Изменение распределения мирового населения

ЗБИГНЕВ

БЖЕЗИНСКИЙ

ВЫБОР

МИРОВОЕ ГОСПОДСТВО

Или

ГЛОБАЛЬНОЕ ЛИДЕРСТВО

МОСКВА «МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ»

УДК 327 ББК 66.4 (0) Б58

Публикуется по соглашению с Агентством Александра Корженевского (Россия)

Бжезинский 36.

Б58 Выбор. Глобальное господство или глобальное

лидерство / Пер. с англ. - М.: Междунар. отношения, 2005. - 288 с. —

ISBN 5-7133-1196-1

Признанный классик современной политологии, автор «Великой шахматной доски» в своей новой книге развивает мысль о всемирной роли США как единственной сверхдержавы, способ­ной стать гарантом стабильности и безопасности для всего осталь­ного мира.

И все же это - другой Бжезинский, сделавший серьезные и далеко идущие выводы после 11 сентября 2001 г.

Предметом его пристального внимания являются альтер­нативы американской гегемонии: господство, основанное на силе, или лидерство, основанное на согласии. И автор решительно выбирает лидерство, парадоксально соединяя гегемонию и демо­кратию как два рычага руководства миром.

Проанализировав возможности всех основных игроков на мировой арене, Бжезинский приходит к выводу, что США остаются сегодня единственной державой, способной удержать мир от хаоса.

УДК 327 ББК 66.4(0)

© 2004 by Zbigniew Brzezinski © Перевод с англ.: Е.А. Нарочницкая (часть I), Ю.Н. Кобяков (часть II), 2004

© Подготовка к изданию и оформ­ление изд-ва «Международные ISBN 5-7133-1196-1 отношения», 2005

Оглавление

Предисловие........................................................................ 7

Часть I. Американская гегемония и глобальная без­опасность......................................................................... 13

1. Дилеммы утраченной национальной безопасности 19

• Конец суверенной безопасности.............................. 19

• Национальная мощь и интернациональное про­тивоборство................................................................ 31

• Определение новой угрозы........................................ 41

2. Дилеммы нового глобального беспорядка............. 62

• Сила слабости............................................................ 65

• Беспокойный мир ислама.......................................... 70

• Зыбучие пески гегемонии.......................................... 85

• Стратегия разделенной ответственности......... 97

3. Дилеммы управления союзами................................. 117

• Глобальное ядро.......................................................... 122

• Метастабилъностъ Восточной Азии.................... 144

• Реванш Евразии?......................................................... 166

Часть II. Американская гегемония и всеобщее благо 175

4. Дилеммы глобализации.............................................. 184

• Естественная доктрина глобальной гегемонии.... 186

• Цель контрсимволизма............................................. 196

• Мир без границ, но не для людей........................... 211

5. Дилеммы гегемонистской демократии.................... 229

• Америка и глобальный культурный соблазн.......... 230

• Множественность культур и стратегическая сплоченность............................................................... 241

• Гегемония и демократия........................................... 251

Заключение и выводы: мировое господство или

лидерство........................................................................ 268

Благодарности..................................................................... 286

Предисловие

Мой главный тезис относительно роли Америки в мире прост: американское могущество - решающий фактор в обеспечении национального суверенитета страны -является сегодня высшей гарантией глобальной стабиль­ности, между тем американское общество стимулирует развитие таких глобальных социальных тенденций, кото­рые подвергают эрозии традиционный государственный суверенитет. Мощь Америки и движущие силы ее обще­ственного развития во взаимодействии могли бы способ­ствовать постепенному созданию мирного сообщества, основанного на совместных интересах. При неправиль­ном же использовании и столкновении друг с другом эти начала способны ввергнуть мир в состояние хаоса, а Америку превратить в осажденную крепость.

На заре XXI века американская мощь достигла бес­прецедентного уровня, о чем свидетельствуют глобаль­ный охват военных возможностей Америки и ключевое значение ее экономической жизнеспособности для благо­получия мирового хозяйства, инновационный эффект технологического динамизма США и ощущаемая во всем мире притягательность многоликой и часто незатейли­вой американской массовой культуры. Все это придает Америке не имеющий аналогов политический вес гло­бального масштаба. Плохо это или хорошо, но именно Америка определяет сейчас направление движения чело­вечества, и соперника ей не предвидится.

Европе, пожалуй, под силу составить конкуренцию США на экономической ниве, но пройдет немало времени, прежде чем она достигнет той степени единства, которая позволила бы ей вступить в политическое состязание

с американским колоссом. Сошла с дистанции Япония, которую одно время прочили на роль следующей сверх­державы. Китаю, несмотря на все его экономические успехи, похоже, предстоит оставаться относительно бед­ной страной в течение жизни по крайней мере двух поко­лений, а тем временем его могут подстеречь серьезные политические осложнения. Россия же - больше не участ­ник забега. Короче говоря, у Америки не имеется и вскоре не появится равного ей противовеса в мире.

Таким образом, нет никакой реальной альтернативы торжеству американской гегемонии и роли мощи США как незаменимого компонента глобальной безопасности. В то же время под воздействием американской демокра­тии - и примера американских достижений - повсюду происходят экономические, культурные и технологиче­ские изменения, содействующие формированию глобаль­ных взаимосвязей, как поверх национальных границ, так и сквозь эти границы. Эти изменения могут подрывать ту самую стабильность^ которую призвана охранять аме­риканская мощь, и даже возбуждать враждебность по отношению к Соединенным Штатам.

В итоге Америка сталкивается с необыкновенным парадоксом: она представляет собой первую и единствен­ную подлинно глобальную сверхдержаву, а между тем американцев все больше беспокоят угрозы, исходящие от намного более слабых недругов. Тот факт, что Америка обладает не имеющим аналогов глобальным политиче­ским влиянием, делает ее объектом зависти, негодования, а иногда и жгучей ненависти. К тому же, эти антагони­стические настроения могут не только эксплуатироваться, но и разжигаться традиционными соперниками Америки, даже если сами они вполне осмотрительно не идут на риск прямого столкновения с ней. А этот риск достаточно реален для безопасности Америки.

Следует ли отсюда, что Америка правомочна притязать на более надежную безопасность, чем другие националь­ные государства? Ее руководители - как управляющие, в чьих руках находится национальное могущество, и как представители демократического общества - должны стремиться к тщательно выверенному балансу между

двумя ролями. Упование исключительно на многосто­роннее сотрудничество в мире, где угрозы национальной и в конечном счете глобальной безопасности, бесспорно, растут, создавая потенциальную опасность для всего чело­вечества, способно обернуться стратегической летаргией. Напротив, упор главным образом на самостоятельное использование суверенной мощи, особенно в сочетании со своекорыстным определением новых угроз, может вы­литься в самоизоляцию, прогрессирующую националь­ную паранойю и все большую уязвимость на фоне повсе­местного распространения вируса антиамериканизма.

Америку, поддавшуюся тревоге и одержимую интере­сами собственной безопасности, вполне вероятно, ожидала бы изоляция в окружении враждебного мира. А если в поисках безопасности для одной себя ей случилось бы потерять самоконтроль, то земле свободных людей гро­зило бы превращение в государство-гарнизон, насквозь пропитанное духом осажденной крепости. Между тем окончание «холодной войны» совпало с широчайшим распространением технических знаний и возможностей, позволяющих изготовить оружие массового поражения, не только среди государств, но и среди политических организаций с террористическими устремлениями.

Американское общество храбро держалось в устраша­ющей ситуации «двух скорпионов в одной банке», когда Соединенные Штаты и Советский Союз сдерживали друг друга посредством потенциально сокрушительных ядерных арсеналов, но ему оказалось труднее сохранять хладнокровие в условиях всепроникающего насилия, повторяющихся актов терроризма и расползания оружия массового уничтожения. Американцы чувствуют, что в этой политически неясной, порой двусмысленной и нередко сбивающей с толку обстановке политической непредсказуемости кроется опасность для Америки, при­чем именно потому, что она является главенствующей на планете силой.

В отличие от держав, обладавших гегемонией раньше, Америка действует в мире, где временные и простран­ственные связи становятся все теснее. Имперские дер­жавы прошлого, такие как Великобритания в XIX веке,

Китай на различных этапах своей насчитывающей не­сколько тысячелетий истории, Рим на протяжении пяти столетий и многие другие, были относительно недося­гаемы для угроз извне. Мир, в котором они господство­вали, делился на отдельные, не сообщавшиеся друг с дру­гом части. Параметры расстояния и времени открывали простор для маневра и служили залогом безопасности территории государств-гегемонов. В противоположность им Америка, пожалуй, располагает беспрецедентным могуществом в глобальном масштабе, но зато и степень безопасности ее собственной территории небывало мала. Необходимость жить в состоянии незащищенности, по­хоже, приобретает хронический характер.

Ключевой вопрос, следовательно, заключается в том, сумеет ли Америка проводить мудрую, ответственную и эффективную внешнюю политику - политику, которая избегала бы заблуждений в духе психологии осадного положения и одновременно соответствовала бы исто­рически новому статусу страны как верховной державы мира. Поиск формулы мудрого внешнеполитического курса должен начинаться с осознания того, что «глоба­лизация» по своей сути означает глобальную взаимо­зависимость. Взаимозависимость не гарантирует равного статуса или даже равной безопасности всем странам. Но она предполагает, что ни одна страна не обладает полным иммунитетом от последствий научно-техниче­ской революции, которая многократно расширила воз­можности человека в применении насилия и вместе с тем скрепила узы, все теснее связывающие человечество воедино.

В конечном счете кардинальный политический вопрос, стоящий перед Америкой, звучит следующим образом: «Гегемония во имя чего?» Будет ли страна стремиться по­строить новую мировую систему, основанную на совмест­ных интересах, или станет использовать свою суверен­ную глобальную мощь главным образом для упрочения собственной безопасности?

Нижеследующие страницы посвящены тому, что я считаю главными вопросами, на которые необходимо дать стратегически всеобъемлющий ответ, а именно:

• каковы главные опасности, угрожающие Америке?

• есть ли у Америки, учитывая ее господствующий статус, право на большую степень безопасности, чем у остальных стран?

• каким образом Америке следует противостоять потенциально смертоносным угрозам, которые все чаще исходят не от сильных соперников, а от слабых недругов?

• в состоянии ли Америка конструктивно регули­ровать свои долгосрочные отношения с исламским миром, насчитывающим 1 миллиард 200 миллионов человек, многие из которых все больше видят в Аме­рике заклятого врага?

• может ли Америка решающим образом содейст­вовать урегулированию израильско-палестинского конфликта при наличии сталкивающихся, но закон­ных притязаний двух народов на одну и ту же землю?

. _что требуется для достижения политической стабиль­ности в неспокойной зоне новых Мировых Балкан, протянувшейся вдоль южной оконечности централь­ной Евразии?

• способна ли Америка наладить подлинное партнер­ство с Европой, учитывая, с одной стороны, медлен­ные темпы политического объединения Европы, а с другой — очевидное возрастание ее экономического могущества?

• возможно ли вовлечь Россию, которая уже не явля­ется соперником Америки, в атлантическую структуру под американским руководством?

• какова должна быть роль Америки на Дальнем Востоке, принимая во внимание сохраняющуюся, но неохотную зависимость Японии от Соединенных Штатов и увеличение ее военной мощи, а также уси­ление Китая?

• насколько вероятно, что глобализация породит логи­чески законченную контрдоктрину или контральянс, направленные против Америки?

• становятся ли демографические и миграционные процессы новыми источниками угроз для глобальной стабильности?

• совместима ли американская культура с ответствен­ностью имперского характера?

• как Америка должна реагировать на новое углуб­ление неравенства между людьми, которое может резко ускориться в результате происходящей научно-технической революции и стать еще отчетливее под воздействием глобализации?

• совместима ли американская демократия с ролью, суть которой составляет гегемония, сколь бы тща­тельно эта гегемония ни маскировалась; каким обра­зом императивы безопасности, неотъемлемые от этой особой роли, скажутся на традиционных гражданских правах американцев?

Итак, настоящая книга представляет собой отчасти прогноз и отчасти - набор рекомендаций. В качестве исходного пункта взято следующее утверждение: недавно начавшаяся революция в передовых технологиях, прежде всего в сфере коммуникаций, благоприятствует посте­пенному становлению глобального сообщества, опира­ющегося на все более широко признаваемые единые интересы, - сообщества, в центре которого находится Америка. Но потенциально не исключаемая самоизоля­ция единственной сверхдержавы способна погрузить мир в пучину нарастающей анархии, особенно губительной на фоне распространения оружия массового уничто­жения. Поскольку Америке - принимая во внимание ее противоречивую роль в мире - предначертано быть катализатором движения либо к глобальному сообще­ству, либо к глобальному хаосу, на американцах лежит уникальная историческая ответственность за то, каким из двух этих путей пойдет человечество. Нам предстоит сделать выбор между господством над миром и лидер­ством в нем.

30 июня 2003 г.

ЧАСТЬ I

Американская гегемония и глобальная безопасность

Уникальное положение Америки в мировой иерархии сегодня широко признано. Первоначальные удивление и даже гнев, с которыми была встречена за рубежом откры­тая констатация главенствующей роли Америки, уступили место более сдержанным - хотя все еще отмеченным печатью обиды — попыткам обуздать, ограничить, напра­вить в иное русло или подвергнуть осмеянию ее гегемо­нию¹. Даже русские, которые по причинам ностальгиче­ского порядка менее всех склонны признавать масштабы американского могущества и влияния, согласились с тем, что в течение некоторое времени Соединенные Штаты будут оставаться определяющим игроком в мировых делах². Когда 11 сентября 2001 г. Америка подверглась террористическим ударам, британцы во главе с премьер-министром Тони Блэром приобрели авторитет в глазах Вашингтона, немедленно присоединившись к объяв­лению американцами войны против международного терроризма. Их примеру последовала значительная часть планеты, включая страны, которые ранее на себе испы­тали боль террористических атак, удостоившись лишь малой толики сочувствия с американской стороны. Прозвучавшие во всех уголках мира заявления в духе декларации «мы все - американцы» были не просто выражениями искреннего сопереживания, они стали еще и своевременными заверениями в политической лояль­ности.

Современному миру может не нравиться американское превосходство: он может относиться к нему с недоверием, негодовать и время от времени даже составлять направ­ленные против него заговоры. Однако прямо оспаривать верховенство Америки в практическом ключе остальному миру не по силам. В течение прошлого десятилетия пред­принимались отдельные попытки сопротивления, но все они потерпели неудачу. Китайцы и русские пофлиртовали с идеей стратегического партнерства, ориентированного на формирование «многополярного мира» - понятие, истинный смысл которого легко расшифровывается с по­мощью слова «антигегемония». Из этого мало что могло выйти, учитывая относительную слабость России по срав­нению с Китаем и прагматизм китайских руководителей, прекрасно осознающих, что в настоящий момент Китай больше всего нуждается в иностранных капиталах и тех­нологиях. Ни на то, ни на другое Пекину не приходилось бы рассчитывать, приобрети его отношения с Соединен­ными Штатами антагонистический оттенок. В заверша­ющем году XX столетия европейцы, и в первую очередь французы, с помпой провозгласили, что Европа вскоре обзаведется «автономными возможностями в области глобальной безопасности». Но, как не замедлила показать война в Афганистане, обещание это было сродни некогда знаменитому советскому заверению в исторической по­беде коммунизма, «виднеющейся на горизонте», то есть на воображаемой линии, неумолимо отодвигающейся по мере приближения к ней.

История - летопись изменений, напоминание о том, что всему наступает конец. Но она же подсказывает, что некоторым вещам дарован долгий век, а их исчезновение отнюдь не означает возрождения предшествовавших реальностей. Так будет и с сегодняшним мировым пре­обладанием Америки. Однажды оно тоже начнет кло­ниться к закату, возможно, позднее, чем кое-кому хотелось бы, но раньше, нежели полагают, ничтоже сумняшеся, многие американцы. Что придет ему на смену? - вот клю­чевой вопрос. Внезапный конец американской гегемонии, без сомнения, погрузил бы мир в хаос, в обстановке которого международная анархия сопровождалась бы

взрывами насилия и разрушениями подлинно грандиоз­ного масштаба. Сходный эффект, только растянутый во времени, имел бы и неуправляемый постепенный упадок господства США. Но поэтапное и контролируемое пере­распределение власти могло бы привести к оформлению структуры глобального сообщества, основанного на со­вместных интересах и располагающего своими наднацио­нальными механизмами, на которые в возрастающем объеме возлагались бы некоторые специальные функции в сфере безопасности, традиционно принадлежащие национальным государствам.

В любом случае эвентуальное окончание американ­ской гегемонии не повлечет за собой восстановления многополярного баланса между знакомыми нам вели­кими державами, которые заправляли мировыми делами в последние два столетия. Не увенчается оно и воцаре­нием на месте Соединенных Штатов другого гегемона, обладающего аналогичным политическим, военным, эко­номическим, научно-техническим и социокультурным глобальным превосходством. Известные крупные державы прошлого века слишком утомлены или слабы, чтобы спра­виться с ролью, которую сегодня играют Соединенные Штаты. Примечательно, что начиная с 1880 года в иерар­хической табели мировых держав (составленной на основе совокупной оценки их экономического потенциала, воен­ных бюджетов и преимуществ, населения и т.д.), меняв­шейся с интервалами в двадцать лет, верхние пять строк занимали всего лишь семь государств: Соединенные Штаты, Великобритания, Германия, Франция, Россия, Япония и Китай. Однако только Соединенные Штаты неоспоримо заслуживали включения в ведущую пятерку в каждый 20-летний период, а в 2002 году разрыв между государством, занявшим самую верхнюю позицию, -

(~~*

соединенными Штатами - и остальными странами ока­зался намного больше, чем когда-либо прежде³.

Бывшие великие европейские державы - Великобри­тания, Германия и Франция - слишком слабы, чтобы при­нять на себя удар в схватке за гегемонию. Маловероятно, что в ближайшие два десятилетия Европейский союз до­стигнет той степени политического единства, без которой

народам Европы никогда не обрести воли к соперни­честву с Соединенными Штатами на военно-политиче­ской арене. Россия уже не представляет собой имперскую державу, и главным вызовом для нее является задача социально-экономического возрождения, не выполнив которую она будет вынуждена уступить свои дальнево­сточные территории Китаю. Население Японии стареет, ее экономическое развитие замедлилось; типичная для 1980-х годов точка зрения, сулившая Японии превраще­ние в следующее «сверхгосударство», выглядит сегодня исторической иронией. Китай, даже если ему удастся сохранить высокие темпы экономического роста и не утратить внутриполитическую стабильность (и то и дру­гое сомнительно), станет в лучшем случае региональной державой, потенции которой по-прежнему будут лими­тироваться бедностью населения, архаичной инфра­структурой и отсутствием универсально притягательного образа этой страны за рубежом. Все это относится и к Индии, трудности которой, сверх того, усугубляются неясностью долгосрочных перспектив ее национального единства.

Даже коалиции всех этих стран — образование которой крайне маловероятно, учитывая историю их взаимных конфликтов и взаимоисключающих территориальных притязаний - не хватило бы сплоченности, силы и энер­гии, ни чтобы столкнуть Америку с ее пьедестала, ни чтобы поддерживать глобальную стабильность. Как бы то ни было, если бы Америку попробовали сбросить с трона, часть ведущих государств подставила бы ей плечо. И в самом деле, при первых же осязаемых при­знаках заката американского могущества нам, вполне возможно, довелось бы наблюдать спешные попытки упрочить лидерство Америки. Но самое главное, даже общее недовольство американской гегемонией бессильно приглушить столкновения интересов различных госу­дарств. В случае же упадка Америки наиболее острые противоречия могли бы разжечь пожар регионального насилия, который в условиях распространения оружия массового поражения чреват самыми страшными послед­ствиями.

Все сказанное позволяет сделать двоякий вывод: в предстоящие два десятилетия американское могуще­ство будет являться незаменимой опорой глобальной ста­бильности, а принципиальный вызов мощи США может возникнуть лишь изнутри: либо если американская демо­кратия сама отвергнет силовую роль, либо если Америка неправильно распорядится своим глобальным влиянием. Американское общество при всей достаточно очевид­ной узости его интеллектуально-культурных интересов твердо поддерживало продолжительное миромасштаб-ное противостояние угрозе тоталитарного коммунизма, а сегодня полно решимости бороться с международным терроризмом. Пока эта вовлеченность в мировые дела сохраняется, Америка будет играть роль глобального стабилизатора. Но стоит антитеррористической миссии потерять смысл - потому ли, что терроризм исчезнет, потому ли, что американцы устанут либо утратят чувство общей цели, - глобальной роли Америки быстро наста­нет конец.

Злоупотребление своим могуществом со стороны США также способно подорвать их глобальную роль и поставить под вопрос ее легитимность. Поведение, вос­принимаемое в мире как произвол, может стать причи­ной прогрессирующей изоляции Америки и лишить ее если не потенциала самообороны, то возможности вос­пользоваться своей властью для вовлечения других стран в общие усилия по формированию более безопасной международной среды.

Общественность в целом понимает, что новая угроза безопасности, которую столь драматическим образом вы­явило 11 сентября, нависла над Америкой на долгие годы. Богатство страны и динамизм ее экономики делают отно­сительно приемлемым оборонный бюджет на уровне 3-4% ВВП: это бремя значительно легче того, что дове­лось нести в годы «холодной войны», не говоря уже о вре­менах Второй мировой войны. Вместе с тем в процессе глобализации, способствующей переплетению американ­ского общества с остальным миром, национальная без­опасность Америки оказывается все менее отделимой от вопросов общего благополучия человечества.

Согласно логике искусного государственного управ­ления, задача заключается в том, чтобы преобразовать существующий фундаментальный общественный кон­сенсус в сфере безопасности в долгосрочную стратегию, которая встретила бы в мире не всеобщее неодобрение, а всеобщую поддержку. Этого нельзя добиться, ни апелли­руя к шовинизму, ни провоцируя панику. Здесь требуется такой подход к новым реальностям глобальной безопасно­сти, в котором воедино слились бы традиционный аме­риканский идеализм и трезвый прагматизм. Ведь с обеих точек зрения очевиден один и тот же вывод: укрепление глобальной безопасности является для Америки принци­пиально важным компонентом ее собственной нацио­нальной безопасности.

¹ Когда в 1997 году я опубликовал книгу «Великая шахматная доска: господство Америки и его геостратегические императивы», бывший канцлер Германии Гельмут Шмидт в рецензии, под которой стояла его подпись, выразил возмущение в связи с признанием мною исторически нового факта мировой гегемонии Америки. Несколько позже французский министр иностранных дел того времени Юбер Ведрин иронически окрестил гегемонию США «гипермощью».

² В недавно опубликованных российских исследованиях, посвя­щенных мировым тенденциям, недвусмысленно признается, что период американского главенства продлится как минимум еще два десяти­летия или около того, причем никакая другая держава не сможет даже приблизиться к подобному статусу. (См. Мир на рубеже тысячелетий. -М., 2001, коллективная монография Института мировой экономики и международных отношений.) Решение президента Путина недву­смысленно занять после событий 11 сентября сторону Америки было явно продиктовано осознанием того, что открытая враждебность к США могла бы только осложнить для России ее собственные дилеммы безопасности.

³ Хотя такое распределение мест в международном иерархическом списке вызывает споры, в 1900 году в нем фигурировали, последова­тельно, Великобритания, Германия, Франция, Россия и Соединенные Штаты, причем все они располагались относительно близко друг к другу. В 1960 году лидировали Соединенные Штаты и Россия (СССР), а Япо­ния, Китай и Великобритания находились далеко позади. В 2000 году список возглавили Соединенные Штаты, за которыми с большим отры­вом следуют Китай, Германия, Япония и Россия.

Дилеммы утраченной национальной безопасности*

На протяжении большей части истории Америки как суверенной страны ее граждане считали безопасность нормой, а отдельные периоды незащищенности - откло­нением от нормы. Отныне же все будет наоборот. В эпоху глобализации отсутствие безопасности превратится в долговременную реальность, а поиск путей укрепления национальной безопасности - в предмет постоянной заботы. Придется решать, какая степень уязвимости допу­стима; этому вопросу предстоит стать весьма непростой политической проблемой для Соединенных Штатов как современного мирового гегемона, а также культурной дилеммой для американского общества.

Конец суверенной безопасности

Становление Америки произошло в эпоху, когда нацио­нальный суверенитет и национальная безопасность были почти синонимами. Именно ими определялась междуна­родная жизнь. В течение нескольких последних столетий международный порядок покоился на фундаменте нацио­нально-государственного суверенитета, каждое государ­ство выступало в пределах своей территории верховным и абсолютным арбитром собственных требований к на­циональной безопасности. Хотя юридически суверенитет считался абсолютным, явное неравенство национальных потенциалов не только делало неизбежными существенные

* Автор использует понятие «insecurity» - в буквальном переводе «небезопасность», «отсутствие безопасности». - Прим. пер.

компромиссы, прежде всего со стороны слабых госу­дарств, но и сказывалось в серьезных нарушениях суве­ренитета отдельных стран по воле более сильных держав. Тем не менее, когда в качестве реакции на опыт Первой мировой войны была учреждена первая всемирная орга­низация межгосударственного сотрудничества - Лига Наций, в угоду абстрактному понятию абсолютного суве­ренитета все государства-члены получили равное право голоса. Симптоматично, что Соединенные Штаты, отно­сясь особенно трепетно к своему суверенному статусу и уверенные в преимуществах своего географического положения, предпочли остаться за рамками этого объ­единения.

К моменту создания в 1945 году Организации Объ­единенных Наций у ведущих государств уже не осталось сомнений в том, что если ООН предназначено играть сколько-нибудь ощутимую роль в сфере безопасности, ее устройство не должно игнорировать реальности миро­вого соотношения сил. И все-таки принцип равенства суверенных государств не мог быть отвергнут полностью. В итоге остановились на компромиссном варианте, преду­смотрев и равные права всех стран-членов при голосо­вании на Генеральной Ассамблее, и право вето в Совете Безопасности ООН для пяти лидеров, которыми стали державы-победительницы во Второй мировой войне. Найденная формула скрывала молчаливое признание того обстоятельства, что национальный суверенитет все больше обращается в иллюзию для всех, за исключением горстки сильнейших государств.

Для Америки связь между государственным сувере­нитетом и национальной безопасностью традиционно являлась еще более органичной, чем для большинства других стран. Ее отразила идея особого предназначения, которую проповедовала американская революционная элита, стремившаяся оградить свое отечество от межго­сударственных конфликтов далекой Европы и одновре­менно представить Америку образцовой носительницей принципиально новой и универсально значимой концеп­ции государственной организации. Эту связь подкреп­ляло понимание географических реальностей, сделавших

Америку заповедной территорией. Располагая двумя без­брежными океанами в качестве уникальных буферов без­опасности и гранича с гораздо более слабыми соседями на севере и юге, американцы рассматривали суверенитет своей страны и как естественное право, и как естествен­ное следствие не имеющей аналогов национальной без­опасности. Даже когда Америка оказалась вовлечена в две мировые войны, именно американцы пересекали океан­ские просторы, чтобы сразиться с противником в даль­них краях. Не война приходила в Америку - американцы уходили на войну'.

После завершения Второй мировой войны и с наступ­лением во многом неожиданной «холодной войны» против враждебно настроенного идеологического и стратегиче­ского неприятеля большинство американцев поначалу чувствовали себя надежно защищенными монополией США на атомную бомбу. Стратегическое авиационное командование (САК), обладавшее (по крайней мере до середины 1950-х годов) способностью нанести в односто­роннем порядке опустошительный удар по Советскому Союзу, взяло на себя функцию защитного покрова страны, которую прежде выполнял базирующийся на двух океа­нах военно-морской флот. САК символизировало и увеко­вечивало представление о безопасности как неотъемлемом атрибуте особого положения Америки, хотя почти для всех других национальных государств отсутствие без­опасности в XX столетии уже стало нормой. Разумеется, американские войска в Германии и Японии защищали и другие народы, обороняя одновременно Америку, но тем самым они также удерживали опасность на удаленных от Америки географических рубежах.

Только в конце 1950-х годов, а возможно, лишь в ходе Кубинского ракетного кризиса (известного в совет­ской историографии как Карибский кризис 1962 г. - Прим, пер.) Америка ошеломленно обнаружила, что со­временная техника сделала неуязвимость принадлеж­ностью прошлого. В 1960-е годы в стране поднялась мощ­ная волна беспокойства из-за «отставания по ракетам» (советские лидеры намеренно завышали данные о каче­ственных характеристиках и количестве своих ракет).

Это выразилось в усилившемся страхе перед неизбежной нестабильностью ядерного сдерживания, в озабоченно­сти стратегов по поводу возможного разоружающего ядерного удара со стороны СССР и возрастающего риска случайного пуска ядерной ракеты, а позже - и в работах над новыми видами высокотехнологичных оборонитель­ных систем космического базирования, в частности проти­воракетных комплексов. Интенсивная общенациональная дискуссия по этим вопросам в конце концов завершилась общим признанием: обеспечивающие стратегическую ста­бильность отношения с Советским Союзом достижимы только на основе взаимной сдержанности. Тем самым был проложен путь к подписанию в 1970-х годах Договора по противоракетной обороне (ПРО) и соглашений об огра­ничении стратегических вооружений (ОСВ), а затем, в 1980-х годах, к подготовке договоров о сокращении стра­тегических наступательных вооружений(СНВ).

Эти договоры, шТсути, явились признанием того, что безопасность Америки уже не находится исключительно в руках американцев, а частично зависит и от договорен­ностей со смертельно опасным антагонистом. То, что этот антагонист был в равной мере уязвим и его поведение, судя по всему, определялось аналогичным осознанием собственной уязвимости, вселяло некоторую надежду и психологически облегчало признание общей уязвимости для американской общественности. Конечно, договорен­ности не устраняли риск взаимного уничтожения, но их очевидная рациональность и привносимая ими пред­сказуемость несколько успокоили американцев. В итоге предпринятая в начале 1980-х годов попытка админи­страции Рейгана восстановить неуязвимость Америки с помощью «стратегической оборонной инициативы» (СОИ) - проекта развертывания в космосе оборонитель­ных комплексов, предназначенных для защиты террито­рии Соединенных Штатов от ударов советских баллисти­ческих ракет, - не получила поддержки подавляющего большинства населения.

Неожиданная умеренность американской обществен­ности, вне всякого сомнения, была отчасти следствием прогресса разрядки в советско-американских отношениях,

благодаря которому страхи перед ядерным столкновением несколько поутихли. Но она также объяснялась 'возник­шим в обществе ощущением, что советский блок и сам Советский Союз переживают масштабный внутренний кризис. Угроза, в восприятии американцев, шла на убыль. И в самом деле, после крушения в 1991 году Советского Союза советские ракеты, перестав быть предметом согла­шений о сокращении вооружений, попали в сферу вни­мания американских служб по демонтажу оружия, ибо США начали предоставлять деньги и методики для обес­печения безопасного складирования некогда внушавших ужас советских ядерных боеголовок. Превращение совет­ского ядерного арсенала в объект, обслуживаемый аме­риканской системой защиты, свидетельствовало о том, до какой степени ликвидация советской угрозы стала свершившимся фактом.

Исчезновение советского вызова, совпавшее с впечат­ляющей демонстрацией возможностей современной аме­риканской военной техники в ходе войны в Персидском заливе, естественным образом привело к восстановлению уверенности общества в уникальной мощи Америки. Возглавляемая США и обусловленная техническим про­грессом революция в военном деле (РВД) породила не только новые виды оружия и новые тактические концеп­ции, которые предопределили однозначный исход двух мини-войн 1991 и 2003 годов против вооруженного Совет­ским Союзом Ирака, но и новое ощущение глобального военного превосходства американцев. На краткий миг Америка вновь почувствовала себя почти неуязвимой.

Этот новый настрой совпал с широким осознанием того, что за крахом Советского Союза скрываются более кардинальные сдвиги в глобальном распределении поли­тического могущества. В то время как операции против Ирака в 1991 году и в Косово в 1999 году красноречиво демонстрировали крепнущее первенство Америки в воен­ном применении высоких технологий и ее способность относительно безнака

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: