О некоторых особенностях государственности древнего Египта

Классовое расслоение общества в процессе перехода от родоплеменного строя к рабовладельческому выделило кланы жрецов в особую социальную группу. Классовое разделение общества — одно из следствий общественного разделения труда. Разделение же труда способствовало росту ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОСТИ общественного труда — одной из важнейших характеристик любой общественно-экономической формации. Разделение непосредственно производительного труда и его специализация невозможны без появления труда управленческого. Этот процесс и поставил жреческие кланы в Египте в особое по отношение к другим социальным группам и к обществу в целом положение.

Жрецы в Египте стояли выше фараона. Это отражается в соотношении: фараон только «Сын Солнца», а один из жрецов — земное воплощение бога «Солнца — Рa». «Мозговым трестом» древнего Египта, как известно, были иерофанты (читающие судьбу или знающие будущее) — хранители тайных (герметических) знаний, в состав которых входили и знания о гармонии. Иерофантов в Египте было две команды по 11 человек, включая предводителя каждой команды. Одиннадцать на Юге (Верхнем Египте) и столько же (дублёров) на Севере.

Объективная необходимость повышения качества управления любой системой в конце концов приводит к управлению по схеме «предиктор-корректор» (предсказатель-поправщик), когда управляющее воздействие формируется на основе непрерывно корректируемого в процессе управления прогноза развития системы. Как следует из самого названия «иерофанты», прогноз будущего непосредственно входил в социальные функции иерофантов. Прогноз развития социальных систем, по крайней мере с точностью до общественных явлений, возможен на основе достоверной информационной базы о прошлом и настоящем, включающей в себя фактологию не только обществоведения, но и фактологию естественных и технических наук при целостном мировосприятии и владении диалектикой. В ряде случаев возможен достоверный прогноз с точностью до исторического факта. По всей видимости прогнозы иерофантов обладали достаточно высокой степенью сходимости с действительностью: в противном случае им бы пришлось снять с «вывески» заявление о чтении судеб. Поэтому скептику, отрицающему возможность владения египтянами осознанной диалектикой, придётся согласиться, что система жреческого образования была настолько совершенной, что обеспечивала неслучайное (т.е. нестихийное) воспитание людей, владеющих по крайней мере подсознательной диалектикой.

Египтом правило жречество: это была концептуальная власть (т.е. власть, формирующая концепцию развития общества и использования его производительных сил), практически открыто стоявшая над государством, вобравшим в себя идеологическую, законодательную, исполнительную и судебную власть.

Фараон царствовал. Когда он пытался править, он «умирал». При ошибках концептуальной власти в выработке программы развития и её осуществления все грехи списывались также на фараона и чиновников, либо на волю «богов». Наказание же виновных внутри жречества было тайной для всего остального общества. Жречество, посвящая себя в звания, сан богов, было вне критики общества. Оно было вершиной эксплуататорской верхушки и, как всякий нормальный эксплуататор, было заинтересовано в расширении сферы эксплуатации. В этом причина того, что величайшая истина мира — его объективная целостность и диалектичность — была обращена жрецами в величайшую тайну и стала служить расширению сферы рабства.

Так жречество древнего Египта выродилось в знахарство. Различие жречества и знахарства в том, что:

• Предназначение жречества — руководить развитием общества в русле Промысла Божиего (иными словами, первейшая социальная функция жречества— жизнеречение: в древней славянской азбуке буква «Ж» именовалась «Живёте», «Р» — «Рцы», стародавняя форма повелительного наклонения современного глагола «рекú», однокоренного со словом «речь»), что требует целенаправленного определённого просвещения и воспитания остального общества.

• Вне Божиего Промысла жречество деградирует в знахарство. Знахарство же прежде всего прочего заинтересовано в паразитизме на обществе, для чего ему необходима собственная монополия на Знание и определённые навыки воздействия на течение событий и поддержание невежества общества, какое соотношение обеспечивает зависимость невежественных толп и индивидов от корпорации знахарей и от тех или иных знахарей персонально.

Расширение сферы эксплуатации до глобальных размеров, в принципе, можно вести двумя способами.

Способ первый. Открытая военная агрессия. Военной силой разгромить вооружённые силы жертвы агрессии, уничтожить его государственность, на­садить везде своих чиновников, опирающихся на предателей из местного населения, и перераспределять в свою пользу продукцию, производимую на оккупированной территории, открыто подавляя недовольство военной силой, и ожидая, когда народ восстанет и истребит агрессора.

Способ второй. «Культурное сотрудничество». Избегая прямых военных столкновений, через предателей из числа «интеллигенции» разрушить концептуальную власть, после чего идеологическая, законодательная, исполнительная и судебная власти замыкаются на концептуальную власть агрессора и начинают осуществлять управление производством и распределением продукции на своей, не оккупированной (!), территории в интересах агрессора. Все беды списываются на местное «правительство», а народ надо «баюкать», чтобы он не искал врагов, кроме местного «правительства».

Есть основания полагать, что египетское жречество вступило на путь завоевания мирового господства по второму способу, т.е. обеспечение управления глобальной общественно-экономической формацией по схеме «предиктор-корректор» и возложения на себя функции глобального предиктора, глобальной концептуальной власти. Сам древний Египет рухнул, когда знахарство покинуло его пределы.

Заключение

На обратной стороне одной из первых страниц рукописи романа Прус записал:

«Три фактора: народ — фараон — жрецы. Гармония между ними и борьба», — лаконично определив в этих словах основную концепцию своего произведения.

Древний Египет, чьи проблемы давно стали достоянием истории, как нельзя лучше подошёл для исследования вопросов о смысле и цели человеческой жизни, о значении в ней любви, дружбы; о роли в истории случая; о том, что такое интересы государства и как их следует понимать. Прус оказался прав — в Египте давно уже нет фараонов, а вопросы эти интересуют нас отнюдь не меньше.

На примере древнеегипетского государства Прус хотел показать тип государства-организма с определённым сословно-кастовым строем. О своём представлении египетского государства Прус пишет во вступлении к роману:

«Народ работал, фараон управлял, жрецы составляли планы»,

и государство процветало. Однако в самом романе мы не видим этого гармонического сотрудничества народа, фараона и жрецов, напротив, писатель показывает глубокие противоречия, конфликты и прямые столкновения между этими тремя силами. В первую очередь, такую политическую фабулу подсказывала Прусу действительность.

«Государство, — размышляет молодой Рамсес, — не вечное несокрушимое здание… В государстве нет тех узких дверей, именуемых законами, проходя через которые каждый, кто бы он ни был — крестьянин или наследник престола, — должен наклонять голову. В этом здании есть разные ходы и выходы — узкие для малых и слабых, весьма широкие и удобные — для сильных».

Придя к выводу, что государство — это фараон и его верные слуги, наследник престола решает, что, став фараоном, он сможет установить такой порядок, какой ему нравится. Однако Прус на протяжении всего романа развенчивает эту иллюзию своего героя. В своем произведении, которое следует определить как историко-философский роман, он раскрывает объективные закономерности развития общества, даёт глубокие обобщения социальной жизни.

Пруса прежде всего волнует проблема государства, он пытается раскрыть сам механизм власти. Он понимает, что никакой фараон не может по своему усмотрению изменить объективное общественное развитие и государственный строй.

«Государство, — говорится в романе, — это нечто более величественное, чем храм Амона в Фивах, более грандиозное, чем могила Хеопса, более древнее, чем сфинкс, более несокрушимое, чем гранит».

Молодой Рамсес не раз сталкивается с этой грозной и интригующей его силой. Писатель заставляет его почувствовать, что «есть какая-то сила, бесконечно превосходящая силу его воли: интересы государства, которым подчиняется даже всемогущий фараон». И, исполненный благородных порывов, молодой Рамсес преждевременно уходит из жизни, заблудившись в «бесконечном лабиринте с мощными стенами», как писатель метко и образно определяет древнеегипетское государство.

Этот роман — одно из немногих художественных произведений, в котором процессы общественного самоуправления в государстве описаны в их связи с процессом самоуправления глобальной цивилизации. Особая значимость романа в том, что автор верно увидел и описал в этом процессе самоуправления толпо-«элитарного» общества функциональную нагрузку различных устойчивых при смене поколений общественных групп и должностных лиц в структурах государственной и негосударственной власти. Роман полезен демонстрацией методов управления толпой через знания о мироустройстве, недоступных для этой толпы (в частности — о затмении солнца), и общей демонстрацией управленческой иерархии древнего Египта.

Изображая упадок некогда могущественного государства, автор ищет ответ на вопрос о причинах этого упадка — и читателю, имеющему представление об эпохе Пруса, становится очевидным, что проблематика романа вызвана к жизни разложением и кризисом современного писателю польского буржуазно-феодального общества. Отсюда никак не следует, что Прус лишь «маскировал» современные идеи обстановкой и именами, взятыми из древности. Напротив, особое значение «Фараона» состоит в том, что в нём — впервые в истории польской литературы — на таком высоком художественном уровне, с использованием доступных автору научных знаний о прошлом, без явной модернизации были представлены в живых образах социальные проблемы отдаленной эпохи, имеющие большое значение для лучшего понимания вопросов современности, делалась попытка постичь закономерности глобального исторического процесса.