцией как бы рождается влюбчивым и потенциально любимым, тогда как “сухарь” с его язвой по 3-й Эмоции - наоборот, как бы изначала не расположен к влюбчивости и к возбуждению страстей. Таким образом, природа по одной только эмоциональной функции, казалось, автоматически распределяет: кому любить и быть любимым, а кому нет. Все было бы именно так, если бы Эмоция являлась по-настоящему автономным и исключительным источником такого сложного чувства, как любовь. На самом деле, ощущаемое и наблюдаемое бурление чувств не существо, а производное от любви.
Подлинная суть любви - это надежда или, лучше сказать, иллюзия, рождающаяся в подсознании изначала ущербного индивидуума, будто наконец обретен человек, в паре с которым возможно достижение отсутствующих прежде, но страстно желанных цельности, полноты бытия. Вспомним платоновский миф об андрогинах. Согласно ему, первые люди были двуполыми существами (андрогинами), но боги разрубили их, и с тех пор каждая из отрубленных половин ищет утраченную, другую, слившись с которой, она вновь могла бы стать полноценным существом, неуязвимым, самодостаточным, гармоничным.
Собственно, миф об андрогинах - единственно верное образное выражение существа любви. Надежда искривленного индивидуума, что нашлась половинка, способная в точности заполнить все изломы его существа, стимулирует эмоциональные выбросы, плодит иллюзии скорого достижения “счастья”, т. е. достижения цельности, полноты, гармонии и даже объективности восприятия мира. Ведь как верно писал Гоголь: “У всякого есть что-то, чего нет у другого; у всякого чувствительней не та нерва, чем у другого, и только дружный размен и взаимная помощь могут дать возможность всем увидеть с равной ясностью и со всех сторон предмет. ”
* * *
Говоря о том, что любовь - производное от надежды изначала ущербного индивидуума заполнить другим существом “щербину”, излом своей натуры, достигая тем цельности и неуязвимости, нельзя пройти мимо проблемы существа той “щербины”, что гонит одного человека к другому.
Если взглянуть на дело через призму психософии, то станет очевидным, что Первая функция, избыточная и результативная, ни в дополнении, ни в партнере не нуждается.
Иные запросы у Второй функции. Она испытывает потребность в партнере, но не от скудности; просто процесс ей дороже результата, а полнокровного процесса без партнера не бывает. Вторая не любит, а жалеет. Но не даром на Руси в старину слово “жалеть” было почти синонимом слова “любить”. Есть какая-то притягательная, непонятно откуда берущаяся сила в слабости, и сладость в жалении тоже есть. Поэтому можно сказать, что пусть не к любви, так к жалости Вторая функция очень склонна, хотя к горячечной страсти не расположена никак, и чувство, которое она обычно испытывает к партнеру, трудно характеризовать как любовь.
Остается Третья функция. И вот здесь в своих поисках мы должны остановиться. Третья отвечает всем необходимым условиям: она процессионна и потому заинтересована в наличии партнера и она же ущербна, ранима и потому нуждается в дополнении, развитии и защите. Именно Третья функция, какова бы она ни была: Эмоция, Логика, Физика или Воля - склонна более других стимулировать поиск пары. Короче, не станем далее хитрить и сразу признаемся, что единственной в буквальном смысле слова эрогенной функцией является Третья. Только она, по слабости своей и уязвимости, способна горячить кровь, плодить иллюзии, делать желанным и радостным самообман.
* * *
“Любовь” - это особое состояние эйфории, вызванное иллюзией обрести “счастье” в паре с субъектом, достаточно наделенным теми психическими свойствами, в которых ощущается недостаток.
Однако здесь я сразу должен огорчить читателя: существо любви лучше характеризовать не как надежду, а как иллюзию именно потому, что чаяния влюбленного либо не сбываются вообще, либо сбываются тогда, когда сами чаяния, а вместе с ними и эйфория давно испарились. “Любовь исчезает, когда перестает надеяться или бояться”, - говаривал Ларошфуко. И был прав. Эйфория умирает вместе со смертью радужных ожиданий и страхов, с ними связанных.
Если припомнить свой нерадостный опыт, полистать специальную и художественную литературу, то можно даже назвать временной промежуток, отводимый жизнью на “любовь”, т. е. на эйфорию. И специалисты, и просто бывалые люди, не знаю почему, но едва ли не поголовно называют одну цифру - 3 года (достаточно вспомнить “Три года” Чехова)
. Интересно отметить, что эти исключительно субъективные наблюдения по части трехлетнего срока недавно получили экспериментальное научное подтверждение. Американские эндокринологи выдвинули гипотезу, что стимулятором любовного возбуждения является специальный гормон, названный “РЕА”, именно этот гормон превращает влюбленных в амурных наркоманов и фетишистов. Но так как со временем происходит привыкание рецепторов мозга к “РЕА”, а ресурсов для увеличения дозы нет, то через 2-4 года гормон теряет свою силу. Нашлось и биологическое объяснение этого феномена, как выработанного эволюцией средства удержания родителей вместе на самую трудную и опасную для ребенка пору - первых 2-4 года.
Вообще, складывается впечатление, что, если за характер отношений отвечает психическая типология, то за их интенсивность - эндокринная система. Чувства и отвечающие за них гормоны имеют свойства созревать, поэтому одна и та же комбинация психотипов, вызывавшая в молодости лишь взаимную симпатию, т. е. всплеск таких неярких гормонов как эндорфин и серотонин, в зрелом возрасте может вызвать настоящую любовь, подлинную страсть, т. е. взрыв все ослепляющего гормона “РЕА”. Знаю такие случаи.
Конечно, привыкание к “РЕА” или, говоря по-другому, расставание с иллюзиями - процесс, страшно мучительный, полностью эмоционально и духовно опустошающий человека. Воспоминания о былых чувствах вносят дополнительное напряжение в отношения бывших влюбленных, и электричества меж ними копится тем больше, чем сильнее была любовь. Как писал Толстой: “Главная причина семейных несчастий та, что люди воспитаны в мысли, что брак дает счастье... То же, что должно выкупать: забота, удовлетворение, помощь, все это принимается как должное; все же недостатки, как не должное, и от них страдают тем больше, чем больше ожидалось счастье от брака. ”
Исходя из сказанного, можно было бы предположить, что на конец третьего года от начала романа должно приходиться время резких движений, разрывов, разводов и т. п. Однако это не так и даже совсем наоборот. На конец романа обычно приходится полный штиль в отношениях. На что есть несколько причин. Во-первых, человек к тому времени обрастает такой массой производных от своей любви: дети, родственники, имущество, друзья и т. п. - что разрыв с ними оказывается болезненнее, нежели разрыв непосредственно с предметом былой страсти. Во-вторых, к концу романа индивидуум чувствует себя настолько духовно, эмоционально и физически опустошенным, что обычно не имеет сил взглянуть за пределы очерченного романом круга; кроме того, однобокость и зашоренность всякой любви не предполагает возникновения на горизонте какой-либо серьезной альтернативы, которая могла бы отвлечь его от недавно еще столь желанного предмета любви.
Наконец, из самого факта утраты розовых очков вовсе не следует, что, расставшись с иллюзиями и взглянув на партнера, не сказать, объективным, но спокойным взглядом, человек автоматически убеждается в своей ошибке, находит дальнейшую совместную жизнь невозможной, бесперспективной. Финальные слова героя чеховской повести “Три года”: “Поживем - увидим, ” - точно отражают массовые умонастроения расставшихся с иллюзиями, переживших любовную бурю людей. “Поживем - увидим... ” - вслед за чеховским Лаптевым говорят они, глядя как бы впервые на своего партнера потухшим, отстраненным, испытующим взглядом. Таков - обычный финал любви. Что касается сценария дальнейшей жизни, то он зависит не от страстей, а от психотипа участников драмы и “системы любви”, которая в свое время притянула их друг к другу.
Существуют три “системы любви” или, говоря иначе, три основных сочетания Третьей функции с функциями противоположной стороны, что могут вызывать эйфорию, породить любовь. И для обозначения каждой из “систем” воспользуемся, чтобы не изобретать велосипед, тремя, известными со времен Древней Греции терминами, обозначающими разные виды любви: “эрос” (любовь по принципу противоположности), “филия” (любовь по принципу тождества) и “агапэ” (любовь - эволюция, движущая партнеров от противоположности к тождеству). Из перечисленных “систем” только последняя - “агапэ” по-настоящему плодотворна и может претендовать на звание подлинной “формулы любви”, но, чтобы убедиться в этом, необходимо проанализировать все виды любовных сочетаний.
ЭРОС
“Эрос” как модель межличностных отношений в браке встречается гораздо чаще других. И это не случайно. Поскольку принцип “эроса” заключается во взаимном притяжении противоположностей, то природа, заложив физиологические различия между полами, как бы предопределила склонность человечества вместе с физиологией считать в браке естественным и необходимым несходство психологий.
В существо физиологических различий между полами посвящены, кто глубже, кто поверхностей, но практически все. На чем же зиждется психологическое различие между людьми, нет ясности до сих пор. Поэтому, исходя из концепции психософии, теперь можно дать совершенно однозначный ответ на данный старинный вопрос: психологически, по своим задачам и выражению противоположны Первая и Третья функции. То есть, человек ощущает противоположность своим психическим установкам тогда, когда оказывается лицом к лицу с существом, у которого Первой функцией оказывается та, что у самого человека Третьей. Если же представить себе, что такая ситуация оказывается взаимной, то это и есть “эрос”. Сущность “эроса” - это антагонизм перекрестья с Третьей функции на Первую. Схематично нерв “эроса” можно изобразить следующим образом:
ОН ОНА
1) 1)
2) 2)
3) 3)
4) 4)
* * *
Само по себе чисто умозрительное представление, будто за различием физиологий непременно должен следовать психологический антагонизм, конечно, не сделало бы “эрос” господствующей концепцией брака, если бы в самом перекрестье Третьей функции на Первую изначала не был заложен бессознательный, подобный звериному инстинкту, чрезвычайно действенный механизм взаимного притяжения.
Механизм этот прост: когда человек, мучимый скудностью и ранимостью своей Третьей функции, внезапно обнаруживает напротив себя существо, которое природа наградила тем же, но в виде Первой, т. е. в избытке, ему в голову приходит не только мысль о соответствии ситуации расхожим житейским представлениям о перспективности такого брака, но прежде всего предположение, что оппонент покроет своим избытком его скудность, прикроет своей броней его язву. Ход рассуждений в этом положении, если представить его как бы от лица женщины, выглядит следующим образом: “Он такой умный (чувствительный, могучий, волевой), что ему ничего не стоит поделиться со мной, глупой (холодной, тщедушной, слабохарактерной), хотя бы частью данных ему природой излишков, чтобы преобразилась я - золушка в гармоничную, неуязвимую, неотразимую и совершенную принцессу. ”
Именно так, по собственному ее признанию, думала суховатая по 3-й Эмоции Нина Берберова, когда увидела некого Н. В. М. Она писала: “Смысл нашей встречи и нашего сближения, смысл нашей общей жизни (десять лет), всего вместе пережитого счастья, значение этой любви для нас обоих в том, что он для меня и я для него были олицетворением всего того, что было для обоих - на данном этапе жизни - самым главным, самым нужным и драгоценным. Нужным и драгоценным для меня было тогда (а может быть, и всегда? ) делаться из суховатой, деловитой, холодноватой, спокойной, независимой и разумной - теплой, влажной, потрясенной, зависимой и безумной. В нем для меня и во мне для него собралось в фокусе все, чего нам не хватало до этого в других сближениях. ”
Сказать, что в ситуации лицезрения больными глазами Третьей функции сияющих здоровьем и силой глаз Первой функции иллюзии множатся, как клопы, значит не сказать ничего. Иллюзии же, как прежде говорилось, - единственный стартер любовных переживаний. Итак, чувства забурлили, горячка страсти растеклась по жилам, закружилась голова - пришла любовь в ее “эротическом” выражении.
Если же по ходу рассуждений припомнить, что Первая функция не только избыточна, но и является визитной карточкой человека, тем, что он бессознательно первым выкладывает на стол при встрече, то станет понятно: любовь-“эрос”, коль сердце свободно и созрело для парности, обрушивается на человека внезапно и необорно, как лавина, без предварительных прикидок и пристрелок. Он не успевает ничего понять, слышит только оглушительный взрыв и видит в мгновенной вспышке света давно чаемый, странно узнаваемый облик своего суженного (суженной). “Это он (она)! ” - ёкает под ложечкой у индивидуума, когда при первой же встрече натыкается глазами на визитку именно той Первой функции, что ему нужна. Сердце сразу же воспламеняется, глаза закрываются, и человек головой вперед летит в омут, вынырнуть из которого с открытыми глазами и остывшим сердцем ему предстоит лишь через несколько лет.
Картина “эроса” была бы искаженной, если бы мы представили ее себе в виде бесконечного свода радужных колец. Это сложное чувство, которое лучше всего характеризовать как любовь-ненависть. Отчасти виной тому - изначальная раздвоенность Третьей функции: лицезрение Первой функции в данном случае не только ласкает взор, но и раздражает. Свойство же Первой функции с самого начала наступать на мозоли Третьей и по толстокожести даже не замечать своей неуклюжести - так же не радует Третью. Одним словом, двусмысленный дух вожделения и неприязни постоянно витает над “эросом”. Как писал Катулл:
“И ненавижу ее и люблю. “Почему же? ” - ты спросишь меня.
Сам я не знаю, но так чувствую я и томлюсь”.
Все бы ничего, и в ожидании грядущих блаженств можно было бы попридержать раздражение, если бы все хлопоты при “эросе” не являлись напрасной тратой времени и сил. Самое трагичное в “эросе”, что надеждам, возлагаемым при данной “системе любви” Третьей функцией на Первую, не суждено сбыться. Корень проблемы не в том, что одна обеднена, тогда как у другой избыток, а в принципиальной несовместимости установок: Первая результативна, Третья процессионна - и это обстоятельство обрекает носителей обеих функций на вечную взаимную глухоту.
Чтобы стало понятнее, как и почему это происходит, приведу такой пример. Скажем, женщина с 3-й Физикой встречает мужчину с 1-й Физикой. Естественно, она очарована открывшейся перед ней мощью функции, которая у нее самой уязвлена и решает: “Это он! ” Так как ее Третья функция, сделавшая выбор, суперпроцессионна, то расчет одновременно строится на том, что с данным партнером у нее начнется бурный совместный процесс созидания всего, относящегося к физическому пласту жизни.
Если перевести иллюстрацию в кулинарную плоскость, то, скажем, женщина начинает мечтать о том, как они будут готовить вместе некое роскошное блюдо. И дорого в этом действие будет не столько само блюдо, сколько процесс совместного его приготовления. При этом женщина, по своей утонченной Третьей функции, возьмет на себя завершающую стадию приготовления и придаст блюду неповторимый тончайший аромат.
Реальность оказывается прямо противоположной мечте. Когда приходит время обеда, выясняется, что ее партнер, со своей результативной, монологовой 1-й Физикой, уже сам все приготовил и сам же все съел. Процесс разрушения воздушных замков начался. Конечно, сразу примириться со спецификой психологии физики ее оппонента женщина не может и требует, чтобы впредь он заботился не только о своем желудке, но и об ее. Не исключено, что любящий муж с пониманием отнесется к требованию женщины, но из этого не следует, что тем самым мечта ее сбудется. Он просто принесет ведро манной каши и поставит перед ней со словами: “Это - тебе, на, милая, ешь! ”
Глядя на данную ситуацию через призму психософии, можно понять обоих. Обладатель 1-й Физики, для которого дорог результат, и результат избыточный, достаточно упрощенный по форме, не мог вести себя иначе. Но с другой стороны, понятна и оторопь обладательницы 3-й Физики, которая, казалось, получает по той функции (Физике), по которой ей и хотелось получать, но настолько НЕ ТО и НЕ ТАК, что происходящее воспринимается как удар и действительно является ударом по Физике.
Однако отвергнуть искренне предложенный дар нельзя, кашу приходится есть, и пока женщина ест, в душе ее еще теплится надежда, что произошедшее - лишь казус, маленькая ошибка, обусловленная взаимным непониманием, которую можно будет исправить в будущем. Однако надежде этой не суждено сбыться, разная направленность функций делает данный казус хроническим и необоримым. Только выяснится это обстоятельство по прошествии нескольких лет.
Конечно, кулинарный пример не выглядит трагическим, но если представить себе, что механизм конфликта равно действенен для всего физического пласта жизни (экономика, право, деторождение, секс и т. д. ), то, думаю, трагический фон противоречий между Третьей и Первой функциями проявится достаточно явственно. Вместе с тем неверно было бы думать, что жизнь Третьей функции при “эросе” состоит из одних ударов. Первая функция не только бьет, но и защищает. Думаю, ни один человек с 3-й Физикой не отказался бы иметь такого могучего и бесстрашного супруга, каким была жена Гёте, собственноручно выбросившая из дома поэта толпу наполеоновских солдат. Не в ударах проблема и не в защите - самое большое зло “эроса” заключается в том, что Первая отказывает Третьей в ПРОЦЕССЕ СОТВОРЧЕСТВА - единственном для нее средстве залечить постоянно ноющую рану.
* * *
Еще тягостнее делается “эрос” в случае, когда перекрестье с Первой на третью функции дополняется перекрестьем со Второй на Четвертую. Как на схеме:
ОН ОНА
1) 1)
2) 2)
3) 3)
4) 4)
Здесь мы сталкиваемся со знакомой нам картиной несходства принципов процессионной Второй и результативной Четвертой. Главное в ней: все та же невозможность процесса. Пользуясь известным нам кулинарным примером, можно сказать, что 4-я Физика не разделяет искреннего и неустанного интереса 2-й Физики к питанию, за столом она равнодушный гость, без азарта жующий все, что подадут, не огорчающейся даже тогда, когда ей отказывают от стола. Это иждивенец, полностью передоверивший партнеру свою Физику и считающий такой дар достаточным для семейной жизни.
Правда, антагонизм между Второй и Четвертой не выглядит столь же драматично, как антагонизм между Первой и Третьей. Причин тут две. Во-первых, и Вторая, и Четвертая не травмируемы, поэтому конфликт между ними обоюдно безболезнен. Во-вторых, Вторая функция обычно легко захватывает Четвертую и, как катер баржу, принуждает двигаться у себя в кильватере, что создает иллюзию полного согласия и единомыслия супругов во всех вопросах, касающихся данного пласта жизни. Иллюзорность благополучия при такой системе отношений заключается в том, что Вторая вместо желанного процесса сотворчества получает покорность, а это, согласитесь, не одно и то же. И хотя, будучи сильной и гибкой, Вторая от данного обстоятельства не очень страдает, все же одновременно она испытывает некоторый бессознательный зуд, чувствуя, что в такой компании полностью лучшая сторона ее натуры не реализуется.
*
|
|
|
