Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Восстание Пугачева-восстание, спецоперация или война двух империй.

Вопросы, вопросы...
Всю правду о Пугачевском восстании нам уже, наверное, не узнать никогда. А то, что известно официально, о чем нам говорили в школах и на гуманитарных факультетах вузов, есть только наполовину правда, ее надводная часть. К тому же весьма искаженная.
Это Стенька Разин был казаком и разбойником. Пугачев был государственным преступником.
Почему он стал выдавать себя за спасшегося императора Петра III? Кто его надоумил?
Почему так разнятся Емельян Иванович Пугачев до заключения его в казанский каземат и Пугачев Емельян Иванович после побега из оного?
Что сопутствовало его успехам, ведь мятеж охватывал край от Яика до Волги, Камы, Вятки и Тобола? А, как известно, из десятков самозванцев, объявлявшихся на Руси, успехов добивались только те, за кем кто-либо стоял. Кто стоял за Пугачевым?
Почему Екатерина II, пусть и с издевкой, называла Пугачева «маркизом»? Что делали в его войске поляки, французы, немцы и пастор-протестант?
Чем так привязала к себе Пугачева дворянская вдова Лизавета Харлова?
По какой причине признанные невиновными обе жены Пугачева, его дети и теща были заключены в Кексгольмскую крепость пожизненно?
Почему до сих пор не открыты все материалы по Пугачевскому бунту, в частности, протоколы допросов его ближайших сподвижников?
Вопросы, вопросы...
Впрочем, на последний можно ответить сходу: да потому, что там содержатся ответы на все поставленные выше вопросы. Или почти на все. А полная ясность в этом деле не только поколеблет целое направление исторической науки, связанное с так называемыми крестьянскими войнами, но и, совсем не исключено, может обидеть некоторые зарубежные правительства. Франции, например, или Польши. А кому это надо? Словом, пусть покуда будет все так, как есть. А мы попробуем разобраться с поставленными выше вопросами, имея на руках лишь те материалы, что имеем.

Кексгольмские сидельцы
После смерти Екатерины II ее сын, Павел Петрович, в начале своего царствования многое делал принципиально наперекор деяниям своей великой матери. Он менял существующие порядки, законы и уставы, возвращал из ссылок опальных царедворцев и даже освобождал из тюрем преступников, посаженных по специальным указам императрицы. С целью проведения ревизий тюремных сидельцев, в том числе и на предмет освобождения, по крепостям и острогам были командированы чиновники, должные по возвращении представить полные отчеты по имеющимся заключенным. В крепости Кексгольмскую и Нейшлотскую был отправлен в 1797 году служивший при Тайной Экспедиции коллежский советник Макаров. В его отчете, частично цитируемом в журнале «Исторический вестник» за 1884 год, содержатся следующие строки:
«В Кексгольмской крепости: Софья и Устинья, женки бывшаго самозванца Емельяна Пугачева, две дочери, девки Аграфена и Христина от первой и сын Трофим.
С 1775 года содержатся в замке, в особливом покое, а парень на гауптвахте, в особливой (же) комнате.
Содержание имеют от казны по 15 копеек в день, живут порядочно.
Женка Софья 55 лет, Устинья - около 36 лет (в документе, должно быть, описка: 39 лет. - Л.Д.)...
Имеют свободу ходить по крепости для работы, но из оной не выпускаются; читать и писать не умеют».
Можно не сомневаться, что Павел I читал отчет коллежского советника Макарова. Но в отличие от государственного преступника Н.И.Новикова, коему Павел открыл ворота из Шлиссельбургского централа, и А.Н.Радищева, того самого, про которого Екатерина II сказала «бунтовщик хуже Пугачева» и коего Павел Петрович вернул из сибирской ссылки, жены и дети Пугачева в крепости были оставлены еще на неопределенный срок. Очевидно, там они и кончили свои дни, не получив свободу ни при Александре I, ни при Николае I.
Чего же так боялись целых четыре царственные особы, начиная с Екатерины II и кончая Николаем I? Почему, признав, согласно пункту 10 правительственной «сентенции», что «ни в каких преступлениях не участвовали обе жены самозванцевы... и малолетние от первой жены сын и две дочери», их указом Сената все же «закрыли» пожизненно в Кексгольмской крепости? Видимо, чтобы они не сболтнули чего лишнего там, где не надо, ибо они, в большей степени Софья с детьми, знали нечто такое, что не стыковалось с официальной версией пугачевского бунта. Версия эта была утверждена высочайше и сомнению не подлежала.
Что могли сболтнуть Софья Дмитриевна и ее дети, чего слышать не дозволялось никому? Полагаю, то, что казненный 10 января 1775 года в Москве государственный преступник Емельян Пугачев таковым вовсе не являлся, имел совершенно другое имя и мужем Софьи, а стало быть, и отцом ее детям, никогда не был. Но об этом - позже.

Софья
Поначалу для Софьи, дочери служилого казака Дмитрия Недюжина из станицы Есауловской, все вроде бы складывалось хорошо: в двадцать лет вышла она замуж за казака войска донского Емельяна Пугачева, жила с ним «своим домом» в станице Зимовейской, родила от него пятерых детей, из которых двое померли, что в тогдашние времена было делом обычным. Правда, муженек ее оказался довольно буйным и не единожды был бит плетьми «за говорение возмутительных и вредных слов», время от времени впадал в бродяжничество и «по казацким дворам шатался, - писал А. С. Пушкин в своей «Истории Пугачева», - нанимаясь в работники то к одному хозяину, то к другому и принимаясь за всякие ремесла». А в 1772 году, по собственным ее показаниям, муж «оставивши ее с детьми, неведомо куда бежал». По станице пошли слухи, что Емелька «замотался, разстроился, был в колодках и бежал» (А. В. Арсеньев. Женщины Пугачевскаго возстания./Исторический вестник. СПб., 1884, т. XVI, стр. 612). Где его носило, она не ведала. Только однажды ночью в окно ее избы робко постучали. Софья глянула и обомлела: за окном стоял ее муж.
- В бегах я, - ответил Емельян на ее немой вопрос. - Хлеба дай.
Для Софьи это был счастливый случай отомстить сбежавшему от нее и детей муженьку. И она, как-то изловчившись, смогла на время покинуть дом и донести об этом визите станичному начальству. Пугачев был «пойман и отправлен под караулом... в Черкасск. С дороги он бежал... и с тех пор уже на Дону не являлся». (А.С.Пушкин. Собрание сочинений. М., 1962, т. 7, стр. 53). Зато после очередного побега в мае 1773 года уже из казанского каземата, помещавшегося в подвалах старого здания гостиного двора, Пугачев в сентябре явился на хуторах близ Яицкого городка уже под именем государя Петра III, мужа «неверной жены», как славил самозванец императрицу Екатерину II, у которой шел отнимать престол.
Военные успехи самозванца, распространение невыгодных для императрицы слухов, необходимость «уличения личности Пугачева и несходства его с погибшим Петром III» вызвали арест Софьи Дмитриевны с детьми и брата Пугачева Дементия в начале октября 1773 года. Их всех привезли в Казань, как было велено императрицей, «без всякаго оскорбления» для уличения самозванца в случае его поимки. Начальник военных действий против бунтовщиков генерал-аншеф Александр Ильич Бибиков, во исполнение распоряжений Екатерины, писал в Казань начальнику Секретной Комиссии А.М.Лунину:
«Привезенную к вам прямую жену Пугачева извольте приказать содержать на пристойной квартире под присмотром, однако без всякаго огорчения, и давайте ей пропитание порядочное ибо так ко мне указ. А между тем не худо, чтобы пускать ее ходить, и чтоб она в народе, а паче черни, могла рассказывать, кто Пугачев, и что она его жена. Сие однако ж надлежит сделать с манерою, чтоб не могло показаться с нашей стороны ложным уверением; паче ж, думаю, в базарные дни, чтоб она, ходя, будто сама собою, рассказывала об нем, кому можно или кстати будет».
Позже, когда над Казанью нависнет угроза захвата ее Пугачевым, «пристойной квартирой» Софье будет служить тот же каземат гостиного двора, откуда несколькими месяцами раньше был устроен побег ее мужу. Время от времени ее водили на дознание в Кремль, и Софья Дмитриевна, как на духу, рассказывала все и о себе, и о муже. Из ее показаний и было составлено «Описание известному злодею и самозванцу...» - к нему мы еще вернемся. А затем, 12 июля 1774 года, когда самозванец возьмет Казань и даст команду своим «генералам» выпустить всех тюремных сидельцев на волю, последует встреча ее и детей с мужем и отцом. Весьма, надо сказать, любопытная...

«Императрица Устинья»
В 80-е годы XIX столетия по городам и селам Урала разъезжало несколько групп комедиантов, в репертуаре которых было действо, изображающее свадьбу Пугачева и Устиньи Кузнецовой, второй «законной» жены самозванца. Как писали «Оренбургские губернские ведомости» в 1884 году, невесту изображала молоденькая артистка, и представления эти всегда привлекали толпу зрителей, с любопытством и сочувствием смотрящую на изображение своей «народной героини».
Лично мне эта юная казачка, которой не повезло в жизни из-за ее красоты и молодости, представляется круглолицей румяной девушкой с поднятыми в непроходимом удивлении бровями, полуоткрытым ротиком и глазами, в которых застыл немой вопрос: за что? Наверное, она до конца своих дней так и не смогла понять, что же такое с ней произошло. Вот уж судьба, про которую так и хочется воскликнуть: чур меня!..
Она действительно была очень молода и красива, дочь уральского казака Петра Кузнецова. Было ей лет шестнадцать, когда «генералы» самозваного Петра III задумали женить на ней своего царя.
Собран был казачий круг, который постановил послать к «государю» выборных с этим предложением.
Послали. Послал выборных и Пугачев, заявив:
- У меня есть законная жена, императрица Екатерина Алексеевна (эх, слышала бы эти слова Екатерина II! - Л.Д.). Она хоть и повинна предо мной, но здравствует покуда, и от живой жены жениться - никак не можно. Вот верну престол, тогда видно будет...
Конечно, Емельян Иванович был не прочь «жениться» на прекрасной казачке и хотел просто обойтись без венчания, жить с ней, так сказать, в гражданском браке, «но казачий круг, - как писал в позапрошлом веке автор очерка «Женщины Пугачевскаго возстания» А.В. Арсеньев, - решительно этому воспротивился, представил убедительные доводы насчет недействительности брака с Екатериной, и Пугачев согласился венчаться на Устинье Кузнецовой со всею возможною в Яицком городке роскошью, как подобает царской свадьбе».
Венчание совершилось в январе 1774 года. Устинья стала называться «государыней императрицей», была окружена роскошью, изобилием во всем и «фрейлинами», набранными из молодых казачек-подруг. «Ей, не разделявшей ни мыслей, ни планов Пугачева, не знавшей - ложь это или истина, должно было все казаться каким-то сном наяву», - писал «Исторический вестник».
Самозванец велел поминать во времена богослужений Устинью Петровну рядом с именем Петра Федоровича как императрицу, что и делалось. Например, в городе Саранске, при торжественном въезде в него в конце июля 1774 года, Пугачев был встречен хлебом-солью не только простонародьем, но купечеством и духовенством с крестами и хоругвями, а «на богослужении архимандрит Александр, - писал А.В. Арсеньев, - помянул вместе с Петром Федоровичем и императрицу Устинью Петровну (вместо Екатерины II Алексеевны. - Л.Д.)».
Но «Петр III» не любил свою «царицу», хоть и была она красавицей. Устинья Петровна по большей части жила с «фрейлинами» и матерью, а Пугачев ездил к ней из-под Оренбурга в Яицкий городок раз в неделю. Более приближать ее к себе «Петр Федорович» не собирался. Примечательно, что позднее на вопрос следователей о том, сколько они жили с Пугачевым, недалекая Устинья ответила буквально, подсчитав только количество его приездов к ней:
- Десять дней.
Ее взяли 17 апреля 1774 года, когда генерал-майор Павел Дмитриевич Мансуров снял осаду крепости Яицкого городка. Мятежникам было не до «императрицы», «фрейлины» разбежались, и Устинья вместе с матерью была заключена в войсковую тюрьму. 26 апреля их отправили в Оренбург, там их допрашивал коллежский советник Тимашев.
Летом 1774 года «императрица Устинья» оказалась в Казани. Визит этот, конечно, не был добровольным: ее с матерью привезли скованными и поместили в тот же гостинодворский каземат, где уже побывали и сам Емельян Иванович, и Софья с тремя детьми, и брат Пугачева Дементий. Здесь на допросах в Секретной Комиссии Устинья, помимо прочего, рассказала и о сундуках мужа в их доме в Яицком городке. За ними спешно был послан нарочный, и сундуки под надежным конвоем препроводили в Казань. Что было в них, о том бумаги Секретной Комиссии молчат. Но очевидно, если бы в них находилось только награбленное добро, комиссия об этом не преминула бы сообщить: вот-де истинные цели преступника, назвавшегося государем российским, - грабеж и личное обогащение.
В августе 1774-го привезли в Казань и Софью с детьми. С этого момента обе жены Пугачева были связаны единой судьбой и вынуждены терпеть одну участь.
После ареста Пугачева Устинью и Софью отослали в Москву для новых допросов. Показания снимал сам начальник московского отделения Тайной Экспедиции Степан Иванович Шешковский. Одно его имя наводило ужас на всех не совсем законопослушных граждан.
После казни Пугачева 10 января 1775 года и приговора «отдалить» Софью и Устинью «куда благоволит Правительствующий Сенат», Устинья была истребована в Петербург: императрица пожелала взглянуть на нее.
Когда Устинью привели во дворец, Екатерина Алексеевна очень внимательно осмотрела ее и сказала окружающим вельможам:
- А она вовсе не так красива, как мне говорили...
С этого времени более двадцати лет об Устинье не было никаких сведений. И только после вступления на престол Павла I и ревизии тюрем стало известно, что Устинья и Софья находятся в Кексгольмской крепости.
Устинья так и не вернулась в свой Яицкий городок. Да и селения теперь такого уже не было: специальным указом Екатерины он был переименован в город Уральск. Но именно об Устинье еще долго жила в народе, особенно на Урале, память. Люди искренне сочувствовали ее нескладной судьбе. Не случайно представления о свадьбе Пугачева и Устиньи Кузнецовой давало кочующим комедиантам в XIX веке самые большие сборы.

Некто Емельян Пугачев
«Пугачев был старший сын Ивана Измайлова... казака Зимовейской станицы, служившаго с отличным усердием, храбростию и благоразумием Петру Великому в войне против Карла XII и турок; он попался в плен к сим последним за несколько дней до заключения Прутскаго мира, но вскоре с двумя товарищами спасся, и, при великих опасностях, возвратился в отечество; и по верности и усердию своему искав всегда случая отличаться, пал с оружием в руках во время войны противу турок при императрице Анне Ивановне, в 1734 годе. Сын его Емельян, родившийся в 1729 годе... предался с самой молодости сварливому, буйному и неистовому поведению...»
Это писал сенатор А.А. Бибиков, сын генерал-аншефа А.И. Бибикова, младший современник Емельяна Пугачева. Прошу, читатель, обратить внимание на год рождения Пугачева - 1729-й.
Казак Емельян Пугачев участвовал в Семилетней войне с Пруссией и брал в 1769 году Бендеры у турок, за что получил младший офицерский чин хорунжего. В 1771 году по причине болезни, называемой черной немочью, был отпущен для излечения.
А теперь вернемся к показаниям Софьи Дмитриевны от 1773 года, отправленным из Казани. Название они имели следующее: «Описание известному злодею и самозванцу, какого он есть свойства и примет, учиненное по объявлению жены его Софьи Дмитриевой». И содержали 14 пунктов.
«3. Тому мужу ее ныне от роду будет лет сорок, лицом сухощав, во рту верхнего спереди зуба нет, который он выбил саласками, еще в малолетстве в игре, а от того времени и доныне не вырастает. На левом виску от болезни круглый белый признак, от лица совсем отменный величиною с двукопеечник; на обеих грудях, назад тому третий год, были провалы, отчего и мнит она, что быть надобно признакам же. На лице имеет желтые конопатины; сам собою смугловат, волосы на голове темно-русые по-казацки подстригал, росту среднего, борода была клином черная, небольшая.
4. Веру содержал истинно православную; в церковь божию ходил, исповедывался и святых тайн приобщался, на что и имел отца духовного, Зимовейской станицы священника Федора Тихонова, а крест ко изображению совокуплял большой с двумя последними пальцами.
5. Женился тот муж ее на ней, и она шла, оба первобрачные, назад тому лет десять, и с которым и прижили детей пятерых, из коих двое померли, а трое и теперь в живых. Первый сын Трофим десяти лет, да дочери вторая Аграфена по седьмому году, а треть Христина по четвертому году...
7. В октябре месяце 772 года он, оставивши ее с детьми, неведомо куда бежал...»
Из показаний жены Пугачева следует запомнить, что ему на 1773-й год «от роду будет лет сорок» и роста он «среднего».
Для полноты картины я буду вынужден повториться: муж у Софьи был человеком довольно буйным, на язык невоздержанным, за что не единожды был бит плетьми, имел привычку впадать в бродяжничество и вообще не отличался большим умом. Показательна его глупая авантюра, когда в 1772 году Пугачев пришел в Яицкий городок и стал подговаривать казаков уйти за Кубань «к турецкому султану, обещал по 12 рублей жалованья на человека, объявлял, что у него на границе оставлено до 200 тысяч рублей да товару на 70 тысяч, а по приходе их паша-де даст им до 5 миллионов». (А.С.Пушкин. Собрание сочинений, М., 1962, т.7. Примечания, стр. 122). Когда Пугачев уже сидел в 1773 году в казанском каземате и приводился на допросы в губернскую канцелярию, казанский губернатор Яков Ларионович фон Брант назвал его «вралем», о чем и отписал Сенату в своем рапорте от 21 марта 1773 года.
Кроме того, похоже, Емельян Иванович был еще и вороват. Атаман Зимовейской станицы Трофим Фомин показывал на дознании, что, отбыв в феврале 1771 года на излечение в Черкасск, Пугачев вернулся через месяц обратно на лошади, будто бы купленной у одного казака в Таганроге. Но казаки на станичном сходе «не поверили ему», и Пугачев бежал.
Емельян Иванович вообще почитался в станице человеком беспутным. Мог ли такой человек поднять семь губерний против дворян, правительства и самой государыни императрицы? Мог ли он стоять во главе столь масштабного движения, названного «крестьянской войной», причем, в одиночку? Или, пусть даже со сподвижниками, мало
Кстати, идея назваться императором Петром III не была оригинальной. Слухи о том, что государю Петру Федоровичу чудом удалось избежать смерти, ползли по России с самого года его гибели - 1762-го. В конце 60-х годов они усилились, а в начале 1772 года некто Богомолов, из крестьян, беглый солдат 22-й полевой команды «явился близ Царицынской крепости под именем императора Петра III». Богомолова поймали и посадили в тюрьму, учинили строгое следствие. Возили его и к губернатору в Астрахань, где самозванца судили несколько недель, и возвращали обратно - для наказания по месту преступления. По пути в Царицынскую крепость он и умер. Исчезновение Богомолова, как свидетельствуют некоторые источники, возродило в народе мысль, что он точно признан за «настоящаго» Петра III.
Знал об этом своем предшественнике Пугачев или не знал - не важно. Важно, что об этом знали люди, стоявшие за ним и вложившие в голову Пугачева №2 (отныне Пугачев до побега из казанской тюрьмы в середине 1773 года будет зваться номером первым, а после побега - номером вторым) идею назваться императором Петром III.
Конечно, утверждение о том, что вот за Богомоловым никто не стоял, потому-де он и не состоялся как самозванец, а Пугачев был успешен потому, что за ним была некая сила, хоть и вполне логично, но всего лишь слова. Нужны факты. И они есть.

Раскольничий след
Итак, в октябре 1772 года Емельян Иванович бросает семью, а в середине декабря его арестовывают в селе Малыковке за те самые призывы бежать к турецкому султану. При нем обнаруживают «ложный письменный вид (паспорт. - Л.Д.) из-за польской границы». Оказалось, что Пугачев №1 бежал за границу в Польшу и жил там какое-то время в раскольничьем монастыре близ слободы Ветка. Паспорт был ему дан на Добрянском форпосте для определения на жительство по реке Иргиз «посреди тамошних раскольников». Записан был в бумагах Емельян Иванович как раскольник.
Он показался подозрительным, был бит кнутом и, «пересылаемый для допросов по инстанциям», попал в Симбирск, а оттуда был отправлен в Казань, куда и приведен 4 января 1773 года... Через несколько дней губернаторский секретарь Адриан Абрамов потребовал Пугачева в канцелярию и прочитал ему допрос, снятый с него в Малыковке; а когда Пугачев «отрекся от возведенных на него показаний», то секретарь, не делая никакого письменного допроса, только плюнул и приказал «с рук сбить железа». Вообще, на этого арестанта не было обращено большого внимания, свидетельствует «Журнал министерства народного просвещения» (СПб., 1874, ч. CLXXVI, стр.2).
Что его понесло в Польшу к раскольникам? Кто выправил ему подложный паспорт? Почему он был именован раскольником? Что за поручение выполнял, собираясь, как он сам показывал на дознании, «явиться в Симбирскую провинциальную канцелярию для определения к жительству на Иргизе»? Может, раскольники уже имели на него виды?
Стало быть, версия первая. Пугачев - ставленник старообрядцев-раскольников. Находясь в оппозиции к официальной церкви и правительству, они замыслили поднять в России мятеж с целью ослабить центральную власть, показать свою силу и затем потребовать прекращения гонений и разрешения свободно исправлять их веру. Центр старообрядческой эмиграции близ местности Ветка в Литве на территории Речи Посполитой, вероятно, обладал в России собственной агентурной сетью, одной из точек которой были раскольничьи поселения на Иргизе.
Пугачев был выбран как один из подстрекателей и (или) вожаков раскольничьего мятежа и на Иргизе, скорее всего, должен был получить поддержку деньгами и людьми. То, что за ним могли стоять весьма могущественные силы, доказывает побег, устроенный Пугачеву из казанского каземата.
После того как с Пугачева сняли колодки, он был помещен в общий каземат, где содержался вместе с другими арестантами без особых предосторожностей. Его не только посылали на всякого рода казенные работы, но под охраной одного-двух гарнизонных солдат выпускали на казанские улицы да церковные паперти просить милостыню себе на пропитание, а также, как писал в своих «Записках о Пугачевском бунте» сенатор П.С.Рунич, «посещать в домах купцов и прочих... граждан». Павел Степанович Рунич знал, о чем говорит, ибо в начале 1774 года, будучи майором, был включен в состав особой Секретной Комиссии по делу Пугачева. Знал, о чем говорит, и сенатор А.А.Бибиков. «19-го июля, за три дня до получения приговора, утвержденного в С.-Петербурге, - писал он, - по беспечности и слабому присмотру, с помощью раскольничьего попа подговорив стоящего у него на карауле часового, Пугачев вместе с ним бежал».
Историк и бытописатель Казани А.И.Артемьев, служивший библиотекарем Императорского университета и имевший доступ ко многим материалам, коего не имел А.А.Бибиков, писал совершенно независимо от него следующее:
«Пугачева... не только посылали на разные казенные работы наравне с простыми колодниками, но выпускали также ходить по городу для сбора милостыни и к разным благодетелям. Благодетелей же он приобрел себе довольно, потому что, как говорил впоследствии, «вел порядочную жизнь, вина тогда не пил и временем молился Богу, почему прочие колодники, также и солдаты, почитали его добрым человеком». От этого и подаяния ему делались значительные: некоторые вдруг по рублю и больше, спрашивали при подаче именно: кто-де здесь Емельян Пугачев? - вот-де ему рубль. Таким образом, у него постоянно водились и порядочные деньги.
Особенным благотворителем для него был зажиточный казанский купец Василий Григорьев Щелоков, ревностный раскольник, приятель иргизского игумена Филарета... Щелоков не только присылал ему неоднократно милостыню, но хлопотал за него у губернатора и давал взятки секретарю. Через Щелокова он подбился в милость к другому важному раскольнику, московскому купцу Ивану Иванову Хлебникову, который также обещал ходатайствовать о его освобождении. Секретарь губернаторской канцелярии даже положительно обнадеживал в этом Пугачева. «Будет, мой друг, время», - говорил он ему. Законного освобождения не последовало, но льготы и послабления в содержании открыли Пугачеву возможность побега.
В числе арестантов был купец из пригорода Алата Парфен Дружинин, содержавшийся по каким-то казенным изысканиям, но ожидавший себе наказания кнутом и ссылки, отчего и поговаривал: «Бежал бы куда ни есть, только не знаю, где скрыться будет». С ним особенно сдружился Пугачев и поддержал в нем мысль о побеге, утешая: «Если бы можно было отсель уйти, как бы я тебя вывел на Дон, а там бы верно нашли место, где прожить». Дело было полажено тем скорее, что содействовать побегу согласился еще один из солдат, в котором Пугачев заметил «малороссийскую наклонность к неудовольствию в его жизни».
Дружинин поручил своему сыну приготовить лошадь и кибитку и в назначенное время поджидать их. Утром 28 мая Дружинин с Пугачевым отпросились у караульного офицера к одному знакомому попу для получения милостыни. Провожатыми их были два солдата, из которых один, как сказано, сам участвовал в замысле. Попа, однако, они не застали дома и потому возвратились в острог, а потом, часа через два, «в обед», опять отправились к нему. На этот раз поп оказался дома, радушно принял колодников и их конвойных и на данные Дружининым деньги купил вина и меду. Заговорщики пили умеренно, «а более старались подпоить несогласного к побегу солдата» и вполне достигли своей цели. Тогда они распрощались с попом, сказав, что идут в острог; поп проводил их за ворота и хлопнул за ними калиткой.
Как же скоро вышли, то сын Дружинина на одной лошади, запряженной в кибитку, едет навстречу, к которому Дружинин, хотя и знал, что сын его едет, но чтоб отвесть в смотрителях подозрение, закричал: «Ямщик, что возьмешь довезть до острогу?» А сын сказал: «Много ли вас?» А как ему сказано, что четверо, то запросил 5 копеек, за которую плату все четверо, а сын Дружинина пятый, и сели, и покрыл тот мнимый для других извозчик привязанною к кибитке рогожкой, и так поехали, говоря несогласному солдату к побегу, что едут в острог. А как закрытые все рогожкою едут долго, то солдат спрашивал: «Что-де так долго едем?» На что ему Пугачев отвечал: «Видно, не в ту дорогу поехали». Когда же выехали на Арское поле, то рогожку открыли, и солдат удивился, что за чудо, и спрашивал, зачем выехали из Казани...
Такие подробности о побеге сообщил сам Пугачев, когда его допрашивали 16 сентября 1774 года в отдельной секретной комиссии в Яицком городе».
Другой казанский летописец, Николай Яковлевич Агафонов, сообщал, что после побега Пугачев какое-то время скрывался в приказанских слободах Кирпичной и Суконной у опять-таки купцов-раскольников Крохина и Шолохова (может, Шолохов и Щелоков есть одно лицо?) У Шолохова он посещал мельницу на Казанке, где была тайная молельня, а у Ивана Крохина, имеющего собственный дом с садом прямо под Первой горой, какое-то время даже пожил. Дом Крохина стоял недалеко от Георгиевской церкви, и в его доме также была тайная молельня раскольников, а в горе за домом купца - оборудованная для жилья пещера, в которой укрывали Пугачева. Отсюда же, смыв в баньке тюремный дух и одевшись в цивильное, Пугачев отправился - куда бы вы думали? - в раскольничий скит на реке Иргиз. Более того, он опять был снабжен паспортом, добытым, очевидно, тем же Крохиным. И не просто отправился, а его проводили тайными тропами, переправив через Волгу и сдав с рук на руки настоятелю старообрядческого Средне-Николаевского монастыря Филарету. Об этом пишет в своих «Записках» П.С.Рунич. А вот из монастыря вышел уже иной человек, Пугачев №2.
Почему раскольники устроили побег Пугачеву? Чем обуславливалась такая забота о нем? Ответ напрашивается сам собой: на Пугачева была возложена миссия. И он вскоре начал ее выполнять, для чего и были совершены раскольниками все действия, описанные в этой главе: в сентябре 1773 года он объявил себя императором Петром III.
Побегом и доставкой Емельяна Ивановича в монастырь не исчерпывались благодеяния раскольников. Их усилиями, а точнее подкупом должностных лиц донесение о побеге было составлено лишь 21 июня. И еще семь дней пролежало неотправленным, что дало Емельяну Ивановичу месячную фору. Да и потом распоряжения о поимке беглецов «по ошибке» были разосланы по таким местам, где Пугачев ну никак не мог оказаться...
В августе 1773 года из Средне-Николаевского монастыря в сопровождении нескольких монахов тайно вышел человек, получивший напутствие от самого настоятеля Филарета. Вскоре он был переправлен через реку Иргиз в степь и взял путь на Яицкий городок. Был он быстроглаз, проворен, широк в плечах и чем-то походил на беглого донского казака Емельяна Пугачева. Только был человек этот пониже ростом и много моложе...

Некто Емельян Пугачев
Помните, я просил запомнить из показаний жены Пугачева, что роста он был среднего, а возрастом - «лет сорок»? И обратить внимание на год рождения Пугачева, который совершенно конкретно дает сенатор А.А.Бибиков, - 1729-й? Сын генерал-аншефа самостоятельно занимался изысканиями о Пугачеве (еще до А.С.Пушкина), и о номере первом написал еще кое-что: «Дерзкий же самозванец Пугачев был смугл, довольно велик ростом и весьма крепкого сложения». А вот что написал академик Петр Иванович Рычков, лично видевший уже арестованного самозванца, то есть Пугачева №2: «...Глаза у него чрезвычайно быстры, волосы и борода черные, росту небольшого, но широк в плечах...».
Согласитесь, данные Бибикова и Рычкова не сходятся: «довольно велик ростом» и «росту небольшого» - совершенно разные вещи. Да и «средний» рост у Софьи и «небольшой» у Рычкова тоже не одно и то же.
Еще замечание. Официальная версия гласит, что Пугачев родился в начале 40-х годов XVIII столетия. Сегодняшние энциклопедические словари, поддерживающие эту версию, пишут следующее: «Пугачев Ем. Ив. (1740 или 1742-1775)...» Выходит, в 1774 году, когда допрашивали Софью Пугачеву, ему было чуть за тридцать. А она заявила - «лет сорок», то есть примерно 38-43 года. Есть разница с возрастом 31-33 года? Есть! Это почти десять лет. Так ошибиться Софья Дмитриевна никак не могла.
Бибиков, докопавшийся до отца Емельяна Ивановича и весьма уважительно о нем написавший, сообщает, что казак Иван Измайлович убит турками в 1734 году. Как он мог народить сына в 1740-м?
Но главное, Бибиков дает нам точную дату рождения Емельяна Пугачева - 1729 год. Выходит, в 1773 году ему было 44 года, как, собственно, и следует из слов Софьи Дмитриевны.
Отсюда версия вторая. Пугачев до побега из казанской тюрьмы и Пугачев после побега, а точнее, после его выхода из «Филаретовской обители» - разные люди. Пугачев №1, настоящий, довольно высокого роста, и ему за сорок лет. Пугачев № 2, подмененный, роста небольшого, и ему чуть за тридцать.
Куда подевали настоящего Пугачева - не столь важно. Может, он в последний момент чем-то не устроил своих покровителей, ведь по личным качествам он мало подходил на роль вождя. А может, он уже исполнил свою миссию, и его ликвидировали за ненадобностью. Так или иначе, через три месяца самозванец, объявивший себя государем Петром III, поднимает все Яицкое казачье войско, берет одну за другой крепости и города, осаждает Оренбург. Пугачев №2 разительно отличается от Пугачева №1 и по характеру. Это не прежний беспутный казак, а человек острого ума, сумевший заставить поверить в себя и казачьих старшин, и огромные массы народа, ведь «в короткое время мятежное брожение умов охватило... край, занимаемый нынешними губерниями Оренбургскою, Самарскою, Уфимскою, Казанскою, Вятскою, Пермскою, Тобольскою. Везде образовались шайки, предводители которых, титулуя себя атаманами, есаулами и полковниками «государя-батюшки Петра Федоровича», распространяли Пугачевские манифесты, захватывали казенное имущество, грабили и убивали всех остававшихся верными законному правительству», - писал «Журнал министерства народного просвещения». «Злодеев-дворян... противников нашей власти и возмутителей Империи, - гласил один из манифестов Пугачева, - ловить, казнить и вешать...».
Пугачев № 2 подозрительно легко разбивает посланные против него войска и создает собственные органы управления, наподобие штабов и Военной коллегии, обладающей еще и судебными правами. В его войске была железная дисциплина. (В «Оренбургских записках» Пушкина есть свидетельство, что «в Татищевой (крепости) Пугачев за пьянство повесил яицкого казака».)
Кто надоумил его в этом? Ведь не казацкие же старшины, не его сподвижники типа «генералов» Чики Зарубина, начальника всех яицких казаков хромоногого Овчинникова, Чумакова или Творогова с Федуловым, которые впоследствии и повязали Пугачева? Что они могли знать о структуре той же коллегии? Это могли ведать только профессиональные военные, и только они могли устроить в армии Пугачева нечто подобное. И таковые «советники» у «государя Петра Федоровича» были...

Польский след
В ослаблении России прежде всего была заинтересована Речь Посполитая - объединенное польско-литовское государство, подвергшееся разделу между Россией, Австрией и Пруссией в 1772 году. Поэтому версия третья: за спиной Пугачева № 2 стояла родовитая польская шляхта, понимавшая, что смута в России отвлечет ее внимание и силы от Речи Посполитой. А в конечном счете - поможет освобождению от ненавистного короля Станислава Понятовского, избранного усилиями России.
Оппозиционно настроенные польские вельможи составили в городе Бар конфедерацию - вооруженный союз польской шляхты против короля и, соответственно, России.
«Императрица, - писал П.С.Рунич, - повелеть соизволила для усмирения и прекращения возникшей в Польше конфедерации (и волнения) вступить в оную своим войскам; ибо одни королевские не в силах были взволновавшиеся партии конфедерации низложить и прекратить; почему начались с обеих сторон военные действия...»
Вначале успеха в русско-польской войне не было никакого, и императрица ввела в Речь Посполитую новые силы. Это заставило обеспокоиться многие зарубежные правительства, в том числе австрийское, французское, прусское и шведское, из которых «особливо первые два двора все употребляли интриги возбудить Порту (правительство Османской империи. - Л.Д.), яко соседственную Польше державу, объявить России войну, чтобы тем подкрепить... в Польше конфедерацию». («Русская старина», СПб., 1870, т. II, примечания, стр. 127-128). И это им удалось: в ноябре 1768 года Турция объявила России войну, окончившуюся 10(21) июля 1774 года подписанием выгодного для России Кучук-Кайнарджийского мира.
В 1772 году так называемая Барская Конфедерация сложила оружие. Но не сложили оружие конфедераты. Когда между Турцией и Россией начались военные действия, один из главных оппозиционеров, старший из братьев Пулавских с отрядом конфедерационного войска, оставив свое отечество, оказался при турецкой армии. Младший Пулавский, сосланный в Казань как военнопленный в 1772 году, жил в губернаторском доме, был принят фон Брантом «как родной» (А.С.Пушкин) и владел всей информацией о состоянии дел в Казани, очевидно, уже интригуя в пользу Пугачева.
Когда 9 апреля 1774 года скоропостижно скончался главнокомандующий военными действиями против самозванца генерал-аншеф Бибиков и «возникло, - как писал его сын, - разногласие между начальниками и нерадивое исполнение между подчиненными», Пулавский-младший немедленно дал знать об этом Пугачеву и, вероятно, призывал его взять Казань, полагая это вполне возможным. И самозванец, захватив Троицк и Осу, переправился в июне 1774 года через Каму и, взяв Сарапул, Мензелинск, Заинск и Елабугу, стал подбираться к Казани. После ее взятия Пулавский-младший был с почестями принят в войско Пугачева, где уже находились в качестве советников пленные иностранные офицеры, объединенные ненавистью к России.
Еще один виднейший конфедерат - Потоцкий, разбитый русскими войсками, бежал в Венгрию, и австрийский двор предоставил ему полную возможность интриговать из-за границы в пользу Пугачева. А первый польский вельможа, магнат князь Радзивил, тоже плененный и содержавшийся «с величайшим уважением» под присмотром генерал-майора Кара в Калуге, мог вообще купить пол-России. Скорее всего, начал он с генерал-майора Кара.
Этот военачальник, хорошо известный своими воин

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...