Приложение к вопросу о крещении

Чарльз Хаддон Сперджен

Несомненно, крещение — это погружение в воду. Об этом свидетельствует общее употребление греческих слов, отобранных духом вдохновения для обозначения этого действия. Почти все без исключения сторонники крещения детей признают, что вплоть до появления Христа у слова baptizo не было иного значения. Оно обозначало “окружение некоего объекта его составными элементами,” или “заключение составных элементов в целом объекте.” Но и употребление этого слова язычниками и греками-христианами в период, последовавший тотчас же за апостольскими временами, не согласуется с идеей об изменении смысла исполненными Духа авторами, как некоторые себе это ошибочно представляют. Все, кто поддерживают это изменение смысла в Святом Письме, обязаны привести доказательства того, что хотя бы в одном или более случаях это слово употребляется в ином значении, и что предшествующий смысл (погружение в воду) явно недопустим. Но таких случаев в Писании мы не находим.

По свидетельству сторонников крещения детей, погружение в воду и омовение “чаш, кубков и медных сосудов,” а также брачных лож у иудеев было традицией и предназначалось для очищения после ритуального осквернения. Так же обстояло дело и с омовением по возвращении с рынка, из мест большого скопления народа, а для многих — перед трапезой. Факты, по свидетельству сторонников крещения детей, убедительно доказывают, что богатый фарисей, ожидавший прихода нашего Спасителя, чтобы креститься перед трапезой, вероятно, имел достаточный запас воды для омовения, и что климат Сирии, одежда и привычки иудеев способствовали тому, что они всегда могли предаваться омовению, не причиняя себе неудобства и вреда. Следовательно, упоминание огромного числа крещенных Иоанном или учениками Иисуса и умолчание о том, где и как они переодевались, ни в коей мере не противоречит обряду с полным погружением в воду. Омовения в Иордане, совершаемые ныне ежегодно и даже чаще, свидетельствуют о том, что река эта и в настоящее время вполне пригодна для омовений, поэтому мысль о том, что Иордан, протяженностью в сотни километров был слишком глубок или слишком мелок для водного крещения с погружением нельзя принять с точки зрения здравого смысла.Достаточное количество воды и купален в Иерусалиме, Самарии и Дамаске для омовения с погружением тех, кто крестился, согласно свидетельству Святой Библии, в изобилии подтвержается сторонниками крещения детей и прочими свидетельствами.

 

Крещение Израиля в облаке и в море, а также крещение Духом Святым не могут, строго говоря, быть причислены к водным крещениям. Но дети Израиля все вместе были полностью покрыты морем и облаком. Замечание, что тела учеников Иисуса при наступлении дня Пятидесятницы не были охвачены символическим огнем, несостоятельно в качестве доказательства, поскольку все говорит о том, что их души — а так он и было — были поглощены в Святом Духе. Следовательно исполнение предсказанного и обильного сошествия и излияния Духа Святого, вероятно, заключает в себе полное погружение тела и души, либо нечто иное, не поддающееся более точному описанию с помощью других слов. Пророчество об окроплении водой или излиянии Духа Всевышним на человеков не доказывает того, что слово, которым в Новом Завете описано это предписанное Богом действие должно совершаться человеком по отношению к другому человеку путем окропления, излияния или омовения с погружением. Невозможно доказать, что слова Петра: ”кто может запретить креститься водою?” значат нечто большее, чем ”кто может запретить креститься?”, и кто из правдолюбцев осмелится оспаривать тот факт, что в темнице в Филиппах, как и в других темницах на Востоке, не была устроена купальня.

 

То, что смысл греческих слов baptizo, baptisma, и baptismos не подвергался изменениям авторами Нового Завета, явствует из следующих цитат: Иоанн крестил “ в Иордане” и “ в Еноне близ Салима, потому что там было много воды ”; Филипп и евнух “сошли оба в воду”; мы погреблись с Христом “крещением” и “в крещении”, и в нем мы также “ воскресли с Ним”. Если слова “погреблись” и “воскресли” употребляются здесь в фигуральном смысле, все равно мы усматриваем явный намек на буквальное погружение в воду и всплытие, которое действительно имели место. Призыв к крещению, заключенный в поистине безграничных страданиях Христа и Его апостолов, сообразуется только лишь с погружением и омовением водой. Общепринятое и логически обоснованное употребление слова, означающего погружение, и несомненное его отличие от окропления либо излияния явно не допускает его замены другими словами или значением употребления “в любом случае” какой-либо жидкостью, как это утверждают некоторые.

 

Если бы исполненные Духа авторы новозаветных посланий использовали это греческое слово в ином смысле, то несомненно это должно было быть подкреплено практикой крещения среди христиан в раннюю эпоху христианства. Но ни греки, которые, вероятно, лучше всех понимают свой родной язык, ни латиняне, ни даже варвары не позволяли себе хотя бы отдаленно прибегнуть к предполагаемому переосмыслению слова baptizo и производных от него слов, будь то с Божьего или чьего-либо еще одобрения. И даже крещение новообращенных у иудеев — было ли оно введено еще до апостольских времен, или, как считают многие известные защитники крещения детей, после, — не дает ни малейшего повода для отступления от обряда крещения погружением в воду.

 

Первое документально засвидетельствованное отклонение от крещения погружением в воду было признанным всеми отступлением от ритуала, явным его нарушением, и потому, как считалось тогда, оно требовало Божьего соизволения и применялось только при особой необходимости. Это произошло где-то в середине третьего века. Тогда крещение рассматривалось в качестве необходимого условия для обретения уверенности в спасении. Но человека на смертном одре достаточно тяжело подвергать обряду крещения. В подобных случаях прибегали к замене, которая допускала некоторые неблагоприятные изменения в обряде, чтобы продлить или сохранить человеку жизнь. В конце концов под этим стали понимать сам обряд крещения как все, чего требует Бог и, как то, к чему Он призывает каждого из нас! А пока в вопросе относительно крещения омовением водой во имя Христа существует подобное двурушничество, то особенно в наших холодных северных широтах, удобство и уместность окропления восхваляются до небес. И те, кто утверждают, что якобы крещение омовением невозможно из-за его деликатности в соблюдении ряда деталей, придерживаются того взгляда, что крещение омовением, т. е. погружением в воду представляет собой лишь одно из действий, которые предписывает это слово, выбранное божественным соизволением, чтобы обязать нас “креститься”.

 

Мысль об очевидной неуместности “одного крещения”, об угрозе недуга и особых обстоятельствах непрерывно и громогласно отвергается на деле как в нашей, так и в других странах. Когда исполнению полного обряда действительно препятствуют опасности либо физическая неспособность человека, мы верим, что Господь и не требует большего. Но Он не дает Своего высочайшего разрешения на какие-либо замены в этих случаях. Нельзя и вообразить себе более жалких уловок, чем те, когда окропление лица крестящегося небольшим количеством воды считается по сути своей крещением. Какое бы значение мы ни придавали крещению — малое или великое, — мы обязаны при его соблюдении неукоснительно следовать тому, что заповедал нам Бог. Ибо для человека на службе у земного хозяина исполнение своих только прихотей, вместо приказов хозяина, будет оскорблением, которое вряд ли кто сможет вынести. Отговорки о том, что окропление и излияние не запрещены, просто возмутительны по отношению к тому, что нам предписано к исполнению Богом, поскольку здесь предпочтение отдается человеческому вымыслу, а не Божественному установлению. Если Бог действительно беспределен и безграничен в мудрости и любви, то нашей мудростью и нашей пользой должно быть строгое соблюдение Его заповедей. “Ибо это есть любовь к Богу, чтобы мы соблюдали заповеди Его; и заповеди Его нетяжки.”

 

Для дальнейшего и более глубокого обсуждения тем, связанных с крещением, мы прибегнем к ссылкам на ошибочные утверждения нашего достопочтенного автора. Ведь Богом принятые основания христианского крещения могут быть почерпнуты только из Нового Завета. Поручение Христа о благовествовании Своим апостолам, подтвержденное относительно заложенного в нем смысла всей предыдущей и особенно последующей ритуальной практикой, а также ссылками на это таинство в Священном Писании, является “законом” и “свидетельством”. Поэтому попытка подтвердить законность той или иной постановки вопроса относительно крещения с помощью Слова Божия и иудейского крещения новообращенных есть копирование папских обращений к Писанию и традиции. Кроме того, никому на земле доподлинно не известно, что крещение новообращенных уже существовало в апостольские времена, но все знают, что оно происходило “от человеков”, а не “от небес”, и что только Библия служит для человека руководством в вере и таинствах. И мы признаем любой законный вывод на основании любого места в Священном Писании.

 

Мы придерживаемся мнения, что единственными настоящими субъектами христианского крещения являются верующие в Христа, обращенные в веру Христа, ученики Христа, и — поскольку у нас нет возможности заглянуть каждому в сердце и это от нас и не требуется — также те, кто правдиво заявляют о своей вере в Христа. Именно этому, по вере нашей, научает Божья заповедь: “Итак идите, научите [ приобретите учеников ] все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа; уча их соблюдать все, что Я повелел вам”, и именно это подтверждается следующей записью: “Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет.”

 

Мы поддерживаем законность первой цитаты независимо от второй, которой в данной полемике не будем придавать первостепенное значение. Нам известно, что в ряде рукописей она опускается, однако соглашаемся почти со всеми нашими оппонентами, что выражение “богодухновенная” к ней относится в равной мере. Первый приведенный нами фрагмент — поручение и наставление Христа ученикам Своим “до скончания века” — не говорит о том, что нужно вначале обрести ученика, потом крестить его, а затем научить соблюдать его все, чему учил Христос. Но мы, основываясь на цельном построении этой заповеди, на том, что до этого видели, испытали и сделали апостолы, на всех их делах, изложенных в Деяниях, и на упоминаниях о крещении в апостольских посланиях, придерживаемся взгляда, что именно таков смысл ее наставлений.

 

Чтобы понять данный фрагмент, исходя из порядка его изложения — а здесь более всего должен соблюдаться точный порядок, — мы должны уяснить себе волю Христа в том смысле, что на первом месте должно стоять обретение учеников, затем крещение и т. д. И порядок настоящего изложения отнюдь не предоставляет доказательств нашим оппонентам. Чтобы приобрести учеников, необходимы общение с ними и принятие ими истины, обучение и получение ими благих вестей. Но после этого, а также крещения обучение не заканчивается, ведь сказано далее: “уча их соблюдать все, что Я повелел вам!” И нет в этом отрывке ничего, что можно было бы истолковать иначе. Действительно утверждалось, что в упомянутом нами наставлении Христа существительное “народы” связано в качестве антецедента с местоимением “их”, которое следует за деепричастием “крестя”, а поэтому приобретение учеников и крещение важны в равной мере и должны охватывать тех же людей, и даже каждого отдельного представителя всех народов; но что касается приобретения учеников среди всех народов, то это означает, что приобретение их среди детей проявляется только в том, что дети, как и все народы, должны благословлять нашего Спасителя и включаться в число тех, о ком Он говорил: “И будете ненавидимы всеми.” И нельзя считать этот антецедент грамматически обязательным, как думают некоторые, хотя и приемлемым с точки зрения той же грамматики. Кроме того, из изучения Нового Завета “явствует, что освященные от Бога авторы более, чем когда-либо еще, не употребляют местоимений с подобной скрупулезностью.”

 

Но существует точка зрения, поддерживаемая и теми, кто считает крещение погружением в воду неуместным и опасным, что в поучении Христа говорится о том, чтобы приобретать учеников крещением и учением, и что деепричастия “крестя” и “уча”, следующие за приказом приобретать учеников явно включают в себя значение завершения обретения учеников и непременно являются одновременным действием. Однако в словах Христа употреблены именно деепричастия, а не существительные в творительном падеже (“крещением”, “научением”). Хотя творительный падеж приемлем в таком предложении и не нарушает или изменяет его смысл, он в такой же мере неприемлем, поскольку явно может привести к извращению того, что хотел сказать автор. Ни у кого не возникает сомнений при чтении таких фраз, как “Он отверзши уста, говорил” или “они возопив, говорили”, что открытие рта и вопль завершается говорением, но при чтении фразы “люди же удивляясь, говорили” (Мтф. 8:27), неужели кому-нибудь в голову прийдет сомневаться в том, что удивление предшествует и становится причиной говорения и в том, что удивление не завершилось говорением? Когда наш Спаситель сказал: “И взаймы давайте, не ожидая ничего” (Лук. 6:35), не имел ли Он в виду, что одалживание должно завершиться тем, чтобы не ожидать ничего взамен? Когда мы читаем: “… подошел к Нему человек и, преклоняя пред Ним колени, сказал …” (Мтф. 17:14), не понимаем ли мы это так, что приближение человека к Христу завершилось преклонением колен, или считаем, что он преклонял колени во время своего приближения к Спасителю? Ни в одном правиле нет такого нелепого указания. Тысячи примеров такой грамматической конструкции в нашем языке и в греческом можно привести в качестве опровержения именно такого понимания слов Христа. Более того, если бы деепричастия “крестя” и “уча” были заменены на соответствующие существительные в творительном падеже, это исключило бы детей как неспособных воспринять учение. А если бы даже и включило в число последователей Христа, поскольку именно они нуждаются в ученичестве, то крещение и научение следовало бы продолжить — раз уж крещение и научение совершаются одновременно с ученичеством и его завершением — до тех пор, пока крещение и научение разом не завершат ученичества. Если крещение совершено сразу же после рождения, то его, по нашему мнению, нужно продолжить вплоть до момента, пока Христос не станет в детях “надеждой славы”, пока они не уверуют во Христа и не заявят во всеуслышание о своей вере. Любой человек, который объединит такие понятия, как “крещение” и “приобретение учеников” (“ученичество”), совершая их одновременно и завершая при этом ученичество, должен учесть, что к этому ему прийдется присовокупить еще и понятие “научение”.

 

И какой из знаменитых комментаторов, защищающих крещение детей, или полемистов не объясняет крещение как акт, совершаемый во имя Отца, и сына, и Святого Духа, во Христа или в Моисея и подразумевающий исповедание и освящение, тем самым непременно исключая детей из числа тех, кто может быть крещен. Д-р Мартенсен говорит, что “крещение как человеческий ритуал представляет собой акт исповеди, который дает право на вступление в Христову Церковь”, и продолжает: “таинства как церковные акты главным образом должны рассматриваться в качестве актов исповедания (notae professionis)—видимых и ощутимых действий, своим участием в которых каждый человек на деле признает своего Господа и свою церковь.” По словам госп. Уотсона, “изобразить в себе Христа (Гал. 6:19), изменить свою сущность, стать святым и благочестивым—вот, что значит креститься в Иисуса. Рим. 6:3. ” Далее он рассуждает о “клятве верности”, которую мы даем Богу в крещении. Но по поводу поручения Христа апостолам он замечает: “По-гречески это звучит как “приобретите учеников во всех народах.” На вопрос, как это сделать, следует ответ: “крестя их и уча их.” Язычников вначале следует учить, а затем крестить, но в рамках христианской церкви следует сперва крестить, а уже потом учить” (с. 380). Однако мы не встречаем даже намека на два способа обретения учеников не только у Христа, но и у освященных от Бога авторов Деяний и Посланий, которые нигде не указывают о двух путях обретения Христом апостолов. Кроме того, даже свидетельства обретения учеников и крещения среди язычников, как, например, в Филиппах и Коринфе, служат нашим оппонентам доказательством первоочередности крещения, а затем уже научения.

 

Мы признаем, согласно общепринятому словоупотреблению, что слово “ученик” используется в Писании применительно не только к тем, кто действительно был учеником Христа, но и к тем, кто по собственному признанию причислял себя к ним. Однако с уверенностью можно сказать, что Спаситель не желал, чтобы апостолы — или мы с вами — обращали в свою веру лицемеров. Тем не менее, нам часто не дано заглянуть в человеческое сердце, и иногда случается, что мы крестим также недостойных людей, подобно Филиппу, крестившему Симона. Эта неизбежная склонность к ошибкам в неменьшей степени присуща нам, нежели упомянутому апостолу. Из-за этой присущей человечеству в целом слабости, иногда мы можем не только допустить недостойного к крещению или Причастию, но и возвести такого в высокий сан в церкви Христовой. И это, конечно, не является оправданием для нас, когда мы искажаем значение понятия “ученик Христа”, которое однозначно и торжественно было провозглашено Самим Спасителем. Идея же крещения детей, как мы отчетливо показали, является извращением понятия “ученик Христа”, поскольку она предполагает, что дитя, ничего не осознающее, ребенок, который может отвечать только на определенные вопросы, а также мужчина или женщина, о которых все говорят как о явных безбожниках, могут посредством крещения стать учениками Христа! Таким образом, в то время, как ряд конформистов, поддерживающих оправдание верой, сбивчиво утверждает, что крещение полностью обновляет и превращает человека в дитя Божие, есть и люди, поддерживающие Божественную истину о спасении благодатью через веру, которые отстаивают утверждение, что крещением человек становится учеником Христа! Правильное толкование ученичества исключает детей из числа тех, о ком говорил Христос в своем поручении апостолам.

 

В соответствии с таким естественным значением слов Христа, а именно, что мы вначале должны приобрести для Него учеников, потом крестить их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, и уже затем учить их соблюдать все, что Он повелел, мы полагаем далее, что апостолы, должно быть, понимали слова Христа в соответствии с тем крещением, свидетелями которому они были и которое совершали сами. Насколько нам известно, они не знали другого крещения, кроме того, которое совершал Иоанн и Иисус. Если бы мы хотели увязать с Библией весь раввинский сор и все признанные негодными (или одобренные) иудейские традиции, которые принял мир, нам пришлось бы, — оскверняя тем самым законность и достаточность Священного Писания, — согласиться с теми, кто, не прибегая к доказательствам, утверждают, что апостолам были известны и другие формы крещения, кроме описанных в Библии. Иоанн “крестил крещением покаяния, говоря людям, чтобы веровали в Грядущего по нем, то есть во Христа Иисуса” (Деян. 19:4). Они “крестились от него все в реке Иордане, исповедуя грехи свои ” (Мар. 1:5). Это было крещение “покаяния”, поскольку именно такое душевное состояние они испытывали, исповедуя свои грехи и крестясь.

 

Вплоть до поручения Христа Своим ученикам Писание не упоминает ни о каком ином крещении с Небес, которое дополнило бы крещение Иоанна, кроме того, которое совершал Иисус с помощью учеников Своих. Об этом Священное Писание повествует, во-первых, так: что Он “крестил” (Иоан. 3:22), а во-вторых, что “Он более приобретает учеников и крестит, нежели Иоанн, — хотя Сам Иисус не крестил, а ученики Его” (Иоан. 4:1, 2). Он крестил учеников. Он приобретал И крестил их. Поэтому единственное наставление, вытекающее из этого крещения, заключается в том, чтобы вначале приобретать учеников, а уже затем их крестить. Все божественное откровение о крещении с Небес, свидетелями которому были апостолы и которое совершали сами, подтверждает нашу точку зрения, что они несомненно понимали поручение Христа в соответствии с тем естественным значением Его слов, которое упомянуто выше.

 

И наконец мы отстаиваем правильность нашего взгляда на поручение Христа о благовествовании; потому что именно так понимали его апостолы, о чем во множестве свидетельствуют их последующие деяния и писания. Петр при наступлении дня Пятидесятницы впервые проповедал Христово благовествование и учил охотно принимавших его слово покаяться и креститься во имя Иисуса Христа. Он учил, что они должны передумать и измениться; от былого неверия в Иисуса как в Мессию и Спасителя прийти к вере в Него — к вере, к которой обращал их Дух Божий, и креститься, проявив тем самым свою покорность Христу и открыто признав свою веру в Него как в Мессию и Спасителя их. И после дальнейших увещеваний и наставлений Петра “охотно принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трех тысяч; и они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах.”

 

В следующем упоминании о крещении мы читаем: “Но, когда поверили Филиппу, благовествующему о Царстве Божием и о имени Иисуса Христа, то крестились и мужчины и женщины. Уверовал и сам Симон и, крестившись, не отходил от Филиппа; и, видя совершающиеся великие силы и знамения, изумлялся.”

 

Следующее засвидетельствованное крещение — это крещение молящегося “брата Савла”, которому Господь явился на пути в Дамаск. Далее мы читаем о крещении Корнилия, его “родственников и близких друзей”. Петр считал, что это крещение будет одобрено всеми, поскольку, когда он еще продолжал свои наставления о Боге, Господь крестил Святым Духом всех слушавших слово, и “слышали их говорящих языками и величающих Бога”.

 

Следующие записи о крещениях рассказывают о Филиппах и Коринфе, которые госп. Уотсон приводит в качестве доказательства того, что апостолы, совершая крещение “целых семей”, крестили также “маленьких детей” и “слуг” (с. 381). Мы признаем, что в случае с Лидией мы имеем документальное свидетельство того, что “крестилась она и домашние ее”. Из предыдущего же стиха, в котором повествуется о ней, мы узнаем, что “Господь отверз сердце ее внимать тому, что говорил Павел”. О составе “домашних ее” ничего не говорится, поэтому эти строки нельзя назвать доказательством того, что у Лидии был муж или дети. “Домашние” этой “женщины из города Фиатир”, “торговавшей багряницею” могли быть просто слугами. Такая формулировка не доказывает и не подтверждает заявлений в пользу крещения детей. Не имея документальных сведений о составе “домашних” Лидии, мы обязаны допустить, что апостолы в этом случае совершали обряд в соответствии со своим установившимся прежним и последующим порядком.

 

Затем произошло крещение темничного стража и “всех домашних его”, детей из числа которых явно следует исключить. Павел и Сила “проповедали слово Господне ему и всем, бывшим в доме его”, а после крещения темничный страж, “приведши их в дом свой, предложил трапезу и возрадовался со всем домом своим, что уверовал в Бога”. Последующее упоминание о крещении дает нам яркую и точную картину, которая однозначно отвергает крещение детей и неверующих. “Крисп же, начальник синагоги, уверовал в Господа со всем домом своим, и многие из Коринфян, слушая, уверовали и крестились”. Крещение “некоторых учеников”, в Ефесе, о котором мы читаем: “Всех их было человек около двенадцати”, в равной мере не подтверждает заявлений о крещении детей, а “семейство Стефаново”, о котором Павел говорит: “… они посвятили себя на служение святым”, также не может прийти на выручку нашим оппонентам.

 

Аргументы в пользу крещения детей, почерпнутые на основании упоминаний о крещении в Слове Божьем так же несерьезны, как и попытки опереться на наставления о крещении и примеры в Новом Завете. Апостол, крестивший язычников, обращается ко всем “призванным святым” в “Риме” как к людям, которые “умерли для греха”, потому что они “крестились во Христа Иисуса”, “в смерть Его крестились” и “погреблись с Ним крещением в смерть”. И это крещение требовало от них того, чтобы “ходить в обновленной жизни”. Применим ли этот призыв к детям? Обращаясь к церквам Галатийским, он писал: “Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись”. В послании к Колоссянам он указывает: “Бывши погребены с Ним в крещении, в Нем вы и совоскресли верою в силу Бога, Который воскресил Его из мертвых.” Последнее упоминание о крещении мы встречаем у Петра, который называет крещение “обещанием Богу доброй совести.” Таким образом весь Новый Завет решительно отрицает крещение детей.

 

Но еще к одной спасительной уловке обычно прибегают защитники крещения детей. Так, отвечая на вопрос: “Как же так получается, что дети имеют право креститься?”,

Т.Уотсон пишет: ““Дети также являются участниками завета благодати. И с ними был заключен завет. “И поставлю завет Мой между Мною и тобою и между потомками твоими после тебя в роды их, завет вечный в том, что Я буду Богом твоим и потомков твоих после тебя” (Быт. 17:7). “Ибо вам принадлежит обетование и детям вашим.” Завет благодати можно рассматривать двояко: 1). Более узко, как несомненное обетование дара спасительной благодати. И таким образом завет с Богом заключают только избранные. 2). В более широком смысле — это завет, в котором содержится множество явных и прекрасных преимуществ, и по отношению к которому дети верующих также становятся участниками” и “несправедливо отказывать им в крещении, которое является печатью завета. Очевидно, что дети верующих тогда имели явное отношение к завету с Богом, и получили печать и были допущены в Церковь. А теперь что же, мы считаем эту часть завета, т. е. членство детей в церкви, расторгнутой и не имеющей силы? Конечно же, Иисус Христос пришел не для того, чтобы создать для верующих условия хуже тех, которые они имели прежде. А если детей верующих не следует крестить, то их положение ухудшилось по сравнению с тем, которое у них было до прихода Христа” (с. 380).

 

В этом отрывке милостивый завет Бога с Авраамом, или один из заветов, заключенных с ним, Уотсон называет “заветом благодати”. Но завет благодати начался еще с Адама, относим ли мы это установление к “избранным”, т. е. к тем, кто избраны Богом для спасения, или рассматриваем его “более широко” как то, что относится к “явным славным привилегиям”. Опять же, завет Бога с Авраамом не был заветом с избранными представителями рода людского, или со всем родом, или с Авраамом и избранными его потомками. Не заключался он и для Авраама или исключительно для детей верующих, или для всех детей ради их родителей, кроме как с собственными детьми Авраама. Нельзя доказать и связи обетования Петра в день Пятидесятницы с заветом Авраамовым, хотя мы признаем, что, поскольку некоторые обетования действительно похожи друг на друга, обетование Петра и то, что за ним следует, напоминает пророчество о том, что в Аврааме и его потомках все народы земли, все семьи, обретут благословение. В то, что все потомки Авраама были избраны для спасения, не верит никто. Не менее явно также то, что не только дети верующих, но и дети грешников получили заветный знак — и в каждом случае, не говоря уже о детях Авраамовых, они получили его не потому, что являются сыновьями, а потому что ведут свой род от Авраама.

 

“Сыны Давидовы, — как пишет д-р Халли, — обрезались в соответствии с тем же законом, и следовательно на том же основании, что и сыновья Ахава, который поклонялся Ваалу, и грешницы Иезавели.” Также завет Бога с Авраамом и его потомками заключался с его потомками не потому, что они дети, а потому что они — именно его потомки. И в случае ослушания и пренебрежения этим видимым знаком завета, его можно было получить в любом возрасте, не взирая на репутацию самого обрезаемого или его родителей. Ни один из прямых потомков Авраама не стал вторым Авраамом, и он сам не был единственным верующим. Но обо всех верующих можно говорить, как о (верующих) детях ревнивого в вере “отца многих народов”. То, что Бог ради Авраама милостиво заключил завет со всеми его потомками и установил видимый знак для каждого его отпрыска мужского пола не доказывает еще, что Бог заключил завет с детьми каждого верующего, и с каждым ребенком ради его родителей, и что крещение детей верующих, как мальчиков, так и девочек, является знаком этого завета. Где мы еще найдем этот закон, как не в писаниях защитников крещения детей?

 

Само по себе “участие в завете” “детей верующих”, или “членство детей в церкви” и “печать их приема в церковь”, придающие слову “церковь” какое-либо значение, сходное с новозаветным его употреблением применительно к церкви, или к церкви Христовой, не нужно считать “расторгнутым или не имеющим силы”, поскольку таковых положений никогда не существовало. Если заключение Богом завета с Авраамом и его потомством и установление знака обрезания у отпрысков мужского пола доказывает членство в церкви потомков патриарха, то также оно доказывает как церковь измаильтян, так и израильскую церковь Бога вместе с церковью, к которой принадлежали взрослые безбожники, равно как и дети верующих. Если обрезание является печатью вступления в церковь, то наряду с еврейской существовали еще эдомская, моавитская и аммонитская церкви. Неужели англиканцы или все прочие, кто признает, что церковь Христова должна быть “ конгрегацией ревностно верующих ”, говорят о каком-либо народе или о каком-либо строении, как о церкви? Почему же мы, на манер боговдохновенных авторов, не говорим о тех, кто в древности пользовался Божьим расположением, как о святых, как о народе Божьем, как о людях, боявшихся Господа, и праведных, — кроме тех случаев, когда действительно присутствует идея соборности, — а вместо этого, запутанно разлагольствуем о допотопной церкви, церкви праотцов, церкви Авраамовой, Моисеевой, иудейской и т.д.?

 

Положение детей верующих, но не крещенных, не стало хуже, как замечает наш уважаемый автор, по сравнению с обрезанными детьми верующих в те времена, когда еще не были установлены заповеди христианства. Благодать не передается и никогда не передавалась по наследству. “Сыны Божии” всегда были теми, “которые не от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились.” В любом возрасте люди становились “детьми Божиими”. Эта вера становилась сильнее и сияла все ярче и великолепнее в одних в отличие от других — “а без веры угодить Богу невозможно, и так было всегда” (Евр. 11:6 и т. д.). Никто не будет сомневаться в том, что это относится только к тем, кто способен уверовать. Точно так же ясно, что вера эта должна была у одних быть связана с приходом грядущего Мессии, а у других — с Мессией явившимся. Мы не подвергаем сомнению то, что у детей верующих — не будем сейчас говорить об их родителях — были и будут — до скончания родительского господства и безбожия—преимущества, которыми не располагали дети неверующих. Родительское благочестие, приложенное к родительской любви, неизбежно влечет это за собой. И здесь не будут помехой — мы не станем сейчас говорить о поощрении и поддержке — слова того, кто написал: “Наставь юношу при начале пути его: он не уклонится от него, когда и состареет.”

 

Ведь в Слове Божьем не содержится ни малейшего намека на то, что “дети верующих”, или “потомство верующих”, в отличие от детей, или потомства неверующих, составляют или принадлежат к “благодатью избранным”. Попытка построить такую гипотезу на основании завета с Авраамом и его потомками требует веры в то, что благодать передается по наследству и в то, что все последующие от Авраама поколения были в младенчестве детьми Божиими и сонаследниками рая благодаря своему кровному родству с Авраамом, независимо от своего последующего благочестия или безбожия, своего спасения или осуждения. Такая гипотеза или предположение требует веры в то, что Божья благодать через Авраама передалась естественно и законно всем его потомкам, или, если хотите, всему его семени по линии Исаака и Иакова вплоть до прихода Христа, когда дети верующих получили такое же право участия в завете благодати, “что и их родители. И поскольку они обладают этим правом, несправедливо отказывать им в крещении.” Какой еще логический вывод можно сделать на основании этой мысли, кроме того, что дети всех, от Авраама и до Христа, кто не ведет свою родословную от Авраама стали сонаследниками ада? Таково ли ныне положение всех детей, имеющих неверующих родителей, и таковым ли оно было со времен Христа? Кроме того, если не считать, что обрезание было включено в завет благодати, подтверждено духовными благословениями и содействовало как духовному, так и мирскому благу, и если не считать, что крещение детей обеспечивает мирское либо духовное благо в той же мере, чему препятствует также отсутствие оного, предполагаемое закрепление после этого все тех же благословений крещением и предполагаемое уменьшение благословений вследствие отстутствия крещения детей оказывается бездоказательными. Мы можем также спросить: могут ли лишиться благословений, данных в завете, те, кто рождены в нем и те, кто отмечены и скреплены ими?

 

Д-ру Бушнеллю уже, пожалуй, нарекали, несмотря на много хорошего, сказанного им по поводу влияния родителей и их обязательств в отношении своих детей, что, отстаивая крещение детей, он доводит сыновнюю и дочернюю связь и ее последствия до полного абсурда. В своей книге “Христианское воспитание” он пишет, что “пока ребенок не будет осознавать своих поступков и не обретет волю, мы должны рассматривать его только в лоне родительской жизни” (с. 97), и продолжает, заявляя, что завет с Авраамом “был семейным заветом, в котором Бог обязался быть Богом не только отца, но и его семени. И печать завета была печатью веры, приложенной ко всему дому, как если бы вера, передающаяся из поколения в поколение каким-то образом должна и могла была быть сохранена наряду с существующим в семье грехом” (с. 106); что “древний обряд крещения новообращенных, благодаря которому семьи принявших его людей становились еврейскими гражданами и детьми Авраама, был приспособлен к христианским таинствам, и обряд этот принимался всеми домочадцами” (с. 107); что благодаря “органическому единству семей” мы имеем “единственно верное понимание христианской церкви и крещения, связанное с членством в этой церкви” (с. 108); что “крещение применимо к ребенку на основании его органического единства с родителями, и привносит благодать для освящения этого единства, обращая его во благо с точки зрения религии” (с. 110). Также он утверждает, что ребенок “возрождается к новой жизни не с точки зрения истории, а предположительно на основании известной его связи с характером родителей, на основании божественной и церковной жизни, которая вдыхает жизнь в этот характер” (с. 110), и что “ребенок становится потенциально возрожденным к новой жизни с точки зрения его связи с силами и причинами, в которых факт заключен вне времени и отдельно от него” (с. 110). Следовательно, “печать веры ” раньше принадлежала детям и неверующим, а теперь принадлежит ограниченному кругу людей — верующим и их детям! Если иудейский обряд “крещения новообращенных” был “приспособлен к христианским таинствам”, то это, конечно, отразилось и в слове Божием, и нам явно или косвенно пре<

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: