Симфонические произведения

М.Глинка

(Краткая хронология жизни и творчества)

 

СПИСОК ОСНОВНЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ГЛИНКИ

 

Оперы

«Иван Сусанин» (1834—1836)

«Руслан и Людмила» (1837—1842)

Симфонические произведения

«Увертюра-симфония» на две русские темы (1834, неоконченная)

«Арагонская хота» (1845)

«Камаринская» (1848)

«Ночь в Мадриде» (1849—1852; 1-я ред.— «Воспоминание о Кастилии», 1848)

«Вальс-фантазия» (орк. ред.— 1856)

Музыка к трагедии «Князь Холмский» (1840)

 

Более 70 романсов и песен (в том числе цикл «Прощание с Петербургом», 1840)

Соната для альта и фортепиано (неоконченная) «Патетическое трио» для фортепиано, кларнета и фагота

«Большой секстет» для фортепиано, двух скрипок, альта, виолончели и контра­баса

«Блестящий дивертисмент на темы из оперы Беллини «Сомнамбула» для форте­пиано, двух скрипок, альта, виолончели и контрабаса

Серенада на тему из оперы Доницетти «Анна Болейн» для фортепиано, арфы, фагота, валторны, альта, виолончели или контрабаса

2 струнных квартета

 

 

«Камаринская» (1848)

 

 

Развитие симфонизма Глинки протекало в музыкально-драматической сфере. «Иван Сусанин», музыка к трагедии «Князь Холмский», эпическая опера «Руслан и Людмила» — произведения, в которых творческий метод Глинки как симфониста находит полное, совершенное выражение. И только в поздние годы жизни, вооруженный опытом ком­позитора-драматурга, мастера оперного жанра, он приходит к своим клас­сическим оркестровым произведениям.

 

¹ М. И. Глинка. Литературное наследие, т. I, стр. 149.

 

Такова замечательная симфоническая фантазия «Камаринская» (1848). «Русская симфоническая школа — вся в «Камаринской», — отме­тил в своем дневнике Чайковский. Действительно: небольшое произведе­ние, написанное легко и непринужденно — картина из народной жизни, — приобрело в истории русского симфонизма основополагающее, рубежное значение. В замысле оркестровой фантазии композитор, казалось бы, под­хватывает нить, протянутую от ранней инструментальной музыки XVIII века, от бытовых вариаций на народные темы, от народно-жанровых увер­тюр Пашкевича и Фомина. Но, как и в операх Глинки, самый подход к народному материалу здесь был существенно новым. Вместо бытовой сце­ны возникло гениальное «русское скерцо» — замечательное по своей яр­кости воплощение русского народного характера, народного юмора и ли­ризма. Как и в монументальных операх, в миниатюрной «Камаринской» Глинка постигает «образование народной души». Основываясь на популяр­ных, бытующих темах, он придает им высокий поэтический смысл.

В «Камаринской» Глинка нашел свой, органичный метод развития русских народных тем, родившийся из глубин народной художественной практики, народного музыкального искусства. К этому стремились его предшественники; к этому в течение многих лет шел и сам композитор — автор «Увертюры-симфонии». Но только в «Камаринской» он полностью преодолел те традиции бытового, домашнего музицирования, с которыми были связаны его первые симфонические опыты и лучшие сочинения со­временников — Алябьева, Верстовского, — работавших над народными те­мами.

Драматургический замысел фантазии отличается подлинно глинкинским единством. «В то время случайно я нашел сближение между свадебною песнею «Из-за гор, гор высоких, гор», которую я слышал в деревне, и плясовою «Камаринскою», воем известною»¹,— писал Глинка в «Записках». Это «сближение» и подсказало композитору метод развития двух совершенно несхожих, контрастных, на первый взгляд, тем. Велича­вый напев свадебной песни оказывается внутренне близким веселому и задорному плясовому наигрышу «Камаринской». Общая нисходящая попевка — ход от субдоминанты к тонике лада — объединяет два образа, служит основой для их постепенного перерождения, сближения между со­бой:

Создавая в «Камаринской» единую целостную форму, Глинка не при­бегает к традиционной классической сонатности. Общая композиция фан­тазии основана на вариационном развитии. При этом варьируется каждая из двух тем, выступающих поочередно. Общая форма фантазии склады­вается в виде двойных вариаций с оригинальным, незамкнутым тональным планом: фа мажор — ре мажор.

Такое свободное, нетрадиционное развитие музыкального материала говорит о совершенно новом подходе к инструментальной форме, несущей в себе черты импровизационности. Подчиняясь традициям народного сти­ля, Глинка дает все новые варианты тем, которые, по меткому выражению Асафьева, «изобилуют превращениями без конца и без края». И в то же время как стройно и плавно течет развитие мысли, как близко смыка­ются в единое целое оба народных напева! Развертывая плавную, вели­чавую свадебную песню, сопровождая ее бойким наигрышем «Камарин­ской», Глинка словно любуется неисчерпаемым богатством народной фантазии, широтой народной души.

Две коренные особенности народного музыкального стиля нашли в «Камаринской» классически совершенное выражение: принцип народной

 

¹ М. Л. Глинка. Литературное наследие, т. I, стр. 267.

подголосочной полифонии и принцип инструментальных вариаций с тон­кой, изысканной орнаментикой. Оба принципа полностью отвечают жан­ровым признакам выбранных Глинкой тем: полифоническое развитие — в песне, вариационная орнаментика — в плясовом инструментальном на­игрыше.

Естественно и гибко применены также и более традиционные приемы классической имитационной полифонии, вертикально-подвижного контра­пункта (в первых вариациях на плясовую тему). Тонкое сочетание прие­мов русской народной и западноевропейской классической полифонии отнюдь не противоречит глубоко национальному стилю фантазии Глинки: этот синтетический метод композитор освоил еще значительно раньше, в интродукции «Ивана Сусанина», связав «фугу западную с условиями рус­ской музыки».

Общее развитие музыки характеризуется динамичностью, устремлен­ностью. Доминирует активная, плясовая тема; плавное развертывание сва­дебной песни воспринимается как вступительный раздел. Он представляет собой группу полифонических вариаций: неторопливая, чинная тема «Сва­дебной» постепенно обогащается контрапунктирующими голосами, факту­ра уплотняется, от прозрачного запева оркестр переходит к звучности мощного хора. Вся эта группа вариаций подготавливает появление кон­трастного образа русской пляски.

Основной раздел — вариации на тему «Камаринской». Она весело и за­дорно звучит у скрипок — сначала в унисон, а затем в сопровождении под­голоска (альт), образующего двойной контрапункт с главной темой. Му­зыка вызывает представление о веселой русской пляске с неожиданными «выходками», «коленцами» разных инструментов: слышится веселое щебе­тание деревянных духовых, «балалаечный» наигрыш струнных, прихот­ливые разводы у кларнета.

В седьмой вариации, где в качестве нового «действующего лица» всту­пает гобой, плясовая тема внезапно приобретает черты свадебной:

Минорный вариант плясовой завершает это «перерождение» темы. В дальнейшем ее варьировании композитор применяет яркие динамиче­ские и тембровые контрасты, на которых построен весь заключительный раздел фантазии, рисующий разгар народной пляски. Характерно, что композитор не пользуется в «Камаринской» приемом одновременного сочетания двух контрастных образов-тем: его метод синтеза сложнее. «Обыгрывая» общие интонации двух народных напевов, он развивает тот принцип производного контраста, который нашел широкое развитие в творчестве крупнейшего симфониста, почитаемого Глинкой, — Бетховена.

Особое значение приобретают в «Камаринской» эффекты юмористиче­ского плана. Смысл «русского скерцо» (именно так любил называть это произведение Глинка) отчетливо выражен в тончайших деталях оркестро­вого письма, в изысканных, остроумных ритмических комбинациях. Здесь— и резкие паузы, внезапно обрывающие развитие темы, и выразительные диссонантные органные пункты в заключительном разделе (настойчивый, остинатный мотив у валторн, а затем у труб), и неожиданное piano оди­нокого голоса скрипки в полной теплого юмора изящной концовке «Кама­ринской».

Применяя в своей фантазии весьма ограниченный, малый состав орке­стра (с одним тромбоном), Глинка достигает тонкого артистизма в пере­даче национального, самобытного колорита русской народной музыки. Разнообразное применение струнных — от плавной, песенной кантилены до энергичного «балалаечного» пиццикато, широкое использование дере­вянных духовых — целиком в традициях народного исполнительства (ими­тация затейливых наигрышей свирели, рожка, жалейки), а главное — уди­вительная ясность и чистота оркестровки, мастерски оттеняющей тонкое плетение голосов, — таковы особенности оркестровой партитуры «Кама­ринской». Отсюда исходит дальнейшее развитие «русского жанра» в сим­фонической музыке классиков, начиная от первых увертюр Балакирева, созданных под непосредственным влиянием Глинки, и кончая изысканны­ми народными миниатюрами Лядова, сумевшего почерпнуть у Глинки самое главное — поэзию народного юмора.

 

История русской музыки, часть 1 М., 1972

 

http://dirigent.ru/o-proizvedenijah/302-glinka-hota.html

«Арагонская хота»

 

В «Блестящем каприччио на тему арагонской хоты» (первоначальное название увертюры) композитор обратился к самой по­пулярной, бытующей мелодии испанского народного танца. Одновременно с Глинкой эту же тему виртуозно развил Лист в своей «Большой концерт­ной фантазии» (1845), впоследствии переработанной им в «Испанскую рапсодию». Глинка изучил хоту в народной традиции, в наигрышах ис­панских гитаристов. Он глубоко постиг самую манеру исполнения испан­ских танцев, которые в народной практике сопровождаются пением: каж­дый куплет, как правило, исполняется с текстом и заканчивается инстру­ментальным рефреном — наигрышем. Эта традиция нашла отражение в музыке Глинки (в его записных книжках мелодии записаны с текстом) и положила начало тем образным противопоставлениям, какими насыщена жизнерадостная и полнокровная музыка «испанских увертюр».

Общая композиция «Арагонской хоты» отличается яркой контрастно­стью. В классически стройной форме этой увертюры Глинка сочетает принципы сонатности и вариационности, свободно пользуется и вариаци­онным развитием, и методом мотивной разработки. Основной контраст создается между торжественным, строгим вступлением (Grave) и празд­нично ликующими темами сонатного аллегро. В трактовке сонатной фор­мы проявились типичные особенности глинкинского динамичного симфо­низма: непрерывность развития, преодоление внутренних граней формы (экспозиция перерастает в разработку, разработка — в репризу), напря­женность «ступенчатой» разработки, яркая устремленность музыки к куль­минации, сжатие тематического материала' в динамической репризе.

После сурового вступительного Grave с мощными «призывами» фанфар легко и прозрачно звучат темы главной партии увертюры: мелодия ара­гонской хоты и певучий, полный сдержанной страсти напев у деревянных духовых — кларнета, фагота, гобоя. Строение главной партии — танцеваль­ной и песенной — образует так называемую «двойную трехчастную фор­му», основанную на принципе повторности двух чередующихся тем. Ин­струментовка блестяще передает колорит испанской народной музыки — слышны кастаньеты, первую тему исполняют солирующая скрипка и арфа на фоне пиццикато струнных. Словно сотканная из легких, звенящих тем­бров, музыка Глинки создает поэтический образ гитарного наигрыша:

 

Побочная партия — вариант главной. Это изящный, скерцозный образ, основанный на той же симметричной ритмо-формуле хоты (строение по четырехтактам, последовательность: тоника — доминанта, доминанта — тоника). В ее развитии господствуют полифонические приемы: сначала к теме присоединяется затейливый контрапункт — мотив, заимствованный из основной мелодии хоты; затем вступает новая, певучая и выразитель­ная мелодия (вторая тема побочной партии), звучащая сначала у струн­ных, затем у тромбонов в сопровождении арфы:

Разработка подчинена единой линии нарастания. В ней динамично раз­вита тематическая фигура стремительного «разбега», внезапно прерывае­мая грозным тремоло у литавр; тормозящие синкопы напоминают о фан­фарной теме вступления. Последняя волна разработки приводит к востор­женной, ликующей кульминации, отмеченной мощными аккордами всего оркестра (гармония альтерированной двойной доминанты). Этот предрепризный момент является переломным.

В репризе продолжается варьирование тем (более активное и сжатое), показанных в ослепительно ярком, сверкающем оркестровом наряде. Увер­тюра заканчивается блестящей кодой, где острые синкопированные фан­фарные обороты напоминают о торжественных образах вступления.

 

 

История русской музыки, часть 1 М., 1972

 

http://dirigent.ru/o-proizvedenijah/304-glinka-fantasy.html

«Вальс-фантазия»

 

Наряду с поэтической «Ночью в Мадриде» к числу самых изысканных и тонких произведений Глинки принадлежит «Вальс-фантазия», возникший на основе первоначального фортепианного варианта.

В творчестве Глинки «Вальс-фантазия» занимает особое место, как высшее выражение лирической линии его симфонизма. Постоянно работая над танцевальной музыкой более блестящего, импозантного стиля (полонезы с хором, «большие вальсы»), композитор поставил в «Вальсе-фантазии» другую задачу — воплощение задушевных интимно-лирических образов. Возникшее в переломный, предруелановский период, это произ­ведение в какой-то мере явилось «страницей из дневника» композито­ра '. В нем отразились мечты о неуловимо прекрасном, о хрупких обра­зах юности, о светлой и мимолетной красоте.

Круг образов, затронутых в «Вальсе-фантазии», роднит это произведе­ние с элегическими романсами Глинки, с его лирическими фортепиан­ными пьесами (ноктюрн «Разлука», «Воспоминание о мазурке»). Истоки

 

¹ Вальс был негласно посвящен Екатерине Ермолаевне Керн — дочери воспе­той Пушкиным А. П. Керн. Поэтическое увлечение этой юной девушкой было одним из самых глубоких жизненных впечатлений Глинки; оно отразилось в ряде произведений конца 30-х — начала 40-х годов.

 

его, как правильно заметил Асафьев, заложены отнюдь не в «блестящих вальсах» бального типа, а в танцах камерного, интимного плана, широко распространенных в русской бытовой музыке (напомним лирические вальсы Алябьева, Есаулова, Н. А. Титова, Грибоедова и других компо­зиторов пушкинской эпохи). Вместе с тем Глинка подхватывает и раз­вивает здесь ту общую тенденцию поэтизации бытового танца, которая ярко появилась в общеевропейской музыке эпохи романтизма. Да и самый ритм вальса, связанный с образами легкого, «воздушного» движения, с образами парения и полета, глубоко вошел в дух и строй романтической музыки XIX века. В «Вальсе-фантазии» Глинка дал свое, самостоятель­ное продолжение этой линии, создав вдохновенную лирическую поэму на основе бытового танца.

Подобно «Ночи в Мадриде», вальс Глинки откристаллизовался не сра­зу, а получил свое окончательное выражение лишь в результате упорной и длительной работы. Первый вариант этого сочинения был написан для фортепиано (1839). Затем композитор создал свою оркестровую редак­цию вальса (1845), которая до нашего времени не дошла. К 1856 году относится окончательный оркестровый вариант, впервые исполненный весной этого же года в Петербурге.

Оркестровка «Вальса-фантазии» совсем не преследует целей внешней эффектности, парадного блеска. В одном из писем Глинка говорит о но­визне своей инструментовки: «...никакого расчета на виртуозность (кою решительно не терплю), ни на огромность массы оркестра» ¹. Лирический замысел произведения находится в полной гармонии с изящной оркестров­кой: Глинка ограничивается классическим малым составом оркестра, в ко­тором, помимо струнных смычковых и деревянных духовых инструментов, участвует небольшая группа медных (2 трубы, 2 валторны, 1 тромбон). Но каждый из инструментов выполняет ответственную роль. Композитор широко пользуется оркестровыми соло, техникой подголосков в оркестре. Основные темы, порученные струнным и деревянным духовым, вырази­тельно оттеняются поющими голосами солирующих инструментов кон­трастного тембра (валторна, тромбон, фагот). Легкая прозрачная оркест­ровка вполне соответствует поэтически-возвышенному складу воздуш­ных, «парящих» тем, овеянных мечтательной грустью.

Лирический характер вальса обусловлен песенностью тематизма. Раз­вертываясь в танцевальном ритме, мелодика Глинки отличается в то же время плавной напевностью интонаций. Своеобразный сплав песенности и танцевальности придает ей особый оттенок задушевности, интимности, те­плоты. Носителем главного лирического образа является основная тема «Вальса-фантазии», отмеченная экспрессивной ниспадающей интонацией увеличенной кварты (ми-диез — си). Характерный прием опевания не­устойчивых звуков (брошенный вводный тон к доминанте, остановка на II ступени лада) сближает эту тему с элегическими попевками каватины Гориславы (ср. пример 168):

 

¹ М. И. Г л и н к а. Литературное наследие, т. II, стр. 574.

Основной образ чередуется с более светлыми, мажорными эпизодами. Господствуют темы парящего, полетного движения. В их свободном и гибком чередовании проявляется типичное для Глинки мелодическое богатство: «чувствуется, что композитору в неизбывной щедрости его фантазии ничего не стоит излучать напев за напевом, один другого пле­нительнее...» '. Отметим изящный ре-мажорный эпизод с легким spiccato струнных или «взлетающую» соль мажорную тему с капризными пере­крестными ритмами —своеобразным эффектом метроритмического несов­падения в разных голосах:

 

¹ Б. В. Асафьев. Избранные труды, т. I, стр. 367.

 

Изысканность ритмического рисунка придает особое очарование му­зыке «Вальса-фантазии». Глинка намеренно избегает здесь квадратности ритма, однообразной и симметричной структуры тем. На это ука­зывает уже самое строение главной темы, складывающейся из трехтактовых несимметричных мотивов. Изысканная «ритмическая игра» в пар­титуре Глинки хорошо отвечает общему замыслу произведения: недаром композитор определил его как «фантазию» или «скрецо».

Типична и общая структура «Вальса-фантазии», подчиненная принци­пам рондо. Периодическое возвращение главной темы, главной мысли создает особый психологический эффект. Основной образ тонко оттеняется контрастными, более светлыми эпизодами, которые, однако, не выпадают из общего плана мечтательно-лирических настроений. Перед слушате­лем развертывается симфоническая «поэма о вальсе», пронизанная еди­ным «сюжетным стержнем». Аналогичные, близкие по характеру образы можно найти в творчестве западных современников Глинки: это — «Приглашение к танцу» Вебера, лирические вальсы Шопена и Шуберта. Нельзя не заметить, что самый принцип чередования танцевальных эпи­зодов, составляющих единую цепь лирических образов, как нельзя более характерен для танцевальных жанров эпохи романтизма. Искусство Глин­ки проявилось в уменье создать образное единство в рамках свободной рондообразной композиции. Этого он достигает путем заострения куль­минаций, выделения главных, ведущих тем, путем синтезирования обра­зов в динамической репризе (приемы, знакомые нам по «Испанским увертюрам»). В общей рондообразной композиции пьесы есть также и признаки трехчаетности: композитор отчетливо выделяет в центре про­изведения новый эпизод (до мажор — соль мажор):

Ярко звучит последнее проведение главной темы у всего оркестра fortissimo, имеющее значение общей, итоговой репризы большого вальса.

Единство произведения обусловлено также и его тональным развити­ем. В общей композиции вальса Глинка избегает резких тональных конт­растов и развивает все темы в пределах близких, родственных тонально­стей (си минор, соль мажор, ре мажор). Мудрая экономия красочных эффектов придает вальсу благородную простоту, подчеркнутую «скром­ность» и сдержанность музыкальной экспрессии.

Значение «Вальса-фантазии» в истории русского симфонизма оказалось более широким, чем это мог предвидеть сам композитор. Полная искрен­него вдохновения лирическая поэма Глинки указала русским композито­рам особый путь симфонизации танца. Создав это произведение, Глинка в значительной мере предугадал будущие принципы развития лириче­ских образов в творчестве Чайковского — композитора, у которого жанр вальса и самые приемы вальсового ритмического движения приобрели особый, неповторимый художественный смысл. Высокая поэтизация валь­са в творчестве Чайковского и Глазунова, развитие вальса в классиче­ских балетных партитурах этих мастеров, сквозная линия «вальсовости» в симфониях Чайковского — все это было уже заложено в симфониче­ских танцах Глинки. И если, по верному выражению Чайковского, «Ка­маринская» дала начало развитию русской симфонической классики, то не следует забывать, что аналогичную роль сыграли и другие зрелые симфонические произведения Глинки, породившие целую систему худо­жественных образов в русской музыке. Подлинная, глубокая оценка сим­фонического метода композитора возможна лишь на основе полного, все­стороннего изучения его оркестрового наследия во всех жанрах.

 

 

История русской музыки, часть 1 М., 1972

 

http://istoriyamuziki.narod.ru/qlinka_kamarinskaya.html

«Камаринская»

Камаринская представляет собой вариации на темы 2-х русских песен (двойные вариации). 1 из них – свадебная песня «Из-за гор, гор высоких», другая – плясовая «Камаринская». Они различны не только по жанру, но и по характеру. – 1я лирическая, задумчивая, в медленном темпе, 2-я - веселая, быстрая. Однако, при всей контрастности, Глинка подметил в их мелодическом строении общую черту – наличие нисходящего поступенного движения на кварту. Это позволило сблизить и объединить оба напева в процессе развития. Каждая тема развивается в соответствии с ее складом. Медленная, песенная тема разрабатывается по образцу протяжных песен, вначале она звучит в унисон – как бы сольный запев, затем следуют вариации, где словно вступает хор – основная мелодия, оставаясь неизменной, обрастает все новыми певучими подголосками. Плясовая тема развивается также частично полифонически – путем варьирования сопровождения, в котором затейливые подголоски. В первых 6-ти вариациях плясовая тема остается неизменной, развивается лишь сопровождение. В следующих проведениях тема уже меняет свой мелодический облик. Она обогащается узорчатым орнаментом, заставляющим вспомнить о фигурациях, распространенных в практике народных исполнителей – балалаечников. В ряде вариаций из темы вырастают новые мелодии, интонационно родственные ей. Последнее из новых преобразований близко к теме свадебной песни. Т.о., Глинка искусно выявляет тематическое родство 2х контрастных мелодий, для того чтобы достичь интонационного единства всей фантазии.

Наряду с интонационным развитием, орнаментальным варьированием в «Камаринской» использовано и оркестровое варьирование. Оркестровка все время меняется, она помогает выявить подголосочный склад музыки. Свадебную песню начинают варьировать деревянные духовые инструменты, напоминающие своим звучанием жалейки, свирели, рожки, а плясовая проходит у струнных, играющих pizzicato и воспроизводящих звучание балалайки.

Плясовая тема, не меняясь, гармонизуется Глинкой то в ре мажоре, то в соль миноре, то в си миноре. На ее фоне вдруг неожиданно звучат сигналы валторн (фа#), а затем труб, упрямо долбящих звук до-бекар, что создает юмористический эффект.

«Камаринская» Глинки имела основополагающее значение для всей русской симфонической музыки. Не пользуясь обычными для западно-европейской музыки приемами симфонического развития (мотивная разработка с дроблением темы, секвенции, модуляции), Глинка достигает непрерывности и целеустремленности движения. Через подголосочное варьирование и интонационное преобразование контрастных тем он приводит их к сближению и объединению (кода).

 

 

http://www.belcanto.ru/sm_glinka_overture.html

 

Spanish Overture

 

«Арагонская хота» (Блестящее каприччио на тему арагонской хоты)

Испанская увертюра № 1 (1845)

Состав оркестра: 2 флейты, 2 гобоя, 2 кларнета, 3 фагота, 4 валторны, 2 трубы, 3 тромбона, офиклеид (туба), литавры, кастаньеты, тарелки, большой барабан, арфа, струнные.

 

«Ночь в Мадриде» (Воспоминания о летней ночи в Мадриде)

Испанская увертюра № 2 (1848—1851)

Состав оркестра: 2 флейты, 2 гобоя, 2 кларнета, 2 фагота, 4 валторны, 2 трубы, тромбон, литавры, треугольник, кастаньеты, малый барабан, тарелки, большой барабан, струнные.

 

История создания

 

В 1840 году Глинка несколько месяцев провел в Париже. В своих «Записках» он вспоминал: «...Узнал я, что Лист отправился в Испанию. Это обстоятельство возбудило мое давнишнее желание побывать в Испании так сильно, что, не откладывая, я написал об этом матушке, которая не вдруг и даже не скоро согласилась на это мое предприятие, опасаясь за меня. Не теряя времени, я принялся за дело».

«Дело» заключалось в спешном овладении испанским языком и пошло очень успешно. Когда в мае 1845 года композитор поехал в Испанию, он уже говорил по-испански почти свободно. Он побывал в Бургосе, Вальядолиде. Обзавелся лошадью и совершал поездки по окрестностям. «По вечерам собирались у нас соседи, соседки и знакомые, пели, плясали и беседовали, — продолжает Глинка свои воспоминания в «Записках». — Между знакомыми сын одного тамошнего негоцианта... бойко играл на гитаре, в особенности арагонскую хоту, которую с его вариациями я удержал в памяти и потом в Мадриде, в сентябре или октябре того же года сделал из них пьесу под именем «Capriccio brilliante», которое впоследствии, по совету князя Одоевского, назвал Испанской увертюрой». Еще позднее сочинение стало называться Испанской увертюрой № 1, но самую большую известность получило как «Арагонская хота». Первое исполнение состоялось 15 марта 1850 года. Сохранился отклик Одоевского на этот концерт: «Чудодей невольно переносит нас в теплую южную ночь, окружает нас всеми ее призраками, вы слышите бряцание гитары, веселый стук кастаньетов, перед вашими глазами пляшет чернобровая красавица, и характерная мелодия то теряется в отдалении, то снова является во всем своем разгаре».

Из Вальядолида Глинка отправился в Мадрид. «Вскоре по приезде в Мадрид я принялся за «Хоту». Потом, окончив ее, внимательно изучал испанскую музыку, а именно напевы простолюдинов. Хаживал ко мне один zagal (погонщик мулов при дилижансе) и пел народные песни, которые я старался уловить и положить на ноты. Два Seguedillas manchegas (airs de la Mancha) мне особенно понравились и впоследствии послужили мне для второй Испанской увертюры».

Создавалась она позднее, в Варшаве, где композитор жил в 1848—1851 годах. Глинка первоначально назвал свое сочинение «Воспоминания о Кастилии». Оно было исполнено в Петербурге 15 марта 1850 года, в том же концерте, что и «Арагонская хота». Не до конца удовлетворенный получившимся, в августе 1851 года композитор работает над второй редакцией. Именно она стала называться «Ночь в Мадриде», или «Воспоминание о летней ночи в Мадриде», была посвящена Санкт-Петербургскому Филармоническому обществу и впервые прозвучала в Петербурге под управлением К. Шуберта 2 апреля 1852 года в концерте этого Общества; программа концерта была полностью составлена из сочинений Глинки. Эта редакция была позднее издана, и осталась как единственно верная.

Музыка

«Арагонская хота» открывается медленным вступлением, полным сдержанной силы и величия, с торжественными фанфарами, с чередованием фортиссимо и затаенно тихих звучаний. В основном разделе (аллегро) сначала в легком пиццикато струнных и щипках арфы, а затем все более насыщенно и полно звучит яркая, жизнерадостная тема хоты. Ее сменяет выразительная напевная мелодия у деревянных духовых. Обе темы чередуются в ярком цветении оркестровых красок, подготавливая появление еще одной темы — изящной и грациозной мелодии с оттенком шутливости, напоминающей наигрыш на мандолине. В дальнейшем все темы становятся более взволнованными, напряженными. Их развитие привносит в музыку драматизм, даже суровость. Один из мотивов хоты повторяется в низком регистре на фоне фанфар вступления, приобретающих грозный характер. Нагнетается ожидание. С рокотом литавр возникают обрывки танца, постепенно тема хоты приобретает все более четкие очертания, и вот уже снова она сверкает в полном блеске. Бурная, безудержная пляска все поглощает в своем вихре. Все темы, интонационно сближаясь, проносятся в ликующем потоке. Величественное, торжествующее tutti завершает картину народного веселья.

«Ночь в Мадриде» начинается как бы исподволь, словно нащупывается будущая мелодия в отдельных мотивах, прерываемых паузами. Постепенно рождается тема хоты, она становится все более отчетливой и вот уже, гибкая, грациозная, она звучит в блестящем оркестровом наряде. Вторая тема близка первой по характеру и словно является ее продолжением. Обе мелодии повторяются, варьируясь, причудливо переплетаются в тонком и колоритном оркестровом звучании, создавая почти зримую картину теплой, насыщенной ароматами южной ночи.

 

 

Л. Михеева

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: