Применение модели конфликта

Модель конфликта открыла многообразные и перспективные возможности приме­нения. Как уже отмечалось, расстояние до цели не обязательно должно быть про­странственным. Это может быть также временная близость или степень сходства

с первоначальной целью. В последнем случае последовательное уменьшение сход­ства с переживаемой как конфликтная целью часто играет важную роль в невро­тических конфликтах и их психотерапевтическом лечении. Так, объект агрессив­ных или сексуальных устремлений может одновременно вызывать сильный страх негативных последствий, что приводит, как заметил Фрейд, к так называемому смещению. Первоначальный объект в переживании замещается другим, более или менее схожим, но вызывающим меньший страх или тревогу. Применительно к сек­суальности Кларк (Clark, 1952; Clark, Sensihar, 1955) экспериментально подтвер­дил наличие смещений в образах представлений при возрастающем сексуальном

возбуждении.

Смещение первоначального объекта соответствует генерализации стимула. Чем больше тенденция избегания превосходит тенденцию стремления, тем меньше сходство между первоначальным объектом и разрешающим конфликт смещением. Миллер (Miller, 1944) разобрал этот случай на примере своей модели конфликта. Градиенты стремления и избегания отражают зависимость силы реакции от степе­ни сходства с порождающим конфликт целевым стимулом, а не от пространствен­ной и временной дистанции. Это значит, что речь идет о градиентах генерализации стимулов для заторможенной реакции стремления и тормозящей реакции избега­ния. На рис. 4.15 изображен вариант модели Миллера применительно к проблеме смещения. Согласно этой модели, для смещения предпочтительнее такая степень сходства, при которой фактическая сила заторможенной реакции максимальна. На рисунке данная степень сходства находится между С и D.

Рис. 4.15. Перемещение заторможенной реакции вдоль градиента генерализации стимула до точки максимума ее фактической {Netto) силы (пунктирная линия) (Miller, 1944, р. 434}

Было найдено экспериментальное подтверждение этого тезиса (Murray, Berkun, 1955). Крысы, обученные находить в конце черного коридора пищу, стали полу­чать там во время еды удар током и начали избегать целевой камеры. После этого коридор был соединен еще с двумя коридорами, расположенными параллельно с ним. На различном расстоянии от целевой камеры находились отверстия, позво­лявшие проникать в смежный коридор. Два соседних коридора отличались от пер-

вого цветом стен. Они были не черными, а в непосредственно примыкающем ко­ридоре — серыми и в следующем — белыми. Таким образом, возникал градиент убывания сходства с первым, конфликтогенным, коридором. Предполагалось, что животное, помещенное в первый коридор, должно держаться на довольно большом расстоянии от целевой камеры, после перехода в соседний коридор это расстояние должно уменьшиться и в последнем коридоре стать минимальным. События ста­билизируются одновременно-по двум независимым друг от друга градиентам: про-странственной удаленности от конфликтогенной цели и степени сходства с ней. Оба этих параметра были использованы как ортогональные координатные оси для построения трехмерной модели конфликта. Градиенты выступают здесь не в виде линии, а в виде плоскостей. Их пересечение становится линией пересечения двух плоскостей. Таким образом, животное сможет продвинуться ближе к цели за счет перехода в область большего несходства с изначальным целевым стимулом (и на­оборот). Мюррею и Беркану действительно удалось это продемонстрировать. Кро­ме того, они обнаружили еще один факт. Такое смещение оказывает «терапевти­ческое*- воздействие: градиент избегания становится со временем менее крутым. Животные постепенно возвращаются к условиям, более похожим на первоначаль­ный целевой стимул.

Отсюда можно сделать вывод, что при психотерапии нужно стремиться не по­высить градиент стремления, а понизить градиент избегания, в частности, адекват­ной организацией замещения и подстановки объектов, сходных с вызывающими конфликт стимулами. При этом пациент очевидным образом сможет разрешить порожденный конфликт. Напротив, традиционные уговоры немедленно разделать­ся с истинной причиной конфликта хотя и сместили бы точку пересечения обоих градиентов ближе к подлинному источнику, но одновременно и завысили бы ее,' что означает большую силу обеих конфликтующих тенденций и тем самым боль­шую внутреннюю напряженность.

Впрочем, классическими примерами объяснительных возможностей модели конфликта служат тревожащие субъекта события, которые фиксированы во вре­мени и поэтому неумолимо приближаются: экзамен, необходимая.операция или роды. С одной стороны, их боятся, с другой — ждут, чтобы пережить и оставить позади. Зависимость конфликтных тенденций от временной близости и степени сходства образа с предстоящим событием изучалась Фишем (Fisch, 1970) на мате­риале экзаменов.

Аналогичное исследование провел С. Эпстейн (Epstein, 1962) с парашютистами-любителями перед их первым прыжком. Помимо прочих данных он использовал дан­ные испытуемыми оценки обеих конфликтующих тенденций на разных стадиях дея­тельности. При этом тенденции стремления и избегания определялись как «предвку­шение прыжка, желание ускорить события, возбуждение от возможности свершить прыжок» и «желание повернуть назад и отказаться от прыжка, мысль о ненужности прыжка, страх». На рис. 4.16 представлены полученные после прыжка усредненные самооценки 28 начинающих парашютистов в следующей последовательности собы­тий: 1) последняя неделя; 2) последняя ночь; 3) утро перед прыжком; 4) после прибы­тия на взлетное поле; 5) во время разминки перед прыжком; 6) при надевании пара­шюта; 7) при посадке в самолет; 8) при взлете; Э) при сигнале готовности; 10) при вы-

ходе наружу (сначала парашютист стоит на крыле); 11) в ожидании толчка; 12) в сво­бодном падении; 13) после раскрытия парашюта; 14) сразу после приземления.

Рис. 4.16. Самооценки тенденций стремления и избегания как функция последовательности событий перед первым парашютным прыжком (Epstein, 1962, р. 179)

Конечно же, самооценки (и к тому же полученные задним числом) — сомни­тельный показатель тенденций стремления и избегания. Будучи не в состоянии разделить эти две тенденции, парашютисты переживали, скорее, своеобразную равнодействующую смешанных чувств уверенности и беспокойства. На это указы­вает и зеркальное соотношение обеих кривых. Примечательно, однако, что тенден­ция избегания (беспокойства) постепенно возрастает, но незадолго до критиче­ского события (прыжка) вновь снижается (как если бы парашютист уже не видел никакой возможности отступления и вследствие этого приобретал уверенность).

В дальнейших исследованиях Фенц (Fenz, 1975) зарегистрировал нейровегета-тивные показатели активации на протяжении всей цепи событий, составляющих прыжок. При этом оказалось, что частота сердцебиений и дыхания, а также кожно-гальваническая реакция неуклонно возрастают до момента раскрытия парашюта. Однако это относится только к новичкам. Опытные парашютисты показывают максимальные результаты уже на более ранних этапах прыжка: при посадке в са­молет (частота сердечных сокращений), при сигнале готовности (частота дыхания) и во время свободного падения (кожно-гальваническая реакция). Однако все их значения не выходят за 50%-ную отметку общей вариативности, выявленной Фенцем у начинающих по каждому из трех индикаторов. Эти различия, впрочем, обусловлены не только опытом, т. е. количеством прыжков. Если разделить парашютистов на хороших и плохих, то последние и после многих прыжков обнаруживают динами­ку активации, схожую с динамикой активации новичков. Очевидно, их успехи в прыжках не дают им достаточных оснований для того, чтобы взять под контроль тревожные аспекты ситуации (совладать со стрессом). Возможно, причинные свя­зи носят здесь хотя бы отчасти круговой характер: парашютисты тревожно-возбуж­дены, поскольку прыгают хуже других, а поскольку они прыгают хуже, то дольше остаются в состоянии тревожного возбуждения.

Теории активации

В главе 2 мы уже в основных чертах обрисовали направление психологии активации в исследованиях мотивации и указали на стимулирующее воздействие, которое ока­зали на теоретическую психологию мотивации два открытия из области нейрофизио­логии: «восходящая активирующая ретикулярная система* (ВАРС) в стволе голов­ного мозга (Moruzzi, Magoun, 1949; Undsley, 1957) и «система подкрепления» в гипо­таламусе (Olds, Milner, 1954). У нас нет возможности подробно останавливаться на нейрофизиологических данных, которые, впрочем, в наши дни представляют намного более сложную картину, чем та, что имелась в 50-е гг. (см.: Olds, 1973). Задолго до этого исследователи (в частности: Duffy, 1934) стали измерять множество нсйровегета-тивных проявлений активации, прежде всего в связи с описанием и объяснением эмоций. Но лишь в 50-е гг. была выдвинута идея, что гипотетический конструкт «общий уровень активации», основывающийся на нейрофизиологической функции ВАРС, соответствует интенсивности неспецифического влечения и мог бы, следова­тельно, заменить халловскую переменную D. Такие взгляды отстаивали в первую очередь Мэлмоу (Malmo, 1959)иХебб(НеЬЬ, 1955), а также Даффи (Duffy, 1957) и Биндра (Bindra, 1959). Так как уровень бодрствования можно измерить при помо­щи многих нейровегетативных индикаторов, таких как КГР, мышечный тонус или электрическая активность мозга, считалось, что при этом можно получить более на­дежный показатель силы влечения, чем те, которые использовались исследователями влечений прежде, например депривация или общая активность. ЛэЙси (Lacey, 1969) первым поставил под сомнение понятие неспецифической активации, ибо различные показатели лишь в незначительной степени коррелировали друг с другом и образуе­мые ими паттерны характеризовались большими индивидуальными различиями.

Понятие активации

В понятие «активация» включаются как предварительные условия ее возникнове­ния, так и вызываемые ею феномены. В общих чертах можно охарактеризовать здесь лишь некоторые из них. Из зависимых от активации переменных исследовались прежде всего переменные, связанные с достижением. Если говорить упрощенно, то результатом исследований было установление зависимости в форме перевернутой U-образной кривой. При низкой и очень высокой активации уровень достижений.снижается, а средний ее уровень является наиболее благоприятным. Конечно, при этом важную роль играет и степень трудности (сложности) задачи: чем она выше, тем, по-видимому, эффективнее будет более низкий уровень активации. Эта зависимость получила широкую известность под названием правила Йеркса—Додсона. Эти ав­торы еще в 1908 г. обнаружили, что для научения животным прохождения лабирин­та наиболее благоприятна средняя интенсивность мотивации (она задавалась интен­сивностью удара тока). При этом для легких лабиринтов оптимальный показатель интенсивности мотивации оказался выше, чем для трудных.

Хебб (Hebb, 1955) истолковывал эту перевернутую U-образную кривую как результат взаимодействия функции активации и сигнальной функции. Раздра­жители, действующие на органы чувств, не только перерабатываются в качестве не­сущих определенную информацию сигналов, но и вносят неспецифический вклад

в общий уровень активации. Чтобы сигнальная функция достигла оптимального уровня, требуется определенная степень активации соответствующих участков мозга. На рис. 4.17 схематично представлена позиция Хебба.

УРОВЕНЬ ФУНКЦИИ АКТИВАЦИИ

Рис. 4.17. Перевернутая U-образная кривая, связывающая эффективность поведения (сигнальная функция)

и уровень активации (Hebb, 1955, р. 250)

Отождествление уровня активации с интенсивностью влечения (D), по мень­шей мере, в двух моментах не согласуется или плохо согласуется с постулатами классической теории влечения. Во-первых, криволинейная зависимость между активацией и эффективностью деятельности не соответствует предполагаемой монотонной связи силы влечения и поведенческих показателей (если отвлечься от выделенного Халлом фактора истощения, который необходимо учитывать при длительной пищевой депривации). Мэлмоу (Malmo, 1958, 1959) предложил ис­пользовать в качестве показателя активации частоту сердечных сокращений и уста­новил, что она, в частности, монотонно возрастает в зависимости от длительности лишения питья (см. также: Belanger, Feldman, 1962). Другим авторам не удалось обнаружить эту зависимость (Rust, 1962). Впрочем, частота сердцебиений зависит и от текущей активности, а это делает проблематичным ее использование в каче­стве индикатора силы влечения. Кроме того, уровень активации сильно зависит от внешней стимуляции, чего никак сказать нельзя о влечениях в классическом смы­сле слова (не считая аверсивных влечений типа боли).

Итак, мы подошли к вопросу о внешних факторах, влияющих на уровень акти­вации, Этот уровень, как было установлено, зависит от значительного числа пара­метров внешней стимуляции. Большую роль, чем простая интенсивность стиму­ляции, играет пространственная и временная вариативность, конечно, не только физиологических или физических, а прежде всего психологических параметров стимуляции: ее информативность, сложность, расхождение с тем, что хорошо из­вестно, знакомо и понятно субъекту. В первую очередь внимание привлекают экс­тремальные случаи, соответствующие крайним точкам континуума возможных стимуляций: сенсорная депривация и стимульные ситуации, вызывающие волне­ние, испуг и страх. Что касается последствий сенсорной депривации, то они стали известными после эксперимента Бекстона, Херона и Скотта (Bexton, Heron, Scott,

1954). В рамках этого эксперимента за высокую плату нанимались студенты, кото­рые должны были в течение многих дней находиться в экранированных от раздра­жителей камерах. На них надевались очки, а на руки и запястья специальные ман­жеты, что в значительной степени делало невозможным визуальное и тактильное восприятие формы. Вскоре у испытуемых начались галлюцинации и стали наблю­даться тяжелые нарушения интеллектуальных способностей. Уже через несколь­ко дней они, невзирая на высокую плату, прервали эксперимент, потому что не могли больше вынести ситуацию депривации. Если во время эксперимента им да­валась возможность прослушать биржевые сводки или фрагменты из телефонной книги (информацию, которой они в обычных условиях не уделили бы и секунды), то это приводило их в состояние, подобное помешательству, и они требовали по­вторять текст снова и снова.

Эти данные позволяют сделать вывод, что организму для хорошего самочув­ствия и эффективного функционирования требуется определенное разнообразие стимуляции. Аналогичные выводы следовали из результатов более ранней работы ученицы Левина Анитры Карстен (Karsten, 1928), посвященной так называемому психическому насыщению. Она заставляла школьников как можно дольше выпол­нять одни и те же небольшие задания типа рисования черточек, рожиц, многократно­го написания одной и той же короткой фразы и т. д. Через некоторое время испытуе­мые пытались сделать задания более интересными, изменяя последовательность их выполнения. Наконец, выполнение заданий распадалось на бессмысленные ком­поненты и начинали появляться ошибки. Насыщение и отвращение к заданию становились все более непреодолимыми. При указании выполнять другое зада­ние эффективность работы немедленно восстанавливалась.

Противоположностью сенсорной депривации является не «поток стимуляции». в общепринятом смысле слова, а стимуляция, порождающая «неконгруэнтность», т. е. такая стимуляция, которая не поддается переработке, потому что слишком сложна или противоречива, резко отлична от ожидаемого, известного, понятного. Такая стимуляция может вызвать сильные эмоциональные реакции, вплоть до панического ужаса. Хебб (Hebb, 1946, 1949) продемонстрировал это на примере «пароксизмов ужаса» у шимпанзе, когда тем показывали засушенную голову или безжизненное тело их усыпленного сородича или когда служитель надевал наи­знанку привычную обезьянам куртку. Аналогичные сильные реакции ужаса на­блюдали Бюлер, Хетцер и Мабель (Biihler, Hetzer, Mabel, 1928) у младенцев, если, например, мать, которую они хорошо знали, подходила к кроватке и внезапно на­чинала говорить высоким фальцетом. В этом случае именно внезапное изменение в обычно одинаковом и известном объекте (как говорил Хебб, «различие в тожде­ственности») порождает состояние сильной активации, связанной с испугом.

Между крайностями сенсорной депривации и непреодолимой неконгруэнтно­сти в континууме стимуляций имеется широкий спектр такой информации, кото­рая явно воспринимается как приятная, вызывает интерес и стимулирует поиско­вое поведение типа ориентировочно-исследовательского, а также манипулятивную деятельность. Такое поведение побуждает и направляет приемлемая неконгруэнт­ность с известным, ожидаемым, посильным. Трудноописуемые, кажущиеся бес­цельными занятия маленьких детей, в частности игры, по-видимому, мотивирова­ны именно такими условиями внешней стимуляции (см.: Heckhausen, 1964; Klinger,

1971, глава 2). Харлоу (Harlow, 1950), макаки-резусы которого столь интенсив­но, упорно и без какого-либо вознаграждения занимались отпиранием запоров, вы­двинул предположение о существовании специфического «манипуляторного вле­чения», а Монтгомери (Montgomery, 1954), которого поддержали и другие авто­ры, — о существовании «исследовательского» влечения. По сравнению с теорией влечения объяснения, предлагаемые теорией активации, имели больший успех. Среди главных представителей этих теорий наряду с Хеббом (Hebb, 1955), Фауле- ром (Fowler, 1971) и Уолкером (Walker, 1973) следует назвать Берлайна (Berlyne, 1960,1963а, b, 1971).

Потенциал возбуждения и его действие

Берлайн сгруппировал исходные предпосылки уровня активации по классам сти- мульного материала. Среди них выделяются прежде всего так называемые колла- тивные (коллативный означает примерно то же, что и сравнительный) переменные, которые связаны с процессами сравнения и по своим эффектам подразделяются на следующие классы: новизна и изменение, неожиданность, сложность, неопре­деленность или конфликт. На рис. 4.18 изображены зрительные стимулы, с помо­щью которых Берлайн пытался задать две различные степени сложности восприя­тия применительно к таким аспектам, как неупорядоченность расположения и гетерогенность элементов. Берлайн и другие авторы всесторонне исследовали влияние предъявления таких стимулов на индикаторы активации и на доведение (длительность разглядывания, выбор предпочтений, оценка по степени предпоч­тения, заинтересованности, неожиданности). На рис. 4.19 дан пример исследова­ния предпочтений сложности (Munsinger, Kessen, 1964). Испытуемые должны были оценить предпочтительность плоских фигур с различным числом углов.

Коллативные переменные представляют собой важный класс условий, влияю­щих па то, что Берлайн называет «потенциалом возбуждения». Потенциал возбуж­дения есть гипотетическая величина, суммирующая все особенности актуального потока информации. Эта величина складывается из:

1) коллативных переменных (новизна, неопределенность или конфликт, слож­ность, неожиданность);

2) аффективных стимулов;

3) сильных внешних стимулов; •

4) внутренних стимулов, берущих начало в потребностпых состояниях.

От потенциала возбуждения следует отличать его эффекты: во-первых, уровень активации и, во-вторых, положительный или отрицательный эмоциональный тон и связанные с ним тенденции стремления или избегания. Начнем с последнего. Берлайн считает, что действие потенциала возбуждения определяется кривой Вун-дта, с помощью которой тот (Wundt, 1874) описывал связь между интенсивностью раздражителя и приятностью ощущения. Как видно из рис. 4.20, начиная с абсо­лютного порога, положительный эмоциональный тон возрастает вместе с расту­щим потенциалом возбуждения, однако при дальнейшем росте потенциала возбуж­дения он вновь падает и, наконец, меняется на отрицательный, интенсивность ко­торого начинает возрастать.

Рис. 4.18. Из парных вариантов стимульного материала

внимание привлекает прежде всего тот, который в каком-то отношении более сложен

(Berlyne, 1958, р. 291)

Под влиянием открытия Олдсом мозговых центров, обладающих функцией положительного и отрицательного подкрепления (J. Olds, M. Olds, 1965), Бер-лаин усматривает в кривой Вундта действие двух разнонаправленных систем; первичного подкрепления и аверсивной. Он представляет кривую Вундта как суммарную и разделяет ее соответственно двум гипостазированным системам на две частные кривые (см. рис. 4.20, нижняя часть). При этом, как видно на ри­сунке, образуются три последовательные области нарастания потенциала воз-суждения, характеризующиеся различным влиянием на поведение. Область Л с низким потенциалом возбуждения вызывает лишь «положительные эффекты», т. е. здесь стимуляция приятна и обладает подкрепляющим действием, привле­кает к себе внимание. В средней области В положительные и отрицательные эффекты смешиваются, причем преобладают положительное, в то время как в области самого высокого потенциала возбуждения С эффекты преимуществен­но отрицательны.

Рис. 4.1Э. Оценки предпочтения плоских фигур различной степени сложности (определяемой количеством углов) (Munsinger, Kessen, 1964, p. 7,11)

В отличие от Хебба (Hebb, 1955) или Фиске и Мадди (Fiske, Maddi, 1961) у Бер-лайна уровень активации представляет собой не монотонную линейную функцию потенциала возбуждения (или потока стимуляции), а, скорее, U-образную зависи­мость. Это означает, что уровень активации повышает не только высокий, но и низ­кий потенциал возбуждения. Берлайн (Berlyne, I960) считает установленным фактом, что скука и монотонность стимуляции сопровождаются высоким, возбуждающим уровнем активации. Таким образом, мы пришли к постулату о подкрепляющей функ­ции уровня активации. Подкрепляющий эффект оказывает все то, что понижает уровень активации. В этом точка зрения Берлайна полностью согласуется с халлов-ским постулатом о подкреплении путем редукции влечения. Вместе с тем утверж­дается, что вследствие U-образной зависимости между потенциалом возбуждения и активацией повышение низкого потенциала, возбуждения и понижение высокого уровня до среднего в равной мере желательны и выступают как положительное под­крепление (Berlyne, 1967), поскольку в обоих случаях происходит понижение уров­ня активации и возникают оптимальные условия для специфических форм поведе­ния. В случае слишком высокого потенциала возбуждения возникает «конкретно-исследовательское поведение», направленное на поиск локальных ориентиров и причинно-следственных связей в некоторой узкой предметной области. Эта форма поведения в быту отчасти отождествляется с любопытством. В случае слишком низ­кого потенциапа возбуждения начинает функционировать «отвлеченно-исследова­тельское поведение», позволяющее переключиться на новые предметные области, развлечься, отдохнуть (мотивом его часто является скука).

Приведем в качестве примера конкретное исследование (Berlyne, Crozier, 1971). Испытуемые должны были выбрать из ряда более или менее сложных стимульных конфигураций ту, которая им больше всего нравилась. Одна подгруппа испытуе­мых непосредственно перед предъявлением каждого образца в течение 3,5 с нахо­дилась в помещении с сумеречным, бедным стимуляцией освещении. Другая долж­на была вместо этого разглядывать очень сложные, т. е. сильно возбуждающие, стимульные конфигурации. Испытуемые второй подгруппы сразу после этого вы-

бирали более простые конфигурации, в то время как испытуемые, предварительно находившиеся в условиях обедненной стимуляции, предпочитали более сложные и неожиданные узоры. В обеих подгруппах оптимальный показатель уровня акти­вации был заметно сдвинут соответственно влево и вправо, так что в первом слу­чае стимуляция, повышающая активацию, воспринималась положительно и ей оказывалось предпочтение (отвлеченно-исследовательская реакция), а во втором случае приветствовались и предпочитались стимулы, понижающие активацию (конкретно-исследовательская реакция).

Рис. 4.20. Кривая Вундта {вверху} и две ее гипотетические составляющие (внизу),

описывающие активность системы первичного подкрепления

и аверсивной системы как функцию потенциала возбуждения

(Berlyne, 1973, р. 19)

На этих и подобных данных построена психология эстетики Берлайна (Berlyne,

1971, 1974). Произведение искусства может оказывать приятное впечатление на реципиента, поскольку оно сдвигает уровень его активации к оптимуму. Произве­дение искусства может, однако, оказаться непривлекательным или даже отталки­вающим, если оно воспринимается реципиентом как слишком оригинальное и сложное. Эта негативная реакция может смениться позитивной, если реципиент будет постепенно знакомиться с произведением, например несколько раз прослу­шает музыкальную пьесу. Если же произведение становится настолько знакомым, что уже не содержит ничего нового и неожиданного, то оно теряет свою активиру­ющую функцию, оставляя реципиента равнодушным.

В отличие от Берлайна Хебб (Hebb, 1955), а также Фиске и Мадди (Fiske, Maddi, 1961) определяли средний уровень активации и соответственно (а для них это то же самое) средний потенциал возбуждения как оптимальное состояние, к которому стремится организм. Все изменения, приводящие к среднему уровню, оказывают подкрепляющее воздействие. Чтобы сделать совсем ясным различие между посту­латами Хебба и Берлайна, на рис. 4.21 сопоставлены гипостазированные обоими авторами отношения между потенциалом возбуждения (поступающей стимуляци­ей) и активацией, с одной стороны, и между активацией и привлекательностью (предпочтительное состояние активации), с другой. Различия связан],] прежде всего с областью низкого потенциала возбуждения. Хотя эти постулаты всего лишь спекуля­тивные обобщения, многочисленные данные говорят, скорее, в пользу представлений Берлайна, который затратил много усилий, чтобы собрать свидетельства правильно­сти своих взглядов. В заключение следует отметить, что приведенные положения теории активации очень близки так называемым мотпвацпопным теориям рассо­гласования. Как уже отмечалось в главе 2, на представлениях о рассогласовании строил свою теорию мотивации Мак-Клелланд (McClelland etal., 1953). Небольшие отклонения от нормы, нормального состояния сопровождаются положительным эмоциональным тоном и обладают мотивирующим характером независимо от того, оказываются ли они выше или ниже нормы.-Такие нормы называются уровнями адаптации (Helson, 1964, 1973) и представляют собой нулевые точки в системе ко­ординат, лежащих в основе любых воспринимаемых впечатлений и любых оценоч­ных процессов. Уровень адаптации постоянно смещается соответственно централь­ной тенденции актуального потока стимуляции и накопленного опыта.

Рис. 4.21. Различие постулатов Хебба и Берлайна об отношениях

между потенциалом возбуждения и активацией, с одной стороны,

и между активацией и привлекательностью (предпочтительное состояние активации) - с другой

Рис. 4.22. Гипотетические отношения между отклонением стимульных условий от уровня адаптации и оценкой эмоционального тона

В качестве примера аффективного действия отклонения от уровня адаптации часто приводят исследование Хейбера (Haber, 1958). Сначала испытуемые поме­щали свои руки в воду, температура которой примерно соответствовала темпера­туре тела. После того как они адаптировались к ней, т. е. когда температура не ощу­щалась ни как приятная, ни как неприятная, а только как нейтральная, они помещали руки в сосуд с водой, которая была холоднее или теплее. Результаты представлены на рис. 4.22: незначительные отклонения оказывают положительное, а значитель­ные — возрастающее отрицательное эмоциональное воздействие. Образуется так называемая «мотыльковая кривая*.

Следует отметить, что пока теория рассогласований не привела к особенно пло­дотворным исследованиям в психологии мотивации. Это неудивительно, посколь­ку перенести на сложное мотивированное поведение психофизические измери­тельные приемы наподобие использованных Хейбером чрезвычайно трудно.

Когнитивная оценка ситуации в психологии мотивации

Рассматривая теории влечения, конфликта и активации, мы уяснили для себя, ка­кой вклад внесли направления психологии научения и психологии активации в проблему ситуационных детерминантов поведения. Однако не менее существен­ный вклад внесло в изучение этой проблемы когнитивное направление исследова­ний мотивации, выводящее поведение почти исключительно из ситуационных де­терминантов. Ситуационные детерминанты не сводятся при этом к особенностям внешней или внутренней стимуляции, которую можно или определить интерсубъ­ективно в виде устойчивых характеристик ситуации, или восстановить дедуктив­ным путем. Особенности стимуляции являются, скорее, исходным материалом. Они выступают как источник информации, которая затем перерабатывается в раз-

нообразные формы когнитивных репрезентаций текущих событий. Так ситуация обретает смысл, который может оказывать мотивирующее воздействие па поведение. Иными словами, результаты когнитивного оценивания ситуации влияют на поведе­ние. Поэтому мы можем говорить о соприкосновении с проблемами мотивации, даже если авторы этих исследований не стремились разрабатывать теорию мотивации. Важно, что особенности ситуации не определяют поведение непосредственно и всле­пую, а трансформируются в целостный образ актуальной обстановки. С другой сто­роны, в рамках когнитивного подхода исходная ситуация не дается в виде готового образа (так сказать, «постперцептуально», см. главу 5, теория поля), как, например, у Левина в его мотивационном анализе конфликтных ситуаций.

Из многочисленных теоретических подходов к когнитивному и аффективному оцениванию ситуации ниже приводятся наиболее важные. Речь идет прежде всего о тех, в которых доказывается, что эмоции не есть простые влияющие на мотива-ционпые явления «внутренние стимулы», они, скорее, являются результатом та­кой переработки информации, когда дело решает когнитивная интерпретация си­туации. Это направление исследований представлено двухфакторной теорией эмо­ций Шахтера и ее модификацией Валинса, а также теорией оценки угрожающих ситуаций Лазаруса. Далее рассматриваются два вида так называемых теорий ког­нитивной согласованности: теория когнитивного баланса (Хайдер) и теория ког­нитивного диссонанса (Фестингер и др.). В рамках обоих подходов, прежде всего последнего, были получены результаты, доказывающие, что информация, посту­пающая из окружения («внешние» и «внутренние» стимулы), при определенных обстоятельствах может преобразовываться в несогласованные между собой когни­тивные структуры, а стремление согласовать их оказывает мотивирующее воздей­ствие на деятельность.

Эмоция как результат когнитивной оценки ситуации

Со времен Аристотеля философы отводили эмоциям, или аффектам, ключевую роль в жизни души, Со времен Дарвина (Darwin, 1872) аффекты и их выражение стали темой дискуссий биологов, особенно представителей этологии, а в последнее время — еще и социобиологии (см. предисловие, написанное в 1965 г. Лоренцем к но­вому изданию дарвиновского «Выражения эмоций у человека и животных»). В про­тивоположность этому, в психологии эмоциям долгое время не уделялось должного внимания. Одной из причин этого, несомненно, являлась изменчивая природа эмо­циональных переживаний и трудности их объективного измерения (см.: Scherer, 1981), Однако более важным было, вероятно, то обстоятельство, что место, кото­рое теоретически они могли бы занять — место оргаиизмической информации, жизненно значимой для поведения, — уже было занято влечением; более того, ге­нерализованным влечением в духе концепции Халла, что ликвидировало возмож­ность видеть источники этой информации в различных потребностях.

В предшествующей главе мы уже познакомились со свободным от концепции влечения пониманием эмоций как рудиментарной мотивационной системы. Она состоит из ряда эмоций, каждая из которых указывает на определенный класс си­туаций и подготавливает адекватное для этой ситуации поведение. В центре про-

цессуальнои модели эмоций Магды Арнольд (Arnold, 1960) стоит оценка ситуации с точки зрения ее благоприятных или угрожающих аспектов. Арнольд в отличие от Уильяма Джеймса считает, что эмоции распознаются не но физиологическим реакциям. По ее мнению, к эмоции и ее физиологическим реакциям должно вести, скорее, «интуитивно» оцениваемое восприятие ситуации. Из первого шага, воспри­ятия, вытекает оценка воспринимаемой ситуации с точки зрения ее возможных последствий для воспринимающего и действующего субъекта. Эта оценка состоит в занятии эмоционально окрашенной позиции, которая переживается как поведен­ческая тенденция приближения или избегания. Сопровождающие ее физиологи­ческие реакции определяют способы выражения эмоции. Наконец, последним шагом в этой цепочке является действие приближения или избегания.

Мы не будем подробно излагать здесь теоретические позиции Арнольд, тем более что на сегодняшний день они представляются довольно спекулятивными, особенно в том, что касается представлений о соотнесенности эмоций с процесса­ми центральной нервной системы. Вместо этого мы бы хотели остановиться на двух крайних точках выделяемой ею последовательности. Началом цепочки являются особенности ситуации, запускающей эмоциональный процесс. Здесь мы возвраща­емся к новой версии старых воззрений, восходящих к основоположнику бихевио­ризма Джону Уотсону. На другом конце цепочки — на стадии уже возникшей эмо­ции — мы сталкиваемся со старым вопросом о том, в какой мере эмоции можно зафиксировать не только в качестве субъективных переживаний, но и независимо от этих переживаний по нейровегетативным показателям автономной нервной системы, иными словами, по физиологическим реакциям периферии тела.

Ситуации, инициирующие эмоции

Обратимся к первому вопросу — вопросу о ситуациях, запускающих эмоциональ­ный процесс. Как уже отмечалось в предыдущей главе, Уотсон (Watson, 1913) вы­делил некоторые характеристики ситуации, которые запускали у младенца эмоци­ональные реакции, явно обусловленные генетически, а не возникшие на основе научения. Сюда относятся прежде всего сильные стимулы типа внезапного гром­кого звука или неожиданной потери опоры; оба этих стимула запускают страх. Если активность младенца наталкивается на препятствие, возникает гнев. Телесный контакт, например поглаживание, приводит к проявлениям симпатии (Watson, Morgan, 1917; Watson, 1924). Эти безусловные «стимулы» могут благодаря клас­сическому обусловливанию заменяться целым множеством первоначально нейт­ральных стимулов (см.: Watson, Rayner, 1920; Harris, 1979), которые в результате этого также начинают запускать эмоциональные реакции, связанные с данным безусловным стимулом.

Однако классическое обусловливание на деле не позволяет связывать все со всем, как в это верили Уотсон и многие его последователи. Не ка

⇐ Предыдущая16171819202122232425Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: