 |
Преступления гитлеровцев в отношении мирного населения 653
|
|
|
|
———————————————————J ———————,——————————————————————-—————————————_—
(2) Профессор Кол л, или К е л ь, обычно носил военную
форму старшего лейтенанта медицинской службы германской армии. Я думаю, что он был психиатром и специалистом по глазным болезням. Жил он близ Сопперт Рейс Коре и Казино, как называлось побережье близ Данцига. Он был антинацистом и проявлял большие симпатии по отношению к Британии.
(3) Профессор Тауэр прекрасно говорил по-английски. Предполагаю, что он был специалистом-психиатром.
(4) Доктор Вольман был удивительно похож на Гитлера.
•Он приехал, кажется, из Судетов и работал в отделе, занимавшемся производством опытов в качестве ассистента Шпаннера.
(5) Капитан войск СС Ц и г л е р. Я крайне редко видел этого человека.
(6) Фрау Хорн работала секретарем у профессора Шпаннера. Немка по национальности, лет 30; темнокоричневые волосы подстрижены под мужскую прическу, при работе в конторе одевала очки; была постоянна бледна, худа, с быстрой гортанной речью. Замужем, муж, очевидно, служил в германской армии. Я никогда не видел ее в форменной одежде; она никогда не носила каких-либо значков.
(7) Фон Барген был служащим германского Красного Креста. Он жил недалеко от института вместе со своей женой. Рассказывал, что постоянное его местожительство в Киле, где живет его мать и где он со Шпаннером работал в анатомическом институте.
(8) Зигмунд Мазур говорил, что он был членом подпольного движения в Польше, и в доказательство этого показывал нам какое-то письмо. Он постоянно оказывал содействие британским военнопленным и обещал помочь нам в устройстве побега; однако нас перевели в другое место до того, как этот план мог быть приведен в исполнение. Он обычно сообщал нам вести, переданные по британскому радио. Фон Барген неоднократно угрожал ему арестом за слишком дружеское обращение с нами.
|
|
|
(9) Поляк, фамилию которого я не могу припомнить. Имя Цезарь. Он был судостроителем и некоторое время до войны прожил в Англии. Хорошо говорил по-английски и был весьма образован. С британскими военнопленными обращался по-дружески. Его заставляли работать в институте помимо его воли. Он должен был чертить цветные диаграммы для студентов. Жил он где-то между Данцигом и Готтенхафеном. Его фамилию можно найти почти на всех чертежах и диаграммах, которые употреблялись в институте.
(10) Мильхс—каменщик, подданный г. Данцига, лет 40, проживал в районе Лангфюр, близ Данцига; чисто выбрит, яркий цвет лица. Я видел его всего один раз и потому ничего больше не могу прибавить к его описанию.
9. Ниже я привожу наиболее точное описание, какое я могу воспроизвести в памяти, тех часовых, которые несли нашу охрану.
(1) Адольф Хоманн, рядовой полевого охранного батальона, в 1943 году получил чин ефрейтора; до этого жил в районе Ганновера;
имел косой глаз и получил кличку «Вонки». Я прочел описание, данное Адольфу Хоманну сержантом Нейлем, и ничего не имею прибавить к нему.
654 ВОЕННЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
(2) Унтер-офицер Вилли Висбах. Насколькэ я знаю, он приезжал из Ганновера. У него были" не в порядке ноги. В общем он довольно хорошо относился к британским военнопленным и каждую субботу обычно покупал для нас продукты на черной бирже. Он также имел-обыкновение разрешать британским военнопленным слушать новости и» Англии. Больше я ничего не могу прибавить к описанию, данному сержантом Нейлем.
10. В 1943 году, кажется, в мае мне пришлось руководить небольшой группой британских военнопленных, которые закладывали фундамент здания, связанного с анатомическим институтом. По подстрекательству рядового Хоманна, десятник гражданской службы дал нам на день задание, которое явно превышало наши силы. Я заявил, что мы не в состоянии выполнить подобного задания, и потребовал, чтобы мне дали возможность переговорить с унтер-офицером Висбахом. Хоманн приказал нам ждать в небольшой хижине, пока за нами не пришлют. Когда появился Хоманн, он начал меня страшно бранить, потом зарядил свою винтовку, взвел курок и стал целиться в меня на расстоянии 4—5 футов. Висбах вмешался, и я уверен, что если бы он этого не сделал, Хоманн:
|
|
|
пристрелил бы меня.
Я был также свидетелем того, как Хоманн напал на двух британских военнопленных несколько позднее в том же году. Шесть или семь. британских военнопленных чистили картофель, когда пришел Хоманн и приказал нам отправляться на перекличку. Так как оставалось всего несколько неочищенных картофелин, мы попросили разрешения окончить. эту работу. Хоманн не обратил внимания на наши слова, схватил свой, штык и сбил с ног двух британских военнопленных. Он их, правда, не' ранил, но от толчка они оба свалились на землю.
11. Мне с одним из военнопленных пришлось одно время заниматься перетаскиванием отчетов о работе института в погреб Высшего технического института в Данциге. Это было в июне или июле 1944 года.
Показано под присягой вышеупомянутым Вильямом Андерсоном-Нили в Спринг Гардене, 6, город Вестминстер, 7 января 1946 г. в моем;
присутствии.
Подпись: С. М. Масон, капитан юстиции.
Военный отдел ведомства генерального прокурора. Лондон.
ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ МЕЖДУНАРОДНОГО ТРИБУНАЛА ОТ 30 НОЯБРЯ 1945 г.
Допрос свидетеля Лахузена Эрвина
Зимен\: Господа судьи, я хочу вызвать первого свидетеля обвинения Соединенных Штатов — генерал-майора Эрвина Лахузена. Разрешите вызвать Эрвина Лахузена, чтобы он мог давать показания перед Трибуналом.
' Полковник Эймен — начальник следственного отдела управления главного' обвинителя от США на Нюрнбергском процессе, провел на заседаниях Международного Военного Трибунала в качестве представителя американского обвинения допросьь ряда свидетелей.— Составители.
ПРЕСТУПЛЕНИЯ ГИТЛЕРОВЦЕВ В ОТНОШЕНИИ МИРНОГО НАСЕЛЕНИЯ 655
Председатель: Как ваше имя? Лахузен: Эрвин Лахузен.
|
|
|
Председатель: Повторяйте за мной слова присяги. Клянусь богом, всемогущим и всеведущим, что я буду говорить чистую правду, ничего не утаю и ничего не прибавлю.
(Свидетель повторяет слова присяги.)
Полковник Эймен: Где вы родились?
Лахузен: Я родился в Вене.
Полковник Эймен: Когда?
Лахузен: 25 октября 1897 г.
Полковник Эймен: Чем вы занимались с тех пор?
Лахузен: Я был профессиональным солдатом.
Полковник Эймен: Где вы учились?
Лахузен: Я учился в Австрии, в военной академии, в Терезианской военной академии в Винер-Нейштадте.
Полковник Эймен: Офицерское звание вам было присвоено тотчас же по выходе из училища?
Лахузен: В 1915 году я получил чин лейтенанта в пехоте.
Полковник Эймен: Были ли вы в армии во время первой мировой войны?
Лахузен: Да, в качестве лейтенанта и старшего лейтенанта в пехоте.
Полковник Эймен: Получали ли вы повышение с того времени и продвижение в чинах?
Лахузен: Да. Я получал нормальное продвижение согласно существовавших тогда в Австрии правил.
Полковник Эймен: В 1930 году в каком чине вы были?
Лахузен: В 1930 году я был капитаном.
Полковник Эймен: Начиная с 1930 года вы получали какое-нибудь другое специальное образование?
Лахузен: В 1930 году я попал в Австрийскую военную школу, которая соответствовала военной академии в Германии, т. е. получил образование офицера генерального штаба.
Полковник Эймен: Сколько времени продолжался этот период военного образования?
Лахузен: Это обучение длилось три года.
Полковник Эймен: В 1933 году в какой части вы служили?
Лахузен: В 1933 году я служил во 2-й австрийской дивизии, это была венская дивизия.
Полковник Эймен: Какого рода работу вы выполняли там?
Лахузен: Я был назначен офицером разведки. Меня подготавливали к этой службе еще во время обучения, и я был предназначен для нее.
Полковник Эймен: Вы затем получили повышение?
Лахузен: Далее я также получал нормальное продвижение, установленное в рамках австрийской армии. И примерно в 1933 году я стал майором, а затем в 1935 году или в начале 1936 года был переведен в генеральный штаб, а в июне или, во всяком случае, летом 1936 года я стал подполковником австрийского генерального штаба.
|
|
|
Полковник Эймен: Скажите, в это время вы служили в отделе разведки, в это или примерно в это время?
Вернуться
ВОЕННЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Лахузен: Я попал в австрийскую службу информации. Это фактически соответствует понятию «абвер» в германских вооруженных силах. Я должен добавить, что этот «отдел информации» был организован в Австрии только в это время, т. е. в 1935 году; ранее такого учреждения не существовало. Поэтому, поскольку имелось в виду вновь создать в пределах австрийской армии службу военной информации, прекратившую свое существование после краха австро-венгерской монархии в 1918 году, мне было предложено пройти соответствующее обучение и начать организовывать зарождавшийся в то время «отдел информации».
Полковник Эймен: После того, как вы начали работать в отделе разведки, чем вы, собственно, занимались главным образом?
Лахузен: Моим непосредственным начальником в то время был полковник генерального штаба Беме. Начальником отдела, которому я подчинялся, начальником отдела информации, т. е. человеком, от которого я получал указания и приказы, был в конечном счете начальник австрийского генерального штаба.
Полковник Эймен:...Скажите, пожалуйста. Трибуналу, в чем заключалась ваша основная деятельность после того, как вы были.направлены на работу в разведку? В какой информации вы были заинтересованы и какую информацию вы старались получить?
Лахузен: Если я правильно вас понял, я работал в австрийской службе информации...
Полковник Эймен: После аншлюсса — какое положение вы заняли?
Лахузен: После аншлюсса я автоматически был передан в верховное командование германских вооруженных сил и имел те же функции в германском «абвер», начальником которого был тогда Канарис.
Полковник Эймен: Какое положение занимал адмирал Канарис?
Лахузен: Канарис был тогда начальником германской заграничной разведки.
Полковник Эймен: Коротко объясните, чем занимались те основные отделы разведки, которыми руководил адмирал Канарис?
Лахузен: Когда я попал в отдел «аусланд-абвер», это было в 1938 году после аншлюсса, там существовало "три отдела контрразведки, объединенные в организационном отношении с отделом разведки в управлении разведки и контрразведки. Во всяком случае, я пережил это объединение. Как обстояло дело до меня, я точно сказать не могу.
Полковник Эймен: Каковы были ваши обязанности?
Лахузен: Прежде всего я автоматически был переведен в отдел контрразведки 1. Это—тот отдел, задачей которого было получение информации, или, как это еще иначе называлось, тайная информационная служба. Я работал тогда под руководством тогдашнего начальника отдела полковника генерального штаба Пикенброка, которого я, как н Канариса, знал еще по работе в Австрии.
|
|
|
Полковник Эймен: Адмирал Канарис был вашим непосредственным начальником?
Лахузен: Адмирал Канарис был мой непосредственный начальник.
Полковник Эймен: Время от времени вы действовали как его личный представитель?
Лахузен: Да, во всех тех случаях, когда его непосредственный заместитель (это был полковник Пикенброк) отсутствовал, или в тех слу-
ПРЕСТУПЛЕНИЯ ГИТЛЕРОВЦЕВ В ОТНОШЕНИИ МИРНОГО НАСЕЛЕНИЯ 657
чаях, когда Канарис по какой-либо причине считал необходимым послать меня в качестве своего заместителя.
Полковник Эймен: И в этой должности личного представителя Ка-нариса имели ли вы какой-нибудь контакт с подсудимым Кейтелем?
Лахузен: Да.
Полковник Эймен: Имели ли вы также непосредственный контакт с Иодлем?
Лахузен: В значительно меньшей степени. Но все-таки имел.
Полковник Эймен: Скажите, вы иногда посещали совещания, на которых присутствовал Гитлер?
Лахузен: Да. Я участвовал на нескольких (очень немногих) заседаниях или совещаниях, на которых присутствовал и председательствовал Гитлер.
...Полковник Эймен: Помните ли вы о совещаниях, которые посещали с Канарисом непосредственно перед падением Варшавы, совещания в главном штабе фюрера?
Лахузен: Я присутствовал вместе с Канарисом на совещании, которое состоялось не в главной ставке фюрера, а в поезде фюрера, незадолго до падения Варшавы.
Полковник Эймен: Поскольку вы вспомнили записи в дневнике Ка-нариса, можете ли вы сообщить теперь Трибуналу дату этого совещания?
Лахузен: Насколько я могу судить по своим записям и документам, находящимся в моем распоряжении, это было в сентябре 1939 года, двенадцатого числа.
Полковник Эймен: Скажите, совещания в поезде фюрера происходили все в один и тот же день?
Лахузен: Эти совещания состоялись в один день, т. е. 12 сентября 1939 г.
Полковник Эймен: Скажите, было больше, чем одно совещание, в этот день? Может быть было несколько совещаний?
Лахузен: Я не могу назвать их заседаниями. Это были обсуждения, разговоры более или менее короткие.
Полковник Эймен: Кто присутствовал на этих совещаниях?
Лахузен: Присутствовали, независимо от времени и места, министр иностранных дел фон Риббентроп, начальник ОКВ Кейтель, Иодль, начальник оперативного штаба, Канарис и я.
Полковник Эймен: Вы видите Риббентропа здесь в зале суда?
Лахузен: Да.
Полковник Эймен: Покажите, для протокола, где он сидит?
Лахузен: Там, в первом ряду, третий слева.
Полковник Эймен: Вы видите Кейтеля здесь в зале суда?
Лахузен: Да, он сидит рядом с Риббентропом.
Полковник Эймен: Видите ли вы здесь также Иодля?
Лахузен: Да, он во втором ряду сидит рядом с г-ном фон Папеном.
Полковник Эймен: Теперь постарайтесь наилучшим образом объяснить возможно подробнее и точнее, что было сказано и что произошло на этом совещании в вагоне фюрера?
Лахузен: Сначала Канарис имел короткое совещание с Риббентропом, в котором Риббентроп обрисовал политические цели в общем касательно района Польши и притом в связи с украинским вопросом. Этот украинский вопрос разъяснил начальник ОКВ в последовавшем
42 Нюрнбергский процесс, т. I
658 ВОЕННЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
разговоре, имевшем место в его вагоне. Это записано в протоколе, который я вел тут же по распоряжению Канариса.
Находясь все еще в вагоне начальника ОКВ, Канарис указал на серьезные сомнения в отношении известного ему намерения бомбардировать Варшаву, и при этом Канарис указал на те неблагоприятные внешнеполитические результаты, которые может вызвать такая бомбардировка Варшавы. Тогдашний начальник ОКВ Кейтель ответил на это, что это мероприятие было непосредственно согласовано между фюрером и Герингом и что он, Кейтель, не имел никакого влияния на решение этого вопроса. И он сказал далее — это я сейчас вспоминаю по своим записям: «Фюрер и Геринг часто звонят друг другу. Иногда и я также кое-что узнавал о том, что говорилось, но не всегда».
Далее Канарис предостерегал самым настойчивым образом от тех мер, которые стали ему, Канарису, известны, в частности, от предстоящих расстрелов и мер по истреблению, которые должны были быть направлены против польской интеллигенции, дворян и духовенства, как и вообще тех элементов, которых рассматривали как носителей национального сопротивления.
Канарис, примерно, сказал тогда следующее: «За эти меры, которые происходят у них перед глазами, вооруженные силы будут когда-нибудь отвечать перед миром». Начальник ОКВ ответил на это (я передаю это сейчас также на основании тех записей, которые я тогда сделал и несколько дней тому назад просмотрел), что все эти вопросы уже решены фюрером и что фюрер, главнокомандующий армией, сообщил, что если вооруженные силы Германии не захотят провести в жизнь эти мероприятия или будут не согласны с ними, то они вынуждены будут сносить то, что наряду с ними будут действовать СС, полиция безопасности и т. д., которые выполнят эти меры. Поэтому при каждом военном командующем будет назначаться гражданское лицо.
Это, в общих чертах, является содержанием совещания относительно намечавшихся мероприятий по расстрелу людей и уничтожению в Польше.
Полковник Эймен: Было ли что-нибудь сказано относительно так называемой «политической чистки»?
Лахузен: Да, тогдашний шеф ОКВ в этой связи употребил еще одно выражение, которое во всяком случае исходит от Гитлера, определившего все эти мероприятия как «политическую чистку». Это выражение очень ясно врезалось мне в память даже без моих записей.
Полковник Эймен: Для того чтобы протокол был точен, перечислите, какие меры, по словам Кейтеля, были в это время уже намечены.
Лахузен: Тогда, после.соответствующего доклада начальника ОКВ, все согласились, что необходимо провести бомбардировку Варшавы, а также истребление уже упомянутых мною категорий или групп населения Польши.
Полковник Эймен: Какие это были категории?
Лахузен: Это, прежде всего, были польская интеллигенция, дворянство, духовенство и, конечно, евреи.
Полковник Эймен: Говорилось ли что-нибудь, и если говорилось, то что именно, о сотрудничестве с украинской группой?
Лахузен: Канарис получил приказ от тогдашнего начальника ОКВ, который представил его как директиву, явно полученную им от Риб-
ПРЕСТУПЛЕНИЯ ГИТЛЕРОВЦЕВ В ОТНОШЕНИИ МИРНОГО НАСЕЛЕНИЯ 659
бентропа, так как эти директивы были зачитаны в тесной связи с политическими намерениями имперского министерства иностранных дел. Ка-нарису было поручено вызвать в Галицийской Украине повстанческое движение, целью которого являлось бы истребление евреев и поляков.
Полковник. Эймен: Когда вошли на это совещание Гитлер и Иодль? В какое время?
Лахуэен: Гитлер и начальник оперативного штаба Иодль вошли либо после того, как было обсуждено то, что я сейчас передал, или когда обсуждение этой темы подходило к концу и Канарис уже начал свой доклад о положении на Западе, то есть о полученных сведениях о поведении французов, т. е. французской армии, на западном вале.
Полковник Эймен: Какие вопросы затем стали обсуждаться после их прихода?
Лахузен: После этих бесед в личном вагоне начальника ОКВ Канарис покинул вагон и имел еще короткое собеседование с фон Риббентропом, который, еще раз вернувшись к теме Украины, сказал еще раз, что необходимо организовать восстание или повстанческое движение таким образом, чтобы все дворы поляков были охвачены пламенем и чтобы все евреи были убиты.
Полковник Эймен: Кто сказал это?
Лахузен: Это сказал министр иностранных дел Риббентроп Кана-рису. Я стоял рядом.
• Полковник Эймен: Вы не сомневаетесь хотя бы в какой-либо степени, что все было сказано именно так?
Лахузен: Нет, у меня нет ни малейшего сомнения в этом. Особенно хорошо я помню фразу: «Должны быть охвачены пламенем все польские дворы». Это было новым в известной степени. Ранее употреблялось только выражение «ликвидация» и «убийства».
Полковник Эймен: Есть ли в дневнике Канариса какие-либо записи, которые могут помочь вам восстановить в памяти это обстоятельство?
Лахузен: Нет.
Полковник Эймен: Говорилось ли что-нибудь по поводу Франции и, если говорилось, то что именно?
Лахузен: Да, на тему о Франции в вагоне начальника ОКВ говорилось, и, в частности, Канарис обрисовал положение на Западе. Согласно той информации, полученной из абвера, которая находилась в его распоряжении, Канарис обрисовал положение таким образом, что, по его мнению, в районе Саарбрюкена французами методически подготовлялось крупное наступление. В это собеседование вмешался Гитлер, который пришел в это время; он тотчас же принял живейшее участие в обсуждении этой темы, энергично возразив против заявлений Канариса, выставив аргументы, которые я сегодня, оглядываясь назад, могу признать правильными в деловом отношении.
Полковник Эймен: Вспомните, в течение этого совещания Риббентроп сказал что-нибудь относительно евреев?
Лахузен: Во время собеседования, которое происходило в вагоне начальника ОКВ, Риббентроп не присутствовал.
Полковник Эймен: Вспоминаете ли вы, что в течение совещания^ в любой его отрезок, Риббентроп говорил, что-нибудь относительно евреев?
42*
660 ВОЕННЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Лахузен: Я повторяю еще раз — в том совещании, которое имело место в вагоне начальника ОКВ,—нет.
Полковник Эймен: Для того чтобы было удобнее вести протокол, я хочу знать, когда вы говорите: «глава ОКВ», имеете ли вы в виду Кейтеля?
Лахузен: Да.
Полковник Эймен: Скажите, пожалуйста, контрразведка когда-нибудь получала распоряжение об оказании какой-либо помощи ОКВ в проведении польской кампании?
Лахузен: Да.
Полковник Эймен: Скажите, это мероприятие как-нибудь специально называлось?
Лахузен: Так, как это записано в дневнике моего отдела, эти мероприятия, которые непосредственно предшествовали польской кампании, получили название «Гиммлер».
Полковник Эймен: Объясните Трибуналу характер помощи, которую должна была оказать ваша организация?
Лахузен: То дело, по которому я сейчас даю свидетельские показания, является одним из наиболее таинственных дел, которое когда-либо имело место в отделе разведки и контрразведки. Через некоторое время — я думаю, что это было в середине августа, в дневнике можно прочесть точную дату—как отдел контрразведки № 1, так и мой отдел, т. е. отдел контрразведки № 2, получили распоряжение доставить польские мундиры и снаряжение, а также удостоверения личности и т. п. для мероприятия «Гиммлера».
Как далее следует из записей дневника отдела, который вел не я, а мой адъютант, распоряжение Канарис получил из оперативного штаба вооруженных сил, или из отдела обороны страны. Кажется, при этом упоминалось имя генерала Варлимонта.
Полковник Эймен: Знаете ли вы, откуда поступил этот запрос?
Лахузен: Я не могу сказать, откуда поступил этот запрос. Я могу только сказать, как это было получено нами в виде приказа. Мы, начальники соответствующих отделов, призадумались тогда над этим приказом, хотя и не знали, о чем в конце концов идет речь. Имя Гиммлера говорило само за себя. В записях дневника это было выражено тем, что я поставил вопрос, каким образом г-н Гиммлер должен получить от нас эти польские мундиры.
Полковник Эймен: Кому должно было быть, собственно, послано это снаряжение отделом разведки?
Лахузен: Это снаряжение должно было быть подготовлено и в какой-то определенный день передано представителю СС или СД, имя его упомянуто в официальном военном дневнике отдела.
'Полковник Эймен: В какое время ваша организация была осведомлена о том, каким образом будет использована эта военная форма?
Лахузен: Истинной цели, которую мы в деталях даже до сего дня не знаем, мы тогда не знали. Однако мы уже тогда имели очень обоснованное подозрение, что дело это нечистое. За это говорило уже само название мероприятия.
Полковник Эймен: Вы впоследствии выясняли у Канариса, что же СЛУЧИЛОСЬ в действительности?
ПРЕСТУПЛЕНИЯ ГИТЛЕРОВЦЕВ В ОТНОШЕНИИ МИРНОГО НАСЕЛЕНИЯ 661
Лахузен: Ход дела был следующий. Как только появилось первое военное коммюнике, в котором говорилось о нападении поляков, или польских частей на немецкую территорию, Пикенброк, который держал это коммюнике в руке, зачитав его, сказал: «Теперь мы, наконец, знаем для чего нужны были эти мундиры». И в тот же день или может быть несколькими днями позже — я этого не могу сказать точно — Канарис поставил нас в известность о том, что эти мундиры были выданы людям из концентрационных лагерей, которые должны предпринять военные действия против радиостанции Глейвитц. Хотя мы очень интересовались тем, в особенности генерал Остер, как протекали детали всех этих действий, т. е. где это происходило, что там вообще имело место,— примерно мы себе это могли представить,— однако точных данных мы не имели, и я до сегодняшнего дня не могу сказать, что там действительно произошло.
Полковник Эймен: Выясняли вы когда-нибудь, что случилось с этими людьми из концентрационных лагерей, которые были одеты в польскую форму и которые провели в жизнь это мероприятие?
Лахузен: Как ни странно, но я все время интересовался этим вопросом; даже после капитуляции, будучи в лазарете, я вел беседу с гауптштурмфюрером СС, который тоже лежал там, и спросил у него о подробностях, как все это произошло. Этот человек — имя его было Биркель — сказал мне: «Странно, что даже мы в наших кругах обо всем этом узнали значительно позже, да и то только намеками. Насколько я знаю, т. е. насколько это знал Биркель, все члены СД, которые участвовали в этом предприятии, были впоследствии убраны, т. е. убиты». Это все, что я.слышал об этом деле...
...Полковник Эймен: В 1941 году вы присутствовали на совещании, на котором был также генерал Рейнеке?
Лахузен: Да.
Полковник Эймен: Кто был генерал Рейнеке?
Лахузен: Генерал Рейнеке был тогда начальником общего управления, т. ё. управления в ОКВ.
Полковник Эймен: Помните ли вы хоть приблизительно дату этого совещания?
Лахузен: Это было, примерно, летом 1941 года, вскоре после начала кампании в России, возможно, в июле.
Полковник Эймен: Можете ли вы наиболее точно и определенно сообщить нам, кто присутствовал на этом совещании?
Лахузен: На этом совещании, которое также запечатлено в записях, сделанных мною для Канариса, и на котором я присутствовал в качестве заместителя Канариса, председательствовал генерал Рейнеке, затем присутствовали обергруппенфюрер Мюллер из РСХА, кроме того, полковник Брейер, который представлял отдел военнопленных, и затем я, присутствовавший в качестве представителя Канариса, т. е. отдела-разведки.
Полковник Эймен: Объясните Трибуналу, кто такой Мюллер и почему он присутствовал на этом совещании?
Лахузен: Мюллер был начальником управления в главном имперском управлении безопасности и принял участие в этом заседании, так как он отвечал за проведение мероприятий, касавшихся русских военнопленных, а именно за проведение экзекуций.
662 ВОЕННЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Полковник. Эймен: Объясните также, кто такой полковник Брейер и почему он присутствовал на этом совещании?
Лахузен: Полковник Брейер также ведал вопросами о военнопленных. Я точно не знаю, в каком именно отделе он в то время работал. Но во всяком случае он имел какое-то отношение к вопросам о военнопленных в системе главного командования вооруженных сил.
Полковник Эймен: Каковы были цели этого совещания?
Лахузен: Это совещание имело своей задачей комментировать полученные до этого времени приказы об обращении с русскими военнопленными, разъяснить их и, сверх того, обосновать.
Полковник Эймен: Устанавливалось ли из обсуждения на этом совещании, в чем суть этих инструкций и указаний?
Лахузен: Содержание сводилось в основном к следующему. Предусматривались две группы мероприятий, которые должны были быть осуществлены. Во-первых, умерщвление русских комиссаров и, во-вторых, умерщвление всех тех элементов среди русских военнопленных, которые должны были быть выявлены СД, т. е. большевиков или активных носителей большевистского мировоззрения.
Полковник Эймен: Узнали ли вы также из этого разговора, каковы были основы, вызвавшие появление такого рода приказа?
Лахузен: Основа появления таких приказов была в основных чертах обрисована генералом Рейнеке. Война между Германией и Россией, мол, не война между двумя государствами или двумя армиями. Это война двух мировоззрений — мировоззрения национал-социалистского и большевистского. Красноармеец не рассматривается как солдат в обычном смысле слова, как это понимается в отношении наших западных противников. Этот красноармеец должен рассматриваться как идеологический враг, т. е. как смертельный враг национал-социализма, и поэтому должен подвергаться соответствующему обращению.
Полковник Эймен: Скажите, пожалуйста, Канарис сообщил вам, почему он выбрал именно вас, чтобы послать на это совещание?
Лахузен: Канарис послал меня на это совещание по двум, даже по трем причинам, хотя сам был в Берлине. Во-первых, он хотел избежать личной встречи с Рейнеке, который рассматривался им как один из самых ярых национал-социалистских генералов и который был ему весьма антипатичен. Во-вторых, приказав мне поехать на это совещание, он дал мне следующую директиву: попробовать рядом фактических аргументов или провалить этот не только жестокий, но и совершенно бессмысленный приказ, или во всяком случае добиться наивозможного ограничения действия этого приказа. Он назначил меня еще и по тактическим соображениям, потому что он как начальник управления в том положении, в каком он находился, конечно, не мог делать таких смелых высказываний, которые мог сделать я, благодаря моему подчиненному положению. И, в-третьих, он точно знал мои настроения по этому вопросу, т. е. те убеждения, которые я неоднократно практически на деле подчеркивал там, где это было можно, в моих поездках на фронт, где я бывал очевидцем истязаний военнопленных. Все это недвусмысленно изложено в моих записях.
Полковник Эймен: Скажите, Канарис и другие члены вашей группы имели какие-нибудь прозвища для Рейнеке?
ПРЕСТУПЛЕНИЯ ГИТЛЕРОВЦЕВ В ОТНОШЕНИИ МИРНОГО НАСЕЛЕНИЯ 663
Лахузен: Не только наша группа, но и другие называли его «маленьким Кейтелем» или «вторым Кейтелем».
Полковник Эймен: Скажите, пожалуйста, до того, как вы пошли на это совещание, Канарис давал какие-нибудь пояснения к своим приказам?
Лахузен: Уже при издании этих приказов Канарис в наших кругах (когда я говорю «наши круги», я в первую очередь подразумеваю начальников отделов) резко отрицательно отнесся к ним и заявил протест, который был сделан через отдел разведки, т. е. Бюркнера. Я не могу точно сказать сейчас, было ли это устно доложено Кейтелю или письменно. Возможно, были использованы оба способа. Бюркнер это должен точно знать.
Полковник Эймен: Когда вы говорите «протестовали через Бюркнера»,—что вы имеете в виду?
Лахузен: Этот протест, или эти контраргументы, по вопросу обращения с русскими военнопленными были переданы Канарисом через отдел разведки, через Бюркнера. В отделе разведки имелся сектор, занимающийся вопросами международного права. Этот сектор возглавлялся графом Мольтке, который так же, как и другие, принадлежал к узкому кругу Остера и был казнен после 20 июля.
Полковник Эймен: Объясните теперь, пожалуйста, Трибуналу, что произошло и что было сказано на этом совещании?
Лахузен: Совещание открыл генерал Рейнеке и в качестве введения прокомментировал приказы в таком духе, как я уже говорил до перерыва. Он заявил, что необходимо принять эти меры, и особенно необходимым он считал добиться того, чтобы и армия и, в особенности, офицерский состав уяснили себе это, а они поныне пребывают мысленно где-то в ледниковом периоде, а не в национал-социалистской действительности.
Полковник Эймен: Что вы сказали на этом совещании, какую точку зрения вы высказывали?
Лахузен: Я представлял точку зрения отдела разведки за границей, т. е. Канариса. Я указал, главным образом, на крайне неблагоприятное влияние этих мероприятий на армию и именно на фронте, где никогда бы не поняли смысла такого приказа. Во всяком случае простой солдат не понял бы этого приказа. Кроме того, у нас имелись сообщения о том, что эти экзекуции проводились прямо на глазах у солдат.
Полковник Эймен: И, чтобы нам совершенно было ясно, еще раз повторите, что вы сказали о том впечатлении, которое произведет на немецких солдат выполнение этого приказа?
Лахузен: Я сказал, что, как нам стало известно по различным сообщениям с фронта, выполнение подобных приказов оказывает неблагоприятное, разлагающее влияние на настроение и дух наших войск и даже на дисциплину армии.
Полковник Эймен: Были ли какие-либо обсуждения международного права на этой конференции?
Лахузен: Нет. В этой связи о международном праве не говорилось. Говорилось лишь о том, что изоляция военнопленных проводится совершенно произвольно, не говоря уже об этом основном приказе.
Полковник Эймен: Мы перейдем к этому через минуту. Ваша точка зрения была принята на этом совещании?
664 ВОЕННЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Лахузен: Моя точка зрения, которая являлась точкой зрения управления контрразведки, была в самой резкой форме подвергнута критике со стороны Мюллера, который, отвергая эту точку зрения, выступил с обычными формулировками против моих аргументов и сделал только тот вывод, что отныне все эти экзекуции, принимая во внимание необходимость поддерживать дух войск, должны производиться в стороне от воинских частей. Кроме того, он высказался по вопросу отбора (изоляции) военнопленных, который до сих пор являлся совершенно произвольным и всецело зависел от воли отдельных командиров на фронте и проводился по их усмотрению.
Полковник Эймен: А потом, после этого совещания, был ли издан приказ об этих убийствах, которые должны были производиться в стороне от немецких войск?
Лахузен: Кроме того, что я сейчас говорил о высказываниях Мюллера, я ничего больше не слышал об этом в то время. Только сейчас в приказе, который мне был представлен, я увидел результаты того совещания и подтверждение того обещания, которое мне было дано.
Полковник Эймен: Скажите, говорилось ли на этом совещании что-нибудь о том, каким путем должны приводиться в исполнение приказы об этих убийствах?
Лахузен: Да, на этом совещании вообще обсуждался комплекс этих вопросов, а также и пути выполнения этих приказов. Насколько я помню, это должно было быть поручено эйнзатцкомандам СД, которые должны были проводить и отбор необходимых людей в лагерях и сборных пунктах для военнопленных; они также должны были проводить эту экзекуцию. Далее Рейнеке обсуждал мероприятия, связанные с обращением с русскими военнопленными в лагерях. Рейнеке высказался в очень резкой форме против моих аргументов и энергично поддержал аргументацию Мюллера.
Полковник Эймен: Теперь объясните, пожалуйста, Трибуналу из того, что вы узнали на этом совещании, каким образом производился отбор этих военнопленных и как устанавливалось, кого из них убивать?
Лахузен: Отбор военнопленных производили специально предназначенные для этого особые команды СД, причем по совершенно своеобразному и произвольному принципу. Некоторые руководители этих эйнзатц-команд придерживались расового принципа, т. е. практически, если какой-либо из военнопленных не имел определенных расовых признаков и безусловно был евреем или еврейским типом или если он являлся представителем какой-то низшей расы, над ним производилась экзекуция. Другие руководители этих эйнзатцкоманд производили отбор по принципу интеллекта или интеллигентности военнопленных. Другие руководители таких эйнзатцкоманд тоже имели свои принципы отбора. Обычно это бывали очень своеобразные принципы. Поэтому я посчитал необходимым спросить Мюллера: «Скажите, по каким, собственно, принципам должен происходить этот отбор, что тут принимается во внимание: размер ботинок или его рост?» Мюллер не принял во внимание это мое возражение, как и все прочие, и весьма резко высказал свое мнение. Надо сказать, что Рейнеке вместо того, чтобы согласиться с моей точкой зрения, принял те соображения, которые были высказаны Мюллером, в то время как наша точка зрения, т. е точка зрения управления контрразведки, которая должна была построить так называе-
ПРЕСТУПЛЕНИЯ ГИТЛЕРОВЦЕВ В ОТНОШЕНИИ МИРНОГО НАСЕЛЕНИЯ 665
мый «золотой мост», не была принята. Это и явилось содержанием совещания, на котором я присутствовал.
Пол
