Путешествие психотерапевта».

ДЖ. БЬЮДЖЕНТАЛЬ

(Дж. Бьюдженталь. Искусство психотерапевта. – СПб; 2001)

…Возможно, я был рожден, чтобы наблюдать людей. Люди всегда очаровывали меня. Наблюдая за ними и за самим собой, я восхищался. Как-то так вышло, что среди тех, с кем я имел дело, было очень много загадочных людей. Конечно, я был загадкой для самого себя. Мне всегда казалось, что в каждом человеке есть нечто неуловимое, не поддающееся моему прямому наблюдению. Потом я пошел в колледж и прошел свой первый курс психологии, изучения людей. Теперь, наконец, я должен был переступить черту, за которой находится что-то большее. Но фактически я был разочарован — и едва вытянул на «троечку». Там, где я очаровывался людьми, предполагая, что в них есть нечто большее, чем они постоянно демонстрируют, курс психологии делал людей чем-то меньшим.

Затем, когда дело уже близилось к диплому, я почувствовал, что будто бы приблизился к этой границе, но что-то ускользает от меня. Психологические эксперименты, психологическое тестирование, психологическая теория — все они были очаровательны, давали мне ощущение новой силы, учили меня многому про людей, но ничего реально не давали для того, чтобы я мог узнать людей — или себя.

Да, всегда было это нечто большее. Нечто большее, чем то, что могли мне рассказать люди, которых я интервьюировал и тестировал. Нечто большее, чем раскрывали результаты тестирования. Нечто большее, чем могли показать загадочные пятна Роршаха и другие новые проективные методы с их странными процедурами. Нечто большее, чем могла выявить моя развивающаяся интуиция. Всегда нечто большее.

Поэтому — Великий Боже! — и во мне самом всегда было нечто большее. Всегда больше, чем я мог контролировать. Больше того, что я мог обдумать. Больше того, о чем я мог писать или говорить. Больше, чем мог увидеть мой психоаналитик или, позднее, мой психотерапевт. Больше, чем могли дать мне мои тревожные вздохи и пробуждение в холодном поту по ночам. Больше, чем то, куда могли проникнуть мои глубочайшие желания, усилия, мольбы, устремления. Всегда нечто большее.

И теперь я все еще спрашиваю, что же это за ускользающая сущность? В «Агонии и экстазе» Стоуна, Микеланджело снова и снова спрашивает: «Откуда приходят мысли?» Когда я говорю с кем-нибудь вдохновенно или прерывающимся голосом, откуда приходят мои последние слова? Когда я пишу сейчас это предложение, чтобы вы его сейчас прочитали (хотя это совершенно разные «сейчас») — откуда приходят эти слова? Всегда есть нечто большее.

Иногда эти вопросы кажутся бессмысленными, в них смешиваются безумие и отчуждение. Иногда они кажутся самыми важными вопросами, которые когда-либо ставило человечество. Как мы можем перейти к любому другому вопросу, если не можем даже сказать, откуда мы сейчас берем свои мысли? Всегда есть нечто большее.

Или мы только куклы, которыми манипулируют, которым дают слова и заставляют действовать какие-то невообразимые дети, играющие вечерком? Или мы только автоматические сочетания молекул, или композиции из аминокислот и кислорода? Или мы только...? Все возвращается к первоначальному вопросу. Что же это — нечто большее?

Религия и духовные учения пытаются ответить на эти вопросы. Бог, Высшее Я, Атман²(в индуистской философии — всеобщая основа и первопричина.) Космический Разум, коллективное бессознательное — большинство из этого придумано, чтобы продемонстрировать определенное смирение перед тем, что так очевидно является намного большим, чем мы. Это действительно то нечто большее, что существует всегда? Или все это — только разные пути задать все тот же вопрос?

Что значит быть автором чего-то — этой книги, например? Я записываю слова — предположим, что впервые. Итак, где я беру слова? Из психологических исследований, конечно, и еще из многих разных источников. Само собой, из многих лет занятий психотерапией. Из опыта преподавателя и супервизора. Из написания других вещей. Да, да, конечно, но... откуда-то еще, из чего-то большего.

Другие исследуют эти вопросы, другие практикуют, учат, занимаются супервизорством, пишут. Другие уже написали — и в этот самый момент (какой, интересно, этот самый момент — ваш, мой или их) пишут другие слова для других книг о том же самом предмете. Как это может быть? Откуда приходят их слова? Всегда нечто большее.

Несколько лет назад, отдыхая месяц в Пьетро де Полленса, на Майорке (идиллическое местечко), я выработал ритуал: каждое утро, по крайней мере час, я сидел за пишущей машинкой (так как таким образом я был максимально спонтанным) и позволял своим пальцам печатать все, что они хотели, с самым минимальным, какое я только мог обеспечить, вмешательством моих сознательных намерений. Скажем, это было что-то вроде автоматического письма. Что получилось? День за днем я не знал, чего ждать, хотя постепенно я втянулся в то, что получалось, и степень моего невмешательства существенно уменьшилась. Но все же я придерживался своей цели настолько, насколько мог.

«То, что получалось», к моему удивлению, было по большей части эпизодами романа в стиле «саспенс». Эпизодами, перемешанными во временной последовательности. Иногда появлялось другое содержание: короткие рассказы о странных и немного болезненных событиях. Они не были связаны с романом и между собой были объединены только общим тоном. Откуда это появилось?

«То, что получалось», характеризует субъективный опыт переживания себя как канала, а не как автора. Мне знакомо чувство авторства — само по себе достаточно загадочное — разработка идеи, наблюдение ее развития, выведение ее следствий и подбор иллюстраций, и все, что облекается в форму книги или статьи. В те утренние часы эти чувства были лишь мимолетными. Вместо этого я чувствовал, как будто мне диктуют. Иногда, когда мои пальцы находили определенные ходы, я громко смеялся или чувствовал душевную боль по поводу того, что они писали, но я смеялся и чувствовал боль никоим образом не от того, это придумывал я. Я просто был первым человеком, который это читал.

Это всегда нечто большее. Знакомое чудо. Невидимое чудо. Невидимое, потому что такое знакомое.

Как психологу мне следовало бы знать о подобных вещах. Или мне, или священнику. Некоторые священники думают, что знают, — я знаю, что я не знаю. И их ответы мне не кажутся удовлетворительными.

В этой книге я рассказываю о некоторых путях, по которым мы можем передвигаться между знакомым миром объективного, тем, на что можно указать, и другим, менее знакомым миром. Другой мир и есть тот, в котором всегда есть нечто большее.

Мир чего-то большего — это субъективный мир, о котором мы знаем так мало. Конечно, есть много теорий о нем, но он смеется над нашими теориями, это все время проявляется в том, как много лежит вне их.

Поразительно то, что нашей истинной родиной является тот же самый загадочный мир чего-то большего. В конце концов, мы забираем все, что происходит во внешнем мире, обратно в пещеру нашего внутреннего мира — чтобы там распробовать, обдумать, отбросить одни части, переварить другие и попытаться снова подогнать все это одно к другому.

Все наши мысли и душевные порывы, творчество и разрушение, надежды и страхи, цели и озарения, глубина наших отношений, верность обязательствам, выборы и решения, жестокость и благосклонность, и все то, что придает смысл, цвет и цену на­шему существованию приходит из этих процессов внутреннего мира. Нам, и по отдельности, и всем вместе, нужно больше осознавать этот внутренний мир, его параметры и силы, то, как нам жить с ним в мире и как нам больше почерпнуть из него, чтобы обновить наши ежедневные столкновения с внешним миром.

Эта книга содержит мало ответов на вопросы, затрагивающие то, что предлагает нам это нечто большее. Вместо этого она указывает на средства, которые кто-то может использовать в поисках большего понимания и для помощи другим в их поисках, пока это всегда мучительное нечто большее тянет их и нас все дальше и дальше.