 |
Проще - потребности есть способ отражения реальности всем живущим, в том числе и человеком. Движимый ими он выбирает, действует и организует себя (в том числе и ощущения) и мир.
|
|
|
|
И нет потребности ни в чем, чего до того не было в мире!».
Последнее: «...нет потребности ни в чем, чего до того не было в мире!» оказалось чрезвычайно существенным для выбора задач и стратегий психотерапии.
Истинные потребности (в отличие от демонстрируемых «псевдопотребностей») всегда ~ потребности в чем-то, что есть или что было прежде, и что субъективно ощущается непременно достижимым. И нет потребностей в том, что не ощущается возможным -достижимым.
Это значило, что поведение, обнаруживающее невозможность чего-то, в конце концов, приводит к утрате потребности в этом чем-то.
МЕХАНИЗМОМ УТРАТЫ такой ПОТРЕБНОСТИ ЯВЛЯЕТСЯ ДЕПРЕССИЯ (имеющая начало, кульминацию и завершение -см. ниже).
Но и поведение, в ходе которого создаются обстоятельства, выявляющие возможность чего-то, что было субъективно невозможным, может приводить к формированию новой потребности или растормаживанию прежде утраченной. ФОРМИРОВАНИЕ, РАСТОРМАЖИВАНИЕ И ОСОЗНАНИЕ такой НОВОЙ ПОТРЕБНОСТИ тоже ОСУЩЕСТВЛЯЕТСЯ В ПРОЦЕССЕ «ТРУДНОГО СОСТОЯНИЯ» - проявляется тревогой, депрессией, страхом. Ведь биологически в самом плохом знакомом - легче, чем в самом многообещающем неведомом!
03. Изучение обстоятельств и мотивов личности привело к пониманию того, что
• главными обстоятельствами человека, как человека -нашей действительной средой - являются не природа, не предметы, но другой человек - люди; к пониманию того, что
• главнейшим из двигателей нашего переживания и поведения оказывается несознаваемое нравственное чувство. Оно - проявление потребности в своей среде - в другом человеке как залоге (сигнале) возможности нашего существования.
• Мы позже А. Д. Зурабашвили, но сами открывали, что человек не Homo sapiens - разумный, но Homo moralis -нравственный, что его специфика в этом.
|
|
|
04. Стремясь понять динамику мотивов поведения и переживания личности, мы пришли к вопросам
• о взаимодействии и соподчинении этих мотивов, о реорганизации системы соподчинения мотивов личности,
• о непреднамеренной или специальной деятельности по самостроительству - о «ВЫБОРЕ» [236].
• Эти вопросы помогли понять важнейшую созидательную роль в нашей жизни «АКТИВНОЙ ДЕПРЕССИИ» как механизма такой реорганизации и соподчинения активностей,
- в отличие депрессии пассивной - проявления и причины абортивных выборов и хронизации самой себя[237].
• Идя своим путем и понимая физиологию этих процессов, мы миновали здесь многие крайности и тупики бихевиоризма, глубинной психологии, и конфликта с ней некоторых экзистенциальных подходов, противопоставивших влечения смыслам.
05. Изучая историю страдающего человека, мы, снова и снова открывая велосипеды, начинали понимать, что
• причины любого неразрешимого для нас конфликта с собой и с миром, не в мерзости мира, а в собственной нашей нравственно-психологической незрелости (инфантилизме).
• Узнавали, что сущностью и мерилом инфантилизма как задержки или остановки в нравственно-психологическом развитии являются
- наша недостаточная включенность в свою человеческую среду,
- невключенность, сочетающаяся с отсутствием перспективных стратегий освоения своей среды (стратегий включения себя в человеческую среду в качестве ее участника).
06. Эта невключенность без перспективы включения была понята и описана мной, как комплекс различия[238].
• Именно комплекс различия («я не такой, как вы») делал безнадежным любой диалог с миром.
07. Мы научились характеризовать и измерять нравственно-психологический возраст взрослых - и не только чужой, но и, во-первых, свой[239].
|
|
|
08. Все это мы открывали, минуя психоаналитическое исследование, не кокетничая перед собой изысканностью наших ассоциаций: слой за слоем, сверху вглубь, как в археологии, а не наоборот[240]. На ходу проверяли эффективность наших открытий.
• Соответственно пониманию менялись и задачи и средства. Об этом я писал в своих статьях[241] и книжках.
3. Как менялось наше отношение к пациенту в его мире и в терапии?
01. Застав пациента в мире, где он страдает, мы вначале воспринимали его жертвой этого «злого мира».
Соответственно нашему пониманию - пытались вырвать его из ситуации, дать ему отдохнуть, старались, как маленького, защитить...
Мы совсем не понимали, что, поддерживая так эгоцентрические установки и обиды пациента, ссорим его с его миром, усугубляем его конфликт. Угодив и понравившись, оказываем медвежью услугу.
Понимание определяющей роли пациента в его жизни, его выбора своего мира и себя давалось очень трудно! Надо было расти самим. Самим отказываться от сладких сердцу, не обеспеченных ожиданий и дорогих обид на всех, кого невзначай обидели.
02. Соответственно менялось отношение к пациенту и в терапии.
От отношения, как к пассивно претерпевающему воздействие терапевта (например, в гипнозе), - к отношению, как к помощнику (уже в аутотренинге).
Далее, как к партнеру - сотруднику (на первых, собственно поведенческих, этапах «Терапии поведением»),
И, наконец, как к лицу, инициативно использующему профессионала психотерапевта как технолога (на этапах разрешения «внешних» и «внутреннего конфликтов»),
4. Отношение к миру, в котором развивается и осуществляется пациент психотерапевта, тоже закономерно менялось вместе с присвоением нашего собственного эгоцентризма.
Из отношения - как к враждебному и, безусловно, травмирующему человека миру, оно перерастало в отношение как к миру материнскому, как к необходимой среде обитания.
5. Развивалось понимание конфликта человека с его миром.
От понимания конфликта как неотвратимого рока, навязанного человеку помимо его воли, мы пришли к идее «невключенности» или недостаточной включенности его в свою человеческую среду.
К пониманию конфликта как следствия недостаточного освоения человеком своей среды - мира людей с его историей и культурой, то есть следствия нравственно-психологического инфантилизма (об этом уже говорилось).
|
|
|
6. Закономерно изменилось и отношение к возможностям терапии.
Роковая неотвратимость конфликта с миром обусловливала терапевтический пессимизм и отвлекающий, замазывающий, симптоматический характер терапии.
Понимание любого невыбранного человеком конфликта как следствия его незрелости, невключенности в свою среду, недостаточного ее освоения ориентировало психотерапевта на поддержку пациента в самостоятельном освоении им своего мира - на поддержку его в его нравственном взрослении.
Такое понимание требовало выявления и разрешения конфликта. Обусловливало теперь патогенетический характер терапии и ОБОСНОВАННЫЙ ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЙ ОПТИМИЗМ.
Новое понимание приводило к ощущению естественности, необходимости и возможности здоровья.
Такое понимание позволило разработку и использование самого широкого спектра средств. Медикаментозных, тренирующих, психотерапевтических, психокоррекционных, центрированных личностно, педагогических, психогигиенических и психопрофилактических.
И, в действительности, теперь, когда политический и идеологический барьеры сняты, много переводной литературы по профессии, доступны контакты с зарубежными специалистами, самарские психотерапевты, уже существующие внутри психотерапевтической реальности и практики, легко ориентируются в этом море нового, и ответственно это новое осваивают и осуществляют самым активным образом.
|
|
|
