Философский язык в Испании XVII века

Невозможно научно подойти к анализу философского языка определенной эпохи без предварительного указания лингвистической теории, которая выбирается как теоретическая схема исследования. Сколь различны теории: Амадо Алонсо в своем переводе произведения К. Восслера "Философия языка" исследует известную особенность, которая разделяет лингвистику Ф. Соссюра и К. Восслера. Если первый анализирует язык как "продукт",то второй видит в языке организм в его продолжающемся развитии, как "производство"....

Невозможно научно подойти к анализу философского языка определенной эпохи без предварительного указания лингвистической теории, которая выбирается как теоретическая схема исследования. Сколь различны теории: Амадо Алонсо в своем переводе произведения К. Восслера "Философия языка" исследует известную особенность, которая разделяет лингвистику Ф. Соссюра и К. Восслера. Если первый анализирует язык как "продукт",то второй видит в языке организм в его продолжающемся развитии, как "производство".

Это различение, как известно, ввел еще В. Гумбольдт, чтобы противопоставить язык как продукт деятельности, нечто созданное ('ergon') языку как сама деятельность ('energeia'). С художественной точки зрения, поэт Х.М.Вальверде также анализирует этот лингвистический дуализм и противопоставляет язык сделанный и мороженный новым формам общения, продукту вдохновения и энтузиазма. В рамках этой рефлексии развивается и испанская мысль XVII века. В то время как большая часть теоретических размышлений формулируется в языке созданном ergon, не меньшая часть пытается создать новый творческий язык enеrgeia, дабы привнести в него свежую струю духа.

Схоластика этого века унаследовала мыслительные схемы предыдущих эпох, которые в подавляющем большинстве усиливали язык созданный, в то же время появляются другие мыслители, уже осознавшие необходимость нового языка. Однако некоторую двойственность можно заметить и среди мыслителей, предпочитающих творческий язык. Одни, такие как Кеведо и Грасиан, используют новый философский язык, чтобы как можно более адекватно представить свои размышления. Другие, в большей степени художники, чем философы, прикладывают все свои усилия, чтобы, с одной стороны, их поэтическое выражение передавало наиболее полным образом идеологическое послание, но, при этом, в большей степени стремятся истолковать требования своей аффективной жизни, чем мыслительные схемы, находящиеся в их подсознании. Так это происходит в случае Кальдерона и Гонгорры.

Давно и безуспешно пытаются уточнить, каким является соответствующее взаимное поле мысли и языка, и каковы их отношения и противоречия. Проблемы очерчиваются очень рельефно как во взаимных претензиях, так и во взаимовлиянии. Одним из вариантов решения данной проблемы является позиция Ортеги. Признавая несомненно огромное влияние родного языка на наш образ мышления, он пишет, что приходит момент, когда появляется в нас это отношение (позиция), которую Ортега назвал 'метафизическим чувством'. Это для него единственная вещь, вещь более интимная, чем любовь. Определяя ее, он говорит, что это 'чувство радикальное, последнее, основное, которое мы имеем в Универсуме'. Ортега считает (и с ним вполне можно согласиться), что из этого 'метафизического чувства' возникает языковая мощь как творение, когда это чувство имеет высокие тональности, и наоборот, используются изношенные и окаменевшие языки, когда это чувство перестает быть светом и теплом дабы изменяться в рутине и принятии действительности. Это то основное, что можно увидеть в философском языке XVII века.

Три основных переживания, выражающих действующее 'метафизическое чувство' можно наблюдать в Испании этого периода.

Первое - духовное единство, которое является наивысшим благом народов. Испанец XVII века воображает счастье в своем единстве перед лицом разъединенной Европы с ее бесконечными войнами, мотивированными различными верованиями. М.Менендес Пелайо снова и снова утверждает, что в Испании этого времени инквизиция была популярна. Пристально вглядываясь в историю и, пытаясь найти объяснение столь странному, с современной точки зрения, явлению, он находит его в том, что испанец этого времени дает добро любому институту защитников и гарантов этого единства. В идеологическом плане это чувство единства проявляет тот факт, что лучшим путем для его достижения является поддержка какой-либо бесспорной власти. Эта власть должна была представлять 'сделанную' философию, иначе говоря, философию как закрытую систему. Слишком часто схоластика сужает свои рамки этим горячим желанием единства, которое ведет ее к бесплотному отрицанию.

Второе переживание воспринимает окружающую жизнь как поле напряжения и борьбы равно как в индивидуальном аспекте, так и в социально-политическом. Философия должна обучать жить эту ситуацию. Это является миссией философии уже согласно учению стоиков. Новый стоицизм XVII века стремится соединить самодостаточность греческого знания с просветленным спокойствием христианского героизма. Именно на базе этого соединения должна появиться высокая добродетель 'благоразумие'. С другой стороны, новая политика должна была соотнести практическую силу 'государственного разума' с моральными обязанностями. В результате чего появился бы государь желающий управлять по-христиански. Испанец XVII века всеми силами стремится к компромиссу между жесткими гражданскими обязанностями и христианским праксисом. Таким образом, христианский стоицизм этого века, который можно рассматривать как философию, служащую жизни, хотел бы быть ответом этому историческому вызову.

Третье переживание в большей или меньшей степени интуитивно чувствует большие темы эпохального мышления. Но, в случае противопоставления с холодным разумом, стремится дать свои ответы в художественных интерпретациях. И здесь наиболее полное и наилучшее философское выражение появляется в литературных произведениях. Они воплощают в символических фигурах гениальные идеи, которые с этого момента призваны сформировать определенную часть человеческого культурного наследства. Дон Кихот и Санчо, равно как Сигизмунд в 'Жизнь есть сон' - это чистые идеи, лучше сказать, философские идеи в действии.

Так как язык высвечивает метафизическое чувство человека, следуя Ортеге, должен был появиться вполне определенный философский язык, который явился бы продуктом этих трех различных переживаний рассматриваемого времени.