Все против всех (вместо пролога).

Почти 80 лет отделяют нас от тех дней, слава которых «не смолкнет, не померкнет никогда», и всё же гражданская война в России ещё не вполне стала историей. На наших глазах происходит великая переоценка ценностей, заставляющая вновь и вновь вглядываться в не такое уж далёкое прошлое. Переоценка эта нужна, чтобы лучше понять настоящее, чтобы народу не захлебнуться кровью в будущее. Ведь достаточно включить телевизор, и жуткие реалии гражданских войн обрушиваются на нас те только из так называемого «ближнего зарубежья», но в последнее время – и с окраин самой России. Вспомните, наконец, трагический октябрь 1993 года. Тогда нам всем показали, как гражданская война (во всех своих отвратительных подробностях) может стать реальностью для каждого из нас.

Стоит ли ворошить прошлое? – спросят иные. Может быть, хватит бередить старые раны? Стоит. И те только потому, что, как сказал прекрасный российский поэт Борис Чичибабин, «за боль величия былому пора устроить пересмотр», и не только потому, что элементарное чувство самосохранения заставляет задумываться о том, как начинается этот революционный кошмар и как его не допустить. Дело ещё и в том, что российское общество, увы, по-прежнему расколото. Были и есть люди, молитвенно взирающие на красное знамя с надписью: «Вся власть Советам!». Для них это – святыня (и они обычно агрессивно навязывают своё понимание этой своей святыни окружающим). Но были и есть другие люди, которые помнят: те, кто сражался по ту сторону баррикады под лозунгом «За единую и неделимую Россию» (почти официальный идеологический пиар наших дней!), под трёхцветным флагом – тем, что является сейчас символом государственной власти в нашей стране – те тоже были дети России и боролись за её будущее (естественно, как они его понимали).

А ведь были ещё и третьи – те, кто которые не принимали ни белый, ни красный идеал и шли в бой со словами: «Власть Советам, а не партиям, за вольную коммуну!». Как их только не называли – «зелёными», бандитами, повстанцами (последнее определение, наверное, наиболее близко к истине). Но суть от этого не меняется: это было самостоятельное движение со своим, если хотите, политическим идеалом.

И, наконец, гражданская война начала ХХ века – это и время национальных движений. Собственно, начались они много раньше, ещё на рубеже XIX-ХХ веков, во всех национальных районах Российской империи и продолжались, кстати, очень долго – почти до начала 30-х годов, а на Кавказе – практически до самого начала Великой Отечественной войны.

И у всех сражающихся людей была своя правда. Вообще, любая гражданская война в истории человечества – это столкновение нескольких сил, у каждой из которых есть своя правда. Отдавая монополию на истину какой-либо одной воевавшей стороне, мы неизбежно искажаем картину и грешим против истории. Ведь до сих пор в России едва ли не в каждой семье хранятся старинные фотографии дедов и прадедов – в буденовках или в погонах. Это и есть наша совокупная история, из которой, как из песни, слова не выкинешь…

Но для того, чтобы правильно оценивать историю, её нужно знать. И величайший парадокс состоит в том, что гражданскую войну, затиражированную в книгах, запетую в песнях, тысячу раз изображённую в кинолентах, мы не знаем. Она для нас – неизвестная война. Я имею в виду не только то, как она конкретно происходила, но и сам образ этой войны, который для нас по-прежнему скрыт за пеленой привычных, но, увы, мифических представлений.

Мы до сих пор пользуемся заученными штампами-противопоставлениями: красные – белые, бедные против богатых, эксплуататоры – эксплуатируемые, и т. д. И обманываем себя, ибо в жизни всё было намного сложнее. И страшнее. В том числе и на Урале, где гражданская война началась очень рано (в конце 1917 года) и затянулась чуть ли не до начала 1922 года.

Начнём с того, кто кому противостоял. Красные белым? Но кого можно считать красными? Дело в том, что грань, отделяющая стопроцентных красных от крестьянских повстанцев – «зелёных» – весьма зыбка.

Вспомните, как описывает Д. Фурманов в известной книге о Чапаеве 25-ю Чапаевскую дивизию на первоначальном этапе её формирования. Типичная повстанческая часть, готовая встретить коммунистов свинцом. Отметим, кстати, что Фурманов сам был не большевик, а анархист – потому его в Чапаевской дивизии более-менее сносно приняли в качестве комиссара: могло быть и хуже. Эту конкретную дивизию и её командира красным в конце концов удалось приручить, и она стала одной из лучших на Восточном фронте: на её вооружении состояли танки, бронетехника, авиация и даже химическое оружие (!)[1], а сам начдив – вопреки распространённому мнению – академию всё-таки кончил (только диплом не получил, сбежал на фронт). Но не везде у красного командования всё проходило так гладко. Вспомним ситуацию, описанную в романе того же Фурманова «Мятеж», когда крупное соединение Красной Армии становится не красным и не белым. Известны случаи, когда М. Фрунзе на Восточном фронте приходилось снимать в передовой части для разоружения, а иногда и для уничтожения взбунтовавшихся подразделений. Причём это опять-таки не за переход к белым, а просто за отказ защищать «красный» политический идеал. А в 1921 году именно такие «промежуточные» силы составят костяк бойцов Урало-Сибирского восстания: в штурме Ирбита летом упомянутого года участвовали тысячи крестьянских повстанцев, вооружённых дрекольем.

Или вот такой почти неизвестный факт. В 1918 году в районе Красноуфимска произошло настоящее сражение между екатеринбургскими рабочими, пришедшими на реквизицию хлеба, и местными крестьянами, не желавшими этот хлеб отдавать. Рабочие против крестьян! Ни те, ни другие не поддерживали белых, но это не мешало им истреблять друг друга…

Впрочем, и отношения с белыми были у этих представителей народных масс не самые простые. На многих фронтах гражданской войны встречаем мы белых генералов и белые части с красным прошлым. Лидеры терского казачества – братья Георгий и Лазарь Бичераховы, атаман С. Булак-Балахович (прославившийся своей садистской, болезненной жестокостью), а также так называемая Тульская дивизия в составе войск Н. Юденича – всех их объединяет то, что начинали они свою войну в рядах Красной Армии. Я уже не говорю про известного повстанческого лидера на Украине атамана Н. Григорьева – бывшего красного комкора.

Были ли подобные метаморфозы на Урале? Да, были. Пример. Один из сподвижников атамана А. Дутова (а после его гибели в эмиграции от руки чекиста-диверсанта – командующий дутовской армией) – генерал Бакич. Член эсеровской партии и в начале гражданской войны – красный комбриг. Он провоевал до 1922 года на территории Китая и Монголии, впоследствии сдался в плен и был расстрелян без суда и следствия. Характерная деталь: Бакич воевал под… красным флагом, только на полотнище в левом верхнем углу был пришит квадрат с цветами российского триколора.

А вот история чрезвычайно известная. В 1918 году против власти большевиков восстали рабочие Ижевска и Воткинска – важнейших пролетарских центров Урала. На их подавление были брошены отряды питерских рабочих, но они немедленно перешли на сторону повстанцев. Сопротивление на Западном Урале продолжалось два месяца, после чего ижевские и воткинские повстанцы прорвали фронт и ушли на соединение с Колчаком. Они воевали под красным знаменем, называли друг друга и своих командиров «товарищами», ходили в бой с пением «Варшавянки». И при этом стали самой боеспособной дивизией в армии Колчака и провоевали с красными до 1923 года. Именно они под командованием своего начдива Молчанова отбивали атаки В. Блюхера под Волочаевкой. (С повстанцами Удмуртии мы ещё не единожды встретимся на страницах этой книги).

Так что не самые простые отношения были у большевиков и с крестьянами, и с рабочими. И не случайно не только карательный отряд белого капитана Казагранди[2] свирепствовал в Богословске (нынешний Краснотурьинск) и Надеждинске (нынешний Серов), но и красный карательный отряд под командованием Ивана Михайловича Малышева (того самого!) расстреливал рабочих в Бисерти и Шайтанке (нынешний Первоуральск). Помните слова в известном фильме «Адъютант его превосходительства»: «Бей белых, пока не покраснеют; бей красных, пока не побелеют»?..

Таких «подводных камней» в истории гражданской войны на Урале (и по всей России) – хоть отбавляй. Казалось бы, общеизвестный факт: казачество в большинстве своём поддержало белых. Но… В составе партизанской[3] армии Блюхера, совершившей летом 1918 года легендарный рейд на соединение с частями Восточного фронта, сражался 1-й Оренбургский казачий полк имени Степана Разина (комполка Т. Карташов), позднее развёрнутый в казачью кавбригаду (командующий – Н. Томин). Оба командира были оренбургскими казаками. Да и не все помнят, что В. Блюхер стал командармом не в начале похода, а только после сражения под Верхнеуральском, где был ранен первый партизанский командарм – казак Василий Каширин.

А национальные движения? Одной из лучших, элитных частей колчаковской армии была дивизия князя Голицына, целиком и полностью состоявшая из башкирских охотников-лыжников. У большевиков тоже были национальные башкирские части; они так и назывались – «красные башкиры». Правда, Реввоенсовет предпочитал использовать их не дома, а подальше от родных мест – например, под Петроградом, против Юденича (не очень-то, похоже, доверяли большевики «красным башкирам»!). Голицынские же башкиры скрещивали своё оружие с чапаевцами под Бугурусланом, Бугульмой и Белебеем… И не надо думать, что красные башкиры были сплошь бедняки, а белые – богатеи. Тот же Фурманов на страницах «Чапаева» свидетельствует: При вступлении в Бугульму дивизия была обстреляна: «стреляли татары, и не богатенькие, а самая что ни на есть голь перекатная». А при этом в авангарде Чапаевской дивизии шёл Мусульманский полк…

Да и в рядах белогвардейцев мы не найдём желанной классовой ясности. Не только в рядовом, но и в командном составе белых армий (в том числе и воевавших на Урале Сибирской, Северной, Южной, Оренбургской и Уральской армий) практически нет ни крупной буржуазии, ни земельных магнатов, ни представителей правящей элиты царской России. Почти все руководители белых выдвинулись либо в годы Первой мировой войны (как А. Колчак), либо в Февральскую революцию (как Л. Корнилов и А. Деникин, а у нас на Урале – А. Дутов), либо, наконец, уже в саму гражданскую. Как самый молодой из белых командармов – 27-летний Анатолий Пепеляев, командующий Северной армией, «мужицкий генерал» (так его звали в Сибири).

И лозунги Белого движения не были лозунгами восстановления дореволюционной России, Да, среди белогвардейцев было немало монархистов, но официальный лозунг Колчака – «Вся власть Учредительному собранию». Тому самому, разогнанному большевиками в начале 1918 года. И в этом смысле напрашивается поразительный вывод: и красные, и белые были «птенцами Февральской революции» (белые даже в большей степени) и отстаивали её завоевания, каждый на свой лад[4].

Отсюда поразительная схожесть методов как тех, так и других: «бред разведок», по словам поэта Серебряного века Максимилиана Волошина, соревновался с «ужасом чрезвычаек», а сибирских казачьих атаманов, изощрявшихся в расправах, Колчак в сердцах обозвал «белыми большевиками». Особенно ясно эта «взаимозависимость» видна, когда смотришь наглядную агитацию времён гражданской войны. Такое впечатление, будто делал один и тот же человек. На деникинском фронте, кстати, так и было – один и тот же художник брал заказы и от тех, и от других, а работал по единому трафарету! Дублируется всё: сюжеты, тематика, образность, символика (только цвет флага меняется). Скажем, образ врага-чужеземца: для красных это – Антанта, для белых – латыши и китайцы. И даже конкретные детали плаката: так, известный красноармейский плакат «Ты записался добровольцем?» имел белый дубликат: только надпись была иная (но похожая) – «Почему ты не в армии?». И песни обе стороны пели одни и те же, чуточку видоизменяя слова. К примеру, у белых:

 

Смело мы в бой пойдём

За Русь Святую

И, как один, прольём

Кровь молодую!

 

А широко известная «красная» песня «Там, вдали, за рекой загорались огни» была популярна у… петлюровцев (украинских националистов) со словами «Снаряжался стрелец»…

Вообще степень зашкаливающей абсурдности всего происходящего лучше всего демонстрирует историк Леонид Юзефович, описывая ситуацию, сложившуюся в Забайкалье летом 1918 года, в своей книге «Самодержец пустыни»:

«Установить точную численность войск Г. Семёнова (белых – Д. С.) и С. Лазо (красных – Д. С.) практически невозможно. Сплошного фронта нет, всё постоянно движется, меняется, сотни людей по нескольку раз перебегают от красных к белым и обратно. Дезертирствуют тоже сотнями: целые полки бесследно растворяются в степи. Мобилизации, которые пытается проводить каждая из сторон, увеличивают не столько их собственные силы, сколько армию противника. Поскольку реквизиции проводили и белые, и красные, врагом становился тот, кто делал это первым. Какое-то разделение по имущественному признаку тоже не прослеживается: сплошь и рядом богатые крестьяне объявляют себя сторонниками советской власти, а бедные поддерживают Семёнова. Грабят и те, и другие, поскольку обе стороны объявляют себя носителями высшей справедливости, понимаемой как имущественный передел. Часто красное или трёхцветное знамя служило только поводом для сведения старых счётов… Обычно человек оказывался по ту или иную сторону фронта по причинам просто житейским, не имеющим ничего общего с идеологией обоих лагерей[5]. Большинство просто не понимало, с кем и из-за чего воюет. В те дни люди, ещё не догадываясь об этом, выбирали судьбу на годы вперёд».

Это – о ситуации в Забайкалье, но это же можно сказать применительно к любому другому региону огромной захлёбывающейся в крови страны (и Уралу в том числе).

И идеология комбатантов той войны бывала совершенно абсурдистской (с позиций сегодняшнего дня). Вот подлинный текст прокламации восточносибирского партизанского командарма Щетинкина (как бы союзника красных!): «Я действую от имени Государя Императора! И Ленин с Троцким подчинились Великому князю Николаю Николаевичу и его министрам. Пора покончить с разрушителями России, Колчаком и Деникиным, продолжающими дело предателя Керенского! Призываю всех православных людей к оружию за царя и Советскую власть!». Именно так, и не иначе – а комментарии оставляю за читателем…

Прибавьте к этому трагедию десятков и сотен тысяч иностранных бойцов, волею судеб заброшенных в Россию умирать и убивать, ставших палачами и жертвами одновременно. Вспомните чехословаков в рядах белой армии и венгров, латышей и китайцев (да и не только их) в рядах Красной Армии. Сколько их нашло свою могилу на русской (и уральской) земле – Бог весть. Не менее дивизии чехов упокоилось на кладбищах вокруг Нижнего Тагила (и до полка их оппонентов венгров – в самом Нижнем Тагиле), а где-то севернее нашёл свой конец китайский красный отряд под командованием Жэнь Фученя… И многие из них оставили след самый зловещий – не забудем «интернационалистов», заливших кровью Ипатьевский дом…

Наконец (и это, пожалуй, самое существенное): любая гражданская война – это звёздный час полевых командиров. Тех самых, которых мы видели и в Афганистане, и в Боснии, и в Чечне. Если коротко, то это вожаки, каждый из которых мог бы подписаться под словами Шамиля Басаева: «Я подчиняюсь только Аллаху!».

Таких «подчиняющихся только Аллаху» было в те годы очень много. Они могли быть абсолютно бесконтрольными (как батька Ангел из фильма «Адъютант его превосходительства») или формально входить в ту или иную вооружённую структуру – неважно: в своих действиях они оставались «вольными птицами», то есть занимались, по сути, узаконенным бандитизмом. Бороться с ними было в тех условиях чрезвычайно трудно, и действия этих «шамилей басаевых» того времени страшно компрометировали ту воюющую сторону, флагом которой они прикрывались[6]. Именно эти полевые командиры творили самые страшные злодеяния той войны: так, формально подчинённая Колчаку (но практически неподконтрольная) Партизанская дивизия атамана Б. Анненкова[7] сожгла близ Тюмени село Куломзино со всем населением, а формально подчинённый Красной Армии партизанский отряд Якова Тряпицына и Марии Лебедевой вырезал до грудных младенцев город Николаевск-на-Амуре весной 1920 года[8]. Особенно драматическую роль сыграл эти «партизаны» в судьбе Колчака, так как нигде официальные распоряжения командования (надо сказать, весьма гуманные и политически продуманные) не шли в такое противоречие с практикой поведения среднего и низшего звена офицерства, как это было в урало-сибирских армиях белых. Естественно, когда А. Колчак подписывал указ о 8-часовом рабочем дне и организации профсоюзов, а его офицеры разгоняли эти профсоюзы пулемётами и шомполами, «козлом отпущения» оказывался именно Колчак…

Вообще, окидывая непредвзятым взглядом реалии той гражданской войны, невольно задаёшь себе еретический вопрос: а было ли оно, это противостояние, трактуемое в традиционном для советской историографии марксистском социально-классовом смысле? Не становимся ли мы жертвой этого вульгарного противопоставления – по типу «низы не хотят – верхи не могут»? Ведь если во всех без исключения враждующих лагерях были представители всех социальных слоёв от знати до люмпенов, и если схватка сводила лицом к лицу не только сыновей одной страны, но и, как бы сказали марксисты, «братьев по классу» – как это понимать? Или социальное расслоение России начала ХХ века было много сложнее, чем мы это себе представляем? Скажем, напрашивается мысль о широком спектре разных интересов внутри одного социального слоя – к примеру, региональные различия, местные традиции («локализм», как по научному обозначил это явление крупнейший отечественный социальный философ А. Ахиезер), наконец – просто субъективные факторы. Ведь рабочие-блюхеровцы стреляли-таки в рабочих-молчановцев…

Но несомненно одно: говоря словами уже упоминавшегося Максимилиана Волошина, в начале века «разгулялись по России бесы», и разгул этот делает по сути невозможным выстроить традиционную схему «наши – не наши». Слишком часто они менялись местами; слишком часто торжествовала, как говорил Рощин из эпопеи А. Н. Толстого «Хождение по мукам», «правда гражданской войны – когда целишься во врага, а стреляешь в близкого человека». Наконец – и эту горькую истину мы к концу ХХ века, похоже, уразумели – слишком быстро в междоусобных войнах победители превращаются во «врагов народа». Пожалуй, более всех прав был Антон Иванович Деникин, назвав свои мемуары о той войне «Очерки русской смуты». Смута – вот лучшее определение, приходящее на ум в таких случаях…

Кто выиграл гражданскую войну? На мой взгляд, никто; проиграли все. Проиграли белые, которых ждала смерть или эмиграция. Проиграли крестьянские повстанцы, получившие вместо «вольных коммун» пулемёты ЧОНовских карателей или ГУЛАГ. Проиграли националисты, так и не завоевавшие желанной независимости дл своих «малых родин»[9]. Но не выиграли и красные, ибо вместо Советской власти, за которую они сражались, возникла (и их руками упрочилась!) монопартийная диктатура. И «победители» в очень скором времени будут исчезать в пасти этого ими же самими созданного чудовища. Как сожрало оно в 30-е годы красных героев гражданской войны на Урале – Тухачевского, Блюхера, Ивана и Василия Кашириных, Шорина, Кутякова, Онуфриева, Строда… Да, не было в этой войне победителей. И главное – проиграла Россия, ибо вместе с разрухой (по словам великого русского философа Н. Бердяева, отбросившей страну в «допетровскую Русь»), доходящим до людоедства голодом[10], жуткими людскими потерями (от 8 до 25 миллионов человек[11] – такова по современным подсчётам, шокирующая амплитуда предположительного числа погибших в этой бойне) – та война принесла стране, может быть, самое страшное – раскол общества на «своих» и «чужих». Раскол, до сих пор не изжитый.

Похоже, самой лучшей эпитафией происшедшему будут слова из «Капитанской дочки» А. С. Пушкина, всегда аккуратно вымарываемые цензурой: «Те, кто хочет затевать у нас перевороты, либо не понимают сущности своего народа, либо уж совсем головорезы, кому чужая жизнь – копейка, да и своя голова – полушка»…

Эта книга – о неизвестной гражданской войне. У ней нет чётко очерченного сюжета; скорее, перед вами серия очерков, объединённых сверхзадачей высветить тёмные или тщательно скрываемые до поры страницы российской смуты начала ХХ века. Наша задача – увидеть российскую смуту, как говорил Маяковский, «во всём оголении»…И ещё: во всех описываемых событиях общероссийская трагедия рассматривается через призму событий, происходивших на Урале. Такой ракурс взят не из «регионального патриотизма»: просто Урал был одним из важнейших театров военных действий той войны (единственный раз за всю российскую историю! – если не считать ещё пугачёвщину – наш «опорный край» стал полем битвы), и вдобавок уральские реалии (при всей их специфичности) предельно выпукло репрезентируют именно общероссийскую картину. Итак, мы «поворачиваем ручку машины времени» и бросаемся в водоворот едва ли не самой страшной эпопеи за всю историю нашей многострадальной Отчизны…

[1] Согласитесь, такой облик легендарной дивизии в наше сознание совершенно не укладывается! Предупреждаю: из подобных парадоксов состоит вся история нашей гражданской войны (и будет состоять вся наша книга).

[2] Впоследствии Казагранди был убит своими же подчинёнными в Монголии. Убит садистски – забит насмерть палками…

[3] Мы немного позднее убедимся, что слово «партизанская» в данном контексте надо брать в кавычки.

[4] Поразительный факт: сегодняшние авторы правонационалистического или клерикально-монархического толка (например, В. Кожинов) шлют проклятия Белому движению уже с этих позиций. Проклинают, надо отдать им должное, не хуже и (главное) не менее эмоционально, чем раньше большевики…

[5] У Л. Юзефовича приводится страшный пример: парень пошёл в Красную Гвардию исключительно с целью… добиться расположения девушки. После прихода белых его соперник «заложил» парня (как вы понимаете, не из идейных соображений), и тот был расстрелян.

[6] Советую под этим углом перечитать повесть Б. Лавренёва «Ветер»: там этот аспект показан весьма красноречиво и откровенно.

[7] Правнука декабриста Ивана Анненкова.

[8] Эту «сладкую парочку», Тряпицына и Лебедеву, в конце концов расстреляли по приказу красного командования, но (что показательно), вовсе не за массовое убийство в Николаевске-на-Амуре: просто Центр избавлялся от слишком своевольных командиров (этому феномену в истории гражданской войны в нашей книге будет посвящена отдельная глава). Красноречивый факт: на попытку Ленина хоть как-то воздействовать на сей буйный тандем (телеграфно!) Тряпицын ответил (тоже телеграфом): «Поймаю – повешу!». Это Ленина-то…

[9] Кроме прибалтов, но и те – ненадолго, до рокового 1940 года.

[10] Сохранились фотографии, иллюстрирующие голод в Поволжье 1921 года: семья поедает… собственного главу семейства, и бородатая голова последнего водружена на тарелке посреди стола (на «десерт!»). Как усеченная глава Иоанна Предтечи…

[11] Почему последняя цифра ближе к истине, вы поймёте, дочитав до конца данную книгу.

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: