М. С. Щепкин. С рисунка Т. Г. Шевченко

Жила наверху старушка — мать рано умершего актера и поэта Цыганова, автора песни «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан…», поющейся и по сей день. Затем беленькая, розовая старушка с серебряными волосами и голубыми глазками, которую прозвали «баба Беленька», какая-то отставная актриса. Потом знаменитый Пантелей Иванович, рассказ Щепкина о котором, как говорят, вдохновил Островского на создание Любима Торцова (Любим Торцов — действующее лицо в пьесе «Бедность не порок» Островского). Пантелей Иванович — театральный парикмахер, которого Щепкин знал давно. Как-то раз, приехав в Харьков, Щепкин увидал около театра своего знакомца, обшарпанного, оборванного; полицейский солдат вел его на веревке, чтобы посадить в «Яму» — долговое отделение. Старик со слезами поведал Щепкину про свою беду. Щепкин отправился к своей Алеше, рассказал ей про встречу с Пантелеем Ивановичем. «Выкупим его, Алеша?» — «Ну что ж, выкупим!» — отвечала Елена Дмитриевна, как всегда в подобных случаях. И Пантелей Иванович поселился у них. В доме все его полюбили, особенно детвора. Человек он был тихий, парикмахер искусный Щепкин всегда был доволен его работой. Но вот беда: Пантелей Иванович запивал. Как получит жалованье (Щепкин его устроил в театре), так и пьет, пока всего не спустит. Щепкину надоело с ним биться, и он сказал жене:

- Надо, Алеша, сыграть с ним комедию: постращаю его!

Он пришел к Пантелею Ивановичу и сказал ему: «Ну, Пантелей Иванович, я для вас все сделал, что мог, но вы так себя ведете, что нам жить с вами больше не приходится. Прощайте, Пантелей Иванович». Тот не ответил ни слова, взял свой «болван» для париков и ушел из дома. Вечером в театре он стоял уже со своим болваном в уборной Щепкина, но тот остался тверд: поручил другому парикмахеру причесать себя. Три месяца он выдерживал его. Тот перестал пить и только бродил как тень около уборной. Наконец Щепкин заявил жене, что пора с Пантелеем Ивановичем помириться: «Жалко мне старика». Приехав в театр, он ласково сказал Пантелею Ивановичу: «Причешите-ка мне, Пантелей Иванович, паричок!» «Как зальется, как зарыдает мой старик! — рассказывал Щепкин. — Взял парик, а руки так и дрожат… Тут мы с ним и помирились: переехал он снова ко мне на житье и уж больше никогда во всю жизнь свою не запивал, а такой безграничной преданности, какую он питал ко мне и ко всему моему семейству, я ни от кого не видал».

Когда Садовский (Пров Михайлович Садовский (1818-1872) — великий русский актер, родоначальник актерской «династии» Садовских. В Малом театре с 1839 по 1872 год. Расцвет его творчества связан с утверждением реалистических традиций Щепкина и драматургии Гоголя и Островского на сцене Малого театра) сыграл Любима Торцова, Щепкин, вспоминая своего Пантелея Ивановича, говорил, что Садовский, хотя превосходно выражает комическую сторону Любима Торцова, недостаточно оттеняет в своем Любиме то, что было в Пантелее Ивановиче, — ту искру человеческого достоинства, которая этому падшему человеку помогла подняться и выйти на правый путь.

Всех своих старушек Щепкин баловал, журил, мирил, звал «мои резвушки», играл с ними в безик и кабалу (Безик и кабала — карточные игры), и никто из них не чувствовал, что они живут у него «на хлебах из милости».

М. С. Щепкин (в центре) в роли Фамусова, И. В. Самарин-Чацкий (слева) (‘Горе от ума’ А. С. Грибоедова). 60-е годы

Елене Дмитриевне трудно было бы справляться с такой огромной «семьей», если бы в доме не было «Тахамочки». Т. М. Аралова была дочерью домовладельца, у которого Щепкин поселился по приезде в Москву. Дела ее отца пришли в расстройство, дом и имущество продали за долги, и тогда Щепкин предложил ему, что он возьмет на воспитание его старшую дочку, подругу дочерей Щепкина, девочку лет двенадцати. Так она и осталась на всю жизнь в щепкинском доме. Это была тихая, молчаливая девушка, очень большого роста, с большими руками и ногами и с большим сердцем, в котором помещались все Щепкины. Все горести, радости, болезни Щепкины переживали на ее мощной груди, у ее любвеобильного сердца. Елене Дмитриевне она была незаменимой помощницей. Когда смертельно заболел старший сын Щепкина, Дмитрий, выдающийся молодой ученый, и врачи решили, хватаясь за соломинку, отправить его на остров Мадейра, родители, побоявшись отпустить сына одного, попросили Тахамочку сопровождать его. Так же спокойно, как она ответила бы на предложение повезти детей в Сокольники, она отвечала «хорошо» и отправилась с больным. Она самоотверженно ходила за ним, но поездка не помогла, и он умер на ее руках. Она вернулась в Россию. Одна, не владея языками, проехала через всю Европу да еще привезла с собой двух маленьких белых испанских пудельков «Чучо» и «Мучачу», «которых Митя любил». Они всю жизнь так и ходили за ней по пятам. Надо знать, что значило больше ста лет назад путешествовать (не было железных дорог, в пути встречались всевозможные опасности, приходилось переживать лишения и трудности), чтобы понять, какой дух был в этом некрасивом теле. Недаром все в доме ее любили и не представляли себе жизни без нее.

Кроме разных стариков и старушек, в доме Щепкина жило множество молодежи. Детский верх не пустовал никогда: кроме своих собственных детей, а потом внуков, Щепкин содержал сперва семью своего умершего товарища по сцене Барсова (П. Е. Барсов — друг и сослуживец М. С. Щепкина по Курскому, Харьковскому и Полтавскому театрам. Щепкин считал, что обязан ему своей театральной карьерой, начавшейся в Курске, в театре братьев Барсовых (в пьесе Мерсье «Зоя»)) в количестве семи человек, которые прожили у него в доме больше двадцати лет, потом детей декабриста Якушкина (Иван Дмитриевич Якушкин (1793-1857) — член Северного общества. Был приговорен к смертной казни, замененной 20-летней каторгой); кроме них, беспрестанно появлялись новые лица, остававшиеся в семье Щепкина кто месяц, кто год.

Жил у него знаменитый впоследствии артист С. В. Шумский (Сергей Васильевич Шумский (1821-1878) — выдающийся русский актер, ученик М. С. Щепкина. В Малый театр был принят в 1841 году. Лучшие роли — Хлестаков, Чацкий, Кречинский, Жадов («Доходное место»), Аркашка («Лес»)), постоянно гостили Г. Н. Федотова (Гликерия Николаевна Федотова (1846-1925) — выдающаяся русская актриса, воспитанница и последовательница М. С. Щепкина; ей одной из первых было присвоено звание народной артистки Республики. В Малом театре с 1862 года. С равным успехом исполняла и трагические роли: Катерина («Гроза»), леди Макбет, королева Елизавета («Мария Стюарт»), и комедийные: Катарина («Укрощение строптивой»), Беатриче («Много шуму из ничего»). В 1905 году по болезни оставила сцену), Н. М. Медведева. Последним, кто попал к нему, был известный М. В. Лентовский (Михаил Валентинович Лентовский (1843-1906) — известный актер, режиссер и антрепренер. С 1871 по 1881 год — актер Малого театра. Организовал первый в России театр оперетты (в саду «Эрмитаж»), известен постановками пантомим и феерий), которого Щепкин вызвал к себе, получив от него письмо с просьбой помочь ему стать актером. Мальчику было шестнадцать лет; Михаил Семенович послал ему денег, затем поместил у себя, пригрел его и полюбил. Так как все углы в доме были заняты, то ему поставили кровать в кабинете Щепкина. Мальчика с горячей душой, но дикого, как волчонок, невзлюбили внучата Щепкина, приревновав его к деду, и часто изводили его. После какой-то детской истории, в которой вспыльчивый Лентовский столкнул с террасы издевавшегося над ним приятеля маленьких Щепкиных, дети думали, что Мише сильно достанется. Тут — по рассказу моей тетки А. П. Щепкиной — им впервые пришлось увидеть их добряка дедушку суровым. Он с грустью и строгостью стал говорить им, как они неправы, притесняя Мишу, который пользуется их гостеприимством, как ему должно быть тяжело у них и что они должны поставить себя на его место. «Как я помню его строгое и вместе печальное лицо, его в душу проникающий голос! — говорила Александра Петровна. — Слова деда были хороши и убедительны и сами по себе, но я уверена, что и талант сыграл тут немалую роль: так это было сказано, что до сих пор не забыть». Как ни был занят Щепкин, он находил время следить за всем, что делалось в его семье, и своим умным и добрым влиянием всех согревал и направлял. И свои и чужие обращались к нему за нравственной поддержкой и лаской, и недаром его приятель — украинский литератор Максимович (Михаил Александрович Максимович (1804-1873) — историк и собиратель народных песен) так определял его: «Это дивно-милый человек, который и на закате дней своих светит и согревает, как солнце утром».