Большевики и царь: подводная часть айсберга.

О трагедии в доме Ипатьева написано очень много. Кажется, мы знаем о ней практически всё – во всяком случае, что касается тех, кто убивал, и тех, кого убивали. Кажется… Ибо на самом деле, говоря словами кинорежиссёра Н. Мирошниченко, ипатьевская трагедия по прежнему остаётся – наряду с убийством Дж. Кеннеди – самым загадочным событием ХХ века. Причём сразу с нескольких ракурсов.

Как известно, отношение русского общества к Николаю II в феврале 1917 года было в целом отрицательным: не только левые, но и многие вполне респектабельные с точки зрения взглядов и социальной принадлежности люди приветствовали «свержение тирана»[1]. Вспоминаю рассказ одной пожилой, ныне покойной москвички, в прошлом помещицы, о том, как они и её соседи по поместьям отреагировали на февраль: «Слава тебе, Господи, дожили до радости!». Причин для такового «облегчения» было много, но главная –грязные слухи, циркулировавшие вокруг Николая II, его семьи и ближайшего окружения в связи с Распутиным; а также атмосфера таинственности, которая окружала приватную жизнь царской семьи и плодила соответствующие слухи (как известно, император и императрица не хотели делать достоянием гласности болезнь наследника и всё, что с ней связано).

История эта давала пищу для самых невероятных измышлений и инсинуаций, чем великолепно воспользовались все без исключения оппоненты Николая II. Нет нужды перечислять те политические и моральные (вернее, аморальные) клише, которые прилипли к Николаю, Александре Фёдоровне, Анне Вырубовой, Распутину и некоторым другим лицам, близким к царю. Важно, что общество воспринимало их как аксиому. Кстати, в советской литературе этот взгляд стал прямо-таки каноническим: вспомним характерные примеры из художественной литературы – «Заговор императрицы» А. Н. Толстого, «Нечистая сила» В. Пикуля, фильм Э. Климова «Агония».

Мало кто знает следующее: в март 1917 года, уже после отречения Николая II, Временное правительство создало Чрезвычайную Комиссию для расследования деятельности царя и его окружения. Секретарём этой первой ЧК (ирония истории!) был Александр Блок. Он принимал участие в допросах и многое потом заносил в записную книжку. Благодаря этому мы можем узнать мнение великого поэта России обо всех этих слухах. Так вот, Блок записывает в этом дневнике результат расследований (вслед за самими членами этой ЧК): «Единственно, в чём можно упрекнуть Государя – это в неумении разбираться в людях. Всегда легче ввести в заблуждение человека чистого, чем дурного (почти дословная цитата из Макиавелли! – Д. С.). Государь был бесспорно чистым человеком». Яснее не скажешь.

И подобные выводы Чрезвычайная Комиссия вынуждена сделать, что называется, по всем пунктам. Разлетелась в прах легенда о зависимости политики Николая II от рекомендаций Распутина; как выяснилось в результате исследования документов, большинство распутинских советов Николай реализовывал с точностью до «наоборот»[2]. Рухнули все без исключения эротические легенды о царице и Вырубовой: последняя, к великому стыду допрашивающих, вообще оказалась девственницей[3]. Наконец, как мыльный пузырь, лопнул и страшный образ Распутина – аморального чудовища, злого гения царской семьи, «святого чёрта» Так называлась книга о Распутине, написанная его злейшим врагом – иеромонахом-расстригой Илиодором, впоследствии сотрудником большевистской ЧК; в этой книге впервые был использовал весь набор пропагандистских штампов о Распутине, ставший впоследствии хрестоматийным. Реальный облик Григория Ефимовича оказался совершенно иным, до сих пор непривычным для современного читателя: чрезвычайно интересную, хотя и не всегда бесспорную и достаточно тенденциозную информацию по этому поводу можно получить в книге историка О. Платонова «Жизнь за царя»[4]. В общем, Керенский мог с полным основанием заявить, ознакомившись с результатами работы комиссии: «Слава Богу, Государь невиновен!».

Другое дело, что Временное правительство, идя на поводу у массовых настроений и боясь потерять популярность, не опубликовало результаты работы комиссии. Настолько велик был пресс массового недовольства, и так хорошо пользовался этим главный оппонент Временного правительства – Петроградский Совет. Тем самым поток инсинуаций вместо плотины на своём пути (а опубликование отчётов комиссии, безусловно, сыграло бы такую роль) получил, по существу, «зелёный свет»; несомненно, это сыграло роковую роль в судьбе императора. Блок в те же дни записывал в дневнике: «Трагедия ещё не началась… она будет ужасной, когда царская семья встанет лицом к лицу с разъярённым народом». Ах, если бы тогда прислушались к словам великого поэта России…

Впрочем, с момента прихода к власти большевиков все эти юридические проблемы враз потеряли актуальность. Для новой власти проблема виновности или невиновности Николая даже не стояла. Достаточно вспомнить, как большевики мотивировали своё, с позволения сказать, «судопроизодство»: «Для нас принципиальным является не конкретная вина человека, а его классовое происхождение: на основании этого мы решаем, целесообразно ли оставлять его в живых» (!!!). Так напишет в инструкции для ЧК её председатель, заместитель Дзержинского, экс-уголовник Лацис. При такой постановке вопроса шансов выжить ни у Николая, ни у всех его родных не было абсолютно никаких. Вопрос был только в том, когда, где и как это произойдёт. И кто конкретно станет палачом…

Тогда возникает вопрос: почему смерть настигла царскую семью именно в ночь на 18 июля 1918 года, а не ранее? Ведь большевики были тогда у власти больше чем полгода! Что до поры их сдерживало? Наконец, почему узников не убили в Тобольске, а повезли на Урал? Вопросы эти не праздные, ибо ответы на них проясняют многие тёмные моменты в истории становлении советской власти как во всей стране, так и на Урале.

То, что уральские большевики (а они отличались особым радикализмом) с самого начала стремились ликвидировать царскую семью, явственно следует из отчётов комиссара В. Яковлева, конвоировавшего Николая и Александру Фёдоровну из Тобольска на Урал. Яковлев свидетельствует: в Тобольске его встретили два отряда, присланных из Екатеринбурга по поручению большевистского Уралсовета. Так вот, оба командира отрядов, Бусяцкий и Заславский, категорически высказались за немедленное уничтожение Романовых. Заславский заявил: «С Романовыми надо не возиться, их надо кончать!». Бусяцкий, кроме того, предложил конкретный план провокации: инсценировать нападение белых («белыми» должны были стать бойцы одного из отрядов красных). И в перестрелке «прикончить палача и всех с ними» (подлинные слова Бусяцкого). Да, радикализма уральским большевикам было не занимать – недаром последствии, на VIII съезде РКП(б) в 1919 году, в составе так называемой «военной оппозиции», выступавшей против использования царских офицеров-«военспецов» и настаивавшей на их истреблении, было как минимум три члена Уралсовета: Ф. Голощёкин, Н. Толмачёв и Г. Сафаров. Все они имели прямое отношение к ипатьевской трагедии.

Итак, почему же уральские большевики не убили царя в Тобольске? (Маленькая деталь: с конца марта в Тобольском Совете верховодят екатеринбуржцы, председательствует Павел Хохряков). Первое и самое элементарное объяснение: мешала охрана, отборные стрелки-гвардейцы во главе с полковником Кобылинским (их назначил ещё Керенский). Учитывая чрезвычайно низкую боеспособность красногвардейцев того времени, без разоружения гвардейцев о расправе не могло быть и речи. Разоружить же их удалось только постепенно, в ходе перевозки царя на Урал, путём дробления охраны на мелкие партии (окончательно это произошло уже в Екатеринбурге).

Но это лишь верхушка айсберга, причины глубже. Мы никогда не поймём потаённых пружин механизма истребления Романовых, если не примем во внимание факт ожесточённой распри в рядах самих большевиков. Распри на самых разных уровнях. И на самом верху: уже тогда лавинообразно нарастает вражда между Троцким, с одной стороны, и Зиновьевым. Каменевым, Свердловым – с другой. Идёт заурядная драка за власть, детонирующая во все сферы.

Это, к примеру, объясняет, почему большевики не пошли на то, чтобы судить Николая II (как первоначально намеревались). Ведь не выводы же комиссии Временного правительства их удержали: первые же политические процессы 1918-1922 годов, описанные в «Архипелаге ГУЛАГ» А. Солженицына, показали, как новая власть умеет организовать репрессивную машину для расправы над абсолютно невиновными. По делу так называемого «Тактического центра» (абсолютно фальсифицированному) дочь Льва Толстого получила 5 лет лагерей за то, что… «поила чаем контру» – именно так выразился обвинитель, небезызвестный Крыленко. Тем более что есть впечатляющий исторический пример: суд над Людовиком XVI и казнь последнего во времена Великой Французской революции, которой явно подражали большевики.

Нет, отказ от суда над Николаем объясняется просто: в качестве обвинителя собирался выступить Троцкий – из соображений престижа и, если хотите, саморекламы. И именно этого категорически не желала допускать вся вышеупомянутая компания его недругов.

Кстати, Свердлов в этой компании – фигура ключевая: председатель ВЦИК, «первый советский президент» – по позднейшим доперестроечным публикациям. (Справедливости ради – «президент» явно марионеточный, ибо в структуре нового режима ключевые позиции были не у государственной, а у партийной власти). Он – личный друг вождя уральских большевиков Ф. Голощёкина (следовательно, главный уральский лоббист в Москве). И, наконец, по всеобщему мнению – «тень» Ленина, его, если можно так выразиться, партийный адъютант. Не случайно через Свердлова протянутся все нити между Уралсоветом и Москвой, решившие судьбу Романовых.

Но вражда внутри нового режима пройдёт и по иному, региональному водоразделу. Начало 1918 года – время отчаянного соперничества Омска и Екатеринбурга за преобладание в Урало-Сибирском регионе. При том, что в обоих городах – власть у РКП(б), и при том, что обоих соперников объединяет неприязнь к Москве – извечное столкновение центра и провинции! В этой ситуации разворачивается настоящая борьба между омичами и уральцами за право распорядиться судьбой Романовых (заметим: и за право присвоить имеющиеся у них драгоценности[5]). Эта борьба едва не приводит к вооружённому конфликту – «красных» с «красными». Вспомните уже упоминавшиеся два екатеринбургских отряда в Тобольске и П. Хохрякова в качестве председателя Тобольского Совета. Такая ситуация сложилась в результате прямого вооружённого вторжения уральцев в Тобольск и своего рода мини-переворота в городе.

Кстати, омичи не остались в долгу и тоже прислали в город свой воинский контингент, вступивший с уральцами, по существу, в состояние войны. Из дневника Николая II от 22 марта 1918 года: «Утром уезжали из Тобольска разбойники-большевики на 15 тройках. (Имеется в виду екатеринбуржцы – Д. С.). Их выгнал отсюда омский отряд». Не сумев одолеть друг друга в открытом противостоянии, сибиряки и уральцы вынуждены были обратиться к Москве как к третейскому судье, что позволило организовать «секретную миссию» В. Яковлева по конвоированию Николая. Эта странная (на первый взгляд) вражда прерывается только после мая 1918 года, когда начнётся настоящая гражданская война и у обоих враждующих региональных кланов появится общий непримиримый враг – Белое движение.

Вообще не надо думать, что эта «война Исети с Иртышом» – явление исключительное. Противостояние кланов, группировок, лидеров зачастую на личной почве в Красной Армии в 1918-1920 годах, по сути дела – система. Причём проходить борьба будет в духе времени, в виде жёсткой конфронтации, а иногда – и кровавых разборок[6]. Все мы знаем о 1-й Конной армии, но почему мы практически ничего не знаем о 2-й Конной? Да потому, что командармы 1-й и 2-й Конных армий С. Будённый и Ф. Миронов были заклятыми врагами. Вражда эта для Миронова окончилась бессудным расстрелом в 1921 году[7]; впоследствии Будённый постарался, чтобы и память о сопернике не пережила его собственную. Кстати, аналогичные отношения были у Будённого другим талантливым кавалерийским военачальником красных, бывшим непосредственным начальником Семёна Михайловича – В. Думенко[8]. И для последнего это тоже закончится «стенкой» – уже в 1920-м. Общеизвестна вражда Тухачевского с командармами Гиттисом, Самойло, с тем же Будённым (который постарается в 1938 году по «делу Тухачевского» на полную катушку!), Ворошилова – с командармом Шориным, и т. д. Зачастую эта вражда выливалась в открытые военные столкновения – как у Будённого с Мироновым (под Балаково руководимые ими кавалерийские группировки просто схлестнулись напрямую!). И нередко они становились причиной катастроф на фронте. Так, в начале января 1920 года в ходе Егорлыкской операции на Кубани из-за вражды Будённого и Думенко погибла почти вся Железная дивизия В.Азина (та самая, что отвоевала Екатеринбург у колчаковцев: сам Азин попал в плен к казакам и был повешен). Так что, возвращаясь к вопросу о царской семье, вышеупомянутая урало-сибирская разборка парадоксальным образом подарила Романовым несколько месяцев жизни.

Но была ещё одна причина задержки с расправой, и её истоки лежат далеко за пределами Урала. То, что трагическая судьба Романовых была предопределена – несомненно. То, что команду дали на уничтожение дали в Москве, сейчас уже можно считать доказанным. О том, что Ленин имел к этому самое прямое отношение и что Свердлов сказал: «мы здесь решали» (имея в виду решение ликвидировать царя с семьёй), поведал в своих мемуарах Лев Троцкий. Но зачем понадобилась комедия сваливания ответственности за убийство на Уралсовет? Ведь если уральские большевики гордо козыряли своим участием в убийстве Романовых[9] и даже дрались между собой за право называться палачами царя (как это всю жизнь делали Юровский с Ермаковым), то центральные власти все 70 с лишним лет режима официально отрицали свою ответственность за зверство в доме Ипатьева и прятали в спецхран все имеющие к этому отношение документы. Что, не давала покоя кровь невинных? Смешно даже и ставить столь наивный вопрос. Тогда в чём дело?

На мой взгляд, это объясняется следующим образом. Режим пытался сделать жизнь Романовых разменной монетой в большой дипломатической игре. Не с белогвардейцами! – уже шла речь выше о том, что Белое движение не только не ставило на царя, но даже и не особенно рвалось его спасать. Нет, здесь ставки крупнее – на кону был вопрос и жизни самих большевистских лидеров.

Напомним. Весна и лето 1918 года – время, когда падение советской власти вполне могло стать реальностью. И тогда перед большевиками неизбежно вставала альтернатива: подполье (с весьма высокой вероятностью виселиц) или эмиграция. Но куда уезжать? В Европу, перед которой только что вдоволь помахали красной тряпкой в виде Брестского сепаратного мира, демонстративного разрушения кредитной системы, призывов к мировой революции, и прочего, и прочего? Какая страна согласится после всего этого принять таких эмигрантов? И вот в этих условиях жизнь Романовых как заложников и как возможный материал для торга приобрела для режима весомый интерес. Именно поэтому Романовых уничтожали как бы поэтапно – в разное время, в разных городах (Пермь, Екатеринбург, Ташкент, Алапаевск, Петроград) и почти всегда – как бы анонимно. Только последнюю группу обречённых, убитых в 1919 году в Петропавловской крепости и в Ташкенте, казнили по прямому распоряжению центра. Всех остальных, включая самую многочисленную, алапаевскую группу, а также собственно царскую семью, ликвидировали, либо имитируя самосуд (как Михаила в Перми), либо, как в большинстве случаев, демонстративно списывая ответственность на местные власти.

Кстати, по такому же сценарию в начале 1920 года уберут и Колчака: официально – по решению Иркутского Политцентра, фактически – по телеграфной резолюции Ленина. Именно ленинский прагматичный стиль угадывается во всей тональности операции под кодовым названием «Истребление Романовых». Достаточно прочитать написанную в те роковые дни работу Ленина «Письмо к американским рабочим», чтобы убедиться: радикалы-фанатики типа Троцкого, Зиновьева или кровавых романтиков из Уралсовета действовали бы иначе. Они или устроили бы из расправы над царём шоу (как Троцкий), или просто «замочили» бы на месте (как предлагали Бусяцкий и Заславский).

Вместо этого умерщвление Романовых растянулось почти на год, стало уделом тайной политики. Чего стоит та же «секретная миссия» Яковлева или привлечение к подготовке казни главы Уральской ЧК Ф. Лукоянова, который несколько раз специально приезжал из Перми в Тобольск и Екатеринбург, перлюстрировал дневники Николая II, а затем организовал грандиозную провокацию переписки «заговорщиков-монархистов» с пленным царём – и всё с целью создания компромата на Николая! А незадолго до роковой ночи 17 июля внезапно исчез из Екатеринбурга.

Кстати, Яковлев после ипатьевских событий тоже «спланировал» весьма далеко – аж в занятую белыми Уфу, где его официально… расстреляли. А через несколько лет он, живой и здоровый, под фамилией Стоянович, объявляется в Китае – советником у Сунь Ятсена[10].

В общем, идёт грандиозное заметание следов – так что и сейчас не всегда удаётся до всего докопаться. Объяснение этому может быть только одно: руководство РКП(б) в лице Ленина и его ближайшего окружения проводило уничтожение династии не как акт «пролетарской мести», а скорее как некое подобие современного терроризма, когда выставляются определённые требования с угрозой в противном случае перестрелять заложников (зачастую - поэтапно). Отсюда и распространение фальшивок типа «царь казнён, семья эвакуирована в надёжное место» (подобные «утки» Совнарком запускал на протяжении довольно длительного времени); отсюда и настойчивое стремление снять с себя ответственность за содеянное. «Мы тут ни при чём, это местное самоуправство, так что думайте, господа, и мотайте на ус», или что-нибудь в этом роде. Отсюда и желание спрятать концы в воду (в спецхран). Отсюда, на мой взгляд, и установка на пресечение интереса даже к месту преступления – от многократного перезахоронения трупов до разрушения самого Ипатьевского дома.

А официальный расстрел последних Романовых в Петрограде в 1919 году, судя по всему – знак того, что большевики прекратили тайный торг с заграницей: во второй половине 1919 года им уже не нужно было думать эмиграции – победа клонилась на их сторону.

Теоретически всё это вполне чётко обосновано Лениным в уже упоминавшемся «Письме к американским рабочим», где вождь революции недвусмысленно заявляет о готовности вступить в соглашение (и контрсоглашение) с любой политической силой для сохранения своей власти, «пожать руку партнёру, которого бы с удовольствием повесил» (буквально так!), и, опять-таки с позиции политического прагматизма, быть готовым в любой момент не только отказаться от соглашения, самим же заключённого, но и предпринимать любые действия, которые представляются полезными для себя. «Морально всё, что служит делу революции» – это у Нечаева, духовного отца Ильича, из приснопамятного «Катехизиса революционера». Именно такая стратегия своеобразного «аморального прагматизма» в конечном результате и принесла большевикам тактическую победу. И всё это мы, как в капле воды, видим в отношении к свергнутой династии: не просто уничтожить (а уничтожить всё равно, обязательно!), но извлечь из этого уничтожения максимальные политические дивиденды.

Вот что стоит, на мой взгляд, за странными играми вокруг обречённой семьи весной и летом 1918 года. Вот в чём «подводная часть айсберга».

 

[1] Сейчас в церковной и правонационалистической печати данная коллизия осмысляется как «предательство русского народа по отношению к святому царю». Смею заметить: во-первых, «святым» царь стал только после «ипатьевской ночи» (выражение Э. Радзинского); во-вторых, события типа 9 января и тому подобных (коими переполнено правление последнего Романова) мало располагает к благостному восприятию народом венценосца; в-третьих – как выразилась по другому поводу Евгения Гинзбург – «если все изменили одному, то не логичней было бы предположить, что один изменил всем?». К слову, очень многие монархисты восприняли отречение Николая II именно как предательство – тому есть множество документальных свидетельств.

[2] И это очень плохо, поскольку Григорий Ефимович частенько давал императору советы более чем дельные: так, в 1912 году Распутин буквально на коленях (!) умолил царя не ввязывать Россию в Балканскую войну (на предмет чего у Николая «чесались руки»: если бы Распутин не сорвал сию затею, Российская империя рухнула бы в грозящую катастрофой военную авантюру на два года раньше).

[3] Вырубову официально привлекли к ответственности за… разврат в царской семье (!!!). Подсудимая немедленно потребовала акушерку, и последняя выдала суду справку о девственности Вырубовой, после чего её немедленно освободили (и она уехала в эмиграцию, где постриглась в монахини и прожила почти до 100 лет). Определённо, что Вырубовой невероятно повезло, поскольку её привлекали к суду во времена Временного правительства (чуть ли на 100% состоявшего из юристов или, по крайней мере, интеллигентов, уважающих правовые нормы). Можно смело утверждать: попади Вырубова в руки большевистского «правосудия», она не сохранила бы ни жизнь, ни (скорее всего) эту самую девственность…

[4] Вообще-то О. Платонов – один из самых одиозных авторов современной России, автор откровенно клерикально-фашизоидной ориентации, проповедующий клиническое антизападничество и совершенно средневековый антисемитизм (а в собственно научной области зачастую декларирующий идеи бредового характера). Однако даже в такой литературе можно найти интересные фактологические крупицы.

[5] Вспомним жуткую деталь ипатьевского расстрела: в платья великих княжон были зашиты бриллианты, отчего пули рикошетили от них…

[6] Об этом у нас впереди – отдельный обстоятельный разговор.

[7] Судьбе Миронова посвящена известная песня Игоря Талькова «Бывший подъесаул».

[8] В 1918 году Думенко приказал высечь Будённого за то, что его люди изнасиловали нескольких женщин (таковые подвиги были для буденновцев рутинной повседневностью). Будённый этого не забыл и не простил.

[9] Напомню непосвящённым: до 70-х годов ХХ века место, где стоял дом Ипатьева и где сейчас выстроен Храм на Крови, официально именовалось Площадью народной мести (а при переименовании Екатеринбурга всерьёз предлагалось назвать город… Реваншбургом – буквально «городом мести»!).

[10] Во время Большого террора конца 30-х гг. Яковлев бесследно исчез в ГУЛАГе.

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: