 |
Можно ли Богу дать взаймы?
|
|
|
|
В изложении С. Фонова
«Милующий нищего дает взаймы Богу»
св. Иоанн Златоуст
Эта история случилась на Востоке много веков тому назад. Жили-были там язычник-муж и христианка-жена. Причем Крещение жена приняла, уже будучи в браке. Движимая любовью, она не оставила своего неверующего супруга, а решила и его привести к Христу. Но как это сделать?
Жили они в бедности. У нас бы сказали – перебивались с хлеба на квас. Муж был человеком смирным и даже немного боязливым. Во всем слушал свою жену. И никогда о том не пожалел. Ведь Бог одарил ее изрядным разумом.
Как-то раз она сказала своему супругу:
— Нехорошо нам проедать все, что зарабатываем. Теперь каждый вечер будем откладывать по одной медной монете «на черный день».
Муж согласился. Так прожили они два года. За это время накопилось у них 50 сребреников. Но прибавились и расходы. Надо было чинить покосившийся дом. Сидел однажды вечером муж на завалинке и молча грустил.
— Чем ты так удручен? — спросила его жена.
— Да вот, мысленно считаю новые издержки, — ответил он, — и вижу, что не хватит нам и ста сребреников, чтобы поправить домашнее хозяйство. И пришла мне в голову мысль: надо отдать наши деньги в рост! Пусть принесут они хоть какую-то выгоду.
— Будь по-твоему! — ответила жена. – Но только лучше всего отдать их Богу христианскому!
Муж немало подивился, но ничего не возразил. Спросил лишь об одном:
— А где Он, Бог христианский?
Жена повела его к церкви, у ворот которой стояло и сидело много нищих.
— Вот, – сказала она мужу, – лучшие друзья христианского Бога. Раздай им наши сребреники, а они отнесут их Богу!
Призадумался муж, но поверил жене и перечить не стал. Сделал все, как она просила. Вернулись они домой и начали жить, как прежде. Только вот дом все больше ветшал. А однажды и вовсе тяжело стало. Муж долго не мог найти работу, все средства в семье истощились. Не на что было даже купить хлеба. Вспомнил тогда муж о займе, который дал он христианскому Богу.
|
|
|
— Как получить мне от Него наши деньги? — спросил он у жены.
— Иди к той же церкви – и вернут тебе заем! — ответила она.
Подошел он к храму, битый час ходил вокруг, но никто его даже не окликнул. Весь объятый горечью и тревогой, хотел он уже уходить. Но вдруг увидел под ногами один сребреник. Взял его и отправился к торговцу в лавку. Этой монеты хватило и на хлеб, и на рыбу. Но муж все равно был сильно озадачен. На несколько дней у них пища есть. А дальше-то как жить? Ведь не каждый же день под ногами будут попадаться деньги! Пришел он домой пригорюнившись.
Но тут-то и началось самое интересное. Взяла жена рыбу и стала ее чистить. И внутри ее обнаружила необычный камень! Он ярко искрился на солнце, переливаясь всеми цветами радуги.
— Отнеси этот камень ювелиру! — попросила жена. — Может быть, что-то за него и выгадаем!
Вздохнул муж, да делать нечего – пошел! «Что даст он мне за какую-то стекляшку?» — горько усмехался он по дороге. Вошел в дом ювелира и положил перед ним камень. Тот взял его в руки и прямо-таки переменился в лице. Загорелись глаза золотых дел мастера. Но, подавив волнение, он сухо сказал:
— Пять сребреников могу я дать за этот камень!
Бедняку показалось, что ювелир шутит.
— Сколько? – переспросил он удивленно и чуть не выпалил: «Так много?!»
А ювелир удивление бедняка понял совсем иначе. «Знает, наверное, сколько стоит камень, – подумал он. — Его не проведешь!» И стал набавлять цену:
—10, 20, 50, 100, 300 сребреников даю за камень! – возбужденно говорил ювелир.
На этом и поладили.
— Велик Бог христианский! — с такими словами вбежал муж в свой покосившийся дом. — 50 сребреников дал я Ему в долг. И вот, в одночасье вернул Он нам целых 300!
|
|
|
Этих денег хватило им и на дом, и на лошадь, и вообще на многое. Но главное – исполнилось желание мудрой жены. Муж принял крещение и стал усердным христианином.
Пасхальные колокола. А.И. Куприн
Быстро-быстро промчались впечатления вчерашнего дня и Великой ночи: плащаница в суровой холодной темноте собора, воздержание от еды до разговения, дорога в церковь, в тишине и теплоте апрельского синего вечера, заутреня, крестный ход, ликующая встреча восставшего из гроба Христа, восторженное пение хора, подвижная, радостная служба, клир в светлых сияющих парчовых ризах, блеск тысяч свечей, сияющие лица, поцелуи; чудесная дорога домой, когда так нежно сливаются в душе усталость и блаженство, дома огни, добрый смех, яйца, кулич, пасха, ветчина и две рюмочки сладкого портвейна; глаза слипаются; в доме много народа, поэтому тебе стелят постель на трех стульях, поставленных рядком; погружаешься в сон, как камень падает в воду.
Утром проснулся я, и первое, еще не осознанное впечатление большой — нет! — огромной радости, которой как будто бы пронизан весь свет: люди, звери, вещи, небо и земля. Побаливает затылок, также спина и ребра, помятые спаньем в неудобном положении на жесткой подстилке, на своей же кадетской шинельке с медными пуговицами. Но что за беда? Солнце заливает теплым текучим золотом всю комнату, расплескиваясь на обойном узоре. Господи! Как еще велик день впереди, со всеми прелестями каникул и свободы, с невинными чудесами, которые тебя предупредительно ждут на каждом шагу!
Как невыразимо вкусен душистый чай (лянсин императорский!) с шафранным куличом и с пасхой, в которой каких только нет приправ: и марципан, и коринка, и изюм, и ваниль, и фисташки. Но ешь и пьешь наспех. Неотразимо зовет улица, полная света, движения, грохота, веселых криков и колокольного звона. Скорее, скорее!
На улице сухо, но волнующе, по-весеннему, пахнет камнем тротуаров и мостовой, и как звонко разносятся острые детские крики! Высоко в воздухе над головами толпы плавают и упруго дергаются разноцветные воздушные шары на невидимых нитках. Галки летят крикливыми стаями... Но раньше всего — на колокольню!
|
|
|
Все ребятишки Москвы твердо знают, что в первые три дня Пасхи разрешается каждому человеку лазить на колокольню и звонить, сколько ему будет удобно. Даже и в самый большой колокол!
Вот и колокольня. Темноватый ход по каменной лестнице, идущей винтом. Сыро и древне пахнут старые стены. А со светлых площадок все шире и шире открывается Москва.
Колокола. Странная система веревок и деревянных рычагов-педалей, порою повисших совсем в воздухе, почти наружу. Есть колокола совсем маленькие: это дети; есть побольше — юноши и молодые люди, незрелые, с голосами громкими и протяжными: в них так же лестно позвонить мальчугану, как, например, едучи на извозчике, посидеть на козлах и хоть с минуту подержать вожжи. Но вот и Он, самый главный, самый громадный колокол собора; говорят, что он по величине и по весу второй в Москве, после Ивановского, и потому он — гордость всей Пресни.
Трудно и взрослому раскачать его массивный язык; мальчишкам это приходится делать артелью. Восемь, десять, двенадцать упорных усилий и, наконец, — баммм… Такой оглушительный, такой ужасный, такой тысячезвучный медный рев, что больно становится в ушах и дрожит каждая частичка тела. Это ли не удовольствие?
Самый верхний этаж — и вот видна вокруг вся Москва: и Кремль, и Симонов монастырь, и Ваганьково, и Лефортовский дворец, и синяя изгибистая полоса Москва-реки, все церковные купола и главки: синие, зеленые, золотые, серебряные... Подумать только: сорок сороков! И на каждой колокольне звонят теперь во все колокола восхищенные любители. Вот так музыка! Где есть в мире такая? Небо густо синеет — и кажется таким близким, что вот-вот дотянешься до него рукою. Встревоженные голуби кружатся стаями высоко в небе, то отливая серебром, то темнея.
И видишь с этой верхушки, как плывут, чуть не задевая за крест колокольни, пухлые серьезные белые облака, точно слегка кружась на ходу.
|
|
|
