ПРИМЕЧАНИЕ: Все герои, задействованные в сценах сексуального содержания, вымышленны и достигли возраста 18 лет.

 

Среда. Полдень.

– Повтори еще раз, – попросил Люпин, разглаживая редковатые усы двумя пальцами. – Какими были точные слова Волдеморта?

Я осторожно опустил небольшой деревянный ларец в центр стола. Вокруг него собралось то небольшое количество взрослых членов Ордена Феникса, которых удалось собрать в сжатые сроки, и Поттер с Грейнджер. Присутствие Поттера лишь слегка раздражало, но вот её…

– Он сказал: «Прими это, Северус, в качестве рождественского подарка. Открой его перед нашей следующей встречей. Любопытно будет взглянуть на результат».

Грейнджер прикусила ноготь на большом пальце, сверля ларец взглядом так яростно, словно одной только ее силы воли было достаточно, чтобы разгадать все его тайны. Я буквально мог видеть, как вращаются шестеренки в ее голове.

– Он сказал, что ему интересно «взглянуть на результат», – произнесла она. – Не «услышать твое мнение» или «узнать, придется ли по душе». Значит, он уверен – что-то произойдет.

Я помассировал виски в тщетной попытке противостоять головной боли. Казалось, ей не было конца вот уже несколько дней. Я едва мог припомнить время, когда тело не ломило от боли и усталости.

– Очевидно. К тому же, несомненно, ему тут же станет ясно, подчинился ли я, так как, что бы это ни было, никакого эффекта это не произведет.

– Что, если это убьет вас? – спросила она. – Что, если он знает, что вы работаете в интересах Ордена, и таким образом собирается избавиться от вас?

Ох, как же примитивно их представление о нашем враге.

– Если бы Темный Лорд желал моей смерти, вероятнее всего, он предпочел бы сделать это собственноручно. В крайнем случае, заставил бы меня открыть ларец в его присутствии, дабы вдоволь насладиться моей кончиной. А если бы он был осведомлен о моем предательстве, он, вероятно, прибегнул бы к мести более… личного характера, едва ли его выбор пал бы на что-то столь простое.

Грюм взял ларец и принялся медленно вертеть его в руках, тщательно изучая своим волшебным глазом. Сделан из оливкового дерева, с резьбой на всех шести сторонах, крышка надежно закрыта впечатанной в воск ядовито-зелёной змеей. Вернув ларец обратно на стол, Грюм достал палочку и пробормотал какие-то слова. На мгновение ларец окутало серебряное сияние и тут же испарилось.

– Хм-м. На нем есть какое-то проклятие, но не смертельное.
– Это ведь хорошо, верно?
– Тебе еще многому предстоит научиться, Грейнджер, – проворчал Грюм. – Существует неисчислимое количество ужасов, которые можно сотворить с человеком, не убивая его.

Грейнджер потянулась через стол за ларцом, и я уловил слабый аромат жасмина. Это средство для волос? Может, духи? Я узнаю его везде. В стенах замка я всегда мог безошибочно определить, что она прошла по коридору немногим раньше меня. Этот чувственный аромат надолго задерживался в подземельях после урока Зельеварения. Тонкое обоняние было жизненно важно для ремесла зельевара, однако сейчас превратилось в сущее наказание. И виной тому была она.

Она аккуратно провела пальцами по крышке ларца.

- Я думала, что по краю крышки вырезаны листья, но это слова.

Разумеется, я давно их заметил. Я тщательно изучил ларец, прежде чем счел, что принести его на Площадь Гриммо безопасно. Но то, как быстро она их заметила, не могло не впечатлить.

– Χωρίς την αλήθεια, δεν μπορεί να υπάρχει σοφία – Нет истины без правды. Несомненно, каким-то образом это связано с характером проклятья.
– Может быть, подделать проклятье, – задумчиво протянула Тонкс. Ее волосы были кричащего ярко-синего цвета. – Чтобы заставить его думать, что вы открыли ларец.

Уже в который раз я убедился, что в курс подготовки Авроров непременно стоит включить изучение основ логики.

– Чтобы подделать, я должен узнать, как оно действует, – терпеливо пояснил я. – Чтобы узнать, как оно действует, я должен открыть ларец. Если я открою ларец, мне более не придется притворяться.
– А если мы вначале испытаем его действие на ком-то другом? – предложил Люпин. – Может, Кикимер изъявит желание.

Я фыркнул.

– Сириус Блэк, помимо прочих многочисленных недостатков, – Поттер, явно намеренный защитить честь крестного, уж было открыл рот, но Грейнджер вовремя толкнула его локтем, заставив замолчать, – был, как вы все прекрасно осведомлены, исключительно низкого обо мне мнения. Будучи домовым эльфом Благороднейшего и Древнейшего Рода Блэков, Кикимер едва ли проявит такую любезность и откликнется на мою просьбу о помощи.

Грюм пожал плечами.

– Не вижу в этом никакой проблемы. Гарри может ему просто приказать…
– Вот уж нет! – Грейнджер тут же пришла в полную боевую готовность, лицо ее пылало гневом. – Кикимер не может уклониться от прямого приказа Гарри, и вы это знаете. Нечестно заставлять его подвергать себя опасности!
– Мы тут не чаи гоняем, Грейнджер, – прорычал Грюм. – Никто не собирается сидеть тут с оттопыренными мизинцами и любезничать всякими «пожалуйста», «покорнейше благодарю» и «не затруднит ли вас». На войне все средства хороши.
– Домовые Эльфы не средство войны! – с вызовом возразила она.

Грейнджер в ее попытках возразить Грюму можно было сравнить лишь с книзлом, бросившим вызов дракону. Любопытно, каково это – быть так страстно преданным своему убеждению? Делать что-то не из честолюбия, страха или попытки искупить грехи, но потому, что ты в это веришь? Делал ли я когда-либо что-то бескорыстно, даже в начале своего пути?

– Она права, – с нажимом произнесла Молли. – Кроме того, воздействие на домового эльфа может отличаться от воздействия на человека. – Слова Молли были пропитаны поразительной житейской мудростью. Вероятно, это все опыт воспитания шестерых сыновей.

Люпин провел пятерней по волосам, растрепав их пуще прежнего.

– Тогда как насчет одного из нас?

Тонкс сощурила глаза, и ее волосы приобрели насыщенный красный оттенок.

– И думать не смей, Ремус Люпин.
– Я это сделаю, – заявила Грейнджер. – Я единственная среди нас всех, кого не жалко. Нет, помолчи, Гарри, – рыкнула она на Поттера. – Очевидно же, что ты не годишься на эту роль. А у всех остальных есть свои куда более важные миссии – кто-то мракоборец, родитель… – она бросила взгляд на меня, – или шпион. Я самый очевидный выбор.

Ничто на белом свете не сумело бы заставить меня позволить ей подобную глупость, но признавать это я не собирался. К счастью, я имел в рукаве иной убедительный контраргумент.

– Каким бы заманчивым ни было ваше предложение, мисс Грейнджер, – произнес я нарочно самым язвительным тоном, – существует вероятность, что содержание ларца, каким бы оно ни было, сработает лишь один раз. Если это так и мы истратим единственную попытку на кого-то иного, как я докажу Темному Лорду, что повиновался его приказу? И, поверьте мне, он не сомневается в том, что я повинуюсь.

За столом разразилась бурная дискуссия, полная нелепых предложений и возражений. Я предпочел промолчать, прекрасно осознавая, что, если мне дорога должность Пожирателя Смерти, иного выбора я не имею. Рано или поздно, они это поймут. В то же время, мне выпала та редкая возможность насладиться ее присутствием здесь, в этой самой комнате, на расстоянии вытянутой руки.

– У нас нет выбора, – наконец вмешался я, когда решил, что дискуссия зашла в тупик. Я потянулся к ларцу. – Будьте бдительны. Я не имею никаких предположений о том, что может произойти. – Я вдохнул поглубже и сорвал печать.

В следующую секунду крышка отворилась. Внутри ларца лежала горстка серебристой, сияющей пыльцы. На моих глазах, словно от движения невидимой руки, пыльца медленно вылетела из ларца и закружила вокруг моей головы, как сверкающая песчаная буря. Пыльца просочилась в нос и рот, но вместо ожидаемого приступа кашля я ощутил лишь чистый, свежий аромат, точно воздух на вершине высокой горы или после грозы. Я невольно выдохнул, ощутив странное покалывание от пробежавшей по телу прохлады – от головы до кончиков пальцев на ногах.

Сидящие за столом, все как один, тревожно – и настороженно – глядели на меня.
Ничего не произошло.

 

**********

 

Среда. Вечер.

Шесть часов спустя все еще ничего не произошло, за исключением одного: все вокруг вели себя так, словно я бомба замедленного действия.

Я налил себе бокал вина. Молли и Артур готовили ужин, порхая по кухне со слаженностью, свойственной только людям, занимавшимся этой рутиной не менее тысячи раз. Поттер шатался по дому, в то время как Грейнджер, Люпин и Тонкс, усевшись за обеденным столом, погрузились в изучение тех немногих полезных нам книг, которые могла предложить библиотека Блэков.
Грюм, как и следовало ожидать, не сводил с меня глаз, отыскивая признаки надвигающейся катастрофы с тех самых пор, как я отворил ларец. В самом деле, постоянная бдительность.

Тонкс подняла на меня взгляд.

– Изменений в самочувствии совсем никаких? – спросила она, должно быть, уже в пятый раз.
– Никаких признаков недомогания, головокружения или внезапного необъяснимого желания убить вас всех во сне, – заверил я. – Тем не менее, для тебя, Грюм, я готов сделать исключение, если ты не прекратишь прожигать меня взглядом.

Грюм лишь фыркнул, но все же отступил на пару шагов назад.

Люпин перелистнул несколько страниц своей книги – весьма внушительного размера собрание проклятий и сглазов.

– Камень Правды, правда в коммерции – Молли, ты должна показать это Фреду и Джорджу, – Эликсир Правды (см. Веритасерум), бескорыстности, раскаяния... ничего о проклятиях истины, – он захлопнул книгу. – Да и вряд ли на этот источник можно полагаться, фолианту около ста лет.
– За Блэками никогда не замечали особого интереса к книгам, – пробормотал я. – Оплошность, свойственная аристократам всех времен.

Грейнджер подняла на меня взгляд.

– Магглов или волшебников? – спросила она с полуулыбкой.
– И тех, и других, – ответил я, надеясь, что никто не заметил, какой эффект произвел на меня ее взгляд. – Те, кто приобрел власть и состояние по наследству, никогда не выделялись стремлением доказать обществу, что они этого действительно достойны. В то время как другие… тратят на это всю свою жизнь.

Послышались шаги, и на пороге кухни возник Поттер.

– Смотрите, я нашел в спальне Сириуса снимок, – сообщил он, усаживаясь рядом с Грейнджер, и протянул ей колдографию.

Она склонилась над снимком.

– Гарри, это же твои мама и папа, верно? Она очаровательна.

Первым моим порывом было покинуть комнату. Последнее, чего бы мне хотелось – выслушивать болтовню Поттера о Лили и Джеймсе. Но я остался, прислонившись к дверному косяку.

– Она была не просто миловидной, – подал голос Грюм. – Она была чертовски искусной ведьмой.

Молли вытерла руки о кухонное полотенце и встала рядом с Поттером.

– К тому же, она была еще и добрым другом, Гарри. Артур, должно быть, это сразу после свадьбы. Гляди, локоны заправлены набок.

Я помню этот стиль. Мне не нравилось. Лили, должно быть, тоже – носила она эту прическу недолго.

Неожиданно Поттер повернулся ко мне.

– Я знаю, какого вы мнения о моем отце, профессор. А что вы скажете о моей маме?
– Я любил ее, разумеется.

Рука с бокалом вина застыла у моих губ. Что. За. Черт.

В комнате повисла тишина. Ошеломлены были все, и я не исключение. Шесть с половиной пар глаз уставились на меня. У Поттера буквально отвисла челюсть, отчего он казался еще большим болваном, нежели обычно. Тогда как Грейнджер, как ни странно, совершенно не была удивлена, а взгляд ее был полон сочувствия.

– Вы… любили ее? – медленно, даже осторожно повторил Поттер.
– Конечно же нет, – возразил я. По крайней мере, именно так я собирался ответить. Но вместо этого произнес лишь: – Да.

У меня засосало под ложечкой. Что, во имя Мерлина, происходит?

Поттер сверлил меня взглядом, в его зеленых глазах читалась ярость.

– Лжец! Вы не заслуживаете…
– Полегче, Гарри, – вмешался Артур, опустив тяжелую руку на плечо Поттера.

Люпин медленно встал из-за стола, в выражении его лица читалась обеспокоенность. Грюм сощурил здоровый глаз и снова придвинулся ко мне. Суп на плите начал закипать, и Молли, засуетившись, бросилась к нему.

– Я не могу даже предположить, что могло тебя заставить сболтнуть подобное, Северус, – произнес Люпин, качая головой. – Но, если это все же правда, я по-прежнему не представляю, почему ты решил в этом признаться. Ни то, ни другое не имеет логических оснований. – Он глубоко вздохнул. – Судя по всему, стоит полагать, таким образом проявляется проклятие.
– Как именно? Заставляет его нести бред? – сквозь зубы процедил Поттер.

Я промолчал, опасаясь слов, что могли сорваться с языка. Чувство тошноты быстро превратилось в приступ паники.

– «Нет истины без правды», – тихо произнесла Грейнджер. – Слова, высеченные на ларце. Поэтому он признался. Это и есть действие проклятия.

Мысли лихорадочно заметались в голове. Мне задали прямой вопрос, и я ответил правдиво. Не потому, что хотел этого, но потому, что не мог ничего с собой поделать. Грейнджер права? Если так, то распространяется ли проклятие на каждое мое слово, или исключительно на прямые вопросы? О, боги, только не это!

– Откуда нам знать? – стоял на своем Поттер. – Как знать, что проклятие создано не для того, чтобы увести нас от истины, и заставляет его лгать? Волдеморту это понравилось бы, верно?
– Волдеморт и без того уверен, что я лгу вам, болван, – бросил я, не подумав. Что было правдой, но, тем не менее, ничего не доказывало, ведь именно это я и намеревался сказать.
– Мы должны проверить тебя, – сурово отозвался Грюм. – Чтобы узнать, права ли Грейнджер.
– Но как? – нахмурившись, спросила Тонкс. – Мы не можем спросить о том, что ему и так уже известно, так как невозможно проверить, ответил он правду или нет. Единственный способ – если мы будем знать ответ, а Северус нет. Но даже под Веритасерумом, не зная ответа, человек может просто сказать «я не знаю».
– Только не смейте спрашивать его о чем-либо еще, касающемся моей мамы, – гневно воскликнул Поттер.

Как и прежде, именно Грейнджер придумала решение. И я снова проникся уважением к ее феноменальной смышлёности, в которой утверждался не раз.

– Загадайте что-нибудь такое, чтобы только вам было известно, правда это или ложь. Затем попросите его повторить это. Если ему удастся повторить только правдивые, тогда мы будем знать наверняка.
– А если он сможет повторить всё без исключения? – вмешалась Тонкс с сомнением в голосе. – Что это будет значить?

Она пожала плечами.

– Надо же с чего-нибудь начать, верно?
– Разумно, – одобрил Грюм. – Я буду первым. Повторяй за мной, Снейп: в кармане Аластора Грюма в данный момент лежит шестнадцать галеонов и семь кнатов.
– В кармане Аластора Грюма в данный момент лежит шестнадцать галеонов и семь кнатов, – отчеканил я, желая, чтобы в его кармане лежало пятнадцать, или восемнадцать, или ни одного галеона.

Грюм достал руку из кармана и разложил монеты на столе: шестнадцать галеонов и семь кнатов.

– Артур, теперь ты.

Артур ненадолго задумался, затем произнес:

– Любимый десерт Чарли – яблочный пирог.

Я открыл рот, чтобы повторить, но губы и язык отказались образовывать слова. Я приложил все усилия, разевая рот точно рыба, но безуспешно.

Артур медленно кивнул.

– Финиковый пудинг с карамелью.

Один за другим каждый поочерёдно подходил ко мне, и всякий раз мне удавалось повторить лишь те высказывания, что были правдой. Поттер только отмахнулся от своей очереди. Он все еще не пришел в себя от злости после моего первого непроизвольного признания. Пришла очередь Грейнджер.

Она колебалась, прикусив губу, словно стояла перед нелегким выбором. Наконец, глубоко вдохнув, она подняла голову и взглянула мне прямо в глаза.

– Гермиона Грейнджер влюблена в Рона Уизли, – четко произнесла она.

Я уставился на нее в изумлении. Разумеется, я понятия не имел, правда это или нет, но, к моему сожалению, я и без того знал о ней чудовищно мало. Что побудило ее выбрать из всех возможных именно это утверждение? Мне не хотелось произносить это, словно таким образом я вторгался туда, где мне не было места. Но, как бы я этому не противился, я уважал ее право поступать, как ей заблагорассудится.

Я открыл рот, но мои попытки заговорить не увенчались успехом – я не проронил ни слова. Несмотря на то, что, в каком-то смысле, это был последний гвоздь в моем гробу, на одно короткое мгновение я почувствовал облегчение. Младший Уизли не наихудшая партия, но, по мне, совершенно не пара для Грейнджер. Как если бы медведь сватался к колибри.

Все уставились на Грейнджер, ожидая подтверждения. Она кивнула, по-прежнему не отрывая от меня взгляда.

– Ну вот мы и выяснили, – заключил Грюм.
– Ты не можешь лгать, – мрачно изрек Артур Уизли.

Воцарилось продолжительное молчание, каждый пытался уложить в голове произошедшее. Постепенно на их лицах начало проявляться понимание того, что это нам сулило.

Я опустился в кресло, меня бил озноб, подступало чувство тошноты. Из всех злоключений, подстерегающих меня в роли шпиона Дамблдора, я никогда не предположил бы, что со мной может случиться нечто настолько ужасное. Принудив меня несколько месяцев назад дать Непреложный Обет, Нарцисса серьёзно усугубила мое положение. Прибавить к этому новоприобретённую проблему, и последствия обещают быть необратимыми. Как минимум, я более не смогу приносить пользу в роли двойного агента. В худшем же случае, с этого момента я представляю опасность для Ордена.

– Стоит Волдеморту задать вопрос, и вы все ему выложите, верно? – сухо произнес Поттер, как будто это каким-то образом входило в мои планы. – Вы не сможете сдержать себя. Может, именно к этому вы и стремились.

Я открыл рот, намереваясь бросить резкий ответ, но тут же закрыл его, внезапно передумав говорить вообще. Кто знает, что могло сорваться с языка?

Грейнджер поспешила встать на мою защиту.

– Не глупи, Гарри. Если бы С… Профессор Снейп хотел предать Орден, он бы давно это сделал. Ему нет нужды изобретать проклятие и накладывать его на себя.

Тонкс нервно замялась на месте.

– Веритасеруму можно сопротивляться, если человек имеет достаточно сильную волю. Быть может, и с этим сработает.

Грюм покачал головой.

– Что бы за проклятие это ни было, оно куда сложнее Веритасерума. Эликсир Правды полезен лишь в случае, если человек, находящийся под его воздействием, знает, что правда, а что ложь. Как мы только что убедились благодаря опыту Грейнджер, данное проклятие не ограничивается знаниями жертвы. Сомневаюсь, что этому можно противостоять.
– У нас есть только два варианта, – подытожил я. – Разрушить проклятие или раздобыть то, что могло бы противодействовать его эффекту. К тому же, у нас мало времени, поскольку следующее собрание Пожирателей Смерти уже через два дня.
– Чтобы разрушить заклятие, сперва его нужно идентифицировать, – заявил Грюм. – Лучшее место для исследований – Запретная Секция в Хогвартсе. Люпин, ты идешь со мной. Свяжемся с МакГонагалл и Слизнортом, они нам помогут. Артур, Молли, вы тоже можете отправляться домой, Артуру завтра нужно быть в Министерстве. Остальные продолжат разрабатывать другие версии.

 

Спустя два часа никто из оставшихся на площади Гриммо не продвинулся в разработке «других версий» ни на йоту. На дворе давно стемнело, и Кикимер разжег для нас камин в библиотеке.

Поттер сидел, скрестив ноги, на полу перед камином и барабанил пальцами о бедро.

– Как насчет зелья, которое просто… отнимет возможность разговаривать? Или исказит слова так, что никто не разберет?
– Я осведомлен о шаблоне в магловской литературе – «злодей всегда беспросветно туп», – язвительно прокомментировал я, – но, могу вас заверить, Темный Лорд далек от скудоумия. Он прекрасно знает, что именно всучил мне, а на столь очевидную попытку схитрить не купится даже Хагрид.
– Но…
– Гарри, если он так сказал, значит это правда, – напомнила Тонкс, свернувшаяся калачиком в кресле. Чем больше вносилось предложений и чем больше их отклонялось, тем тусклее становился цвет ее волос, и теперь он отдаленно напоминал собой нечто серо-коричневое.

Грейнджер расхаживала по комнате, что-то бормоча себе под нос и наматывая локон на палец. Будь на ее месте кто-либо другой, это свело бы меня с ума. Без сомнений, это было очередным признаком моего безрассудства – неужели я находил это в ней… очаровательным?

– Сядьте, мисс Грейнджер, – наконец выпалил я. – Я и без того очень устал, а ваше беспрерывное мельтешение перед глазами лишь усугубляет мое состояние.

Она остановилась и обернулась ко мне, задумчиво закусив губу.

– Веритасерум, – изрекла она.
– Если вы предлагаете использовать антидот к Веритасеруму в качестве возможного решения моей… проблемы, могу заверить вас, это не сработает, – произнес я. – Антидот действует исключительно при наличии Веритасерума, нейтрализуя его ингредиенты.

Она покачала головой, в ее волосах запутались янтарные отблески пламени, и мне вдруг стало интересно, каковы на ощупь ее волосы.

Она выжидающе сверлила меня взглядом.

– Прошу прощения. Я... – я прикусил язык, отчаянно пытаясь придумать правдивое, но не обличающее продолжение так беспечно начатого мной предложения. – Я думал кое о чем другом.
– Я сказала: что, если мы сварим Веритасерум наоборот?
– Поясните, – нахмурившись, попросил я.
– Если взять рецепт Веритасерума и, скажем, поменять все местами. Вывернуть наизнанку. Там, где требуется горячее масло, мы возьмем холодное. Где нужно красное вино, используем белое. Вместо порезанного бросим целиком. Где, допустим, нужно что-то красное, мы возьмем зеленое.

Я задумался.

– Теоретически, конечный результат будет своего рода анти-веритасерумом. Заставит любого, кто его выпьет, говорить только ложь.
– Что, возможно, сведет на нет ваше навязчивое желание говорить правду.
– Потрясающе, – изрек я. Насколько мне было известно, никто и никогда не пытался провернуть нечто подобное.
– Стоит попытаться?
– Еще бы, – подтвердил я. – Мы приступим утром первым же делом.

Тонкс встала с кресла и потянулась.

– Тогда давайте спать. Кстати, Гарри, почему бы тебе не помочь им завтра? Слыхала, ты проявлял себя чертовски неплохо на Зельях в этом году.

Грейнджер и я обменялись взглядами.

– Нет, – возразили мы в один голос.

 

**********

 

Четверг. Утро.

– Я даже не подозревала, что здесь есть полноценная лаборатория, – Грейнджер медленно прошла по скрытой в глубине подвалов комнате, мягко проводя пальцами по пузырькам и флаконам, котлам и алхимическим установкам. Мы приступили к работе с первыми лучами солнца, поскольку время дня было одним из ключевых условий приготовления зелья.

– Вальбурга Блэк была энтузиастом-любителем, – произнес я, открыв шкафчик, и принялся сортировать банки и мешочки в поисках необходимых ингредиентов. Хвала Мерлину, Вальбурга была одержима порядком, и все емкости оказались четко подписаны. – Разумеется, в основном ее интересовали яды, но каждому, кто изготовляет яды, рано или поздно понадобятся антидоты. Исходя из этого, мы можем найти здесь все нужные нам ингредиенты.
– Я до сих пор помню наше первое занятие по Зельям. Я знала ответы на все вопросы, но вы никогда меня не спрашивали, – в ее голосе не было ни капли упрека, лишь толика негодования.
– Если вы и так знали ответы, что проку мне было вас спрашивать. В конце концов, весь смысл принародного унижения заключается в том, чтобы вдохновить ленивых учеников работать упорнее.

Проклятие, в мои планы это признание не входило. Я обернулся, все еще держа в руках ингредиенты для зелья, и наткнулся на ее взгляд. Губы ее чуть распахнулись от удивления. Несколько мгновений мы стояли на расстоянии вытянутой руки, не смея шелохнуться. Опомнившись, она залилась краской и сделала шаг назад.

– Могу вас заверить, я в состоянии сварить зелье самостоятельно, – отозвался я, стараясь звучать спокойно, и опустил ингредиенты на стол. А вот с сердцебиением дело обстояло куда хуже: казалось, оно эхом разносится по всей лаборатории.
– Это была моя идея, – резко заметила она. – Я не позволю вам приписать ее себе.
– Вы забываетесь, – прорычал я, разжигая пламя под оловянным котлом, наполовину заполненным водой, маслом алоэ и лепестками хризантемы, рассыпанными по поверхности.
– И что вы сделаете, снимете баллы с Гриффиндора? – поинтересовалась она, одарив меня взглядом, полным лукавства.
– Держите, – я протянул ей ступку и пестик. – Разотрите листья дубоизии.

Я рассчитывал, что она отправится к противоположному краю стола, но она предпочла расположиться прямо под моим боком.

Я приступил к нарезке сладко-горького паслена и луковиц ясменника, изо всех сил стараясь не обращать внимания на то, как непозволительно близко ко мне она находилась. Она работала быстро и четко, как и всегда. Наблюдать за ее мастерством и при этом понимать, что именно благодаря мне она довела его до совершенства, – было в этом нечто восхитительное. К тому же, невозможно было не проникнуться ее незаинтересованностью в пустой болтовне.

Она снова заговорила, лишь когда первая фаза подготовки была завершена.

– Когда у меня возникла эта идея, я не учла одно обстоятельство, – неуверенно начала она, – в прошлом году вы сказали профессору Амбридж, что Веритасерум должен настаиваться на протяжении полнолуния. Если это правда, то как же мы…
– Ну же, мисс Грейнджер, не составит труда догадаться, что я покривил душой, дабы избавиться от обязанности варить зелья по ее приказу. Действительно считаете, что зелье, в основе которого лежит правда, может зависеть от «изменчивой луны, меняющей свой образ каждый месяц»?
– Ромео и Джульетта? – замерев на месте, удивленно спросила она, глядя на меня широко распахнутыми глазами.
– Несомненно.
– Вы… Вы читали Шекспира? – Тон ее голоса настолько повысился, что на последнем слове она едва не взвизгнула от восторга.
– Я полон сюрпризов, Мисс Грейнджер, – ответил я с упреком, наслаждаясь выражением недоумения на ее лице. – Что касается зелья, необходимо провести точные расчеты, но, полагаю, весь процесс приготовления займет не больше восемнадцати часов.

Я достал лист пергамента и перо. Нумерологические подсчеты для Сыворотки Правды занимали немало времени и сил. Чтобы задать им обратное направление, требовалось точно определить порядок, а также сгруппировать перестановку действий. Кроме того, в формуле непременно следовало учесть все альтернативные ингредиенты.

Я заскрипел пером по пергаменту. Прошло не менее двадцати минут, когда я наконец заметил, что она стоит прямо за моей спиной и наблюдает.

– Я всегда восхищалась Нумерологией.
– Неужели, – воскликнул я настолько участливо, насколько мог.
– Уж поверьте. Что это? – Она склонилась над моим плечом и указала на пергамент.
– Ансуз, перевернутая, – ответил я, решительно игнорируя то, как она прижималась ко мне всем телом.
– Это так странно, если задуматься, – продолжала она. – Сочетание такой точной науки, как математика, с такой расплывчатой, как прорицание… Казалось бы, как из этого может выйти что-то толковое.
– И все же вышло, – вставил я, чувствуя ее теплое дыхание на щеке. Аромат жасмина заполнил легкие. Оставалось лишь обернуться…

Нет. Это нелепо. Не стоило так увлекаться.

– Мисс Грейнджер, вы не позволяете мне сосредоточиться.

Видит Бог, это было чистой правдой. Еще немного, и я окончательно утрачу способность мыслить.

– Идите, помешивайте зелье. Шесть раз по часовой, один против часовой стрелки, пауза десять секунд, повторить.

Послушалась она не сразу. Какое-то время она не шевелилась, словно не желала отстраняться.

Я вернулся к расчетам, в то время как она занялась помешиванием зелья. Шесть, один, пауза. Шесть, один, пауза.

– Если это не поможет, – тихо произнесла она, – мы успеем придумать что-нибудь другое?

Я бы предпочел утешающую ложь, но вопрос был четким, а проклятие не позволило мне солгать.

– Нет.
– Что мы будем делать, если не удастся разрушить проклятие до вашей следующей встречи с Волдемортом? – приглушенно спросила она, словно одновременно желала и боялась услышать мой ответ.

Я напрягся, перо застыло над пергаментом. К счастью, вопрос оставлял пространство для уклончивого ответа.

– Вы… и Орден продолжите существовать, как раньше.

Чего нельзя было сказать обо мне.

– Северус, – тихо прошептала она. Мое имя, сорвавшееся с ее губ, вновь распалило во мне чувство, способность к которому, как мне казалось, я утратил навсегда. – Что будешь делать ты?

Я приложил огромные усилия, чтобы уклониться от ответа, так и рвущегося с языка.

– То, что должен, – наконец произнес я, уповая на то, что этого ей будет достаточно.

Казалось, она почувствовала мою негласную мольбу. Мы вновь безмолвно приступили к работе, однако мне неоднократно удавалось ощутить ее взгляд на себе.

Наконец она заговорила.

– Неужели вы… – уж было начала она, но, замолчав на полуслове, покачала головой. – Нет, простите. Я больше не стану задавать вопросы. Я не хочу заставлять вас отвечать. И без меня уже слишком много людей этим воспользовалось. – Я ошарашенно уставился на нее, изумляясь тому, как много она в действительности понимала. – Но, если вы сами захотите рассказать мне что… что угодно, – осторожно добавила она, – я бы с удовольствием вас выслушала.

Быть может, все дело было в растущей во мне уверенности, что нас ожидает провал, что Люпин и Грюм вернутся ни с чем и что мне никогда не придется нести ответственность за сказанное мной. Возможно, я просто пытался балансировать между данной мне свободой самому принимать решение, говорить мне или же сохранять молчание, и принуждением говорить лишь правду. Я знал лишь, что легко мог бы говорить на темы не столь важные, но вместе с тем не малозначимые. Увлечение Зельеварением. Удовлетворение от созерцания действия новоизобретенного мной зелья. А еще умиротворение, присущее раннему утру на берегу озера, и восход солнца над башнями замка.

Я предпочел молчание, а она не настаивала. И только приглушенно булькающее в котле зелье Муресатирев (именно так мы решили его назвать) нарушало воцарившуюся тишину. Она принесла какую-то книгу, так же поступил и я, и мы сидели в уютной тишине, медленно, но верно ставшей для меня островком умиротворения в бурлящем море лжи и обмана, которыми так долго была наполнена моя жизнь.

Я ни о чем ее не спрашивал, а она не торопилась делиться. От нее веяло отстраненностью, что, вполне возможно, было вызвано моим последним резким ответом. Она просто была ко мне добра, такой она была со всеми. И этого было вполне достаточно.

 

**********

 

Четверг. Вечер.

Ужин тем вечером обещал быть безнадежно угрюмым. Еще днем, когда мы с Грейнджер работали в лаборатории, Люпин прислал сову. Дамблдора в Хогвартсе не оказалось, и никто не ведал, где он мог быть. Им помогали Гораций и Минерва, но до сей поры дело не сдвинулось с мёртвой точки. Только когда часы пробили десятый час, они, наконец, вернулись. Люпин выглядел, как и всегда – взъерошенный, измотанный и с ярко выраженной нуждой в хорошем портном, – но сейчас вид у него был куда более подавленный, нежели обычно. Это явно не сулило ничего доброго.

– Получил вашу сову об анти-веритасеруме, – сообщил Грюм, когда шестеро орденовцев снова собрались за столом. – Интересный подход, признаю. Неплохо бы заняться этим всерьез, когда страсти поулягутся. Твоя идея, Грейнджер?

Она кивнула в подтверждение.

– Но я ни за что не справилась бы самостоятельно. У меня нет ни малейшего опыта в подборе взаимозаменяемых ингредиентов и этапов приготовления.
– Это пока, – прокомментировал я, и она ответила мне усталой улыбкой. Несмотря на все обстоятельства, день, проведенный плечом к плечу с ней у котла, оказался куда приятнее, нежели я смел надеяться.
– Зелье готово? Оно сработает? – нетерпеливо спросил Люпин, тем самым подтверждая мои подозрения: ничего обнадеживающего разузнать им не удалось.
– Пока что остывает, затем ему следует настояться в закрытом пузырьке шестнадцать часов, а это до четырех часов завтрашнего дня. Для Веритасерума пузырек должен быть цвета ляписа, для нашего зелья мы используем агатовый, так как ему присущи красноречие и обращение слов врага против него самого. Сработает ли это? – Я пожал плечами. – Шансы довольно… невелики. Ничего подобного ранее не практиковали, кроме того, не исключено и, я бы даже сказал, вполне вероятно, что мы допустили не одну ошибку в выборе ингредиентов или же в расчетах.
– Будем надеяться, что это сработает, – проворчал Грюм. – Возможно, это наш единственный шанс.

Грейнджер побледнела, но голос ее не дрогнул.

– Что вы узнали?
– Это αλήθειας κατάρα, Алитера Катара или Заклятие Правды, – подал голос Люпин. – Как вы можете догадаться по названию, оно довольно древнее. Это проклятие насылали при помощи вдыхания пыльцы, добываемой из…

Я поднял руку.

– Опустим лекцию по истории, Люпин. У нас мало времени. Существует или не существует способ разрушить проклятие?

Люпин провел пятерней по волосам.

– Да, способ разрушить проклятие существует, но я не уверен, что у нас есть на это время.
– Как много времени это может занять? – спросил Поттер.
– Оно… скажем, это зависит от обстоятельств индивидуального характера.
– Как видишь, я довольно решительно настроен, – заметил я. – Нечего откладывать это в долгий ящик.
– Сомневаюсь, что ты справишься с чем-то подобным в одиночку, Северус. И это касается не только тебя, – поспешил добавить он. – Вообще всех. По правде говоря, я не уверен, что это вообще кому-либо под силу.

Я вздохнул.

– Достаточно увиливать от сути, Мерлина ради. Ответь, наконец, как это сделать?

Он облизнул губы и робко взглянул на Грюма.

– Чтобы разрушить проклятие, нужно выяснить самое глубокое убеждение человека и убедить его, что это ложь. Пошатни истину, что теплится в самом сердце человека, и проклятие более не сможет использовать истину против него.

Самое глубокое убеждение. Известно ли мне самому, каково оно? Разве кто-нибудь на этом свете догадывается, что таится в глубине его собственной души?

– Но… это же кошмарно, – мгновение спустя отозвалась Грейнджер. – Самое глубокое убеждение – это сама сущность личности. Если его разрушить, это фактически убьёт человека. Уничтожит изнутри.

Грюм согласно кивнул.

– Не говоря уж о том, что это почти невозможно провернуть.

Поттер покачал головой.

– Каковы шансы сделать это за один день? Ведь, к примеру, у маглов на самокопание уходят года.
– Для начала, мы можем выяснить, с чем имеем дело, – заявила Тонкс. – Может, это не так уж и невозможно. – Она обернулась ко мне и, прежде чем я успел ее остановить, спросила: – Каково твое самое глубокое убеждение?
– Что я недостоин любви, – я был принужден проклятием говорить лишь правду, и не было ни единой возможности уйти от прямого вопроса. Придя в ужас, я зажал рот рукой, но было уже слишком поздно: признание сорвалось с моих уст. Я яростно отодвинул стул и вышел вон из комнаты.

Я завернул за угол и остановился неподалеку от холла. Закрыв глаза, я прислонился к стене и уперся ладонями в гладкую панельную обшивку. Я дышал отрывисто и сбивчиво, точно стальные оковы оплели грудную клетку. О боги, неужели во всеуслышание я признался в том, за что так рьяно себя презираю, дав Поттеру повод посмеяться надо мной! Самолично вынес себе приговор, осознал истинность того, о чем подозревал на протяжении долгих лет. Перед глазами снова возникли пораженные моим признанием лица, среди которых выделялось лицо одной лишь Грейнджер: в ее глазах стояли слезы. Она испытывает ко мне жалость, что может быть хуже?

Со временем я снова взял себя в руки. Это ничего не меняло: мне не доверяли, меня считали врагом и ненавидели. А это лишь очередной плевок в душу. По мере того, как во мне возвращался контроль над оцепеневшими мышцами, я услышал, что прямо за углом ведется горячий спор.

– Как т<

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: