Преодоление первого порога

Сопровождаемый направляющими его и – помогающими ему персонификациями его судьбы, герой продвигается вперед в своем приключении до тех пор, пока не приходит к «стражу порога», стоящему у входа в царство, где правят некие высшие силы. Такие хранители оберегают мир с четырех сторон – а также сверху и снизу – они определяют границы настоящего или горизонт жизни героя. За ними тьма, неизвестное и опас­ность, так же как вне родительской опеки для ребенка лежит опасность, а вне защиты общества скрывается опасность для члена племени Обычный человек более чем удовлетворен тем, что остается в пределах указанных границ, он даже гордится этим, и общественное мнение дает ему все основания опасаться малейшего шага в неизвестное. Так, моряков на кораблях Ко­лумба, дерзнувших вырваться за горизонты средневекового разума – и выйти, как они считали, в безбрежный океан бес­смертного бытия, окружающего космос подобно не имеющей ни начала ни конца мифологической змее, кусающей свой хвост³⁷ – нужно было, как детей, подгонять вперед хитростью и убеж­дением, когда они боялись сказочных левиафанов, русалок, драконов и других чудищ пучины.

Народная мифология населяет вероломными и опасными су­ществами все безлюдные места, находящиеся в стороне от обы­денной жизни племени. Так, например, готтентоты описывают великана – людоеда, которого порой можно встретить среди кус­тарниковых зарослей и песков Глаза у него размещены на подъеме стопы, поэтому, чтобы увидеть, что происходит, он до­лжен опуститься на четвереньки и поднять вверх одну ногу. Тогда его глаз видит то, что происходит сзади; в остальное же время он постоянно обращен в небо. Этот монстр охотится на людей, которых разрывает в клочья своими страшными, длин­ными, как пальцы, зубами. Говорится также, что эти создания охотятся группами³⁸. Другое призрачное существо готтентотов, Хай – ури, продвигается вперед, перепрыгивая через заросли кус­тов, вместо того, чтобы обходить их³⁹. Опасное одноногое, однорукое и однобокое существо – получеловек – невидимое, если смотреть на него сбоку, встречается во многих частях земли. В Центральной Африке существует поверье, что такой получеловек говорит встретившему его следующее: «Раз мы встретились с тобой, то давай драться». Если его победить, он взмолится: «Не убивай меня. Я покажу тебе множество целебных средств», – и тогда удачливый человек становится искусным вра­чевателем. Но если побеждает получеловек (которого называют Чируви, «загадочное существо»), его жертва умирает⁴⁰.

Области неизведанного (пустыня, джунгли, морские, глубины, далекая земля и т.п) являются открытым полем для проекции содержания бессознательного. Поэтому кровесмесительное либидо и отцеубийственное деструдо индивида и его общества отражаются в образах, предполагающих угрозу насилия и вооб­ражаемое опасное наслаждение – не только в фигурах великанов – людоедов, но и в виде сирен загадочно обольстительной, нос­тальгической красоты. Русским крестьянам например, известны некие «Дикие Женщины» лесов, которые живут в горных пеще­рах, где ведут домашнее хозяйство, как обычные люди. Это статные женщины с крупной широкой головой, длинными косами и телом, покрытым волосами. Когда они бегут или кор­мят своих детей, то перебрасывают свои груди через плечо. Ходят они группами. С помощью притираний, приготовленных из корней лесных деревьев, они могут делаться невидимыми. Они норовят уморить плясками или защекотать до смерти каж­дого, кто в одиночку забредет в лес, и всякий, кто случайно оказался свидетелем их игрищ с танцами, которых нельзя видеть, умирает. С другой стороны, людям, которые оставляют для них еду, они жнут пшеницу, прядут, присматривают за их детьми и прибирают в доме; если девочка начешет конопли для их пряжи, они дают ей листья, которые превращаются в золото. Они с удовольствием берут себе в любовники людей, часто вы­ходят замуж за деревенских юношей и слывут прекрасными женами. Но, как и все сверхъестественные супруги, они безо всякого следа исчезают, как только муж малейшим образом погрешит против их эксцентричных представлений о супружес­ком долге⁴¹.

Еще одним примером, иллюстрирующим связь опасного злого существа с элементом обольщения, является русский «Старик Водяной». Он может искусно менять свой вид и по поверью топит людей, которые купаются в полночь или в пол­день. Бесприданниц или утонувших девушек он берет себе в жены. У него особый талант заманивать несчастных женщин в свои сети. Он любит танцевать лунными ночами. И всегда, когда его жена собирается рожать, он отправляется в деревню за повивальной бабкой. Но его можно распознать по воде, со­чащейся из – под краев его одежды. Он лыс, имеет похожий на бочонок живот, одутловатые щеки, зеленую одежду и высокую шапку из камыша; но он может также появляться в образе привлекательного юноши или какого – нибудь хорошо известного в деревне человека. Этот Водяной не силен на берегу, но в своей стихии он не имеет равных себе. Он живет в глубинах рек и озер, предпочитая места поближе к водяным мельницам. На протяжении дня он прячется, как старая форель или лосось, но ночью всплывает на поверхность и плещется и бьется, как рыба, выгоняя свой подводный скот, овец и лошадей, пастись на берег, или же взбирается на верхушку колеса водяной мель­ницы и не спеша расчесывает свои зеленые волосы и бороду. Весной, просыпаясь от долгого сна, он разбивает лед вдоль реки, нагромождая огромные торосы. Он на потеху ломает ко­леса водяных мельниц. Но в хорошем расположении духа он гонит стаи рыб в сети рыбаков или предупреждает о приближаю­щихся наводнениях. Повивальную бабку, которая следует за ним, он щедро одаривает золотом и серебром. Его прекрасные дочери, высокие, бледные и с оттенком печали, одетые в проз­рачные зеленые платья, терзают и мучают утонувших. Они любят сидеть на ветвях деревьев и красиво поют⁴².

Аркадский бог Пан является самым известным классичес­ким примером опасного создания, обитающего сразу же за пре­делами защищенной территории человеческого поселения. Его латинскими двойниками были Сильван и Фавн⁴³. Он изобрел пастушью свирель, на которой играл танцующим нимфам, а его спутниками были сатиры⁴⁴. У людей, случайно забредших в его владения, он вызывал чувство «панического» страха, внезапно­го беспричинного испуга. И тогда любая мелочь – треснувшая ветка, трепетание листа – наполняла разум воображаемой опасностью, и в безумном усилии избавиться от своего собст­венного разбуженного бессознательного жертва испускала дух в своем бегстве от ужаса. Однако Пан был милостив к тем, кто почитал его, и дарил им блага божественной природы: достаток фермерам, скотоводам и рыбакам, которые подносили ему свои первые плоды, и здоровье всем, кто должным образом отно­сился к его святилищам исцеления. А также дарил он мудрость – мудрость Средоточия, Центра Мироздания; ибо преодоление порога является первым шагом в священную область вселенско­го источника. На горе Ликаон пророчествовала нимфа Эрато, ко­торую вдохновлял Пан, так же, как Аполлон – предсказательницу в Дельфах. Плутарх приводит экстаз оргиастических обрядов Пана – наряду с исступлением Кибелы, вакхическим неистовством Диониса, поэтическим самозабвением, вдохновленным музами, военным безумием бога Ареса (Марса) и, самой неистовой изо всех, без­умной страстью любви – в качестве примера божественного «наития», что подавляет разум и высвобождает разрушительно – созидательные силы тьмы.

«Мне приснилось, – говорит среднего возраста, женатый мужчина, – что я хочу попасть в удивительный сад. Но перед ним стоял сторож, который не разрешал мне войти. Я видел в саду мою приятельницу фройлен Эльзу; она хотела протянуть мне руку над оградой. Но сторож помешал этому, он взял меня за руку и отвел домой.

‘Будьте благоразумны – в конце концов, – сказал он. – Вы же знаете, что не должны делать этого’⁴⁵.

Это сновидение выявляет значение первого, или охраняюще­го аспекта стража порога. Лучше не бросать вызов надзирате­лю установленных границ. И все же, лишь переступив эти границы и пробудив другой, деструктивный, аспект этой же силы, человек, живой или после смерти, переходит в новую область реального. На языке пигмеев Андаманских островов слово oko – jumu («мечтатель», «тот, кто говорит из грез») обоз­начает тех глубоко уважаемых и внушающих страх индивидов, которые отличаются от своих соплеменников наличием сверхъ­естественных способностей, которые можно обрести, только встретившись с духами – непосредственно в джунглях, в необыч­ном сновидении или через смерть и возврат к жизни⁴⁶. Всегда и повсюду приключение – это переход за завесу, отделяющую известное от неизвестного; силы, которые стоят на границе, опас­ны; иметь с ними дело – рискованно; однако перед всяким, кто обладает уверенностью и отвагой, эта опасность отступает.

 

Рис. 4 Улисс и Сирены

 

На островах Банкс (Новые Гебриды), если юноше, возвра­щающемуся ближе к закату с рыбалки на камнях, случается увидеть «девушку, голова которой увенчана цветами, подзыва­ющую его со склона горы, мимо которой лежит его тропа, и он узнает в ней какую – то девушку из своей или соседней деревни, юноша в нерешительности останавливается и думает, что она, должно быть, тае⁴⁷; он вглядывается пристальнее и замечает, что ее локти и колени сгибаются не в ту сторону; это открывает ее подлинную сущность, и юноша убегает. Если ему удается ударить искусительницу листом драконова дерева, та обретает свою собственную форму и змеей уползает прочь». Но эти же самые змеи, что вызывают такой сильный страх, по поверью ста­новятся близкими друзьями для тех, кто вступает с ними в сно­шения⁴⁸ С такими демонами, одновременно представляющими опасность и являющимися дарителями магической силы, предс­тоит встретиться каждому герою, который хотя бы на дюйм выходит за рамки своей традиции.

Два ярких восточных сюжета послужат нам для разъяс­нения неоднозначности этого сложного перехода и покажут, каким образом, несмотря на то, что перед подлинной психо­логической готовностью все ужасы должны отступить, излиш­не дерзкого искателя приключений, переоценившего свои силы, может постигнуть постыдное поражение.

Первая история – о проводнике каравана из Бенареса, кото­рый дерзнул повести свой богато нагруженный караван в пя­тьсот повозок в безводную пустыню демонов. Заранее зная о риске, он предусмотрительно погрузил на повозки огромные глиняные кувшины, наполненные водой, так что, здраво рас­суждая, его шансы успешно совершить переход через пустыню, длиной не более шестидесяти лиг, были очень велики. Но когда он прошел половину пути, великан – людоед, обитавший в этой пустыне, подумал: «Я заставлю этих людей вылить ту воду, что они взяли с собой». И он сотворил чарующую взор повозку, за­пряженную молодыми чисто белыми бычками и с заляпанными грязью колесами, и появился с ней на пути у нашего каравана. Впереди него и позади него шагали демоны, составлявшие его свиту. Головы и одежды их были мокрыми, а сами они были обве­шаны гирляндами белых и голубых водяных лилий, в руках несли букеты белых и красных цветов лотоса и жевали мясистые стебли водяных лилий, с которых стекали капельки воды и грязь. И когда караван и компания демона разошлись в стороны, чтобы уступить Друг другу дорогу, великан – людоед дружески приветствовал про­водника. «Куда вы направляетесь?» – вежливо спросил он. На что проводник каравана ответил: «Господин, мы идем из Бенареса. Но я вижу, что вы идете обвешанные голубыми и белыми водяными лилиями, с белыми и красными цветами лотоса в руках, жуете мясистые стебли водяных лилий, перепачканные грязью, и капли воды стекают с ваших одежд. Разве там, откуда вы держите путь, идет дождь? А озера сплошь покрыты голубыми и белыми водя­ными лилиями и красными и белыми цветами лотоса?».

И великан – людоед сказал: «Ты видишь эту темно – зеленую полосу деревьев? За ней одна сплошная масса воды, все время идет дождь; все рытвины залиты водой; а повсюду озера, спло­шь укрытые красными и белыми цветами лотоса». А затем, пока мимо него одна за другой проезжали повозки, он поинтересо­вался: «А какой же у вас товар в этой повозке, и вот в той? Последние идут очень тяжело; что же за товар на них?» «Там у нас вода», – ответил проводник «Вы, конечно же, поступили разумно, взяв с собой воду; но теперь у вас нет причины обреме­нять себя. Разбейте глиняные кувшины на куски, вылейте воду, идите налегке». Великан – людоед отправился своей дорогой, а скрывшись из виду, сразу вернулся в свой город людоедов.

А безрассудный проводник каравана по своей собственной глупости внял совету людоеда, разбил глиняные кувшины и на­правил повозки вперед. А впереди не было ни капельки воды Его люди изнывали от жажды. Они двигались до заката солнца, а затем распрягли повозки, поставили их в круг, а быков привя­зали к колесам. Не было ни воды для быков, ни жидкой овсянки, ни вареного риса для людей. Обессилевшие люди попадали кто где придется и уснули. В полночь из своего города пришли великаны – людоеды, поубивали всех до единого быков и людей, обглодали их мясо, оставив одни лишь голые кости, после чего удалились. Кости людей и животных остались лежать, разбро­санные на все стороны света, а пять сотен повозок стояли пол­ными и нетронутыми⁴⁹.

Вторая история несколько иного плана. Она повествует о юном принце, который только что закончил обучение военному искусству у всемирно известного учителя. Получив в качестве знака отличия титул Принца Пяти Оружий, он принял от своего учителя пять видов оружия, поклонился и вооруженный таким образом зашагал по дороге, ведущей в город его отца, царя. На его пути находился некий лес. Люди предостерегли принца. «Господин, не входите в этот лес, – сказали они, – в нем живет великан – людоед по имени Липкие Волосы; он убивает всех, кого увидит».

Но принц был самоуверен и бесстрашен, как гривастый лев. Он вошел в лес, невзирая ни на что. Когда он добрался до его середины, показался сам великан – людоед. Он вырос перед принцем внезапно, ростом с пальмовое дерево, а голову себе он сделал такую большую, как летний домик с колоколообразной крышей, с глазами огромным, как жертвенные чаши, и с двумя клыками, такими большими, как гигантские луковицы или почки; у него был ястребиный клюв; брюхо его было покрыто пятнами; руки и ноги его были темно – зеленого цвета. «Куда ты направля­ешься? – грозно спросил он. – Остановись! Ты моя добыча!».

Принц Пяти Оружий ответил безо всякого страха, с боль­шой уверенностью в своем умении и мастерстве, каким он не­давно обучился. «Людоед, – сказал он, – я знал, что делаю, когда вошел в этот лес. Подумай хорошо, прежде чем нападать на меня; ибо моя ядовитая стрела пронзит твою плоть, и ты упадешь, не сойдя с места!»

Пригрозив таким образом людоеду, молодой принц вложил в свой лук стрелу, пропитанную ядом, и выпустил ее. Она при­липла прямо к волосам людоеда Тогда принц одну за другой выпустил в него пятьдесят стрел. И все они прилипли прямо к волосам людоеда; тот стряхнул их все до единой, и они попа­дали к его ногам, а сам он приблизился к молодому принцу.

Принц Пяти Оружий пригорозил великану – людоеду во вто­рой раз и, вытащив свой меч, нанес ему мастерский удар. Меч, длиной в тридцать три дюйма, прилип прямо к волосам людое­да. Тогда принц ударил его копьем. Но и оно прилипло к воло­сам людоеда. Увидев это, принц ударил людоеда булавой, кото­рая также прилипла к волосам людоеда.

Увидев, что и булава прилипла, принц сказал: «Господин лю­доед, ты никогда прежде не слышал обо мне. Я Принц Пяти Оружий. Когда я вошел в этот лес, в котором ты обитаешь, я надеялся не на лук и подобное оружие; когда я вошел в этот лес, я надеялся лишь на себя. И сейчас я разобью тебя и сотру тебя в прах!» Заявив так о своей решимости, с громким криком он ударил людоеда правой рукой. И его рука прилипла прямо к во­лосам людоеда. Он ударил его левой рукой.Но и она прилипла. Он ударил правой ногой. Она также прилипла. Он ударил левой ногой, но и она прилипла. Тогда принц подумал: «Я разобью его своей головой и сотру его в прах!» И он ударил великана головой. Но и она также прилипла прямо к волосам людоеда⁵⁰.

Принц Пяти Оружий попал в ловушку пять раз и, прочно прилипнув пятью частями тела, свисал с великана – людоеда. Но, невзирая на все, он не утратил отваги. Что ж до великана – лю­доеда, то он подумал: «Это непростой человек, это человек бла­городного происхождения, это лев, а не человек! Ибо, хотя такой великан – людоед, как я, поймал его, он не дрожит и не трясется! За все время, что я поджидаю путников на этой дороге, мне еще никогда не встречался человек, подобный ему! Почему, скажите на милость, он не боится?» Не отваживаясь съесть принца, он спросил: «Юноша, почему ты не боишься? Почему ты не дрожишь от страха смерти?»

«А почему, людоед, я должен бояться? Ведь всякая жизнь неизменно имеет свой конец. Да кроме всего, в животе у меня еще одно оружие – удар молнии. Если ты съешь меня, то это оружие переварить не сможешь. Оно разорвет твои внутренности на куски и клочья и убьет тебя. В этом случае мы погибнем оба. Вот почему я не боюсь!»

Читатель должен понимать, что Принц Пяти Оружий имел в виду Оружие Знания, которое было в нем. В действитель­ности этот молодой герой был не кто иной, как Будущий Будда в своем предшествующем воплощении⁵¹.

«Этот юноша говорит правду», – подумал людоед, охвачен­ный ужасом перед смертью. «Мой желудок не сможет пере­варить даже такого маленького, как фасолина, кусочка плоти этого человека – льва. Я отпущу его!». И он отпустил Принца Пяти оружий. Будущий Будда изложил ему Учение, покорил его, убедил пожертвовать своими интересами, а затем превратил в духа, име­ющего право принимать подношения в лесу. Напомнив великану – людоеду, что он должен быть внимательным, юноша покинул лес и, едва выйдя из него, рассказал всю эту историю людям; после чего отправился своей дорогой⁵².

Символизируя собой мир, к которому нас привязывают пять органов чувств и от которого невозможно отрешиться действиями физических органов, великан – людоед был покорен лишь тогда, когда Будущий Будда, оставшись без защиты пяти оружий своего преходящего титула и физической природы, прибегнул к неимеющему названия, невидимому шестому: божественному удару молнии знания трансцендентного принципа, который лежит вне воспринимаемой чувствами сферы имен и форм. И сразу же ситуация изменилась. Он оказался уже не пойманным, а освобож­денным; и теперь он воспринимал себя навеки свободным. Сила монстра из чувственного мира явлений была развеяна, а сам он встал на путь самоотречения. Отрекшись от своих интересов, он приобщился к божественному – стал духом, имеющим право принимать подношения – как и сам мир, если его осознавать не как что – то конечное, а просто как имя и форму того, что превос­ходит и в то же самое время присуще всем именам и формам.

«Стены Рая», скрывающие Бога от человеческого взора, Николай Кузанский описывает как состоящие из «совмещения противопол­ожностей», а его ворота охраняются «высочайшим духом разума, который преграждает путь до тех пор, пока не будет побежден»⁵³. Пары противоположностей (бытие и небытие, жизнь и смерть, кра­сота и уродство, добро и зло и все остальные полярности, что подчиняют чувства надежде и страху, а органы действия – само­защите и захвату) – это те же сталкивающиеся скалы, Симплегады, которые грозят неминуемой смертью путникам, но между ними всегда проходят герои. Эта тема известна во всем мире. У греков это были два скалистых островка в Черном море, которые сталки­вались вплотную как будто под властью шторма, но Ясон на «Арго» проплыл между ними, и с тех пор они стоят в отдалении друг от друга⁵⁴. Близнецы из легенды навахо были предупреждены о подобной опасности Женщиной Пауком; однако защищенные цве­точной пыльцой, символом пути, и орлиными перьями, выдернутыми из живой птицы солнца, они смогли продолжить свой путь⁵⁵.

Как дым жертвоприношения поднимается к небу через сол­нечную дверь, так и герой, освободившийся от эго, проходит сквозь стены мира, свое эго он оставляет в волосах великана – людоеда, сам же идет дальше.

Во чреве кита

Идея о том, что преодоление магического порога является пере­ходом в сферу возрождения, символизируется распространенным по всему миру образом лона в виде чрева кита. Герой, вместо того чтобы покорить или умилостивить силу, охраняющую порог, быва­ет проглочен и попадает в неизвестное, представляясь умершим.

Мисхе – Нахма, Царь всех рыб,

В гневе ринулся из моря,

И сверкая в свете солнца, он

Пасть разверз и проглотил

И корабль и Гайявату⁵⁶

Эскимосы, живущие на берегах Берингова пролива, рассказы­вают о герое – хитреце Вороне: однажды, сидя на берегу и пр­осушивая свою одежду, он увидел самку кита, степенно прибли­жающуюся к берегу. Он закричал: «Дорогая, в следующий раз, когда вынырнешь, чтобы глотнуть воздуха, открой рот и закрой глаза». Затем он быстро облачился вороном, собрал палочки для разведения огня и взлетел над водой. Самка кита вынырнула на поверхность. Она сделала так, как ей сказали. Ворон устремился через ее раздвинутые челюсти прямо в утробу. Пораженная самка кита защелкнула челюсти и издала трубный звук; Ворон внутри нее встал на ноги и огляделся вокруг⁵⁷.

У зулусов есть история о двух детях и их матери, прогло­ченных слоном. Когда женщина попала в желудок животного, «она увидела огромные леса и большие реки и много возвышен­ностей; с одной стороны располагалось множество скал; еще было много людей, построивших там свою деревню; и много собак, и много скота; все это было внутри слона»⁵⁸.

Ирландский герой Финн Мак Кул был проглочен чудовищем неопределенной формы, известным в кельтском мире как peist. Маленькую немецкую девочку Красную Шапочку проглотил волк. Любимого героя полинезийцев, Мауи, проглотила его прапрабабушка Хайн – нуи – те – по. И весь греческий пантеон, исклю­чая лишь Зевса, был проглочен их отцом Хроносом.

Греческий герой Геракл, остановившийся в Трое на пути домой с поясом царицы Амазонок, узнает, что городу не дает покоя чудовище, посланное морским богом Посейдоном. Зверь выходил на берег и пожирал людей. В качестве искупительной жертвы царь велел приковать к морским скалам свою дочь, прекрасную Гесиону, и замечательный герой согласился спасти ее за вознаграждение. В должное время чудовище всплыло на поверхность моря и разверзло свою огромную пасть. Геракл бросился в его глотку, прорубил себе путь через его брюхо и вышел из мертвой твари, сам цел и невредим.

Эта распространенная тема подчеркивает, что переход порога является формой самоуничтожения. Сходство с темой Симплегад очевидно. Но здесь, вместо того чтобы выходить наружу, за рамки видимого мира, герой, чтобы родиться заново, отправля­ется вовнутрь. Исчезновение соответствует вхождению верую­щего в храм – где он вспоминает, кем и чем является, а именно: прахом и пылью – если, конечно, он не бессмертен. Внутрен­ность храма, чрево кита и божественная земля за пределами мира – одно и то же. Поэтому подходы и входы в храмы защищены огромными фантастическими фигурами, расположенными по обе стороны: драконами, львами, разителями дьявола с обнаженными мечами, злобными карликами и крылатыми быками. Это хранители порога, призванные для того, чтобы отгонять всякого, кто не готов встретиться с высшим безмолвием внутри. Это – предваритель­ные ипостаси опасного аспекта духа, соответствующие мифо­логическим великанам – людоедам на границе привычного мира или же двум рядам зубов кита. Они иллюстрируют тот факт, что истово верующий в момент входа в храм претерпевает преобра­жение. Его мирская природа остается снаружи; он сбрасывает ее, как змея кожу. Находясь внутри, он, можно сказать, умирает по отношению ко времени и возвращается в Лоно Мира, к Центру Мироздания, в Земной Рай. Тот факт, что любой может физически пройти мимо стражей храма, не умаляет их значения; ибо если самозванец не способен прикоснуться к святая святых, значит по сути он остался снаружи. Всякий, кто не способен понять бога, видит в нем дьявола, и потому не допускается к нему. Таким обра­зом, аллегорически вхождение в храм и прыжок героя в пасть кита являются тождественными событиями, одинаково обознача­ющими на языке образов «центростремительное» и обновляющее жизнь действо.

«Ни одно существо, – пишет Ананда Кумарасвами, – не может достичь высшего уровня Бытия не прекратив своего существо­вания»⁵⁹. Действительно, физическое тело героя на самом деле может быть умерщвлено, расчленено и разбросано по земле или над морем – как в египетском мифе о спасителе Осирисе: он был помещен в саркофаг и брошен в Нил своим братом Сетом⁶⁰, а когда вернулся из мертвых, брат убил его снова, разорвал тело на четыр­надцать частей, и разбросал их по всей земле. Воинственные близнецы – герои навахо должны были пройти не только сталки­вающиеся скалы, но и камыш, что режет путника на куски, и тростниковые кактусы, что разрывают его на части, и зыбучие пески, что засасывают его. Герой, чья привязанность к эго уже уничтожена, переступает границы мира и возвращается обратно, попадает в дра­кона и выходит из него так же легко, как царь переступает порог покоев своего дворца. И в этом заключается его способность спасать; так как его переход и возвращение демонстрируют, что за всеми противоречиями феноменального мира остается Несотворенно – Нетленное и что бояться нечего.

И так происходит по всему миру – люди, чья функция заклю­чалась в том, чтобы сделать оплодотворяющую жизнь мистерию убиения дракона очевидной, свершали над своими телами великий символический акт – разбрасывание своей плоти, подобно телу Осириса, ради обновления мира. Во Фригии, например, в честь умерщвленного и воскресшего спасителя Аттиса двадцать второ­го марта срубали сосну и приносили ее в храм Великой матери, Кибелы Там ее, подобно телу умершего, обматывали лентами и убирали фиалковыми венками. К середине ствола привязы­вали изображение юноши. На следующий день происходило це­ремониальное оплакивание под звуки труб. Двадцать четвертое марта было известно как День Крови – верховный жрец пускал кровь из своих рук, которую подносил как жертвоприношение; жрецы низшего ранга кружились в ритуальном танце под звуки барабанов, горнов, флейт и цимбал до тех пор, пока не впадали в экстаз, они кололи ножами свои тела, орошая кровью алтарь и дерево; а новообращенные, подражая богу, смерть и воскре­шение которого они – праздновали, кастрировали себя и падали без чувств⁶¹.

В том же духе царь Квилакары, одной из южных провинций Индии, по завершении двенадцатого года своего правления, в день торжественного праздника, велел возвести деревянные под­мостки и задрапировать их шелком. Совершив ритуальное омо­вение в бассейне, с пышными церемониями, под звуки музыки, он затем отправился в храм, где совершил богослужение. После чего перед всем народом он взошел на подмостки и, взяв в руки несколько очень острых ножей, стал отрезать свои члены – нос уши, губы и сколько смог свою плоть. Он разбрасывал вокруг части своего тела, пока не пролил столько собственной крови, что начал терять сознание, и тогда в завершение он перерезал себе горло⁶².

 

Рис. 5 Путешествие в Море Ночи. Иосиф в колодце – Погребение Христа – Иона и Кит

 

Примечания

 

1. Grimms’ Fairy Tales, No.l, «The Frog King».

2. The Psychopathology of Everyday Life (Standard Edn., VI; orig. 1901).

3. Evelyn Underhill, Mysticism: A Study in the Nature and Development of Man’s Spiritual Consciousness (New York: E.P.Dutton and Co., 1911), Part II, «The Mystic Way», Chapter II, «The Awakening of the Self».

4. Sigmund Freud, Introductory Lectures on Psycho – Analysis (tr. by James Strachey, Standard Edition, XVI; London: The Hogarth Press, 1963), pp.396 – 97 (Orig 1916 – 17).

5. Malory, Le Morte d’Arthur, I, xix. Это преследование оленя и появление «ищущего зверя» отмечает начало таинств, связанных с Поисками Святого Грааля.

6. George A.Dorsey and Alfred L.Kroeber, Traditions of the Arapaho (Field Columbia Museum, Publication 81, Anthropological series, vol.V; Chicago, 1903), p 300. Reprinted in Stith Thompson’s Tales of the North American Indians (Cambridge, Mass., 1929), p.128.

7. К.ГЮнг, Психология и алхимия (М.: Рефл – Бук, К:Ваклер, 1997), пар.71, 73 (Orig. 1935).

8. Wilhelm Stekel, Die Sprache des Traumes (Wiesbaden: Verlag von J.F.Berg – mann, 1911), p.352. Доктор Штекель указывает на взаимосвязь между кроваво – красным закатом и мыслью о крови, выхаркиваемой при туберкулезе легких.

9. См. – Henry Clarke Warren, Buddhism in Translations (Harvard Oriental Series, 3) Cambridge, Mass., Harvard University Press, 1896, pp 56 – 57.

10. В представленном выше разделе, как и на нижеследующих страницах, я не пытался дать исчерпывающую информацию. Подробное изложение (как, например, у Фрейзера в Золотой Ветви) значительно увеличило бы объем всех глав, но от этого основная линия мономифа не стала бы яснее. Вместо этого в каждом разделе я привожу несколько выразительных примеров из ряда широко разбросанных, типичных преданий. В ходе своей работы я постепенно менял первоисточники, так что читатель сможет познакомиться с различными нюансами. К тому времени, когда он подойдет к последней странице, он ознакомится со множеством мифологий. Если он захочет проверить, возможно ли было привести все примеры в каждом подразделе мономифа, то ему следует всего лишь обратиться к первоисточникам и пролистать некоторые из огромного множества сказок.

11. Притчи, 1:24 – 27, 32

12. «Духовные книги иногда цитируют [эту] латинскую пословицу, которая приводит в ужас не одну душу» (Ernest Dimnet, The Art of Thinking, New York – Simon and Schuster, Inc., 1929, pp 203 – 204).

13. Francis Thompson, The Hound of Heaven.

14. Ibid

15. Овидий, Метаморфозы, I, 504 – 553 (цит.пр.), сc.22 – 23.

16. См выше, с. 19.

17. Фрейд – комплекс кастрации.

18. Jung, Психология и Алхимия, пар.58, 63.

19. Змея (в мифологии символ земных вод) точно соответствует отцу Дафны, реке и речному богу Пенею.

20. Grimm, No.50

21. См. The Thousand Nights and One Night (Bombay, 1885), Vol. I, pp 164 – 167.

22. Бытие, 19:26.

23. Werner Zirus, Ahasverus, der Ewige Jude (Stoff – und Motivgeschichte der deutschen Literatur 6, Berlin and Leipzig, 1930), p.l

24. Выше, с.!!!?125 См.: Otto Rank, Art and Artist, (New York: Alfred A.Knopf, Inc, 1943),pp 40 – 41: «Если мы сравним невротический тип с продуктивным, то станет ясно, что первый страдает от чрезмерного сдерживания своей импульсивной жизни. И тот и другой фундаментально отличаются от среднего типа, который принимает себя таким, как он есть, своей склон­ностью использовать свое волеизъявление в преобразовании самого себя. Однако существует и различие, заключающееся в том, что невротик в добровольной трансформации эго не идет дальше предварительной, раз­рушительной работы и поэтому не способен отделить творческий процесс в целом от собственной личности и перенести его на идеальную абстракцию. Продуктивный художник также начинает... с этого воссоздания себя, которое заканчивается идеологически построенным эго; [но в его случае] это эго затем оказывается в состоянии перенести созидательную силу воли со своей собственной личности на идеи этой личности и таким образом делает ее объективной. Следует признать, что этот процесс в какой – то мере ограничен внутренним миром самого индивида и не только в его конструктивном, но и в деструктивном аспекте Это объясняет, почему почти никакая про­дуктивная работа не свершается без болезненных кризисов «невротического характера».

25. Burton, op. cit., Vol. Ill, pp 213 – 228.

26. Bruno Gutmann, Volksbuch der Wadschagga (Leipzig, 1914), p.144.

27. Washington Matthews, Navaho Legends (Memoirs of the American Folklore Society, Vol V, New York, 1897), p.109

Цветочная пыльца является символом духовной энергии у американских индейцев Юго – Запада. Она щедро используется во всех ритуалах как для того, чтобы отогнать прочь зло, так и для того, чтобы обозначить символический путь жизни. (Относительно обсуждения символизма приклю­чения героя у навахо см.: Jeff King, Maud Oakes, and Joseph Campbell, Where the Two Came to Their Father, A Navaho War Ceremonial, Bollingen Series I 2nd edn., Princeton University Press, 1969, pp.33 – 49.)

28. Данте, «Рай», XXXIII, 12 – 21 (цит.пр., с. 520).

29. См. Oswald Spengler, The Decline of the West, tr by Charles Francis Atkinson (New York: Alfred A.Knopf, Inc., 1926 – 28), Vol I, p.144. «Предположим, – Добавляет Шпенглер, – что сам Наполеон, как ‘эмпирическая личность’ пал бы при Маренго – тогда то, что он выражал, было бы реализовано в какой – либо иной форме». Герой, который в таком смысле и до такой степени обезличен, в период своего эпохального свершения олицетворяет динамизм развития культуры в целом; «между ним как фактом и другими фактами существует гармония метафизического ритма» (с. 142). Это соответствует идее Томаса Карляйля о Герое Царе как Человеке свершения (On Heroes, Hero – Worship and The Heroic in History, Lecture VI).

30. В эллинистические времена произошло слияние Гермеса и Тота в фигуру Гермеса Трисмегиста, «Гермеса Трижды Величайшего», которого считали покровителем и учителем всех наук, и особенно алхимии. «Герметически» закрытая реторта, в которую помещены мистические металлы, считалась иной сферой – особой областью более высоких сил, сравнимой с мифологи­ческим царством; и металлы там подвергаются странным метаморфозам и трансмутациям, символизирующим преображения души при заступничестве сверхъестественного. Гермес был знатоком древних мистерий инициации и представлял то нисхождение божественной мудрости в мир, которое предс­тавлялось также образами божественных спасителей. (См.: К.Г.Юнг, Психология и Алхимия, ч.Ш «Религиозные идеи в алхимии».В отношении реторты см. пар.338 В отношении Гермеса Трисмегиста см. пар. 173 и указатель, s.v.).

31. Нижеследующее сновидение дает нам яркий пример слияния противополож­ностей в бессознательном: «Мне приснилось, что я отправился на улицу публичных домов к одной из девушек. Когда я вошел, она превратилась в мужчину, который полураздетым лежал на диване. Он сказал: «Это не беспокоит тебя (что я теперь мужчина)?» Мужчина выглядел старым, с седыми бачками. Он напомнил мне одного старшего лесничего, хорошего друга моего отца» (Wilhelm Stekel, Die Sprache des Traumes, pp.70 – 71). «Bee сновидения, – отмечает доктор Штекель, – имеют бисексульную направлен­ность. Там, где бисексуальность явно не различима, она прячется в скрытом содержании сновидения» (ibid., с.71).

32. Колодец символизирует бессознательное. Ср. со сказкой о Короле Лягушек

33. Ср. с лягушкой из сказки. В домагометанской Аравии джиннами и ифритами называлли демонов, обитающих в пустынных и диких местах. Волосатые и уродливые или же в образе животных, иногда – страусов или змей – они представляли серьезную опасность для незащищенных людей. Пророк Маго­мет признавал существование этих языческих духов (Коран, 37:158) и включил их в магометанскую систему, которая признает три сотворенных Аллахом воплощения разума: ангелы, созданные из света, джинны – из чистого огня, и человек – из праха земли. Магометанские джинны способны по своему желанию принимать любую форму, но не плотнее сущности огня и дыма, таким образом они могут делать себя видимыми для смертных. Существуют три категории джиннов: небесные, земные и подводные. Пред­полагается, что многие из них приняли истинную веру, и они считаются добрыми; остальные – злые. Последние живут и действуют вместе с падшими ангелами, главой которых является Иблис («Отчаявшийся»).

34. Мариды являются особенно могущественным и опасным классом джиннов.

35. Burton, op.cit., Vol.Ill, pp.223 – 230.

36. Ср. со змеей в сновидении, выше, с.71.

37. Leonard S.Schultze, Aus Namaland und Kalahari (Jena, 1907), p.392.

38. Ibid., pp 404, 448.

39. David Clement Scott, A Cyclopaedic Dictionary of the Manga’anja Language in British Central Africa (Edinburg, 1892), p.97.

Ср. с нижеследующим сновидением двенадцатилетнего мальчика: «Однажды ночью мне приснилась ступня. Мне привиделось, что она лежит внизу, на полу, и я, не ожидая такой вещи, споткнулся о нее и упал. Мне показалось, что она выглядит так же, как и моя собственная ступня. Внезапно она подпрыгнула и побежала за мной; мне снилось, что я выпрыгнул прямо в окно, выбежал через двор на улицу и побежал так быстро, как только могли нести меня мои ноги. Мне снилось, что я добежал до Вулвича, и в этот момент ступня неожиданно схватила меня и начала трясти, после чего я проснулся. Эта ступняа снилась мне несколько раз».

Этот мальчик слышал рассказ о том, что его отец, моряк, не так давно в результате несчастного сл

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: