 |
Даже забавно вспоминать. Даже забавно.
|
|
|
|
Было.
- Ну, чего, осталось чуть-чуть, — Сашка Подзель оторвался от экрана локатора, с заметным облегчением.
И Андрей, держа-вертя штурвал, догадался, что Кунашир уже где-то совсем близко.
По- настоящему рассвет так и не случился. В сером месиве за окнами рубки чуть посветлело — и только. Видимость ухудшилась до полу кабельтова. Валы набрали десятиметровую высоту, и теперь сейнер ухал, скатываясь с них, зарывался носом.
Роковая ошибка произошла из-за элементарной мало опытности, заблагодушествовавших, потерявших чувство опасности молодых штурманов: капитана Сашки Подзеля и нового старпома. Вместо того, чтобы при заходе в почти незащищенную полу бухту Южно-Курильска «облизать» прикрывающий мыс и выкатить прямо к причалу, они замыслили привычную циркуляцию. Сейнер входил в полу бухту на расстоянии полумили от мыса. Так что когда последовала команда на перемену курса — к причалу, — судно повернулось «лагом» — бортом к десятиметровым валам. (Десятиметровые — высота считается от нулевого, равновесного уровня, но за гребнем ведь идет впадина, точно такой же величины.) Смертельная глупость! Первый же вал отправил бы их на дно. И Андрей, который благодушно доверяя штурманам, положил судно на предложенный курс, вдруг увидел находящий на них вал! В самый-самый последний момент, бешенного закрутил штурвал. Едва-едва успел довернуть судно с приказанного ему курса, чтобы встретить находящий вал носом. Успел. Качнувшись-мотанувшись с предельным креном, суденышко удержало остойчивость.
Теперь сейнер, повернувшись носом к валам, пытался выжить в обезумевшем океане. Тайфун набрал полную силу. Путь к причалу стал невозможен.
|
|
|
- Не выгребаемся! Не выгребаемся! – Минут через двадцать в отчаянии схватился за голову Сашка Подзель, сосчитав клеточки на экране локатора, рисующего невидимую простому глазу береговую линию.
Судовая машина работала на полный ход, однако по прикидкам Подзеля выходило, что их все равно сносит и сносит к скальному берегу острова.
- Да ну…- Витька Перовский несомненно чувствовал себя крайне виноватым в том, что происходит. Ведь это из-за его настойчивости они оказались здесь. Ему страстно хотелось верить в благополучный исход. – Да ну…Выгребаемся. Выгребаемся. – В свою очередь оторвался он от экрана. (Там, над экраном локатора, есть такой резиновый рукавчик-приемник, чтобы уткнуться лицом, и, как бы отгородившись от мира, видеть рисуемые линии).
Бабах! Встреча- удар в носовую скулу. Каждый из валов походил на пятиэтажный дом, они скидывали сейнер с курса сразу градусов на тридцать. И, вертя штурвал со скоростью пропеллера, надо было успеть вернуть встающий на дыбы, лезущий на гору, сейнер носом к гребню. Потом, быстро-быстро вращая штурвал десять-двенадцать оборотов в обратную сторону, — одержать судно на курсе. При этом, надо было умудриться не выбить себе зубы и челюсть рогульками налезающего под подбородок сумасшедше вращаемого собственной рукой штурвала. (Вращение осуществлялось не за рогульки(с ними было бы катастрофически не успеть), а при помощи вделанной в обод рулевого колеса горизонтальной рукояти, какими снабжены ручные швейные машинки). Перевалив гребень вала, сейнер, как с горы, ухал в следующую впадину, и его опять, как дурную корову, вело в сторону. Вертеть рулевое колесо приходилось уже стараясь не упустить штурвал(рукоятку) из рук. Штурвал, из-за продольного крена, скатывающегося с вала, ужасающе клюющего носом судна, почти падающего, от тебя неимоверно отдалялся. Так что в танце на раздвинутых почти в шпагат ногах подле рулевого колеса в попытке держать равновесие собственного тела (строча на швейной машинке), требовалось орудовать уже предельно вытянутой рукой.
|
|
|
Толкая горы-валы в спины, тайфун, поверху, тащил, драл их за чубы, срывая сотни тонн пены — над всхолмленной, пляшущей поверхностью неслось сплошное серое месиво. Даже во вращающееся оконце разглядеть можно было не больше чем на два вала вперед.
Было слышно как за спиной, внизу, на камбузе звенит-грохочет, летая от борта до борта, от пола до потолка — сорванная со своих креплений посуда.
- Не выгребаемся! Не выгребаемся! – Вновь взвыл Подзель, отстраняясь от прибора. – Слушай, в Ю-К нам не пробиться! Не пробиться! Выкинет на скалы! Давай, пока не поздно, развернемся и уйдем в Японию? А?
- …В Японию? А там чего, думаешь, лучше будет? Ты в Немуро заход знаешь? - Витька, считающий себя обязанным честью и совестью за создавшееся положение, в свою очередь склонился над экраном.
- Выгребаемся. Выгребаемся.
Звучало не слишком уверенно.
- Андрей, ты уж, поди, устал? - спохватился Сашка Подзель.
Самому ему, как капитану, контролирующему общую обстановку, становиться к штурвалу было нельзя, ибо он оказался бы насмерть к нему привязанным. А у Андрея кончался четвертый час его руления.
Витька Перовский предложил, было, сменить Андрея.
- Нет, Витя. Будь другом, поднимай Ляпу.
Чтобы рулить на «большой» МРС-ке, требуется иметь особые таланты. Не верилось, что недавно пришедший на сейнер старпом справится. Ведь сейчас, при тех безумных количествах оборотов штурвала, которые приходилось делать в обе стороны, положение пера руля надо было просто чувствовать.
Витька был умен и не настаивал, понимая, что речь идет о человеческих жизнях, в том числе и его собственной — обязанной жене и ребенку..
Скоро в рубке должны были появиться все. Было понятно, что их уже пошвыряло с коек. Однако Ляпа, безоговорочно, был самым лучшим рулевым из тех, кто оставался. Серега Никитенко — слишком импульсивный и нервный, мог ошибиться, а Валька Попов — наоборот, по молодости лет, мог опоздать, тормознуть, промедлить с реакцией. А в подобной ситуации одна единственная ошибка, — один недоворот штурвала на курсе, — обернется гибелью.
|
|
|
По короткому трапику в рубку, держа руки враспор стен коридорчика, кое-как поднялся Арнольд. Стармех был ветераном, пожилым человеком на судне, экипаж которого составляла молодежь. Его виски украшала благородная седина. – Где мы?
- Бл..ять, меньше чем полмили до причала! - Подзель в сердцах махнул рукой.
Приплясывая, — то приседая, то будто подпрыгивая от швыряющей качки, — в рубку выбрался Валька Попов и, обозревая происходящее, деланно заголосил:
-Высадите меня немедленно! Немедленно! Я с вами дальше не поплыву! Ну вас на….!
- Эх, сейчас бы молочка с булочкой, да учительницу в очках. - Соглашаясь с его эмоциональным настроем, пробрался и, ухватившись руками за столешницу, — для поддержания равновесия, — полууселся на штурманский стол Серега Никитенко.
- Ничего так девки пляшут, по четыре штуки в ряд!
Появился Ляпа.
Любимец прежнего капитана, здоровенный немногословный малый, лет тридцати, производящий впечатление флегматика, у руля преображался. В шторм Ляпа обыкновенно снимал с себя тельняшку, предпочитая стоять по пояс обнаженным. Ни на секунду не расслабляясь, пропеллером крутил штурвал, заставляя упрямый сейнер идти точно куда надо, а капитан вытирал ему полотенцем пот с широкой спины.
«Бах!»- из кают компании раздался грохот — свалился на бок, сорвавшись с креплений холодильник.- Бах!! – холодильник, начиная буянить, ударил в стальную стенку.- Бабах!! — закатил в другую. Витька и Серега мимо трапика спрыгнули в кают-компанию — его укрощать.
Стоя у Московского окна, Андрей вспоминал коллизии тех часов. «Не выгребаемся! Не выгребаемся!» — «…Выгребаемся, выгребаемся!» — успокоения Перовского.
Прошел час руления Ляпы. Ничего не менялось. Ужасающе шмоляло-валяло. Почти весь экипаж сейнера, восемь, семь с половиной? человек(второй механик сейнера все время оставался в машинном отделении, а Даня был на связи, ибо от работы машины сейчас зависело все, как и от руления.) находились в рубке, благо простора в ней было много. Не занятые в действо, чтобы не мешаться, кучковались подле штурманского стола, хватаясь за него, полусидя.
|
|
|
- Не выгребаемся! – Витька Перовский, инициатор перехода, поднял побледневшее лицо от экрана локатора.— Не выгребаемся! – У него уже не осталось сил изображать деланную браваду.
И Андрея удивило молчание Подзеля, который почему-то проигнорировал собственный рефрен, обильно повторяемый им уже больше двух часов. Это было любопытно. Молодой капитан, держась двумя руками за приваренное к полу основание, на котором стоял прибор(экран радара), в свою очередь склонился над рисующим невидимую глазом береговую линию глазом радара.
- Не выгребаемся! — Совсем побелев, Перовский даже зажмурил с силой глаза.
Подзель странно молчал подле прибора, потирая рукой подбородок.
- Не выгребаемся! – Стиснутые кулачки аккуратных, аристократических рук Перовского потрясли воздух.
Подзель поднял глаза и посмотрел — невидящими глазами. Однако взор быстро становился живым и осмысленным. Молодой капитан даже как будто спрятал некое подобие улыбки в губах:
- Выгребаемся.- Хотя это прозвучало и с вопросом.
Оказывается, за два с половиной часа, с работающей на полный ход машиной, преодолевая ветер наваливающегося тайфуна и валы, они пробились вперед на один кабельтов вверх, против ветра тайфуна, и на кабельтов(это чуть меньше двухсот метров) приблизились к Ю-К, потому, что на каждом валу старались забрать чуть-чуть влево, в сторону причала. Изменение положения составило всего пару кабельтовых! однако этого все же этого могло хватить, чтобы развернуться не в небытие на Японию, а к причалу Южно-Курильска до которого было рукой подать..
Надо было готовиться к швартовке. К штормовой швартовке. Очень и очень штормовой швартовке. Поскольку полу бухта Ю-К только частично могла прикрыть от тайфуна.(Они только догадывались о положении дела, может и причалы не прикрыты? Вроде должны быть слегка прикрыты). Швартоваться должно было случиться правым бортом. Значит, готовясь к швартовке, следовало отодвинуть принайтованную справа по борту сайровую ловушку. Выходить на палубу через гермодверь рубки, использующуюся для этой цели обыкновенно, было нельзя. Все было задраено на смерть. Каждый вал, ударяя судно в скулу, накрывал сейнер волною. Так что до середины судна пенная вода прокатывалась слоем метровой, полутора метровой высоты. А потому, надев робы, матросы выбрались на палубу через самую заднюю, кормовую, дверцу массивной рубки, для чего, через гальюн, пришлось проползти в сушилку.
Они, трое матросов, вышли, постарались сделать это разом. Чтобы сейнер не хватанул, не хлебнул через гермодверь воды. Получилось! Их увидели из рубки, там оставалось полно глаз, и сейнер тут же начал поворот. Ляпа подгадал момент нахождения между двумя водяными горами. Теперь дело решало быстрота его реакции. Андрей занял место на кормовой палубе, на своем обычном при швартовке месте, подле клюза. Витька Попов и Серега Никитин ждали, когда можно будет перебежать на нос, где сейчас прокатывалась метровым слоем вода. Там было их швартовочное место, там они должны были уложить, отодвинуть, сайровую ловушку.
|
|
|
Как в замедленном кино сейнер разворачивается.
Нельзя было оказаться в положении «лагом», — бортом к находящему валу. Подобное означало бы немедленное опрокидывание, переворот, «оверкиль» бульканье на дно. Ляпа … молодец, успел достаточно повернуть сейнер, машина которого работала на самый полный ход. Так что водяная гора не мотанула сейнер, ухватив за борт, а стала за корму поднимать будто желающий от нее убежать кораблик. Кормовая часть сейнера задиралась вверх, частью уйдя в шипящую воду — в тело догнавшего вала. Витька и Серега кинулись на освободившийся от воды нос. Андрей на своем месте у швартового клюза на корме стоял в метре от шевелящейся водяной стены, вобравшей остаток кормы. Высоко над головой клокотал гребень вала. Мощь водяной горы породила невольное к ней уваженье. Наверное, то был бы даже восторг, кабы ситуация не была столь смертельно непростой.
Приподняв, приняв на себя судно, вал потащил, понес его с собой. Сейнер словно стал скатываться по склону горы, при этом разгоняясь. Возникло неустойчивое равновесие, какое ловят серфингисты, когда скорости движения их и вала сравниваются. Вал летел к Кунаширу. А на его склоне, по его склону, вместе с ним — скатывался, скатывался, летел сейнер.
«225-е» - самые дурные в руленье сейнера. Андрей умом и физически понимал, каково сейчас Ляпе, который должен был не просто удержать сейнер в повиновении, но, мал помалу вывести его под прикрытие мыса Ю-К, в сторону причалов.
Скатывающийся с вала вправо, в сторону Ю-К, но почти под прямым углом сейнер, повело носом. Это очевидное стремление судна повернуться вдоль вала, поперек его движения, таило страшную угрозу. Очень плавное, внешне безобидное -- да очень и очень опасное движенье. Андрей, под клокочущим гребнем над головой, представлял, что там происходит у руля. Можно было представить, с какой сумасшедшей скоростью сейчас бешено крутит штурвал Ляпа, до отказа закладывая руль, чтобы заставить судно подчиниться.
Сейнер увело на пять градусов с допустимого*(безопасного от переворота) курса. Андрей ориентировался по положению кораблика на валу.
Еще градус опасного движенья. Будто: не существовало — ни рева тайфуна, ни клокочущей пены, по пояс в которой стоишь, ни гребня вала над головой. Теперь все дело заключалось в этом движении, решающем жизнь-смерть.
Пока еще мощно катя по склону вниз, сейнер все больше разворачивался поперек вала — …и терял скорость. Оставалась пара градусов изменения положенья, чтобы настал конец. Из-за высокой, тяжелой двухэтажной рубки, остойчивость «225-х», каким являлся №16-й, самая плохая из всех типов сейнеров. Это не Ванька-встанька. Такой достаточно один раз по-настоящему мотануть, чтобы отправить на дно, да и любые другие суда в подобном положении были бы обречены. Печальная статистика флота говорила об этом. Преимущество «225-х» заключалось в относительно сильной судовой машине.
Еще градус.
Это уже была критическая точка. И…
Достигнув ее, сейнер словно замер.
Мгновенье тянется бесконечно долго.
Секунда.
В кромешном месиве — там, где должен быть берег, ничего не было видно. Но помнилось: берег Кунашира здесь прогибался, образовывая широкую полу бухту, и до него должно было быть около двух миль.
Сентябрь — вода еще не холодна, и если сейнер перевернется — он доплывет. Спасательные шлюпки в расчет можно не принимать. Хотя они и автоматически отстрелятся с тонущего корабля, после того, как тот погрузится на глубину шести метров, и надуются сами, — тайфун унесет, сдует их с воды точно воздушные шарики. Когда сейнер начнет опрокидываться, следует постараться спрыгнуть с него за корму, чтобы, при перевороте корабля кверху пузом, не прихлопнуло бортом, и не напороться на работающий винт: ведь судовая машина еще будет работать. Винт сейнера как раз находился под Андреем. Плывя, надо будет стараться забирать вправо, чтобы вынесло к широкому, многокилометровому пляжу Ю-К, там есть шанс выйти из моря, а иначе убьет, размолотит на скалах. В воде сапоги придется скинуть, иначе плыть будет невозможно. А рыбацкую робу и нательное белье — оставить. Без них может настать переохлаждение: у берега окажешься только часа через три. На мелкой воде валы подхватят по-настоящему и понесут. Вот там-то как раз придется раздеться полностью. Иначе из моря не выберешься: будет швырять на берег и снова всасывать в глубину. Придется проявить всю сноровку.
Вторая секунда.
«Ну?»
Андрей ждал.
«Ну?»
Над головой, нависая, клокотал вал.
«Ну»?!
Чудо!: нос сейнера медленно-медленно пошел влево, круче под склон.
Курс начал выправляться. Ляпа справился, Ляпа был молодец.
Когда через пять минут (наверняка меньше?) через минуту? Ведь время бежало по иному: это для них оно было разверсто в вечность, а все происходило в секунды! они швартовались к причалу, их встречала целая выбежавшая туда толпа. Их ждали, кого родные… Сейчас не существовало ни свиста Тайфуна, ни его гула, ни океанских брызг: это был детский лепет по сравнению с тем, что осталось у них позади …Борька Шурупов, друг-коллега по №215–му, оказывается, три часа неотлучно ждал Андрея, сидя в диспетчерской, откуда за ними наблюдали посредством радара.
- Я думал, что из такого моря нельзя выйти. – Борька не скрывал своих чувств. - Наш бы 215-й точно бы лег на дно!
Там, в диспетчерской ожидающие, конечно, рассчитывали на лучшее, на чудо. Однако ж все они внутренне готовились, что сейнер вот-вот пропадет с экрана локатора.
А потом, спустя пять минут, в шумной, битком набитой кают-компании на сейнере:
- Ну, чего, Витек! – Похлопал по плечу старпома Даня Барский, - Лети к своей жене!
- Эй, чего ты не бежишь? – Седой Арнольд поинтересовался у старпома даже как будто с укоризною.
Неожиданно, Витька Перовский махнул рукой:
- Подождет! Ничего с ней не случится. - И выскочил¸ куда-то побежал. Оказывается в магазинчик, что был рядом с причалом. Через пять минут вернулся в кают-компанию с целой авоськой бутылок портвейна. Грохнул ее на стол.
- Ребята, простите.
Даже забавно вспоминать. Даже забавно.
Где-то сейчас Ляпа?(у него фамилия была Ляпин) Где Шурупов? Где Игорек Стрельников, его, Андрея, Игорек, к которому так привязался, так полюбил, и с которым, волею судеб, расстался не попрощавшись: №016, на котором Андрей заканчивал путину, отправляли в Холмск, на Сахалин. До сих пор больно, очень больно? Где ты, Игорек?
«Андрей, если будешь уезжать на материк, возьми меня с собой, — просил Игорек, когда они встретились на праздновании «Дня Рыбака». Они не виделись две? три недели? Андрей был переведен на №215-й.
Накануне, Игорька, на торжественной линейке экипажей причалившего по случаю великого праздника флота признали лучшим моряком, лучшим матросом флота: №015-утер всем нос. При Андрее, в начале июня у них было взято полторы годовых плана улова.
— Ведь мне все равно где и что, я не знаю, как жить, ради чего жить? Возьми!».
«Да».
А дождь-то кончился, — с изумлением обнаружил Андрей, очнувшись у окна московского жилища.
Свет еще не погасшего дня бил в глаза. Столько света!…Не выдержав, он даже замигал. Яркая голубизна небес изумила.
«А дождь-то кончился. Кончился, и, похоже, давным-давно».
И тенью, сторонне пронеслась мысль, каким же он был дураком, когда столького ждал от симпатичной молодой, да порхающей как бабочка женщины. «Даже забавно».
|
|
|
