Провинция Синегорье, Царь-город

Год 1000-й

9-й закат Месяца Белой Земли

 

 

Улицы Царь-города играли яркими красками.

Рынок и ярмарки, кишащие толпами народа, шумели подобно пчелиным ульям. Людей здесь нынче было так много, что даже по широкой царской дороге проехать можно было с трудом.

Такое случалось не часто.

В последний раз столько князей со всего Синегорья посещало Царь-город лет десять тому назад и теперь, почуяв наживу, сюда съехались торговцы со всех концов провинции. Вместе с князьями в город приехали их жёны с детьми и сотни воинов, каждый из которых нуждался в ежедневном ночлеге и питании. Но Царь-город не воспевали бы как великий и чудесный, не найдись в нём места для всех этих добрых людей.

Царевна Милава вместе с братом своим прекрасным царевичем Всеволодом прибыла в родные края, когда все князья уже были в городе.

– Мы родной дом последними покинули, последними в него и возвращаемся. – Царевич выглядел радостным.

Глядя на его улыбающееся лицо Милаве стало спокойнее. Отца с матерью она не видела более трёх лет и страшно переживала накануне скорой встречи.

За день до отъезда ей пришлось в спешке искать и покупать себе новое платье, чтобы предстать перед родителями и князьями в лучшем свете. Те платья, что она увозила с собой, когда покидала царский дворец, оказались царевне малы. За прошедшие три года она ни разу не наряжалась ни в одно из них, предпочитая девчачьим нарядам просторные бриджи и льняную рубаху. Когда же они с Всеволодом выходили в море, она накидывала сверху жилет и короткую суконную куртку.

К счастью, на днях множество торговцев с юга как раз причалили к гавани у Восточной крепости, привезя с собой, помимо диковинных сувениров и пряностей, шелка и одежды. Милава ничего не смыслила в красивых платьях, но выбрала то, которое, по мнению девушки, должно было прийтись по душе её матери – царице Богдане.

Сейчас, въезжая в город она сильно жалела о сделанном выборе – платье оказалось тесновато в груди, кроме того в нём ужасно неудобно ехать верхом, а испачкать изящный наряд и вовсе было проще простого.

– Почему я не родилась мужчиной, как ты и все остальные наши братья? – спросила она как-то Всеволода. Царевич только посмеялся над её вопросом и ответил:

– Вероятно, Всевышний решил, что четверых сыновей нашим матери и отцу будет достаточно, вот и подарил им тебя.

Милава очень походила на своего брата, как золотом волнистых волос и голубизной очей, так и характером. Останься она при дворе – росла бы, не вылезая из платьев, окружённая слугами, избалованными придворными девицами и разговорами о женихах. Но её, как и Всеволода, всегда тянуло вырваться из отчего дома на волю. Душа её стремилась на край света к скалистым берегам и открытому морю. Когда царь понял, что бороться с этой тягой бессмысленно, то отправил Милаву к брату в Восточную крепость. Наверное, отец полагал, что хлебнув нелёгкой жизни в тех суровых и ветреных краях, она вскоре вернётся назад, но всё вышло ровным счётом наоборот.

Ей было тринадцать тогда, и она была юркой, непоседливой и весьма своенравной девочкой. Впрочем, за прошедшее время такой она и осталась, разве что годы обратили её из нескладного подростка в красивую девушку. Но Милава ни капли не похожа на всех этих придворных девиц – княгинь и их изнеженных дочерей. Тело её стройное и гибкое как тростник было крепким, ладони огрубели, а манеры и походка выдавали в ней скорее морячку, чем царскую дочь. Милава чувствовала себя неловко и глупо в нарядном платье, что ей пришлось нацепить на себя в дорогу.

Они въехали в широкие врата Царь-города, и народ встретил их радостными криками и улюлюканьем. Всеволод держал осанку, гордо восседая на своём гнедом скакуне, и Милава во всём старалась подражать ему. Брат и сестра в сопровождении конного отряда из полусотни солдат проехали мимо рынков и ярморочных лавок, пересекли центральную площадь и оказались у стен дворца.

Когда родной дом предстал перед ними во всём великолепии своих высоких красных стен и расписанных куполов, что-то ёкнуло в душе девушки и солёные слёзы сами собой навернулись на глаза. Милава тут же смахнула их, пока Всеволод не заметил, что она поддалась эмоциям. За толстыми каменными стенами сотни царских гвардейцев выстроились в ряд, встречая гостей. Наконечники их пик поблёскивали в ярком солнечном свете, доспехи, столь же крепкие, как и изящные, с виду, отливали синевой. Повсюду, терзаемые ветром, развевались знамёна Синегорья. И хотя на дворе стояла зима, весь Царский дворец буквально переливался от буйства красок. Разноцветные стёкла окон, неповторимые в своём великолепии купола на вершинах стройных башен, багровых на фоне небесной синевы, и стяги на длинных шестах – всё здесь было прекрасно как во сне. Сам дворец представлял собой пестрое множество зданий самой разнообразной величины. Все они теснились друг подле друга, возвышались одно над другим и были покрыты разномастными крышами: двускатными, в виде шатров, скирд, с гребнями и золочеными маковицами наверху. Стены зданий украшали резные орнаменты: листья, травы, птицы и звери. Все эти здания соединялись между собой многочисленными переходами и сенями.

Когда они подъехали к лестнице, ведущей вверх к главному входу во дворец и усыпанной благоухающими лепестками цветов, царевич соскочил с коня и помог спуститься своей сестре. Она отряхнула платье, с досадой заметив, что всё же умудрилась слегка забрызгать подол грязью в дороге.

Оставив своих солдат внизу, девушка и её брат вдвоём поднялись по лестнице, где навстречу им вышел царский стольник Елисей, учтивый и исполнительный, как и прежде. За три года он почти не изменился, разве что немного пополнел, да опустил небольшую бороду.

Они прошли через парадные палаты и двери, обитые сукном, оказавшись в длинной галерее. Бархатные алые ковры застилали пол, мощёный дубовым кирпичом. Елисей провёл их вперёд, мимо оружейной и кормового дворца, после чего остановился у входа в приёмную палату, предлагая царевичу и царевне войти внутрь. Стольник распахнул перед ними двери, и они шагнули в огромный светлый зал.

Стены и потолки зала вспыхнули многоцветной росписью. Приёмную палату в честь приёма заставили длинными дубовыми столами на резных ногах. Вдоль столов стояли лавки, покрытые матрацами и сафьяновыми тюфяками. Сейчас на них разместились более трёхсот гостей – князья, княгини, их дети, бояре, зажиточные дворяне и прочая знать. Между столами суетились слуги, которыми заправлял пузатый кравчий.

Во главе пиршества на высоком троне восседал царь Белимир II – отец Милавы и Всеволода. За прошедшие годы он немного состарился – седина уже покрывала большую часть волос, он похудел и слегка осунулся. Но во взгляде его, как и прежде читалась суровость и твёрдость. Рядом с ним восседала его супруга – царица Богдана. Возраст ничуть не повлиял на её красоту, что досталась по наследству Милаве и Всеволоду. Женщина сидела гордо, держа царя за руку, и одаривая почётных гостей своей лучезарной улыбкой.

Елисей, откланявшись царевичу и царевне, резвой походкой направился к трону. Всеволод шагнул вперёд, увлекая за собой сестру. Милава чувствовала себя неловко, окружённая знакомыми и не очень лицами. Некоторые из них забылись ей за годы отсутствия, некоторых она видела впервые. Все они, оборачиваясь, глядели на неё и брата: кто-то выкрикивал приветствия, кто-то кланялся, кто-то просто молча глазел. Женщины и молодые девушки перешёптывались, и Милаве казалось, что они обсуждают её внешний вид, хотя по правде, большинство из них, скорее всего, говорили о прекрасном Всеволоде. Следуя примеру матери, Милава улыбалась всем им, как и подобает царевне.

Царь и его супруга, заметили своих младших детей лишь тогда, когда те оказались у самого трона. Белимир и царица Богдана поднялись со своих мест.

– Царевич Всеволод и царевна Милава из Восточной крепости! – громко объявил стольник.

На глаза царицы навернулись слёзы, и она зашагала к детям, спеша заключить их в свои объятия. Царь стоял на месте, переводя взгляд то на Милаву, то на её брата. Он был не так сентиментален, как его супруга, но всё же несомненно радовался их приезду. В глазах отца читалась гордость.

Давно Милава не ощущала материнских объятий и сейчас, прижатая к родной груди, вдруг снова почувствовала себя маленькой девочкой, окунаясь в воспоминания о былых днях.

– Долго же вы добирались, – сказала царица, вытирая слёзы с румяных щёк.

– Пришлось задержаться, – ответил ей сын. – Но мы, кажется, всё же успели к застолью и приезду гостей.

– Наверняка опять проболтались в море, забыв обо всём важном, – раздался откуда-то сзади ироничный мужской голос. Милава узнала его и радостно обернулась.

Двое её старших братьев стояли бок о бок: высокий, отрастивший пышную бороду Бажен и улыбающийся Святогор. Оба они были широкоплечими, крепкими с виду взрослыми мужчинами.

Бажен был самым старшим. Он явился сюда из Царской крепости, что стояла севернее Царь-города. Когда их отец умрёт, он первым унаследует престол. Царевич походил на отца более всех остальных детей Белимира. В грубом квадратном лице, во взгляде, в складке, что вечно красовалась на переносице, придавая ему какую-то сердитость, – во всём этом читались черты царя.

Святогор был двумя годами помладше. В свои неполные двадцать пять лет он уже имел славу превосходного воеводы и держал крепость Стопа великана, располагавшуюся на юго-западе от Царь-города. Крепость стояла у подножия Громового Хребта и защищала Царь-город от набегов горных народов. Святогор в отличие от брата был весел. Его лицо почти всегда украшала сияющая улыбка, которую так любила Милава. Но, несмотря на это, в бою, по слухам, он был свиреп и обладал прекрасными навыками военного дела и стратегии. Стопа Великана была одной из важнейших крепостей провинции и тот факт, что царь отправил туда Святогора, говорил о многом.

– А где Берислав? – удивлённо спросила Милава, после того, как они обнялись. Её глаза бегали по головам гостей, пытаясь отыскать ещё одного брата – третьего сына царя Белимира.

– Его сегодня не будет, – ответил Бажен. – Берислав в последнее время предпочитает уединение в компании книг. Он сейчас в Солнечной Башне, помогает дьяку с какими-то важными бумагами.

– Мой средний сын никогда не сможет держать крепость или командовать полками, – угрюмо изрёк царь. – Но зато он неплохо справляется с делопроизводством, хорошо читает карты и видит то, что порой ускользает от глаз опытных воевод и советников. Господь отнял у него ноги, но даровал светлый разум. Хотя мне всё равно было бы приятнее видеть его сегодня здесь. Князья со всего Синегорья собрались в моих чертогах, чтобы вкусить царского гостеприимства, а затем обсудить важные для всех нас вопросы, а он не соизволил даже явиться, чтобы поприветствовать их.

Милаве сделалось грустно. Она пыталась вспомнить лицо Берислава, каким оно запомнилось ей с их последней встречи. Минутой ранее она испытывала неловкость от взглядов гостей, сидящих за столами, но каково же ему – сыну царя и калеке, когда также смотрят на него. Милава боялась даже представить, что чувствовала бы на месте своего брата, но прекрасно понимала, почему тот со временем стал избегать появления на людях.

– Не будем сейчас об этом, Белимир. – Царица коснулась руки мужа и тот согласно кивнул.

– Сегодня у меня большой праздник. Мои дети явились обратно в отчий дом. Садитесь же и разделите мою радость. Пейте и ешьте. Завтра вы будете впервые присутствовать, и принимать участие в совете князей.

Царь пытался казаться радостным, но Милава ощутила тревогу в его голосе.

Совет князей собирался очень редко, и причиной ему могло послужить только что-то действительно важное. Царевна знала, почему все эти люди съехались сюда со своих земель. Война – вот что было у всех на устах. Люди говорили многое, но из всего Милава поняла одно – очень скоро умрёт король. Он не оставил после себя живых наследников. Единственный из сыновей короля Эрика Уорда пропал пять зим тому назад, и лорды Ройалдэйла теперь будут рваться к престолу, рубя друг другу головы за право властвовать над тремя провинциями. Но Синегорье не собиралось оставаться в стороне.

Сейчас, когда королевство было ослаблено и разрознено как никогда, её отец считал необходимым сделать решительный шаг, дабы Синегорье наконец возвысилось и обрело заслуженное величие. Многие века к их землям относились как к огромному неисчерпаемому руднику с золотом и алмазами. Им было отказано в свободе, их притесняли. Да, провинция со временем стала слишком крепкой и сплочённой, чтобы Стронгхолд мог давить на них также легко как раньше, но она по-прежнему была лишь частью огромного королевства. Короли всегда стояли выше царей.

Мужчин Синегорья забирали на войны, развязанные Стронгхолдом; золото и алмазы, добытые его рудокопами в собственных землях, отбирались и шли на украшение королевского трона и доспехов гвардейцев его Высочества. В этих землях издревле правили цари, но указом короля на трон Синегорья всегда можно было поставить лицо более угодное Стронгхолду и лордам Ройалдэйла. Теперь же близилось время, когда всё изменится раз и навсегда.

Гости Царь-города пили и веселились, князья переговаривались между собой и шутили, а их жёны хихикали и сплетничали, но Милава всеми порами чувствовала напряжение, витающее в воздухе. За маской спокойствия и благополучия эти люди прятали страх.

Милаву с братьями усадили на почётных местах. Царевна заняла место между царевичами Всеволодом и Бериславом. Когда все гости подоспели, царь присоединился к пиршеству. Рядом с ним сели царица и царевич Бажен. Стол с царской семьёй делили князья Синегорья и прославленный воевода Сергий, которого называли Несмертным. Милава побаивалась этого грозного и немногословного человека, но её отец доверял ему во дворце больше, чем кому-либо. Тот выглядел мрачнее тучи, изредка поглядывая на гостей своим единственным глазом. Через всё лицо Сергия Несмертного проходил глубокий и страшный шрам, коих на его могучем теле было не мало. Второй его глаз был прикрыт повязкой, но её воевода одевал только во время застолий. В другое же время он не скрывал страшного увечья, выставляя на обозрение пустующую глазницу. Одним своим видом он наводил ужас, как на врага, так и на обитателей дворца. Когда взор его единственного ока упал на Милаву, девушка отвернулась. Она была смелой, но даже смелые люди иногда боятся.

Стол ломился от яств. Устав с долгой дороги, Всеволод уже набивал желудок. Милава лишь едва прикоснулась к еде. Что-то терзало её изнутри, и кусок не лез в рот. Она бы покинула застолье, но не могла посметь оскорбить таким образом гостей и своих родителей.

Мать похвалила её наряд и Милава улыбнулась в ответ, однако легче ей не стало. Она снова дома, но дом её был словно чужим. Назревало что-то страшное. Нервные притворные улыбки князей и княгинь не могли это скрыть. Отец сидел, погрузившись в тяжёлые раздумья. Его тарелка была полна. Чашник подошёл, чтобы наполнить царский кубок вином, но Белимир оттолкнул юношу и велел ему присматривать за кубками гостей.

– Что это так тревожит их всех? – спросила она Святогора. Он единственный, кто казался ей действительно спокойным среди всех, а его, не сползающая с губ, улыбка успокаивала царевну.

– Идут слухи, что на западе назревает война, страшнее, которой мир ещё не видывал, – ответил он, обернувшись к ней.

– Не пугай сестру, Святогор. – Бажен, сидевший напротив, жевал кусок окорока и поглядывал на них. – Ей не обязательно знать об этом. Война – удел мужчин.

– Она давно перестала быть той слабой девочкой, что уехала отсюда три года назад, – вступился за сестру Всеволод. – Ей уже шестнадцать и её не так просто испугать. Ты знаешь Милаву не хуже меня. Большинству отцовских дружинников далеко до отваги нашей милой сестры.

– Да, но не ей идти на врага с мечом.

– Она будет на завтрашнем совете князей наравне с нами. Быть может тяжёлые доспехи ей и не носить, и не вести вперёд конницу, но с кораблём она управится не хуже любого из капитанов на всём восточном берегу, за это я ручаюсь.

Милаве была лестна похвала брата. Он конечно преувеличил. В портах, омываемых Великим океаном, найдётся немало прекрасных мореходов, имеющих за плечами огромный опыт и способных чувствовать море лучше, нежели она, но царевна уже могла бы с лёгкостью вести в бой достаточно крупное судно, совершать хитрые манёвры и топить корабли супостата. Ей на пару с братом приходилось вступать в морской бой дважды за прошедший год. В первый раз они были на одном корабле, и руководил всем по большей части Всеволод. Тогда им случилось отбиваться от нападения пиратов, когда их корабли ушли слишком далеко на юг и попали в западню. Зато во второй раз у неё было своё судно. В том плавании они атаковали уже сами, напав на небольшой флот корсаров вошедших в воды провинции. Во время остальных же выходов в море, сражений не случалось, но царевне приходилось бороться и с бурей, и с течью, и со скалами грозящими потоплением. Из Милавы вышла превосходная морячка. У неё определённо был дар чувствовать волны и ветер. Никто не знал этого так хорошо, как её брат Всеволод. Но Бажен лишь фыркнул.

– Враг не придёт к нам с моря, брат, – буркнул он. – Нас ждёт стена из копий и дождь из стрел. Угроза движется по земле, а не по волнам.

– Возможно. Но этот же самый враг вполне может явиться и оттуда, откуда мы вовсе не ждём его, – настаивал Всеволод. – Не забывай, что у Ройалдэйла тоже есть пара портов к северу от нас. В Вотэрхолле вот уже много лет без дела простаивает флот из пяти сотен кораблей. Не думаю, что в случае войны, лорды пренебрегут возможностью воспользоваться такой внушительной ударной силой.

– Вотэрхоллом заправляет мальчишка, у которого кишка тонка бросить вызов Синегорью. Пусть у него было бы и вдвое больше кораблей. Но даже если его флот вдруг зашевелился, – прежде, чем он дойдёт до вашего драгоценного Восточного Шпиля, ему предстоит столкнуться с галеями и ладьями князя Судислава, сидящего на Великом Мысе. – Бажен кивнул головой в сторону богато одетого мужчины с обветренным лицом, сидевшего неподалёку. – Течение донесёт до вас лишь обломки Вотэрхоллской флотилии.

– Наш драгоценный Восточный Шпиль – цель куда более важная, нежели крепость князя Судислава. Вражеские корабли могут легко обогнуть её, пройдя незамеченными вдали от берега, и причалить прямиком к нам. – Всеволод поглядел на старшего брата с вызовом. – Да, воды там неспокойные и они вполне вероятно потеряют часть своего флота в пути, но эти потери будут незначительны. Позволим им взять Восточную крепость, и они окажутся в четырёх днях езды от Царь-города прямо на Великом тракте. Если идти по нему напрямик, то путь им не преградит ни одна крепость, кроме той, которую держишь ты, но и она уже на самом подходе. Лишиться Восточного Пика, значит открыть для врага свободный проход. Этот путь для них значительно короче и безопасней, чем через горы, реки и многочисленные крепости на западе, что обороняются князьями Синегорья.

Бажен нахмурился пуще прежнего. На его щеках заиграли желваки.

– Всеволод прав, – прогромыхал голос отца. – Мы укрепили крепостями весь запад, откуда врагу в былые времена подобраться было легче всего, но с обратной стороны, там, где Великий океан омывает скалистые берега, у нас зияет огромная брешь в обороне, которую удерживает лишь Восточный Пик, – угрюмо констатировал он. – Твой младший брат, Бажен, отличный моряк и в подчинении у него лучшие мореходы Синегорья. Нам не стоит недооценивать роли флота в этой войне, иначе она может обернуться для нас оглушительным поражением. Если мы хотим вступить в неё, то должны быть готовы ко всему.

– Значит теперь, вместо того, чтобы собирать войска у границ, мы будем укреплять Восток? – недовольно бросил старший царевич.

– У меня в крепости достаточно людей, чтобы отбить атаку с моря, – ответил за отца младший из его сыновей. – У нас есть корабли, есть метательные орудия и лучники. Не хватает лишь моряков. Но даже если вражеский флот пустит ко дну наш, остатки его сил будут разбиты у берега.

Царь промолчал, испытующе глядя на него.

– А как же Милава? – царица была обеспокоена. – Вы говорите о войне и об атаке неприятеля, которая может постичь побережье, но нашей дочери не место в центре этого побоища.

– Моё место рядом с братом, – возразила Милава.

– Твоё место там, куда укажу я, – грозно заявил отец. – Твоя мать глаголит истину. Царевна должна быть во дворце, в безопасности, там, куда враг доберётся в последнюю очередь.

– Но…

– Ты слишком увлеклась, Милава, – перебил он её. – Когда я отправлял тебя на Восток, ты была ребёнком и во всём старалась подражать своим братьям, но детство кончилось. Тебе впору выходить замуж, а не бегать по палубам галей и брать на абордаж вражеские корабли.

Царевна вспыхнула.

– Почему вы так несправедливы ко мне? – проронила она. – Лишаете возможности жить тем, что я люблю и хорошо умею делать. Моя судьба не сплетничать днями напролёт с глупыми дворянскими девицами и не мерить платья, а поднимать паруса и командовать гребцами. Я задохнусь от жизни во дворце.

– Уж лучше ты задохнёшься здесь, чем захлебнёшься кровью и солёной водой, – строго проговорила царица.

– Всеволод, скажи им, – взмолилась Милава. Брат поглядел на царя.

– Прости, сестра. Но против веления отца я идти не смею.

Она отпустила его рукав, в который вцепилась моля о защите.

– Мне жаль. – Он опустил глаза. – Не нам подвергать сомнению решения наших родителей. Однако, на всё есть воля Божья.

– Но наш отец не Бог, – возразила девушка.

– Прояви уважение ко мне и к матери, не позорь нас при наших добрых гостях! – Она никогда не видела отца таким сердитым как сейчас. – Я целых три года потворствовал тебе. Тяжёлые времена надвигаются. Ты нужна мне здесь как дочь и как царевна.

– Вот только никто не спросил, что нужно мне, – Милава закусила губу и хотела сорваться с места, но Всеволод удержал её.

– Не стоит, – сказал он тихо. – Только сильнее рассердишь их, а проку от этого никакого. Они должны видеть не слабость, а холод и сталь, что присутствуют в тебе. И, быть может, тогда им придётся изменить своё мнение.

– Но сколько мне для этого нужно будет ждать?

– Столько, сколько потребуется. Они наши родители и обеспокоены твоей судьбой. Дай им время остыть, узнать лучше ту тебя, какой ты стала за годы в Восточной крепости. Отец с матерью видят в тебе маленькую капризную девочку, яви же им грозную и сильную духом морячку.

Она поняла, что в его словах есть смысл и немного успокоилась. Нечто подобное уже было тогда, когда она впервые собралась к своему брату на Восток. Но со временем родители смягчились и пошли ей навстречу. Однако тогда в провинции царил мир, а теперь назревала война.

Застолье продолжалось до глубокой ночи.

Милаву уже давно утомили звон столовых приборов, хохот пьяных князей и бессмысленная болтовня дворян. О войне за столом говорили мало, предпочитая отложить это на завтрашний совет, и девушка не узнала ничего нового. Со скучающим видом она сидела рядом с братьями. Временами к ним подходили гости, приветствовали, дарили подарки и интересовались всякими глупостями, а ей как царевне, приходилось приветливо улыбаться и вежливо отвечать им.

В очередной раз к ним приблизился коренастый молодой человек с маленькими плотно сжатыми губами. Облачённый в нарядное княжеское одеяние, он поклонился царю и его семье и преподнёс Милаве свой подарок – маленькую шкатулку с резным узором на деревянной поверхности. Девушка открыла её и обнаружила внутри ожерелье из самоцветов. Царевна не знала толка в подобных безделушках, но всё же постаралась изобразить изумление и восторг.

– Милава, это князь Александр, хранитель Малой Крепости, – представила гостя царица Богдана. – За время твоего отсутствия нас посетило много знатных женихов, желавших просить твоей руки, но князь, на наш взгляд, самый достойный человек из всех.

К горлу царевны подкатил ком. Она побледнела, но тут же почувствовала руку Всеволода, сжавшую её ладонь под столом. Это придало ей сил, и девушка заставила себя улыбнуться.

– Благодарю вас, князь. – Слова давались ей с трудом. – Ваш подарок прекрасен.

– Я отобрал для ожерелья лучшие камни, найденные в копях неподалёку от моей крепости, но, как оказалось, оно всё равно меркнет по сравнению с красотой той, что будет его носить.

Говорил он красиво, да и был весьма не дурен собой, но Милава изо всех сил сдерживалась, чтобы не послать его прочь. Ей не нужны женихи, а если она и решится однажды стать кому-то женой, то выберет себе мужа сама. Отец с матерью хотели отнять у неё океан и свободу, а теперь пытались лишить и права выйти замуж по любви.

Вероятно, сейчас ей нужно было что-то ответить, но вместо этого она промолчала. За неё ответил царь:

– Князь Александр, благодарю вас за визит и буду рад увидеть на завтрашнем совете. После мы обговорим с вами все остальные вопросы, не касающиеся военных дел.

Мужчина с довольным видом поклонился.

– Что ж, я счастлив, что подарок пришёлся вам по душе, – обратился он к Милаве. – Я надеюсь, что мы сможем вновь увидеться с Вами в ближайшее время.

– Я тоже надеюсь, – выдавила из себя девушка, когда князь коснулся губами её руки.

Затем он ещё раз откланялся, развернулся и направился обратно к своему месту.

– Земли, стоящие под охраной Малой крепости столь же прекрасны, как и богаты, – сказала царица, когда гость удалился. – Князь Александр очень учтивый и благородный молодой человек. Будь с ним вежлива, Милава. Он станет тебе замечательной парой.

Царевна скривила рот, но мать проигнорировала это и отвернулась.

– Лучше бы я не приезжала, – прошептала девушка.

– Не говори так. – Всеволод отпустил её руку. – Она ведь желает для тебя только самого лучшего, просто не понимает, что тебе самой нужно вовсе не это.

– Только ты и понимаешь меня, – с грустью сказала Милава.

Ночью, после застолья их проводили в постельные хоромы. Её опочивальня осталась нетронутой со времён отъезда, разве что постельное бельё поменяли на новое.

Мороз разрисовал окна диковинными узорами. Там за стеклом было темно. Мрак укутал дворец и стёр всю палитру красок, которой он сверкал при свете дня.

Перед сном царевна посетила мыльницу, где, сбросив платье, смыла с тела пот и дорожную пыль. Когда она вернулась, то у постели её ждала царица. В руках женщины горела лучина, развеивая темноту комнаты.

– Матушка, – тихо позвала её дочь.

Богдана обернулась.

– Я часто приходила сюда все эти годы, что ты отсутствовала, – призналась она. – Присядь.

Милава опустилась на бархатные покрывала.

– Знаю ты зла на меня. – Царица сложила руки на коленях. – Я знаю также, что лишаю тебя тех радостей, что скрашивали твою жизнь то долгое время, что ты провела со своим братом в Восточной крепости. – Она вздохнула. – Море и ветер, кто бы мог подумать?

– Я вовсе не сержусь, матушка, – солгала Милава.

– Нет сердишься. И имеешь на это полное право. Но я хочу, чтобы ты знала, что на самом деле никто в этом дворце не поймёт тебя так, как понимаю я. Даже твой любимый брат.

– Он-то как раз понимает, – еле слышно проговорила девушка.

– Ничего подобного! Ни одному из мужчин это недоступно.

– Тогда почему, по-твоему, только он один поддержал меня в моих стремлениях?

– Потому что видит в тебе сестру и желает тебе добра. По-своему.

– Значит, ты мне добра не желаешь? – спросила девушка.

– Желаю! Больше всего на свете! Потому и пытаюсь донести до тебя то, что в своё время каждая мать должна донести до своей дочери.

Царевна непонимающе поглядела на Богдану.

– Мужчины – созидатели и разрушители, – сказала царица, издав тяжёлый вздох. – Женщины – хранительницы. Наши мужья издревле служили добытчиками и защищали нас. Они – воины и убийцы. Им приходится терпеть боль, превозмогать усталость, сохранять мужество там, где это необходимо и умирать на поле боя. Таковы они по природе и такова их задача. Но у нас женщин есть своя – та, что некоторым покажется мелочью, но на самом деле наша доля ничуть не лучше мужской.

Ладонь матери коснулась руки царевны. Она были такой тёплой и родной, что дрожь пробежала по коже.

– Пока мужчины умирают в крови, мы храним дом и растим детей. Мы рожаем их в муках, а потом воспитываем и оберегаем до поры, до времени. Мы не даём гаснуть огню в очагах и молимся Богу, чтобы он сохранил наших мужей. Мы терпим их буйный нрав, дарим им уверенность в своих силах и поддерживаем в трудную минуту, а это задача не из лёгких. Нам суждено встречать их раненых из боя и зашивать им раны, или терять и хоронить в сырой земле, суждено не спать ночами в тревожном ожидании, пока они рубят друг друга на куски. Но также нам суждено забывать о собственных мечтаниях и грёзах, чтобы быть рядом и исполнять свой долг. Нам с тобой не место на войне.

– Но какой это имеет смысл, если женщина чувствует себя намного лучше и полезнее на поле боя, нежели храня очаг под крышей, томясь и ожидая?

– У мужчин достаточно братьев по оружию, готовых их спасти или умереть вместе с ними. Но они всегда будут нуждаться в нас, верно ждущих их дома, тех, что пригреет их, окружит лаской и любовью. – Огонь подрагивал во мраке комнаты, и царевна видела, как на стенах плясали чёрные тени. – Мужчины исполняют свой долг, невзирая на страх и боль, а мы должны исполнять свой – отталкивая собственные порывы, – сказала ей мать. – Даже если нам кажется, что наше место вовсе не здесь. Если никто из нас не будет придерживаться того, что должен, то нам не выжить. Никогда.

– Значит, мне необходимо забыть о море и выйти замуж за князя Александра?

– Нам всегда приходится выбирать между тем, что необходимо, и тем, что желанно. Первое помогает нам выживать, второе – дарит соблазнительное чувство свободы, но лишь до того момента, как погубит. – Мать поцеловала Милаву в лоб. – Пойми же меня, моя девочка. Каждой девушке до тебя, в том числе и мне в своё время, приходилось делать этот выбор.

Она погасила огонь и вышла из комнаты, но у порога остановилась и, прежде чем удалиться, тихо промолвила:

– Спи спокойно, дитя моё. Нас ждут суровые времена полные ужасов и терзаний. Нужно набираться сил.

Когда мать удалилась, царевна опустилась на кровать, ощущая, как ноют мышцы во всём теле от долгой дороги верхом.

Пальцы её коснулись собственных ладоней, чтобы ощутить твёрдость кожи, огрубевшей от морской воды, постоянного соприкосновения с канатами и грубой работы. Кто она? Женщина, которая терпеливо ждёт у окна и молится о спасении супруга, или та, кто в это время вгоняет клинок в тело врага?

Милава выбрала бы второе.

Каждый воин – чей-то муж или сын. Одних она спасёт, других – лишит жизни.

Девушка представила, как вгоняет сталь в тёплое тело по самую рукоять, как кровь брызгает ей лицо из чавкающей раны, как глаза убитого ею человека обращаются в стекло.

«Пускай за мертвеца поплачет его жена», – пронеслось в голове.

 

* * *

 

Длинные столы в приёмных палатах убрали, оставив лишь один, за которым разместились князья.

Их было десять. Одиннадцатый – Борис Затворник, что держал на юго-восточном берегу Морской Чертог, так и не явился в город. Остальными тремя крепостями заправляли царевичи – Бажен, Святогор и Всеволод. Все они также сидели за столом совета. Царь, как и положено, восседал во главе. Рядом с ним находилась жена его – Богдана. Воевода Сергий Несмертный тоже был тут, также как и стольник, оружничий и сонный дьяк. Явился на совет и царевич Берислав, вернее слуги внесли его и усадили рядом с братьями, так как ноги царского сына уже давно не способны были ни ходить, ни чувствовать. Он был бледен и почти не смотрел ни на кого. Большой рот царевича был искривлён, будто само нахождение здесь приносило ему боль. Увидев Милаву, Берислав коротко улыбнулся, после чего лицо его вновь приняло мученическое выражение.

Царевна заняла место в самом конце стола, но и отсюда было прекрасно видно разложенную на столе карту.

Среди князей и царевичей сидели ещё двое. Один – худощавый, длинноносый и кучерявый, с огромным кадыком, который при разговоре ходил ходуном, и выдавался вперёд, как могло показаться, даже сильнее, чем его длинный нос. Второй – дряхлый давно облысевший старик в богатых одеждах. Костлявые пальцы его украшали многочисленные перстни и кольца. Когда Милава спросила Святогора про них, то брат ответил, что это лорд Валентайн из замка Грандстоун со своим внуком. Замок тот стоит у границы Ройалдэйла и Синегорья, почти у самого берега Матери Водопадов. Лорд Валентайн уже стар и единственный его наследник – это Эдвин, тот самый молодой человек с огромным кадыком. Старик очень заинтересован в судьбе своего внука, и уже долгое время поддерживает связи с князьями Синегорья, предлагая свою поддержку в случае войны. Взамен на это он просит, ни много ни мало, все северо-восточные земли Ройалдэйла, то есть замки Морозный Пик, Дарквуд и Зимний Оплот. Разумеется всё это лишь после победы в войне. «Он предлагает присвоить этим землям статус провинции после захвата Стронгхолда и даровать их Эдвину», – ухмыляясь, сказал старший брат. – «Похоже, старик просто до жути боится нашей мощи и понимает, что замок его в случае войны первым попадёт под удар, а потому решился на этот рискованный союз».

Он требует слишком много, но всё это лишь для того, чтобы не показать страха и поднять себе цену, подумала Милава. Тем не менее, условия эти были приняты уже больше месяца назад, а сам союз был скреплён браком Эдвина с дочерью князя Тихомира Ладой. Лорды Ройалдэйла, само собой, ничего об этом не знают. Пока.

– Что слышно о настроениях в провинции, милорд? – спросил Всеволод, обращаясь к Валентайну Грандстоуну.

– Сложно что-то сказать, – пожал плечами старик. – Я ограничил свои связи с остальными лордами, дабы как можно надёжнее сохранить наш союз в тайне. Знаю лишь, что Морозный пик и кто-то из лордов северо-запада уже собирают войска, но делить между собой престол, они не настроены. Ближайшие к ним дома, поддержат каждую из сторон соответственно. Кроме того есть какие-то волнения в районе Двуречья, но слухи оттуда идут противоречивые.

– Что вы сами думаете о раскладе сил, лорд Валентайн? – спросил царь.

– Несомненно, в борьбу вступят и другие лорды. Но как их силы распределятся, я не уверен. Чёрный замок молчит также, как и Синий Пик.

– Синий Пик, – задумчиво промолвил князь Светолик из крепости Сломанное Копьё. Он почесал свой двойной подбородок, заросший щетиной. – Замок стоит через реку от моих земель посреди Долины Ветров. До него три или четыре дня пути. Он ближе всех к границе, за исключением Чёрного замка на юге. Если мы возьмём его, то получим весомое преимущество и окажемся на расстоянии вытянутой руки от Стронгхолда.

– Вы хотите ударить первыми? – удивился Всеволод. – Я думал, мы решили выжидать. Лорды собираются воевать друг с другом, какое им дело до нас?

– Мы ударим, как только лорды северных земель и остальные сцепятся между собой, – заявил царь. – В том то и соль, что этим псам никогда не было до нас дела. Мы были их вассалами, согнанными в жестокие края. Но их время закончилось. Синегорье много веков ждало такой возможности, и мы не можем растерять её впустую. Проще всего королевство брать тогда, когда оно ослаблено и раздроблено на части.

– Общий враг может объединить их.

– Только не сейчас. – Эдвин Валентайн покачал головой. – Как только король умрёт, лорды ослепнут. Всё что они будут видеть – это пустующий трон Стронгхолда и прежде чем опомнятся, вы уже отхватите добрую половину королевства.

– Когда-то в этих палатах мы говорили о борьбе за свободу Синегорья, а теперь обсуждаем захват земель, – пробормотал младший из царевичей.

– Эти земли возместят кровь, пролитую нами за короля, – озлобленно бросил его отец. – Тысячи храбрых мужчин Синегорцев века

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: