 |
Часть вторая Сакр аль-бар. Глава 1 пленник
|
|
|
|
ЧАСТЬ ВТОРАЯ САКР АЛЬ-БАР
Глава 1 ПЛЕННИК
Сакр аль-Бар, Морской ястреб, бич Средиземного моря, гроза и ужас христианской Испании, лежал у обрыва высокого холма на мысе Спартель.
Над ним по гребню утёса тянулась тёмно-зелёная полоса апельсиновых рощ Араиша — то был знаменитый Сад Гесперид[10] древних, где росли золотые яблоки. Примерно в миле от него к востоку виднелись палатки и шатры бедуинов, ставших лагерем на плодородном изумрудном пастбище, расстилавшемся сколько хватало глаз в сторону Сеуты. Несколько ближе почти голый пастух, гибкий темнокожий юноша со шнурком из верблюжьей шерсти, повязанным вокруг бритой головы, оседлав большой серый камень, с короткими паузами извлекал из тростниковой свирели заунывные монотонные звуки. Сверху, из-под голубого купола небес, неслись радостные трели жаворонка, снизу доносился убаюкивающий шёпот отдыхающего после прилива моря.
Сакр аль-Бар лежал на плаще из верблюжьей шерсти, разостланном у самого обрыва, среди роскошных папоротников и солеросов. По бокам от него сидели на корточках два негра из Суса. Кроме белых набедренных повязок, на них ничего не было, и в лучах майского солнца их мускулистые тела блестели, как чёрное дерево. В руках они держали простые опахала из пожелтевших листьев финиковой пальмы и медленно обмахивали ими голову своего господина, чтобы хоть немного освежить его и отогнать мух.
Сакр аль-Бар был мужчина во цвете лет. Огромный рост, торс Геркулеса, мощные руки и крепкие ноги говорили о его исполинской силе. Снежно-белый тюрбан, надвинутый почти на самые брови, подчёркивал смуглость лица, украшенного ястребиным носом и чёрной раздвоенной бородой. Его глаза были, напротив, удивительно светлыми. Поверх белой рубашки и широких коротких шальвар он носил длинную зелёную тунику из очень лёгкого шёлка, затканную по краям золотыми арабесками. Мускулистые, бронзовые от загара икры оставались обнажёнными; ноги были обуты в мавританские туфли малиновой кожи с длинными загнутыми носами. При нём не было никакого оружия, кроме острого ножа с украшенной драгоценными камнями рукояткой в ножнах, плетённых из коричневой кожи.
|
|
|
В одном или двух ярдах слева от Сакр аль-Бара лежал ещё один человек. Опершись локтями о землю и ладонями заслонив глаза от яркого солнца, он внимательно вглядывался в море. Это тоже был высокий, крепкий мужчина, при малейшем движении которого облегавшая его кольчуга и каска, обмотанная зелёным тюрбаном, загорались ярким огнём. Рядом с ним лежала большая кривая сабля в кожаных ножнах, богато украшенных металлическим орнаментом. Его красивое бородатое лицо было темнее, чем у соседа, а тыльная сторона прекрасных рук с длинными пальцами была почти чёрной.
Сакр аль-Бар не обращал на него внимания. Он смотрел вдаль поверх склона, поросшего чахлыми пробковыми деревьями и вечнозелёными дубами, на котором то здесь, то там желтело золото дрока и вспыхивали зелёные и пурпурные огни кактусов, цеплявшихся за белёсые камни. Внизу, за Геркулесовыми Пещерами, расстилалось море; его воды, мерно вздымаясь, отливали изумрудом и всеми цветами и оттенками опала. Несколько дальше, под прикрытием скал, которые, вдаваясь в море, образовывали небольшую бухту, на лёгких волнах покачивались две пятидесятивёсельные галеры с огромными мачтами и небольшой тридцативёсельный галиот. По обеим сторонам каждого судна почти горизонтально тянулись длинные жёлтые вёсла, похожие на распластанные крылья гигантской птицы. Не вызывало сомнения, что галеры и галиот либо прятались, либо укрывались в засаде. Над бухтой и над застывшими в ней судами кружила стая крикливых назойливых чаек.
|
|
|
Сакр аль-Бар смотрел через пролив в сторону Тарифы и далёкого берега Европы, едва различимого в густом мареве жаркого летнего дня. Но не окутанный дымкой горизонт притягивал его взгляд; он не отрывал глаз от прекрасного судна под белыми парусами, которое, идя круто по ветру, легко преодолевало течение милях в четырёх от берега. Дул лёгкий восточный бриз, и, следуя левым галсом, судно быстро приближалось; его капитан, без сомнения, высматривал у враждебного африканского побережья отчаянных морских разбойников, которые избрали эти места своим логовом и собирали дань с каждого христианского судна, осмелившегося заплыть в их владения. Сакр аль-Бар улыбнулся, подумав о том, как мало подозревают на этом судне о близости галер и сколь безмятежным должен казаться африканский берег, купающийся в лучах солнца, христианскому капитану, рассматривающему его в подзорную трубу. И со своей вершины, подобно ястребу, каковым его окрестили, парящему в синеве неба перед тем, как броситься на добычу, он наблюдал за кораблём и ждал той минуты, когда можно будет напасть на него.
Немного восточнее наблюдательного пункта Сакр аль-Бара в море выдавался небольшой мыс с милю длиной. Он представлял собой нечто вроде волнореза, образуя полосу штиля. Марсовому с фок-мачты его граница была хорошо видна, он мог заметить то место, где исчезали белые барашки на гребнях волн и вода становилась спокойнее. Если, следуя тем же галсом, они решатся пересечь эту границу, то выбраться из заштиленной зоны им удастся не так быстро. Судно в полном неведении о притаившейся опасности уверенно шло прежним курсом, и вскоре между ним и зловещим местом осталось не более полумили.
Облачённый в кольчугу корсар заволновался. Он повернулся к бесстрастному Сакр аль-Бару, внимание которого было по-прежнему поглощено неизвестным судном.
— Он подходит, подходит! — воскликнул он на франкском наречии — этом лингва-франка[11] африканского побережья.
— Иншалла! — последовал лаконичный ответ. — Да сбудется воля Всевышнего!
Вновь наступило напряжённое молчание, а судно тем временем настолько приблизилось, что благодаря килевой качке они заметили, как под его чёрным корпусом поблёскивает белое днище. Прикрыв ладонью глаза, Сакр аль-Бар внимательно разглядывал квадратный флаг, развевающийся над грот-мачтой. Он сумел рассмотреть не только красные и жёлтые квадраты, но также изображения замка и льва.
|
|
|
— Судно испанское, Бискайн! — прокричал он своему товарищу. — Очень хорошо. Хвала Всевышнему!
— А они решатся? — вслух поинтересовался тот.
— Будь спокоен — решатся. Они не подозревают об опасности, ведь наши галеры довольно редко заходят так далеко на запад.
Пока они разговаривали, «Испанец» подошёл к роковой границе, пересёк её, и, поскольку ветер ещё заполнял паруса, не вызывало сомнения, что он собирается продолжать путь в южном направлении.
— Пора! — крикнул Бискайн, Бискайн аль-Борак, как прозвали его за стремительность, с которой он всегда наносил удар. Он дрожал от нетерпения, как собака на сворке.
— Ещё нет, — прозвучал спокойный ответ, сдержавший порыв Бискайна. — Чем ближе они подберутся к берегу, тем вернее их гибель. Дать сигнал мы успеем, когда они начнут поворот оверштаг. Подай мне пить, — обратился Сакр аль-Бар к одному из негров, которого он не без иронии прозвал «Уайт».
Раб отвернулся, разгрёб кучку папоротника, достал из-под неё красную глиняную амфору, вынул из горлышка пальмовые листья и налил воды в чашку. Сакр аль-Бар медленно пил, не сводя глаз с судна, каждая снасть которого теперь уже чётко прочерчивалась в прозрачном воздухе. Они видели людей на палубе, марсового на фоке. Находясь примерно в полумиле от них, судно неожиданно стало делать поворот оверштаг.
Сакр аль-Бар вскочил и, выпрямившись во весь свой огромный рост, взмахнул длинным зелёным шарфом. На его сигнал с одной из галер, стоявших в укрытии, откликнулась труба, затем раздались резкие свистки боцманов, послышались всплески вёсел, скрип уключин, и две большие галеры вылетели из засады. Их длинные, обитые железом борта кишели корсарами в тюрбанах. Оружие блестело на солнце. Около дюжины корсаров с луками и стрелами в руках оседлали салинги грот-мачт, ванты по обоим бортам галер чернели от людей, которые роились на них, подобно саранче, готовой накрыть свою добычу и пожрать её.
|
|
|
Внезапность нападения привела «Испанца» в смятение. На судне началась отчаянная суматоха: звенела труба, раздавались крики команды, люди сломя голову, натыкаясь друг на друга, кидались занимать места, указанные их опрометчивым капитаном. В этой суматохе поворот на другой галс потерпел неудачу, драгоценное время было упущено, и судно едва двигалось с лениво повисшими парусами. В отчаянии капитан поспешил поставить корабль по ветру, полагая, что это — единственная возможность избежать западни. Но в этом закрытом месте ветер был слишком слаб, и попытка капитана не удалась.
Галеры летели наперерез «Испанцу»; боцманы без устали работали плетьми, заставляя рабов до предела напрягать мускулы, и жёлтые вёсла с бешеной скоростью мелькали в воздухе, вздымая серебристую пыль.
Всё это Сакр аль-Бар успел заметить, пока в сопровождении Бискайна и негров покидал заоблачное убежище, сослужившее ему верную службу. Он перебегал от красного дуба к пробковому дереву и от пробкового дерева к красному дубу, перепрыгивал со скалы на скалу, спускался с уступа на уступ, руками цепляясь за траву или выступающий камень, с быстротой и ловкостью обезьяны.
Наконец он спустился на берег, в несколько прыжков оказался у самой воды и, пробежав вдоль чёрного рифа, поравнялся с галиотом, который корсары оставили в укрытии. Галиот ожидал его, стоя на глубокой воде на расстоянии длины весла от скалы. Когда он появился, вёсла приняли горизонтальное положение и застыли. Сакр аль-Бар прыгнул на них, его спутники последовали за ним, и все четверо, пройдя по вёслам, словно по сходням, добрались до фальшборта. Перебравшись через него, Сакр аль-Бар оказался на палубе, в проходе между скамьями гребцов.
За Сакр аль-Баром последовал Бискайн; последними перебрались на палубу негры. Они ещё не перелезли через фальшборт, когда Сакр аль-Бар дал сигнал. Боцман и два его помощника побежали по проходу, щёлкая длинными плетьми из буйволовой кожи. Вёсла пошли вниз, галиот сорвался с места и полетел следом за двумя галерами.
С саблей в руке Сакр аль-Бар стоял на носу немного поодаль от толпы шумных, разгорячённых корсаров, которые с нетерпением ожидали той минуты, когда они смогут наброситься на своего христианского противника. По реям и вверх по вантам карабкались лучники. На мачте развевался штандарт Сакр аль-Бара — зелёный полумесяц на малиновом фоне.
Нагие рабы-христиане, обливаясь потом, стонали от напряжения под ударами мусульманских плетей, понуждавших несчастных нести гибель христианским собратьям.
|
|
|
Впереди сражение уже началось. В спешке «Испанец» сделал только один выстрел, не достигший цели, и корсары уже зацепили абордажными крючьями корму его левого борта. Тучи смертоносных стрел осыпали его палубы с салингов мусульманской галеры, а по обоим бортам карабкались толпы разгорячённых мавров, нетерпение которых было особенно велико в тех случаях, когда дело касалось захвата «испанских собак», изгнавших их из родного Андалузского халифата. К корме «Испанца» спешила вторая галера, чтобы подойти к нему с левого борта, и, пока она приближалась, её лучники и пращники сеяли смерть на галеоне.
Сражение было недолгим и жарким. Застигнутые врасплох испанцы настолько растерялись, что не сумели отразить нападение. И всё же они сделали всё, что могли, и оказали мужественное сопротивление. Но и корсары сражались не менее доблестно. Не щадя жизни, они были готовы убивать во имя Аллаха и его Пророка и с готовностью принимали смерть, раз Всевышнему было угодно, чтобы именно здесь свершилась их судьба. Они теснили испанцев, и те, проигрывая им в численности раз в десять, отступили.
Когда галиот Сакр аль-Бара подошёл к борту испанского галеона, сражение подходило к концу, и один из корсаров, забравшись на марс, срывал с грот-мачты испанский флаг и прибитое под ним деревянное распятие. Спустя мгновение под громовые крики на лёгком бризе развевался зелёный полумесяц.
Сквозь давку, царившую на палубе, Сакр аль-Бар прошёл на шкафут. Корсары давали ему дорогу, в исступлении выкрикивали его имя и, размахивая саблями, приветствовали Ястреба Моря, самого доблестного из всех слуг ислама. Правда, прибыв слишком поздно, он не принял участия в схватке. Но именно ему принадлежал дерзкий замысел устроить засаду так далеко на западе; его воля привела их к быстрой и радостной победе во имя Аллаха.
Палубы галеона, скользкие от крови, были усеяны телами раненых и умирающих, которых мусульмане выбрасывали за борт. Раненые христиане разделили участь погибших, поскольку корсарам не было никакого смысла возиться с увечными рабами.
У грот-мачты, как стадо робких, растерянных овец, сбились оставшиеся в живых испанцы, обезоруженные и павшие духом. Сакр аль-Бар выступил вперёд и остановил на них суровый взгляд своих светлых глаз. Их было человек сто — в основном авантюристы, отплывшие из Кадиса в надежде разбогатеть в Индиях. Путешествие оказалось коротким, и они хорошо знали свою участь — тяжёлый труд на вёслах мусульманских галер или, в лучшем случае, невольничий рынок в Алжире или Тунисе, где их продадут какому-нибудь богатому мавру.
Взгляд Сакр аль-Бара оценивающе скользил по испанцам, пока не остановился на их капитане, который стоял несколько впереди. На нём был богатый кастильский костюм чёрного цвета и бархатная шляпа с пышным плюмажем, украшенная золотым крестом.
Сакр аль-Бар церемонно обратился к нему:
— Fortuna de guerra, senor capitan[12], — бегло произнёс он по-испански. — Как ваше имя?
— Я — дон Паоло де Гусман, — гордо выпрямившись, ответил капитан; в его голосе звучало сознание собственного достоинства и нескрываемое презрение к собеседнику.
— Вот как! Знатный джентльмен! И, надо полагать, достаточно крепкий и упитанный. На саке[13] в Алжире можете потянуть на две сотни филипиков[14]. Нам вы заплатите за выкуп пятьсот.
— Роr las Entranas de Dios! [15] — воскликнул дон Паоло, который, подобно всем благочестивым испанцам, впитал страсть к божбе с молоком матери. Каким было бы следующее заявление задыхающегося от ярости капитана, осталось неизвестным, поскольку Сакр аль-Бар презрительным движением руки дал знак увести его.
— За богохульство мы увеличим выкуп до тысячи филипиков, — сказал он и, обращаясь к стоявшим рядом корсарам, добавил: — Увести его! Окажите ему всяческое гостеприимство, пока не прибудет выкуп.
Испанца, призывающего на голову дерзкого корсара все кары небесные, увели.
С остальными пленниками разговор Сакр аль-Бара был короток. Всем, кто пожелает, он предложил заплатить выкуп, и трое испанцев приняли его предложение. Остальных он препоручил заботам Бискайна, исполнявшего при нём обязанности кайи, или лейтенанта. Однако прежде он приказал боцману захваченного судна выступить вперёд и потребовал у него сведений о рабах, находившихся на борту. Оказалось, что на судне была лишь дюжина рабов, выполнявших обязанности прислуги: три еврея, семь мусульман и два еретика. С приближением опасности всех их загнали в трюм.
По приказу Сакр аль-Бара рабов извлекли из тьмы, куда они были брошены. Мусульмане, узнав, что попали в руки единоверцев и, следовательно, их рабству пришёл конец, разразились радостными восклицаниями и вознесли горячую хвалу Господу всех правоверных, ибо: нет Бога, кроме Аллаха. Трое евреев — стройные, крепко сбитые молодые люди в чёрных туниках по колено и чёрных ермолках на чёрных вьющихся волосах — заискивающе улыбались, надеясь, что их судьба изменится к лучшему. Они оказались среди людей, более близких им, чем христиане; во всяком случае, связанных с ними узами общей вражды к Испании и общими страданиями, которые они терпели от испанцев. Двое еретиков стояли, угрюмо понуря головы. Они понимали, что для них всё случившееся означает лишь переход от Сциллы к Харибде и что от язычников им так же нечего ждать, как и от христиан. Один из них был кривоногий крепыш, одетый в лохмотья. Его обветренное лицо было цвета красного дерева, а над синими глазами нависали клочковатые брови, некогда рыжие, как волосы и борода, теперь же изрядно тронутые сединой. Его руки покрывали тёмно-коричневые пятна, как у леопарда.
Из всей дюжины рабов он один привлёк внимание Сакр аль-Бара. Еретик понуро стоял перед корсаром, опустив голову и вперив взгляд в палубу, — усталый, подавленный, бездушный раб, готовый предпочесть смерть своей жалкой жизни. Прошло несколько мгновений, а могучий мусульманин всё стоял рядом с рабом и не отрываясь смотрел на него. Затем тот, будто движимый непреодолимым любопытством, поднял голову: его тусклые, утомлённые глаза оживились, застывшую в них усталость как рукой сняло, взгляд стал ясным и проницательным, как в минувшие времена. Раб вытянул шею и, в свою очередь, уставился на корсара. Затем растерянно оглядел множество смуглых лиц под тюрбанами самых разнообразных цветов и вновь остановил взгляд на Сакр аль-Баре.
— Силы небесные! — в неописуемом изумлении наконец воскликнул он по-английски, после чего, поборов удивление и перейдя на свой циничный тон, продолжал: — Добрый день, сэр Оливер. Уж теперь-то вы наверняка не откажете себе в удовольствии повесить меня.
— Аллах велик! — бесстрастно ответил Сакр аль-Бар.
|
|
|
