Запрещенное письмо Александра Куприна Ф. Д. Батюшкову от 18 марта 1909 года

· 2 мар, 2013 в 5:50

Оригинал взят у vena45 в Запрещенное письмо Александра Куприна Ф. Д. Батюшкову от 18 марта 1909 года

«Твёрже, чем в мой завтрашний день, верю в великое
мировое загадочное предначертание моей страны и
в числе её милых, глупых, грубых, святых и цельных черт -
горячо люблю её безграничную христианскую душу.
Но я хочу, чтобы евреи были изъяты
из её материнских забот».
А Куприн

Взято у rjssianin

18 марта 1909 года русский писатель Александр Куприн (1870 – 1938) послал из Житомира письмо Ф. Д. Батюшкову. О существовании этого письма и его содержания в течение 80 лет знали лишь десятки или сотни русских интеллигентов. Из-за страха перед жидами Куприн сам при своей жизни запретил это письмо распространять, а после смерти Куприна в 1938 году уже жидокоммунисты тоже, естественно, не разрешали публиковать это письмо. Русские люди об этом письме ничего не должны знать. Лишь с 1989 года русские энтузиасты-националисты стали распространять это письмо без оглядки на власть. В 1991 году это письмо было опубликовано в № 9 журнала «Наш Современник». Затем это письмо опубликовали ещё несколько русских националистических газет. А в 1998 году это письмо даже опубликовал в № 44 своей коммунистической газеты «Дуэль» её редактор Ю. Мухин.

Письмо Батюшкову Куприн написал в ответ на вопли жидов против русского писателя Чирикова, который, по выражению Куприна, даже «не куснул, а лишь немного «послюнявил» одного бездарного жидовского писателя. Тогда почти никто из русских писателей и критиков не выступил открыто за русского писателя Чирикова и против очередной жидовской наглости, да и сам Чириков скоро трусливо стушевался.

Сам Куприн тоже побоялся открыто «куснуть» жидов, он «куснул» их только в своём воображении, 80 лет они этот укус не чувствовали. Лишь после 1989 года Куприн стал кусать жидов из гроба, но он был уже вне опасности, жиды не могли и не могут привлечь его к уголовной ответственности по статье 282 «за разжигание межнациональной ненависти».

Александр Куприн писал Ф. Д. Батюшкову: «Все мы, лучшие люди России (себя я к ним причисляю в самом-самом хвосте), давно уже бежим под хлыстом еврейского галдежа, еврейской истеричности, еврейской повышенной чувствительности, еврейской страсти господствовать, еврейской многовековой спайки, которая делает этот избранный народ столь же страшным и сильным, как стая оводов, способных убить в болоте лошадь. Ужасно то, что все мы сознаём это, но во сто раз ужасней то, что мы об этом только шепчемся в самой интимной компании на ушко, а вслух сказать никогда не решимся. Можно иносказательно обругать царя и даже Бога, а попробуйте-ка еврея!?

Ого-го! Какой вопль и визг поднимется среди этих фармацевтов, зубных врачей, адвокатов, докторов, и особенно громко, среди русских писателей, ибо, как сказал один очень недурной беллетрист, Куприн: каждый еврей родится на свет божий с предначертанной миссией стать русским писателем.

Я помню, что ты в Даниловском возмущался, когда я, дразнясь, звал евреев ЖИДАМИ. Я знаю, что Ты – самый корректный, нежный, правдивый и щедрый человек во всём мире - Ты всегда далёк от мотивов боязни, или рекламы, или сделки. Ты защищал их интересы и негодовал совершенно искренне. И уж если Ты рассердился на эту банду литературной сволочи – стало быть, охалпели они от наглости.

И так же, как Ты и я, думают, но не смеют об этом сказать, сотни людей».
«Твёрже, чем в мой завтрашний день, верю в великое мировое загадочное предначертание моей страны и в числе её милых, глупых, грубых, святых и цельных черт - горячо люблю её безграничную христианскую душу. Но я хочу, чтобы евреи были изъяты из её материнских забот».

«Один парикмахер стриг господина и вдруг, обкорнав ему полголовы, сказал «извините», побежал в угол мастерской и стал ссать на обои, и, когда его клиент окоченел от изумления, фигаро спокойно объяснил: «Ничего-с. Всё равно завтра переезжаем-с». Таким цирюльником во всех веках и во всех народах был ЖИД с его грядущим Сионом, за которым он всегда бежал, бежит и будет бежать, как голодная кляча за клочком сена, повешенным впереди её оглобель».
«Если мы все люди – хозяева земли, то еврей - всегдашний гость».

«И оттого-то вечный странник, – еврей, таким глубоким, но почти бессознательным, привитым 5000-летней наследственностью, стихийным кровным презрением презирает всё наше, земное. Оттого-то он так грязен физически, оттого во всём творческом у него работа второго сорта, оттого он опустошает так зверски леса, оттого он равнодушен к природе, истории, чужому языку. Оттого-то, в своём странническом равнодушии к судьбам чужих народов, еврей так часто бывает сводником, торговцем живым товаром, вором, обманщиком, провокатором, шпионом, оставаясь честным и чистым евреем».

Бедный русский писатель Куприн уже готов согласиться на жидовскую экспансию во всех сферах жизни и не проявлять «никакого русского национализма».

«Но есть одна – только одна область, в которой простителен самый узкий национализм. Эта область родного языка и литературы. А именно к ней еврей - вообще легко ко всему приспосабливающийся - относится с величайшей небрежностью.
Кто станет спорить об этом?

Ведь никто, как они, внесли и вносят в прелестный русский язык сотни немецких, французских, польских, торгово-условных, телеграфно-сокращённых, нелепых и противных слов. Они создали теперешнюю ужасную по языку нелегальную литературу и социал-демократическую брошюрятину. Они внесли припадочную истеричность и пристрастность в критику и рецензию. Они же, начиная со «свистуна» (словечко Льва Толстого) М. Нордау, и кончая засранным Оскаром Норвежским, полезли в постель, в нужник, в столовую и в ванную к писателям.

Мало ли чего они ещё не наделали с русским словом. И наделали, и делают не со зла, и не нарочно, а из тех же естественных глубоких свойств своей племенной души – презрения, небрежности, торопливости» (Куприн не понимал, что многие изменения в русском языке жиды делали и сознательно).

«Ради Бога, избранный народ! Идите в генералы, инженеры, учёные, доктора, адвокаты – куда хотите! Но не трогайте нашего языка, который вам чужд, и который даже от нас, вскормленных им, требует теперь самого нежного, самого бережного и любовного отношения. А вы впопыхах его нам вывихнули и даже сами этого не заметили, стремясь в свой Сион. Вы его обоссали, потому что вечно переезжаете на другую квартиру, и у вас нет ни времени, ни охоты, ни уважения для того, чтобы поправить свою ошибку.

И так, именно так, думаем в душе все мы - не истинно, а - просто русские люди. Но никто не решился и не решится сказать громко об этом… Не одна трусость перед ЖИДОВСКИМ ГАЛДЕНИЕМ и перед ЖИДОВСКИМ МЩЕНИЕМ (сейчас же попадёшь в провокаторы!) останавливает нас, но также боязнь сыграть в руку правительству».

«Мысль Чирикова ясна и верна, но как неглубока и несмела! Оттого она попала в лужу мелких, личных счётов, вместо того, чтобы зажечься большим и страстным огнём. И ПРОНИЦАТЕЛЬНЫЕ ЖИДЫ мгновенно поняли это и заключили Чирикова в банку авторской зависти, и Чирикову оттуда не выбраться.

Они сделали врага смешным. А произошло это именно оттого, что Чириков не укусил, а послюнил. И мне очень жаль, что так неудачно и жалко вышло. Сам Чириков талантливее всех их евреев вместе: Аша, Волынского, Дымова, А. Фёдорова, Ашкенази и Шолом-Алейхема, - потому что иногда от него пахнет и землёй, и травой, а от них всего лишь ЖИДОМ. А он и себя посадил, и дал случай ЖИДАМ лишний раз заявить, что каждый из них не только знаток русской литературы и русской критики, но и русский писатель, но что нам об их литературе нельзя и судить».

«Эх! Писали бы вы, паразиты, на своём говённом жаргоне и читали бы сами себе вслух свои вопли. И оставили бы совсем-совсем русскую литературу. А то они привязались к русской литературе, как иногда к широкому, умному, щедрому, нежному душой, но чересчур мягкосердечному человеку привяжется старая, истеричная, припадочная блядь, найденная на улице, но по привычке ставшая его любовницей. И держится она около него воплями, угрозами скандала, угрозой отравиться, клеветой, шантажом, анонимными письмами, а главное - жалким зрелищем своей болезни, старости и изношенности. И самое верное средство – это дать ей однажды ногой по заднице и выбросить за дверь в горизонтальном положении».

(Копия письма Куприна Ф. Д. Батюшкову от 18 марта 1909 года хранится в Отделе рукописей Института русской литературы (Пушкинский дом) АН РСФСР. ФОНД 20, ед. хран. 15, 125. ХСб 1).