Отношение философии к другим областям. Соч. В 14-ти т. М.-Л., 1929-1959. Т. 9. Лекции по истории философии. С. 89, 61, 62, 66, 68, 73, 76, 77, 85, 86-87, 88.

 

ФЕЙЕРБАХ ЛЮДВИГ

(1804-1872)

Периоды человечества отличаются один от другого лишь переменами в религии. Только тогда историческое движение затрагивает самое осно­вание, когда оно захватывает человеческое сердце. Сердце не есть форма религии, в таком случае она должна была бы находиться также в сердце; сердце - сущность религии. Теперь спрашивается: что же, в нас произо­шла религиозная революция? Да, у нас больше нет сердца, нет больше религии. Христианство отвергается, отвергается даже теми, кто по види­мости его еще сохраняет, но не хотят предать гласности, что христианст­во отвергается.

Христианство больше не удовлетворяет ни теоретика, ни человека практики; оно больше не удовлетворяет духа, не удовлетворяет оно боль­ше и сердца, потому что наше сердце имеет совершенно другие интере­сы, чем вечное небесное блаженство... Сознательное отрицание христианства открывает новую эпоху, вызывает необходимость новой, чистосердечной философии, философии не христианской, а резко анти­христианской. <...>

В религии человек раздваивается сам по себе: он противопоставляет себе Бога как нечто противоположное ему. Бог есть не то, что человек, а человек не то, что Бог. Бог — бесконечное, человек - конечное суще­ство; Бог совершенен, человек несовершенен; Бог вечен, человек смер­тен; Бог всемогущ, человек бессилен; Бог свят, человек греховен. Бог и Человек составляют крайности.

Разлад между Богом и человеком, на котором основана религия, есть разлад человека с его собственной сущностью. <...>

Любовь есть сам Бог, и вне любви нет Бога. Любовь делает человека богом и Бога - человеком. Любовь укрепляет слабое и ослабляет сильное, унижает высокое и возвышает низкое, идеализирует материю и материализирует дух. Любовь есть подлинное единство Бога и человека, ду­ха и природы.

Если таким образом Бог любит человека, значит, человек есть сердце божье, благо человека -его главный помысел. Следовательно, человек, будучи объектом Бога, является в то же время своим собственным объ­ектом в Боге. Сущность Бога есть человеческая сущность, так как Бог есть любовь, а существенное содержание этой любви есть человек. Лю­бовь Бога к человеку, составляющая основу и средоточие религии, есть любовь человека к самому себе, объективная и созерцаемая как высшая сущность человека. <...>

Новая философия есть отрицание как рационализма, так и мистициз­ма, как пантеизма, так и персонализма, как атеизма, так и теизма; она составляет единство всех этих противоположных истин, будучи абсолют­но самостоятельной и чистой истиной.

Философия должна вновь связаться с естествознанием, а естествозна­ние — с философией.

... Новая философия превращает человека, включая и природу как ба­зис человека, в единственный, универсальный и высший предмет фило­софии, превращая, следовательно, антропологию, в том числе и физио­логию, в универсальную науку.

Искусство, религия, философия или наука составляют проявление или раскрытие подлинной человеческой сущности. Человек, совершен­ный, настоящий человек только тот, кто обладает эстетическим или ху­дожественным, религиозным или моральным, а также философским или научным смыслом. Вообще только тот человек, кто не лишен никаких существенных человеческих свойств. «Я - человек, и ничто человеческое мне не чуждо». Это высказывание, если его взять в его всеобщем и выс­шем смысле, является лозунгом современного философа. <...>

Добро — то, что соответствует человеческому стремлению к счастью; зло — то, что ему заведомо противоречит... Собственное счастье, конеч­но, не есть цель и конец морали, но оно есть ее фундамент, ее предпо­сылка.

Сущность христианства //Антология мировой филосо­фии. Т. 3. С. 443-448, 470, 472-475, 481-487.

 

 

КАНТ ИММАНУИЛ

I. О различии между чистым и эмпирическим познанием.

Без сомнения, всякое наше познание начинается с опыта; в самом де­ле, чем же пробуждалась бы к деятельности познавательная способность, если не предметами, которые действуют на наши чувства и отчасти сами производят представления, отчасти побуждают наш рассудок сравнивать их, связывать или разделять и таким образом перерабатывать грубый ма­териал чувственных впечатлений в познание предметов, называемое опытом? Следовательно, никакое познание не предшествует во времени опыту, оно всегда начинается с опыта.

Но, хотя всякое наше познание и начинается с опыта, отсюда вовсе не следует, что оно целиком происходит из опыта. Вполне возможно, что даже наше опытное знание складывается из того, что мы воспринимаем посредством впечатлений, и из того, что наша собственная познаватель­ная способность (только побуждаемая чувственными впечатлениями) да­ет от себя самой, причем это добавление мы отличаем от основного чув­ственного материала лишь тогда, когда продолжительное упражнение обращает на него наше внимание и делает нас способными к обособле­нию его.

Поэтому возникает по крайней мере вопрос, который требует более тщательного исследования и не может быть решен сразу: существует ли такое независимое от опыта и даже от всех чувственных впечатлений по­знание? Такие знания называются априорными; их отличают от эмпири­ческих знаний, которые имеют апостериорный источник, а именно в опыте.

Однако термин a priori еще недостаточно определенен, чтобы надле­жащим образом обозначить весь смысл поставленного вопроса. В самом деле, обычно относительно некоторых знаний, выведенных из эмпири­ческих источников, говорят, что мы способны или причастны к ним а priori потому, что мы выводим их не непосредственно из опыта, а из общего правила, которое, однако, само заимствовано нами из опыта. Так о человеке, который подрыл фундамент своего дома, говорят: он мог a priori знать, что дом обвалится, иными словами, ему незачем было ждать опыта, т.е. когда дом действительно обвалится... О том, что тела имеют тяжесть и потому падают, когда лишены опоры, он все же должен был раньше узнать из опыта.

Поэтому в дальнейшем исследовании мы будем называть априорны­ми знания, безусловно независимые от всякого опыта... Им противоположны эмпирические знания, или знания, возможные только a posteriori, т.е. посредством опыта. В свою очередь из априорных знаний чистыми называются те знания, к которым совершенно не примешивается нечто эмпирическое. Так, например, положение: всякое изменение имеет свою причину есть положение априорное, но не чистое, так как понятие изменения может быть получено только из опыта.

II. Мы обладаем некоторыми априорными знаниями, и даже обыденный рассудок никогда не обходится без них.

Речь идет о признаке, по которому мы можем с уверенностью отличить чистое знание от эмпирического. Хотя мы из опыта и узнаем, что объект обладает теми или иными свойствами, но мы не узнаем при этом, что он не может быть иным. Поэтому, во-первых, если имеется положение, которое мыслится вместе с его необходимостью, то это априорное суждение; если к тому же это положение выведено исключительно из та­ких, которые сами в свою очередь необходимы, то оно безусловно апри­орное положение. Во-вторых, опыт никогда не дает своим суждениям истинной или строгой всеобщности, он сообщает им только условную и сравнительную всеобщность (посредством индукции), так что это долж­но, собственно, означать следующее: насколько нам до сих пор известно, исключений из того или иного правила не встречается... Итак, необходи­мость и строгая всеобщность суть верные признаки априорного знания и неразрывно связаны друг с другом. Однако, пользуясь этими признака­ми, подчас бывает легче обнаружить случайность суждения, чем эмпири­ческую ограниченность его, а иногда, наоборот, более ясной бывает не­ограниченная всеобщность, приписываемая нами суждению, чем необходимость его; поэтому полезно применять отдельно друг от друга эти критерии, из которых каждый безошибочен сам по себе.

Не трудно доказать, что человеческое знание действительно содержит такие необходимые и в строжайшем смысле всеобщие, стало быть, чис­тые априорные суждения. Если угодно найти пример из области наук, то стоит лишь указать на все положения математики; если угодно найти пример из применения самого обыденного рассудка, то этим может слу­жить утверждение, что всякое изменение должно иметь причину... Одна­ко не только в суждениях, но даже и в понятиях обнаруживается априор­ное происхождение некоторых из них. Отбрасывайте постепенно от вашего эмпирического понятия тела все, что есть в нем эмпирического: цвет, твердость или мягкость, вес, непроницаемость; тогда все же оста­нется пространство, которое тело (теперь уже совершенно исчезнувшее) занимало и которое вы не можете отбросить. Точно так же если вы отбросите от вашего эмпирического понятия какого угодно телесного или нетелесного объекта все свойства, известные вам из опыта, то все же вы не можете отнять у него то свойство, благодаря которому вы мыслите его как субстанцию или как нечто присоединенное к субстанции (хотя это понятие обладает большей определенностью, чем понятие объекта вооб­ще). Поэтому вы должны под давлением необходимости, с которой вам навязывается это понятие, признать, что оно a priori пребывает в нашей познавательной способности. <...>

⇐ Предыдущая12

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: