 |
Глава IV, которую, мы надеемся, с большим вниманием прочтут молодые люди обоего пола
|
|
|
|
Только что Партридж покинул мистера Джонса, как к нашему герою вошел мистер Найтингейл, уже успевший с ним сдружиться, и, поздоровавшись, сказал:
— Я слышал, Том, сегодня ночью у вас были гости. Честное слово, вам здорово везет: всего две недели в Лондоне, а у дверей уже портшезы стоят до двух часов утра!
И он продолжал подшучивать на тот же лад, пока наконец Джонс не прервал его, сказав:
— Должно быть, вы узнали обо всем этом от миссис Миллер; она только что была у меня и просила оставить ее дом. Почтеннейшая хозяйка боится за репутацию дочерей.
— О, на этот счет она ужасно щепетильна,— сказал Найтингейл,— помните, она не захотела отпустить Нанси с нами в маскарад.
— Что ж, я думаю, она права,— отвечал Джонс.— Во всяком случае, я не стал ей возражать и послал Партриджа искать другую квартиру.
— Если хотите, мы можем опять поселиться вместе,—предложил Найтингейл,—потому что, сказать вам по секрету, — и вы, пожалуйста, никому не проговоритесь,— я сам собираюсь сегодня съехать отсюда.
— Как, миссис Миллер отказала и вам, мой друг?
— Нет,— отвечал Найтингейл,— просто квартира здесь для меня не подходящая. Кроме того, мне надоела эта часть города. Хочу быть поближе к развлечениям и потому решил переселиться на Пэл-Мэл[348].
— И вы хотите переселиться тайком? — спросил Джонс.
— О, я не собираюсь увильнуть от уплаты за квартиру, но имею тайные причины не прощаться формально.
— Ну, не очень тайные,— сказал Джонс.— Уверяю вас, я все подметил уже на второй день своего пребывания здесь. Ваш отъезд будет стоить кое-кому горьких слез. Бедняжка Нанси, мне от души жаль ее! Вы одурачили эту девушку, Джек: привили ей болезнь, от которой, боюсь, ее ничем не вылечишь.
|
|
|
— Что же мне теперь делать, по-вашему, черт возьми? Жениться на ней, чтобы ее вылечить?
— Нет,— отвечал Джонс,— по-моему, вам не следовало за ней ухаживать, как вы это частенько делали на моих глазах. Удивляюсь только слепоте мамаши, которая ничего не замечает.
— Не замечает! Да что же ей замечать-то?
— А то, что вы совсем вскружили голову ее дочери. Бедная девушка совершенно не может этого скрыть: глаз с вас не сводит и краснеет всякий раз, как вы войдете в комнату. Право, мне от души ее жаль; это, кажется, добрейшее и простодушнейшее создание на свете.
— Так по вашей теории,— отвечал Найтингейл,— нельзя позволить себе обыкновенного ухаживания за женщиной, из страха, что она в вас влюбится?
— Право, Джек, вы нарочно не желаете понять меня. Я вовсе не считаю женщин настолько влюбчивыми, но вы далеко переступили границы обыкновенного ухаживания.
— Неужели вы предполагаете, что я делил с ней ложе? — обиделся Найтингейл.
— Нет, честное слово, таких дурных предположений у меня нет. — серьезно отвечал Джонс.— Больше того: я не думаю, чтобы вы умышленно стремились разрушить покой этого беззащитного создания или даже предвидели все последствия,— вы ведь, я знаю, добрый и неспособный к такой жестокости человек, но при всем том вы тешили свое тщеславие, не обращая внимания, что в жертву ему приносится молодая девушка; п.между тем как для вас это было только приятное заполнение часов досуга, вы внушили ей надежду, что намерения ваши совершенно серьезны. Скажите чистосердечно, Джек: с какой целью вы так красиво и заманчиво расписывали счастье, проистекающее из горячего взаимного чувства, и с таким жаром говорили о великодушной и бескорыстной любви? Неужели вам не приходило в голову, что она может применить все это к себе? Или, признайтесь откровенно, вы, может быть, этого и желали?
— Ей-богу, Том, я не подозревал в тебе таких способностей. Из тебя вышел бы превосходный священник. Значит, ты отказался бы разделить ложе с Нанси, если бы она тебе позволила?
|
|
|
— Разумеется! — с живостью проговорил Джонс.— Будь я проклят, если бы согласился.
— Том, Том! — рассмеялся Найтингейл.— А эта ночь? Вспомни прошедшую ночь,
Когда уснули все и лишь луна
Да звезды лили свет с немым укором…
— Послушайте, мистер Найтингейл, мне противно всякое ханжество и лицемерие, и я не хочу прикидываться более целомудренным, чем мои ближние. Я грешил с женщинами, это правда, но не помню, чтобы которую-нибудь из них когда обидел… И я ни за что не решился бы ради собственного удовольствия разбить чью-нибудь жизнь.
— Прекрасно, я вам верю.— отвечал Найтингейл,— но полагаю, что и меня вы не обвиняете в подобных вещах.
— Я искренне убежден, что вы неповинны в совращении этой девушки, но вы похитили ее сердце.
— Если так, то мне это очень прискорбно; однако время и разлука скоро изгладят эти впечатления. В этом лекарстве нуждаюсь и я, потому что, признаться вам откровенно, никогда еще ни одна девушка мне и вполовину так не нравилась. Но я открою вам все. Том. Отец выбрал мне в невесты женщину, которой я никогда не видел; па днях она приезжает в Лондон, н я должен буду явиться к ней с предложением.
При этих словах Джонс громко расхохотался.
— Пожалуйста, не смейтесь надо мной,— обиженно проговорил Найтингейл.— Я и так сам не свой от всей этой истории. Бедняжка Нанси! Ах. Джонс, Джоне, если бы я мог распоряжаться своим состоянием!
— От души вам этого желаю,— отвечал Джонс,— и искренне жалею вас обоих, если дело обстоит так. как вы говорите. Однако не собираетесь же вы уехать, не простившись с Нанси?
— И за десять тысяч фунтов не хотелось бы мне подвергаться мучительной сцене прощания.— сказал Найтингейл,— к тому же я убежден, что ничего хорошего из этого не выйдет и бедняжка Нанси только еще пуще расстроится. Так, пожалуйста, не говорите об этом сегодня ни слова, а вечером или завтра утром я отсюда уеду.
Джонс обещал молчать; немного подумав, он сказал, что раз Найтингейл твердо решился и вынужден обстоятельствами покинуть Нанси. так. пожалуй, его способ действия самый благоразумный. Джонс прибавил, что с удовольствием поселится с ним в одном доме. и они условились, что Найтингейл предоставит ему первый или третий этаж. потому что сам собирался занять второй.
|
|
|
Этот Найтингейл. о котором нам вскоре придется говорить подробнее, отличался в обыкновенных житейских делах большим благородством и, что встречается между столичной молодежью еще реже, безукоризненной честностью; однако в делах любовных нравственность его сильно хромала; не то чтобы он был человеком совсем без правил, какими являются, а чаще прикидываются иные "господа, но он допускал с женщинами вероломство, не имеющее никакого оправдания, и в тайнодействии. именуемом любовью, прибегал к плутням, за которые, проделай он их в торговле, его объявили бы первейшим мошенником на свете.
Но так как люди. не понимаю хорошенько — почему, обыкновенно смотрят на такие проделки сквозь пальцы, то Найтингейл не только не стыдился своего криводушия, но даже гордился им и частенько хвастал своим уменьем пленять женщин и покорять их сердца, за что уже и раньше получал упреки от Джонса, всегда сурово осуждавшего всякую непорядочность в обращении с прекрасным полом. Ведь если считать женщин, говорил он, как они того заслуживают, нашими милыми друзьями, то их должно чтить, холить и лелеять с величайшей любовью и нежностью: а если смотреть на них как на врагов — так мужчина должен скорее стыдиться победы над ними. чем гордиться ею.
|
|
|
