 |
Без восприятия чувств невозможна здоровая психика
|
|
|
|
Без восприятия чувств невозможна здоровая психика
Осознанное понимание собственных чувств не только позволяет планировать свои действия таким образом, чтобы удовлетворять свои потребности в соответствии с ситуацией. Верно и следующее утверждение:
Хороший контакт со своими внутренними импульсами сам по себе улучшает психическое здоровье.
Поскольку выше шла речь о чувствах и потребностях, а не об импульсах, необходимо дать краткое определение этого термина:
Под «импульсами» понимается совокупность всех «сообщений», которые приходят из нашего внутреннего мира (нашего сердца, нашей души, нашего «я»), то есть чувств, потребностей, устремлений, надежд, мечтаний, ощущений тела, желаний и т. д.
Для собственного психологического благополучия полезно, например, осознать собственное, скрытое в глубине души желание, даже если немедленное удовлетворение этой потребности невозможно. Это утверждение полностью противоречит тому, что многие мужчины думают о человеческой (мужской) психике. Соответственно большинство мужчин реагируют на это утверждение следующим образом: «Что может быть хорошего в ощущении глубокого горя или потребности, которую невозможно удовлетворить? Это же больно! Было бы лучше вообще не чувствовать этого! »
Ответ на этот вопрос дает Карл Роджерс, основатель КЛИЕНТ‑ ЦЕНТРИРОВАННОГО ПОДХОДА В ПСИХОЛОГИИ. Более полувека назад Роджерс обнаружил, что для психического здоровья полезно, если сознание находится в состоянии согласия со своими собственными импульсами[2]. Роджерс называет это идеальное состояние «конгруэнтностью». И наоборот, термин «неконгруэнтность» означает, что истинные чувства и потребности людей недоступны для сознания, то есть оно их подавляет, избегает или отвергает.
|
|
|
Если человек длительное время находится в состоянии неконгруэнтности, это приводит к психическим заболеваниям или, по крайней мере, к серьезным психологическим проблемам: депрессии, тревожным расстройствам, зависимостям, агрессивному поведению, нежеланию жить, нехватке энергии, внутренней пустоте. Но надо учесть, что значительная неконгруэнтность не всегда автоматически приводит к явно ощутимым психологическим проблемам.
Именно у мужчин часто развиваются проблемы, с которыми трудно бороться психотерапевтическими и медицинскими методами, например агрессивное поведение, алкоголизм, трудоголизм или сексуальная зависимость. Либо они попадают в состояние, которое психотерапевт Терренс Реал очень точно описывает как «мужскую депрессию»: «функционирование» в обществе, семье, на работе с обширной внутренней пустотой, а также с потерей смысла жизни и неспособностью испытывать удовольствие от чего бы то ни было.
Г‑ н Бильман поспешил заверить во время первого интервью, что он «вполне нормальный человек»: ему 41 год, он уже 15 лет работает инженером в строительной компании, столько же состоит в браке, у него трое детей. «У меня нет психического расстройства, болезни или чего‑ то еще, – говорит он, а затем быстро добавляет: – И я не совершал никаких преступлений! »
«Не совершали даже малюсенькую ошибку и не причиняли даже совсем небольшой вред? – я пытаюсь поймать Бильмана. – Тогда я, к сожалению, ничем не могу вам помочь». Он слегка улыбается, быстро меняет тему и говорит об отсутствии парковки перед домом и о пробках в Билефельде. Мне уже становится скучно, но тут он вдруг говорит:
– Вы знаете, я пришел сюда тайком.
– Тайком? – переспрашиваю я. – От кого вы хотите скрыть, что вы здесь?
– От моей жены, – отвечает г‑ н Бильман и замолкает.
|
|
|
– То есть я что‑ то вроде тайного любовника? – спрашиваю я.
Улыбка снова появляется на его лице. Его взгляд время от времени становится хитроватым, Бильман начинает мне нравиться. Я думаю, с ним можно было бы отлично воровать яблоки.
Но он уже вернулся к своему безэмоциональному стилю повествования и пересказывает эпизоды из своей семейной жизни, каждый из которых демонстрирует сильное отчуждение:
– Моя жена часто говорит, что наша жизнь скучна. Что я скучный. Депрессивный, по ее словам!
Я рассказываю ему о своем впечатлении, что он обладает симпатичной мне хитрецой и я мог бы пойти вместе с ним воровать яблоки. Бильман внезапно становится багрово‑ красным. Очевидно, мое заявление его пугает, но он пытается сделать вид, что ничего не слышал. Я все‑ таки интересуюсь, что его так напугало. Мой собеседник мнется, пытается подобрать слова, изворачивается и, наконец, замолкает. Я говорю ему, что пойму, если он не захочет рассказать мне, что так его взволновало. В конце концов, мы ведь почти не знаем друг друга.
– Мой отец. Я подумал о своем отце, когда вы сказали про кражу яблок. Хотя это были вишни…
– Вишни? – переспрашиваю я.
Он нехотя рассказывает:
– Да, мы с младшим братом когда‑ то воровали вишни у наших соседей, и мой отец узнал и ужасно нас, меня…
– Избил? – спрашиваю я.
Бильман серьезно и медленно кивает:
– После этого я всегда старался не делать ничего плохого, поступать всегда правильно. Я всегда скрывал глупости моего младшего брата.
Теперь он ведет себя совсем иначе, смотрит на меня во время разговора, его чувства становятся более заметными.
– Значит, вы и сейчас по‑ прежнему пытаетесь делать все правильно, без ошибок?
– Да, я всегда все делаю прекрасно. Уже 15 лет в строительстве – и ни одной ошибки!
– А что насчет брака: тоже 15 лет и ни одной ошибки? – спрашиваю я. Он усмехается:
– Ладно уж! Никаких ошибок и никакой радости. С детьми все в порядке, самые старшие…
– А если бы вы решили сделать что‑ то действительно запрещенное, то что бы это могло быть? – Я перебиваю его, чтобы он снова стал говорить о себе.
Бильман потрясенно смотрит на меня и затем очень ясно и серьезно говорит:
|
|
|
– Тогда я бы сказал на работе, что якобы заболел, впервые! Детей отправил бы к бабушке и дедушке, а мы с женой поехали бы в Шварцвальд, на мою родину, может быть, в небольшой пансион…
– На Альме, где нет греха! Или все же есть, г‑ н Бильман? [3]
– Ну, хорошо‑ хорошо, – он грозит мне, улыбаясь, указательным пальцем, – но вы правы, между мной и моей женой тоже такое бывает или, скорее, не бывает…
– Да, и что же это? – я делаю невинное лицо, и мы оба смеемся. Приятное чувство совместного похода за чужими яблоками вернулось.
Таким образом, доступ к собственным импульсам имеет жизненно важное значение. Но почему этого состояния конгруэнтности так трудно достичь, особенно мужчинам? Другими словами, почему мужчинам так трудно получить доступ к своим собственным чувствам и потребностям?
|
|
|
