 |
Ракоци сен-жермен Франциск 2 глава
|
|
|
|
Ремигий деланно рассмеялся.
– В этом году мы ходим под третьим цезарем, не считая Пизона. Все, что нам надо уметь, это держаться за кресла. Императоры приходят и уходят, а сенат остается.
Стоящий позади него раб подался вперед.
– Придержи язык,- буркнул Фабриций, наблюдая, как перед ним ставят новое блюдо.- Восхитительно! – вскричал он, с показным аппетитом принимаясь за еду.
Вителлию пришлось основательно пощекотать себе глотку гусиными перьями, прежде чем он ощутил в себе готовность вернуться к прерванной трапезе. Рабы подали ему мокрое полотенце, император вытер лицо и руки, потом поправил неряшливо обвисшую тогу и, выйдя из туалетной комнаты в холл, с большим удивлением воззрился на стоящего там человека.
– А, Сен-Жермен, это ты? Ну, как тебе нравится угощение?
Сен-Жермен поклонился.
– Уверен, что оно выше всяких похвал. Однако сам я его не пробовал, ибо на людях не ем. На моей Родине процесс принятия пищи считается делом интимным, а потому я прошу меня извинить.
Одетый в тунику из черного шелка, с серебряным талисманом, инкрустированным черным янтарем и рубинами, он смотрелся очень изысканно, но подвыпившему Виттелию на чью-либо изысканность было плевать. Император нахмурился.
– На приеме у цезаря ты мог бы и не проявлять такую щепетильность.
– Ах, государь, тут одна лишь загвоздка. Я не римлянин, а ты – не мой господин.- Сен-Жермен произнес это самым почтительным тоном, однако счел нужным прибавить.- Но уже одно приглашение на столь пышное празднество для меня великая честь.
Вителлин смягчился.
– Учитывая все, что ты делаешь для меня, и твои прошлые заслуги перед…- он запнулся,- перед римским народом, твое пребывание здесь вполне обоснованно. И если бы ты еще мог подсказать мне, что делать с рыбьей икрой… Да где же вино? – рассердился вдруг цезарь.
|
|
|
Один из рабов уже бежал из банкетного зала с тяжелой серебряной чашей в руках.
– Отлично.- Вителлий сделал жадный глоток, и его раскрасневшееся лицо мгновенно побагровело.- Не знаю, как мне с тобой теперь быть. Мне не нравится твой отказ попробовать мое блюдо.
– Мои привычки, без сомнения, кажутся тебе странными, государь, но как римлянин ты должен знать, что традиции должны почитаться.- Сен-Жермен решил, что ему не нравится этот полный хромой человек в измятой, неряшливой тоге.- Ты ведь и сам посвящаешь сегодняшний пир старине.
Банкет, как это было объявлено, давался в честь памяти Ромула и Рема, легендарных основателей Рима.
– Что ж,- отозвался Вителлий, глубокомысленно качнув головой,- традиции… да… римлянам свойственно чтить свои корни.
«Сейчас тебе следовало бы не чтить свои корни, а укреплять ножки своего шаткого трона»,- подумалось Сен-Жермену, но вслух он сказал другое:
– Счастлив властитель, управляющий таким великим народом. Сенат ждет от тебя многого, государь.
Вителлий лишь фыркнул, задетый упоминанием о сенате, ему вдруг захотелось как-нибудь осадить лощеного чужестранца
– Я слышал, ты чинишь орган. Когда наконец он будет готов?
Сен-Жермен вежливо улыбнулся.
– Скорее всего, месяца через два. И плюс к тому неделя-другая уйдет на настройку.- Если ему и не пришелся по вкусу вопрос, низводящий его до уровня простого ремесленника, то он ничем этого не показал.- Ты хочешь осмотреть инструмент, августейший?
– Через двадцать дней должны состояться игры. Ты сможешь закончить работу к этому сроку? – Глазки Вителлия вспыхнули, он таки изыскал возможность загнать чужеземца в тупик.
– Ну разумеется, государь.- Сен-Жермен, казалось, ничуть не смутился.- Лишь прикажи, и орган вернется на место. Правда, без надлежащей отладки он будет по-прежнему…- ему вспомнилась фраза Нерона,- реветь, как стадо ослов.
|
|
|
– Ты хочешь сказать, что не склонен поторопиться? – гневно спросил Вителлий.
– Нет, государь. Я лишь говорю, что выполню любой твой приказ. Прикажешь установить инструмент без настройки, и я сделаю это. Он будет стоять на месте, но в том же виде, в каком пребывал всегда Если же ты дашь согласие подождать, то его звучание сильно изменится. И в лучшую сторону, уверяю тебя.
Вителлин понял, что его обыграли.
– Прекрасно,- отрывисто бросил он.- Делай что нужно, но не затягивай это на годы.- Он развернулся и тяжело пошел прочь, всем своим видом показывая, что недоволен.
Сен-Жермен остался стоять на месте, ожидая, когда к нему подойдет трибун новой императорской гвардии. Он давно тяготился его молчаливым присутствием, понимая, что ничего хорошего оно ему не сулит.
– Ну, в чем дело? – вопрос был намеренно резким, ибо задетый невежливым тоном гвардеец мог выложить больше, чем намеревался сказать.
Офицер, чье обветренное и покрытое боевыми отметинами лицо плохо вязалось с серебряной парадной кирасой, смущенно прочистил горло.
– Прости, что задерживаю тебя, Франциск, но мне нужно, чтобы ты ответил на некоторые вопросы.
– В самом деле? – Сен-Жермен почувствовал, как внутри у него все напряглось.- Какого они рода? – Он не собирался выдавать свои чувства и потому решил держаться надменно, хотя этот боевой офицер был чем-то ему симпатичен.
– Я действую по приказу моего генерала. Ты должен понять, что новый режим…- трибун положил ладонь на рукоять меча, словно этот жест был способен помочь ему выйти из затруднительного положения,- с особенной строгостью смотрит на определенные вещи…
– Определенные вещи? – нехотя повторил Сен-Жермен. Мозг его лихорадочно заработал. Что это за
вещи? Уж не те ли, на которые намекал Лед Арашнур? На кого же в таком случае направлен удар? На Кошрода? Или всплыл донос, посланный лжеармянином Огону? У него вдруг перехватило дыхание. Оливия? Неужели Юст вынудил ее признаться во всем?
Трибун мялся. Ему претило выступать в роли грубого дознавателя. Не было никакой необходимости волновать человека во время торжественного приема. Дело вполне могло подождать и до завтра, однако начальство решило иначе. Звуки застолья гулким эхом гуляли по мраморному вестибюлю Золотого дома. Офицер покосился на пьедестал, где еще год назад стоял бюст Нерона. Потом его сменил бюст Гальбы, затем Отона. Сейчас пьедестал был пуст, но скульпторы трудились вовсю…
|
|
|
– Ну же, трибун,- поторопил Сен-Жермен.
– Капитан одного из твоих судов занимается контрабандой зерна. Его задержали в Остии с грузом в пятнадцать баррелей, не означенным в декларации.- Офицер произнес все это скороговоркой и, помолчав, прибавил: – Если он выполнял твой приказ, то главным ответчиком окажешься ты.
Сен-Жермен одарил трибуна рассеянной полуулыбкой.
– Он говорит, что действовал по моему повелению?
– Его еще не допрашивали. В данное время капитан содержится в гарнизоне.- Трибун откашлялся и обреченно махнул рукой.- Это грек-вольноотпущенник, и для того, чтобы его допросить, нужны дополнительные официальные распоряжения.
Экий болван этот Кирилл! Снюхался с персами, а те его сдали!
– Как вы об этом узнали? В Остию прибывают сотни судов, и обычно они подвергаются поверхностному досмотру. Грузоподъемность моей «Красы Византии» – двести тридцать баррелей. Найти среди них незаконных пятнадцать – весьма кропотливое дело.
– Было предупреждение,- признался трибун.
– Анонимное? – спросил Сен-Жермен, заранее зная ответ.
– Да,- с несчастным видом подтвердил офицер.
– Понимаю. Это досадно. Все мои капитаны имеют санкцию на покупку грузов и продажу их с выгодой, но я был бы последним дурнем, если бы поощрял контрабанду. Это, надеюсь, понятно? – Офицер, помедлив, кивнул,- Скажи, с кем мне надо поговорить? Чтобы как можно скорее все уладить.
Трибун украдкой перевел дух. Формальная часть беседы окончилась, и он мог позволить себе перейти на сочувственный тон.
– Море есть море. Капитанам свойственно превышать свои полномочия. Думаю, если копнуть, за каждым найдутся грешки.
– Это намек на моих людей? – обеспокоился Сен-Жермен.- У меня тридцать восемь судов различного ранга. Но они постоянно в рейсах, и вряд ли их капитаны могли сговориться. Впрочем, за всем ведь не уследишь.
|
|
|
– Тридцать восемь судов? – в изумлении повторил офицер.- Я не знал, что их так много. Ты говоришь, тридцать восемь?
– Да.- Сен-Жермен уже понял свою оплошность и, мысленно выбранившись, решил держаться с гвардейцем приветливее.- Нельзя ли узнать твое имя, трибун? Если начнется расследование, нам так или иначе придется общаться.
– Мое имя – Кай Туллер. Я был центурионом одиннадцатого легиона, но, когда Вит… когда император основал новую гвардию, меня повысили в должности.
– Без сомнения, с большим запозданием,- кивнул Сен-Жермен, зная, с каким скрипом продвигают по службе исправных служак.- Что ж, отведи меня к своему командиру для выяснения всех обстоятельств этого злосчастного инцидента.- И он сделал движение к выходу из дворца.
– Возможно, сегодня толковать с Фабием и не стоит,- раздумчиво сказал Туллер, оставаясь на месте.- Мы не представляли, что у тебя так много судов и…
– …И хотели бы провести дополнительное расследование? – договорил за него Сен-Жермен.- Это разумно. У меня, естественно, нет и не может быть никаких возражений.- Он уже решил про себя, что немедля отправит кого-нибудь в Остию с тайным наказом увести «Красу Византии» из порта, и, если удастся, вместе с Кириллом. За виллой, несомненно, следят. Значит, курьером надо сделать кого-то из дрессировщиков. Те часто ездят в порт за животными, и такой посланник не вызовет подозрений.
– Мы… мы будем тебя информировать о продвижении дела,- пробормотал трибун. Он ощущал неловкость, не понимая, как поступить с чужеземцем. Знать бы заранее о такой прорве судов! Император уже и так выражал недовольство по поводу проникновения на рынок не облагаемой налогом пшеницы. Нежданный донос давал случай направить гнев императора на конкретного человека, но… возникала заминка.
– Ты намерен меня задержать? – участливо спросил Сен-Жермен. Он был почти уверен, что этого не случится.
– Нет… не теперь.- Что-то мелькнуло в темных глазах чужеземца, и Туллеру сделалось не по себе.-Подождем результатов.
– Я, разумеется, всегда к услугам комиссии, которая этим займется,- заверил Сен-Жермен, по-прежнему не сводя глаз с трибуна.- Ты можешь передать это своему командиру. Или, если угодно, я скажу ему сам. Фабий, кажется, здесь и уже довольно подвыпил.
Последнее замечание заставило Туллера скрипнуть зубами.
– В этом нет необходимости.- Странный все-таки народ – чужеземцы. А этот, пожалуй, чуднее всех, ибо сам нарывается на арест.- Я доложу ему обо всем… в свой черед.
– В таком случае могу я сейчас вернуться в банкетный зал? Повисла напряженная тишина, нарушить которую Сен-Жермен решился не сразу.
|
|
|
– Трибун Туллер,- осторожно заговорил он, вдруг сообразив что простоватый с виду служака не так уж и прост,- я понимаю, что в этом деле сейчас больше вопросов, чем ответов, и потому готов предоставить следствию всю свою корабельную бухгалтерию. Это как-то поможет прояснить ситуацию?
Кай Туллер мог только приветствовать предложение, вносящее в происходящее какой-то порядок.
– Да, и весьма,- Офицер отступил в сторону, давая дорогу сенатору, нетвердой походкой направлявшемуся в туалетную комнату.- Не отрядить ли за этими записями курьера?
– Как пожелаешь,- кивнул Сен-Жермен.- Или мы можем, отправимся за бумагами вместе. Тебе ведь наверняка захочется осмотреть мой кабинет? – Он заставил себя улыбнуться.- Никому из преторианцев так и не представилось случая там побывать.
Из банкетного зала донеслись громкие крики, сопровождаемые гулом встревоженных восклицаний. Мужчины обернулись.
– Что там еще? – в голосе Сен-Жермена сквозило плохо скрываемое презрение.
Трибун неохотно ответил:
– Это император. Похоже, ему захотелось прогуляться по Риму.
Сен-Жермен быстро глянул на Туллера.
– Он подражает Нерону? Гвардеец смутился.
– Нет, не совсем. Он таскается по борделям и кабакам, где пьют гладиаторы. Ему нравится их пьяная болтовня.
– Надеюсь, он берет с собой какой-то эскорт? Расспросы прервало появление в вестибюле Ви-
теллия – в паре с красавцем Цециной. Оба – и государь, и государственный муж – были совершенно пьяны. Генерал горланил непристойную песню.
– Ты? – заорал Вителлий, глядя на Сен-Жермена – Ты все еще здесь? Собирайся – и марш вместе с нами!
Сен-Жермен повернулся к трибуну, стоявшему с жалким, побагровевшим от смущенья лицом.
– Вот тебе случай сопроводить императора, Туллер.
– Мне кажется,- пробормотал гвардеец,- что он обратился к тебе.
– Едва ли уместно римскому императору появляться на публике в обществе чужестранца.
Вителлий погрозил толстым пальцем.
– Нет-нет, милый Франциск. Мы все переоденемся. Ты, я и Цецина! Простые туники. Холщовые пояса. Нас никто не узнает. Ни одна живая душа.
Последнее утверждение было сомнительным. Вителлий правил Римом менее двух месяцев, однако о его регулярных похождениях по борделям знали практически все.
– Государь,- ровным голосом возразил Сен-Жермен,- тебя, возможно, и не узнают, но я, к сожалению, слишком часто общаюсь с возницами и гладиаторами. Меня окликнут, станут присматриваться. Я не хочу, чтобы столь замечательный замысел провалился из-за такого досадного пустяка.
Аргумент достиг сознания императора. Пошатнувшись, он привалился к Цецине.
– Может быть, нам лучше пойти без него?
– Может быть,- согласился Цецина, переставая петь.
– Возьмем трибуна,- произнес Вителлин с пьяным лукавством.- Туллер – отличный малый. Посмотрим, как он тискает шлюх. Развлечемся на всю катушку.
Несчастные глаза Кая Туллера недвусмысленно говорили, что меньше всего на свете ему сейчас хочется таскаться с обожаемым императором и горячо почитаемым генералом по римским притонам, хотя подобное приключение сулило ему немалые выгоды. Он принялся изучать квадраты своих огромных ладоней.
– Боюсь, государь, я не достоин…
– Не мели чепуху! – Вителлий обхватил Туллера свободной рукой и подтянул его поближе к Цецине.- Если бы ты знал, какие там дивные девки, ты бы не стал упорствовать, дурачок!
Цецина ухмыльнулся и вновь разразился песней – совсем уж похабного содержания. Сен-Жермен, воспользовавшись моментом, отступил в тень колоннады. Какое-то время он смотрел, как троица погружается в глубины дворца, затем толкнул дверь боковой комнаты и, пересекши ее, вышел в обширный заброшенный сад. Заросшая тропка привела его к высокой стене, точнее к пролому в ней, выводящему на тихую улочку Рима.
Содержание записки, начертанной на носовом платке, упавшем к ногам Аумтехотепа.
«Сен-Жермен!
Опека Юста невыносима. Мне просто необходимо видеть тебя.
Через шесть дней Юст уедет на императорскую виллу близ Антия. Его рабы, несомненно, будут шпионить за мной. Но должен найтись какой-нибудь выход. Ты говорил, что не оставишь меня. Приходи.
По временам я начинаю бояться, что сойду с ума, разделив участь его первой жены. Знаешь, она еще жива и содержится в уединенном месте. Бедняжка Коринна! Ей многое довелось вынести, если Юст обращался с ней так же, как и со мной. По крайней мере, теперь он не отравляет ей жизнь. Безумие - это тоже убежище.
Мне же негде укрыться.
Оливия».
ГЛАВА 3
Осень стояла теплая, одаривая последними ласками семь римских холмов перед замешкавшимися холодами. Празднества урожая продолжались дольше обычного – людям хотелось воспользоваться великолепной погодой. Игры по приказу императора также продлили, и Рим возбужденно гудел. Церемонию награждения предполагалось провести под звуки нового водяного органа; кроме того, Вителлий пообещал отпустить всех победителей на свободу, и римляне заключали пари.
Кошрод, все еще плохо владея поврежденной рукой, осваивал новую упряжь. Повернувшись к хозяину, он сказал:
– Восемь поводьев, конечно же, не четыре, зато лошади под контролем с обоих боков. Мне нравится твое новшество.- Перс ободряюще похлопал по крупу рослого жеребца.- Повышенная маневренность – залог победы в бою. Ради этого стоит тренироваться.
Сен-Жермена позабавила эта вспышка воинственности, и он спросил:
– уж не намерен ли ты после сегодняшних скачек предложить себя армии?
– А ты дашь мне вольную, если я приду к финишу первым? – парировал перс. Вопрос прозвучал шутливо, но лицо возницы несколько напряглось.
– Боюсь, мне не оставят выбора. Вителлий торжественно пообещал освободить всех победителей. Не думаю, что он сделает исключение для кого-то. Ему не позволит толпа.- Только тут Сен-Жермен сообразил, что перс всерьез озабочен. Он рассмеялся.- Но ты уйдешь от меня лишь тогда, когда захочешь этого сам. Мы теперь одной крови, Кошрод. И будем ею повязаны до нашей истинной смерти.
– Тогда мне не о чем беспокоиться,- улыбнулся Кошрод.
– Это не совсем так,- возразил Сен-Жермен, помрачнев.
– Разве? – Перс огляделся по сторонам, проверяя, нет ли вокруг лишних ушей.- Интересно, что
же мне угрожает? Я ведь переменился и могу не бояться падений.
– Кошрод,- укоризненно произнес Сен-Жермен,- публику не обманешь. Еще одно чудесное воскресение, и люди начнут шушукаться у тебя за спиной. Нет, помолчи. Я хочу, чтобы ты сам все понял. Ты уже обучился многому, и я доволен тобой. Но настоящее осознание своего положения к тебе еще не пришло. Все твои действия должны быть продуманными, иначе этот мир отторгнет тебя.
– Что ты имеешь в виду? – Перс рассердился.- Я живу так, как ты учишь. Крови ни у кого против воли не требую. Близко к себе никого не подпускаю. Где скрыта угроза?
– Везде,- уронил Сен-Жермен.- На тебя смотрят тысячи глаз. Уже одно это требует осторожности, а сейчас надо быть осмотрительнее втройне. Допустим, тебя схватят, похитят, бросят в узилище. Как ты сможешь объяснить тюремщикам, что не нуждаешься в пище? Где найдешь пропитание? Что скажешь мучителям, когда те увидят, что пытки не действуют на тебя? Чем объяснишь наличие почвы в подошвах твоих сапог? Ты это продумал? – Он смолк, ожидая ответа.
– Тот шпик убрался,- взорвался Кошрод. Он сознавал, что хозяин прав, укоряя его за ребячливость и горячность, но ни за что не хотел ему в этом признаваться.
– Надеюсь, что так. Мы знаем, что некто похожий на Арашнура уехал из Остии через пару дней после моего с ним разговора. Тем не менее кто-то донес на Кирилла, и тот томится в тюрьме. Арашнур, возможно, и боится меня, но, полагаю, уймется не скоро. Он сделает все, чтобы тебя заполучить. Я отпустил его и теперь жалею об этом.
Кошрод потупился, изучая носки своих скифских сапожек.
– Возможно, ты прав, господин. Но ты, наверное, забыл, как начинал сам. С тобой перемена произошла очень давно, со мной, можно сказать, на днях.- Он попробовал усмехнуться.- Что же мне теперь делать? Тащиться в хвосте? Проиграть?
Сен-Жермен спрятал улыбку и сказал глубоко сочувственным тоном:
– Оставляю это на твое усмотрение. Но помни: еще один удар о барьер – и твоя цирковая карьера закончена. Будешь тренировать возниц.- Он положил руку на смуглое от загара плечо.- А завоюешь ты первенство или нет, не так уж и важно. Ты и так свободен – все эти три года. Но хочешь драться – дерись.
За их спинами раздались предупреждающие окрики. К вратам жизни повели упряжки для экзотических состязаний. Кошрод презрительно глянул на них.
Первой шла высокая колесница, запряженная двумя страусами. Возница крепко держал поводья, зная дурной нрав своих птиц. Вторую удерживали шесть дюжих рабов. Два темно-коричневых скифских медведя мотали мордами и горестно взрыкивали, пытаясь сбросить с себя хомуты.
– С тех пор как Нерону вздумалось запрячь в повозки верблюдов, эти дурацкие гонки сделались популярными,- в сердцах сплюнул Кошрод.- Позорище, да и только! Умения никакого не нужно, надежда лишь на удачу. Толпа воет, животные бесятся, колесницы трещат! А настоящее искусство в загоне.
– Ты слишком строг,- сказал Сен-Жермен.- Нет смысла так изводиться. Но я согласен с тобой. Кто еще выставляется с ними?
– Антилопы и леопарды. Не многим доведется вернуться через те же врата.- Кошрод положил ладонь на бок жеребца.- Он потеет.- Перс повернулся и крикнул стоящему в отдалении юноше: – Эй, Бурс, отведи-ка моих лошадок в конюшню! Они боятся зверей.
Бурс кинулся исполнять приказание, а Кошрод, глянув на своего господина, хмуро пообещал:
– Постараюсь избегать столкновений.
– Будь рассудительным – это все, о чем я прошу,- откликнулся Сен-Жермен.- И держись подальше от незнакомцев. После той встречи у Модестина мне постоянно мерещится что-то.
– Прошло несколько месяцев,- напомнил Кошрод.
– Арашнур потратил годы на розыск. Несколько месяцев для него пустяки.- Сен-Жермен, сверкнув серебром браслетов, свел пальцы в замок.- Прошу тебя, будь осторожен.
– Ладно.- Перс потрогал свой янтарный ошейник.- Избавиться от него на глазах у всего Рима – вот настоящий триумф!
– Я же сказал – делай как знаешь. учти только, что потеря этого украшения может привести к потере других вещей, включая ту же свободу.- Услышав хриплый короткий рык, Сен-Жермен встрепенулся.- Я, пожалуй, пойду. Здесь становится слишком шумно.- Он указал на колесницу, влекомую двумя огромными кошками.
Кошрод покосился на леопардов.
– Я знаю их. Это убийцы. Некреду нужна кровь на песке.
Сен-Жермен кивнул. В толпе витало ожидание бойни. Нерона порой мутило от крови, Вителлия – никогда, он наслаждался видом кровавой бани. Народ Рима был счастлив.
– Иногда я думаю, что вся наша жизнь – сплошной ужасный кровавый спектакль.- Встряхнувшись, Кошрод улыбнулся.- Это что – философия?
– Подступы к ней. В жизни много другого.- Сен-Жермен ободряюще потрепал раба по плечу.
– Ты будешь в императорской ложе? Ответом ему был короткий кивок. Сен-Жермен
отвернулся и, не оглядываясь, нырнул под трибуны. Он быстро шел в полумраке мимо дрессировщиков и животных, мимо камер, битком набитых осужденными людьми, ожидающими ужасной смерти, мимо профессиональных бойцов, каждый из которых гордился своим умением убивать. Он бывал тут слишком часто, чтобы принимать к сердцу все это. Мысли его занимала Оливия. За время отсутствия Юста ему лишь дважды удалось ее повидать. Они говорили мало, но ее молчание было красноречивее слов.
– Цезарь Вителлин ожидает тебя! – поклонился императорский раб, когда Сен-Жермен вступил в небольшой, отделанный мрамором коридорчик.
– Слава Вителлию,- автоматически откликнулся Сен-Жермен, протискиваясь между офицерами новой гвардии к императорской ложе. Слава Виттелию, слава Гальбе, Нерону, Огону – не все ли равно?
– Привет тебе, Ракоци Сен-Жермен Франциск,- прорычал Вителлий, поднимая руку и потрясая толстыми пальцами. Он утопал среди подушек на мраморном подиуме – в неряшливо подвернутой тоге и со сползшим на бровь венком. У столика, на котором стояли блюда с холодным мясом и чаши, хлопотали рабы.- Угощайся вином, если хочешь! – На этом знаки монаршей учтивости истощились, а сам
порфироносец подался вперед, с восторженным всхлипыванием указывая на арену.
Колесница с запряженными в нее антилопами опасно кренилась, один леопардов уже вскочил на спину ближайшей к нему красавицы. Возницы с перекошенными от напряжения лицами натягивали поводья, пытаясь развести в стороны обе упряжки. Вторая антилопа рванулась вперед в тщетной надежде уйти от неминуемой гибели, но в следующее мгновение повозки сцепились, и на песок хлынула кровь.
Погонщик антилоп, белый от страха, сумел выкарабкаться из свалки и побежал к вратам жизни. Он бежал резво и успел бы уйти, но тут из-за поворота вывернулась колесница, влекомая страусами. Бегущий замахал бестолково руками, призывая погонщика птиц придержать своих подопечных, однако тот не услышал крика, и мелькнувшая в воздухе когтистая лапа, распорола бедняге живот. Беглец упал, страусы прошлись по нему, толпа задохнулась от хохота.
– Великолепный спектакль! Надеюсь, медведи тоже не подкачают,- прокудахтал Вителлий, вытирая краешком тоги слезящиеся глаза.
Справа от императора, окруженный четырьмя императорскими гвардейцами развалился генерал-фаворит. Сегодня торс Авла Цецины Алиена облегали позолоченная кираса и шелковый плащ с откинутым капюшоном. Пальцы, унизанные перстнями, сжимали огромную чашу.
– Отличная нынче охота,- заявил он, подмигнув Сен-Жермену и с трудом выговаривая слова.
– Похоже на то,- сухо кивнул Сен-Жермен. Он подошел к указанному ему креслу и сел.
– Я понял, что меня раздражает,- сказал Вителлий, осушая очередную чашу вина.- Понял, что мне не нравится.
Страусы обогнули барьер, направляясь к дальнему краю арены. Толпа разразилась алчными воплями, когда огромные птицы столкнулись с повозкой, которую тащили медведи.
– Что же? – спросил Сен-Жермен, не обращая внимания на жуткие вопли.
– Чужеземные одеяния. Особенно когда они черные. Римлянину это все не к лицу.- Он протянул чашу ожидающим виночерпиям.
– Но я не римлянин,- напомнил вежливо Сен-Жермен.- Я ношу то, что носят на моей родине.
– В Дакии,- глубокомысленно изрек Вителлий и повернулся к приятелю за подтверждением.
– Да, но сам я не дак,- вновь напомнил ему Сен-Жермен.
– Он из Дакии, но не дак,- согласился Цецина.- Мы обсуждали это, Вителлий. Я сказал, что мне это не нравится.
Медведи встали на задние лапы, чтобы расправиться со страусами, легко опрокинув повозку, из которой вывалился возница. Цирк охватило безудержное веселье, когда один из хищников стал валять по песку дико кричащего человека, а другой, загребая лапами, принялся ловить гигантских увертливых птиц.
– Орган заиграет, когда будут насыпать свежий песок,- важно изрек Виттелий.- Сегодня мы услышим что-то особенное, не так ли?
– Надеюсь,- кивнул Сен-Жермен. Он три ночи подряд трудился над большими латунными трубами, добиваясь того, чтобы они исторгали звуки, схожие с пением военных рожков, созывающих легионы на битву.
– Мы снедаемы нетерпением,- сообщил Цеци-на с неожиданным оживлением.
– Я польщен,- ответил холодно Сен-Жермен, даже не сделав попытки скрыть свое равнодушие к пьяному заявлению.
Медведи сломали свои хомуты, один из них побежал вдогонку за страусами, другой, влача за собой обломки колесницы, все крутился вокруг поверженного раба. Над ареной повисла мертвая тишина, когда первый медведь, добравшись до поворота, увидал леопардов.
– Тихо! – рявкнул Вителлий, снова подавшись вперед.- Не мешайте ему!
Медведь неторопливо направился к кошкам, разрывающим антилопу на части. Один из леопардов поднял голову и предостерегающе зарычал. Медведь помедлил, потом поднялся на задние лапы и двинулся вперед, рассекая воздух огромными изогнутыми когтями.
– Убей его! Убей его! – завопил Вителлий, сам толком не понимая, кого из хищников ободряет этот истошный вопль.
Забытые всеми страусы помчались вокруг барьера. Цирк ахнул, когда медведь бросился на леопардов, в гигантской каменной чаше забушевал неистовый шторм.
– Придется расширить трибуны,- прокричал Цецина Вителлию.
– Что? – Император обхватил генерала за шею, чтобы расслышать, что тот говорит.
Один из леопардов вонзил клыки в плечо медведя, тот рвал его пятнистую шкуру когтями. Звери катались по залитому кровью песку, восьмидесятитысячная толпа, возбужденная до предела, бесновалась и выла на все голоса.
Когда схватка закончилась, в живых остался один вышагивающий гоголем страус. Вителлий распорядился наградить его лавровым венком с лентой, украшенной надписью: «Победителю леопардов, медведей и антилоп!»
Потом император с огромным трудом поднялся на ноги, чтобы утихомирить публику и объявить ей о весьма важном моменте программы: первом прослушивании отреставрированного водяного органа, к клавиатуре которого тут же подсел специально обученный раб.
Миг-другой, и по цирку прокатился первый аккорд волнующего гимна Юпитеру. Вителлий повернул к Сен-Жермену сияющее лицо.
– Божественный звук! Я не рассчитывал на такое.
– Пришлось повозиться,- сдержанно сказал Сен-Жермен.
– Деяние, достойное римлянина,- в глазах императора блеснуло лукавство.
– Я не заслуживаю такой похвалы. Сен-Жермен с тревогой оглядел молчаливых
охранников в ярких доспехах, пьяного цезаря и генерала, клюющего носом.
– Но должен заслуживать, мой дорогой. Я думал на эту тему,- признался Вителлий, сдвигая венок на затылок.- Ты сделал для Рима многое, очень многое. И это не только починка органа. Нет.- Он щелкнул пальцами, требуя чашу.- Есть еще мулы, которых ты выращиваешь для армии. Очень патриотичное дело.
– Главное, выгодное,- поправил его Сен-Жермен.
– Это одно и то же, одно и тоже.- Цезарь припал к чаше.- Прекрасное вино. Настоящее. Не то что греческое, подслащенное медом. Это напиток мужей. Взгляни на него. Красное как кровь, сладкое, как груди девственницы, крепкое, как…- он запнулся, подыскивая нужное слово,- крепкое, как… закаленная сталь, клянусь сосцами волчицы!
Сен-Жермен на мгновение прикрыл глаза, потом сказал:
– Ты оказываешь чужеземцу великую честь, благодарю тебя, августейший.- В душе его что-то неприятно зашевелилось, он стал подыскивать благовидный предлог удалиться.
– Вот-вот, чужеземцу, а это несправедливо.- Император поставил чашу на стол.- Я сделаю тебя римлянином. Полноправным гражданином империи. Вот так. С одобрения сената. Сразу и навсегда.- Он выжидательно смолк.
|
|
|
