 |
Святое братство. Три Максима. Возвращение солдата
|
|
|
|
Святое братство
Россия всех спаяла воедино,
Красу и гордость гор и свет равнин,
И потому она непобедима,
Народ ее вовек неодолим.
Кто шел с мечом в Россию, гибнул сразу,
В бессильной злобе корчился и слеп,
Кто доброту дарил и светлый разум,
Тот получал очаг и добрый хлеб.
Озера, родники, ручьи и реки,
Холодные и теплые моря
Россия отдала теперь навеки
Своим народам, а они друзья.
Подумать да получше разобраться,
То вывод можно сделать лишь один:
Мы все несем в сердцах святое братство,
Одна у нас планета, мир един!
1982
ПОЭМЫ
Три Максима
— Пришло пополненье.
— Отлично. —
Комдив был доволен:
— В России
Резерв человечий
По алгебрам неисчислим. —
Ввалился детина в землянку.
— Как имя? — тотчас же спросили.
Он бросил пилотку.
Разделся. Разулся.
— Максим!
Спросили ребята:
— Чего твоя душенька хочет?
— Пожрать бы…
Простите, ошибся: поесть.
— Какая твоя специальность?
— А я… пулеметчик…
Воюем полгода всего,
А успел приобресть!
Волгарь коренной я,
Служил на барже водоливом.
Воды от меня утекло —
Не испить никакому полку.
Мои сапоги
Походили по волжским долинам.
Ну, вы извините, а я прикорну в уголку.
Румянец, улыбка
Лицом водолива блуждали.
Душа, как младенец
Невинно во чреве, спала.
Такого детинушку
Где-нибудь
Крепенько ждали.
Невесты коль не было, с матерью —
Волга ждала!
Его подвели к пулемету, сказали:
— Примай и знакомься
Заранее с ним.
Обнимешь покрепче,
Согреет заместо казармы.
— Я знаю его!
Ну, здорово, «максим»!
|
|
|
— Задача:
Поддерживать с левого фланга
Своих, а противника напрочь косить,
Чтоб было ему не в отдельности —
Вместе повадно
В земле нашей русской
Своими костьми погостить.
Легло пулеметное тело
На бруствер.
Ромашка склонила к нему лепестки.
— А ну-ка, «максим»,
По желанью Максима,
За русских,
Ударь-ка свинцом
В оловянные эти мозги!
Связались навечно теперь
Мы с тобою.
Так, так! Не отказывай,
Верно служи!
Чуму моровую к чему нам?
Не пустим! А здесь остановим.
Ага!
Захлебнулся?
Наелся землицы?
Лежи!
Отбита атака.
К врагу засылают разведку.
Стальному помощнику
Надо от боя остыть.
А тут политрук объявился.
— А я вам… газетку…
Она воевать помогает
И кадры растить.
Глядит на Максима
Портрет земляка с папиросой.
Он долго не думал,
Отрезал, приклеил к щитку.
— Здорово, Максим!
Поживи, будем вместе бороться,
Твои словеса
Мы давно приравняли к штыку.
Обжились,
Обжались
В земле,
В пулеметной ячейке,
И быстро легенду разнес
По окопам народ:
Три имени славных
Воюют с врагами как черти:
Писатель Максим,
Пулеметчик Максим
И «максим» пулемет.
— Ну, как поживаете,
Братцы Максимушки наши? —
Нет-нет да окрикнут
Бойцы
Между воинских дел.
— От щей, — отвечает Максим, —
И от гречневой каши,
У повара справьтесь,
Отказов еще не имел!
Эй, в сторону шутки!
Так-так! Побежали!
Так-так! Догоняй!
Растатак твою, бей! —
И оба Максима
Железною злостью дрожали.
А третий задорил их
Вместе с собой: — Не робей!
Ого!
Поддают огоньку на Максима!
И сверху и снизу, с обоих боков.
— Умру, а не сдамся!
Запомни мой лозунг, Россия!
Не хочешь, а все же придется
Припомнить богов.
Бегут и горят по земле,
Разрываясь, термиты.
Набросил огонь на Максима
Свою огневую петлю.
|
|
|
Не мать ли ему говорит:
— Потерпи ты! —
Не ад ли кромешный
Из сердца извлек:
— Потерплю!
Так-так!
Ничего уж не видно за дымом.
Так-так!
Ничего не слыхать за огнем.
— Максимушка, милый,
Ужели с тобою загинем?
Нет!
Огненный обруч врага
Богатырской рукой разогнем!
И встал он тогда
Неземным исполином.
И голос взорвался его неземной:
— Не трусом земля меня наша вспоила.
Максим никогда не сдается!
За мной!
Их видели вместе
На травке зеленой.
И в грозной, жестокой красе
Представлялися взглядам мужским:
Портрет горьковчанина,
В прах пепелённый,
И пепел стальной,
Перемешанный с пеплом людским.
Комдив прикусил
Побледневшие губы.
Хотел помолчать, по привычке,
И все же не смог:
— Какая тяжелая, страшная убыль,
И как еще много военных дорог.
Эх, жить бы ему!
Он двадцатого года.
Максимы уж, видно, такие в роду:
Все трое сгорели во имя народа.
Эй, кто там заплакал?
Огонь по врагу!
1949
Возвращение солдата
Пешочком, с сумочкой простой,
В пилотке выгоревшей,
Идет тропинкой полевой
Товарищ выздоровевший.
«За Кенигсберг», «За Будапешт»
Медали светятся.
О, край родной! О, край надежд,
Гадал ли встретиться?!
Земля!
Ты вновь шумишь в хлебах,
Не опозорена.
Теперь походный пот рубах
Нам снять позволено.
Старушка встретилась в меже.
— Домой, соколики?
Отвоевалися?
— Уже.
— Далече?
— В Дворики.
И прячет старая глаза
От солнца яркого.
— Не узнаешь?
— Узнать нельзя.
— Сынок Пояркова!
— Племянник! — кинулася.
— Он!
А звать — Василием.
— А я подумала: Семен,
Обозналась, прости меня!
Огаркова Семена ждут,
Сулился к праздникам.
— А что в колхозе?
— Видишь: жнут,
Не знаешь разве ты?
Ах, то-то снилися ерши,
А с ними — омуты…
А ты, племянник, не спеши,
Все в поле… дома-то.
— Ну что же, можно и шажком,
Дорога ровная…—
Вот сельсовет махнул флажком,
И сердце дрогнуло.
— Такого ж точно цвета флаг
Над всеми крышами
Мы там… на самый на рейхстаг,
Наверно, слышали?
Через лицо широкий шрам,
|
|
|
Оно замечено.
— Где угораздило?
— А там…—
Махнул:
— Неметчина.
Да!
Много ночек не спалось,
Кошмары мучили…
Все действует, и все срослось,
Ведь мы живучие!
На то и русский человек:
Свинцовой порцией
Его не умертвишь вовек,
Коль он упорствует.
Твое крыльцо родное.
Сядь.
Ступеньки дряблые.
Зато куда разросся сад,
Какие яблони!
А сажен сад его рукой,
Самим Василием.
— Узнать не можешь, кто такой?
Так пригласи меня!
Он под антоновкою сел.
— Жива, любимица? —
И позавидовали все:
«Он с ней обнимется? »
«Апорт… аркатные… анис…
Не хуже, кажется?! »
— Ну, да и ты сюда нагнись,
Не будешь каяться!
Ах, боже мой, как хорошо!
Как много отнято
Утех, кто к цели не дошел
С гранатой поднятой.
Он грудью полною вздохнул,
Кричать бы голосом,
Кудрями весело тряхнул:
— Не падать, волосы!
Пришлось и много перенесть,
Но живы силушки.
Готов сейчас на жатку сесть,
Вперед по нивушке!
А вот и мать:
— Что ж не послал? —
И подкосилася.
Отец покрепче:
— Я как знал,
Мы отпросилися.
И после хоженых дорог
В секреты минные
Легко ль переступить порог
Во время мирное?!
И льется в самовар вода.
— Сыночек! Васенька! —
Еще не знали никогда
Такого праздника.
Отец… тот чувства бережет,
Ему бы знания:
— Как хлебопашество… народ…
И вся Германия?!
— Ну, вот Германия далась,
Тебе не стыдно ли?!
Расскажет все не в этот раз.
Сыночек, сытно ли?
Сальцо… яички…
Хочешь — пей…
Вкрутую сделаю?
Да осторожно, не облей
Рубашку белую!
Постель постелена ему
С крыла лебяжьего —
Все самолучшее в дому,
Что в век свой нажили.
А ты чего сверчишь, сверчок?
А ну, замри скорей!
Не знаешь, что уснул сынок
Среди избы своей?!
— Молчу! Молчу! —
И тишина
Такая строгая.
А за окошком вышина,
Луна двурогая.
Переплелись и сон и явь,
И пруд и звездочки.
|
|
|
Луна осмелилась и вплавь
Плывет без лодочки.
Березки высветленный стан,
А рядом вербочки.
— Поярков спит?
Еще не встал?
— Мам, кто там?
— Девочки!
О родина! Так это ты?
Твои видения
Дают высокой частоты
Сердцебиения?
— Вставай, Василий! —
Самовар
Толкует запросто.
Давно так поздно не вставал
Поярков к завтраку.
Не говорят ему:
— Подъем! —
О, жизнь наивная!
И самовар не с тем огнем,
Не с поля минного.
Приятно выйти на крыльцо,
На пенье кочета.
Пусть поглядят в твое лицо,
Кому захочется.
Пускай найдут, что постарел,
А кто не старится?
Коль десять раз в огне горел —
И черту станется!
Звенят медали. Твердый шаг.
Седо родимое.
А сердце все, как этот флаг,
Непобедимое.
А сколько глаз через стекло
Ласкает воина.
А старики:
— Добро, добро,
Приехал вовремя!
А девушки…
Не описать
Восторга чистого.
Увидят Васю — и плясать
И петь неистово.
А предколхоза — тот с утра
Хотел к Василию,
Да вот и сам идет:
— Ура!
Спаси, спаси меня!
Василий крепко руку жмет:
— Привет Огаркову! —
Покрепче нажимает тот:
— Привет Пояркову!
— Здоров?
— Да, вишь, не оплошал,
Коль встал из пламени.
— А я вот здесь… за урожай…
С посевом… с планами.
— Как будто, больше седины
Теперь у Нилыча?
— Есть, есть,
А все из-за войны…
Я к вашей милости.
Ветряк бездействует у нас.
Как ты на призыве,
Чинили мы его не раз,
А он — с капризами!
«За Кенигсберг», «За Будапешт»
Медали светятся.
— Ужели никаких надежд?
Пойдем, завертится!
Забастовали шестерни?
Ай-яй, неладные!
А что, вот эти пятерни
Для вас желанные?
И он ручищами потряс:
— Смотри, крестьянские!
Сберег их целыми для вас,
Хоть долго странствовал.
Не колдовал и полчаса
Ключом он гаечным —
Ветряк работать принялся
С желаньем давешним.
По Дворикам идут они,
Тут их владычество.
Василий ладит про огни,
Про электричество.
— Довольно лампою коптить,
Теперь года не те:
По-новому взялися жить,
А тут — гадаете?
На ферме лишние труды —
Ведром потаскивать…
Насос поставить, две трубы —
И будьте ласковы!
— Поярков Вася!
— Сколько зим!
— Вот замечательно! —
В кругу Тамар, Любаш и Зин
Он встал с девчатами.
Смеются девушки:
— Живой?
— А как же думали!
— Какими ветрами домой?
— Свои задунули.
— Надолго ль, Вася?
— Лет на сто…
Покамест выстоим!
|
|
|
— Один приехал-то?
— А что?
— Так… любопытствуем!..
1949
|
|
|
