 |
На кровати в большой комнате лежит Тимофей. Рядом убирается бабка, его мать.
|
|
|
|
СЕМЕЙНЫЙ ПОРТРЕТ С ПОСТОРОННИМ
КОМЕДИЯ
В ДВУХ ДЕЙСТВИЯХ
Действующие лица:
Тимофей – 50-55 лет.
Катерина – его жена.
Таня – их дочь.
Бабка – мать Тимофея.
Михаил – лет 30-ти.
Виктор – 25 лет.
Действие первое
Большая деревенская изба из трех комнат. В правой крайней несколько коек, стульев и тумбочек. Это «гостиница». Посредине главная жилая комната хозяев. Слева отделенная только занавеской спаленка бабки и Тани.
На кровати в большой комнате лежит Тимофей. Рядом убирается бабка, его мать.
Тимофей. Ну, если она еще в это воскресенье не съездит, я ей устрою. Она у меня потом попляшет. Самой бы оторвать обе ноги да еще пить не давать.
Бабка. Кто ж тебе пить-то не дает?
Тимофей. А я сам хочу, сам! Я вам не кукла, чтоб все с тарелочки.
Бабка. Врачиха же, чтоб лежал, сказала.
Тимофей. Сами полежите с мое. С костылями я б уже на улицу выбегал, а тут… Так ей и передай.
Бабка. Чего мне передавать, придет, сам и говори.
Тимофей. А ты передай. И чтоб именины мне сделали, пока ходить не научился. А то я вам устрою!
Бабка. Какие-то еще ему именины.
Тимофей. Не какие-то, а мои. Пока лежу, все равно делать нечего, вот и проведем. Так ей и передай.
Бабка. Передам, передам. А она меня же и отматерит за твои именины.
Молчат.
Таньки опять где-то нету, опять не успеет на крышу слазить.
Тимофей. Я же не прошу у вас ящик водки. Так, посидели бы, отметили.
Бабка. (не прерывая работу). У Нефедихи три кошки, а у нас восемь будет.
Тимофей. Почему это именно восемь?
Бабка. Кто их там считал, может, все десять.
Тимофей. Пусть сама и лезет за ними.
Бабка. Сама… Что ж ей, двадцать годов – по крышам лазить? Еще меня туда погоните.
|
|
|
В ограде стук ворот.
Вон идет вроде.
Входят Михаил, приземистый и угрюмый парень, и Виктор.
Михаил. Привет, дядя Тимофей! Здорово, бабка!
Виктор. Здравствуйте!
Тимофей. Здорово, здорово!
Михаил. Что, бабка, принимай постояльца?
Бабка. Пошто я? Теперь тут Танька оформленная.
Михаил. Ну и что, поселить-то ты его можешь? А Танька где?
Тимофей. В школе, пионервожатую заменяет. Опять сегодня вызвали.
Михаил. Галина все еще не родила, что ли?
Бабка. Что ж она, на другой день после родин должна бежать к твоим пионерам?
Михаил. Хм…К моим!
Виктор (отвлекаясь от каких-то своих мыслей; Михаилу). Не так что-то?
Михаил. Да нет, все так. Это тут свое. Тут же гостиница. Не настоящая, конечно, три кровати, но все равно.
Вбегает Таня. Увидев Виктора, замирает у двери.
Таня. Здрасте!
Виктор, как бы очнувшись от своей всегдашней озабоченности, откровенно восхищенно смотрит на Таню, отчего та еще больше смущается.
Бабка (Тане). «Здрасте» тебе. На крышу – так не загонишь, а тут сразу: «здрасте».
Тимофей. Оформляй, Танька, постояльца.
Михаил (Виктору). Вот, она и будет за хозяйку. В институт не поступила, теперь тут вроде уборщицы.
Таня. Почему это уборщицы?
Михаил. А кто ты, директор, что ли, над тремя койками?
Бабка (Тане). Ну-ка, «директор», давай переодевайся – да на крышу.
Таня. И так ничего не сделается.
Бабка. Еще чего, во всем новом полезешь?.
Тимофей. Это она постояльца застеснялась, что в телогрейке да в кирзачах ее увидют.
Бабка. А в чем же еще? Не учительница пока, чтоб во всем новом по крышам лазить.
Таня, покраснев до слез, убегает в маленькую комнату.
Вот и поговори с ней. (Виктору, не отрываясь от своей работы.) Проходите. Там и постели чистые, и тараканы, наверно, поубегали с голоду.
Михаил. Пошли.
Заходят с Виктором в «гостиницу».
Во и радио, и телефон, спрашивал, имеется.
Виктор. Слушай, а она… Ей сколько лет-то?
Михаил (сразу напрягшись). Кому?
|
|
|
Виктор. Ясно – кому.
Михаил. Тебе зачем?
Виктор. Спрашиваешь! Такая девочка! А чего ты сразу, сам, что ли, с ней? Ты ж для нее старый!
Михаил. Ты сюда оформлять приехал? Вот и оформляй. (Идет к двери.)
Виктор. Да подожди, мы ж еще…
Михаил. Пошел я… (Выходит из «гостиницы» и молча садится у кровати Тимофея.)
Тимофей. Устроил?
Михаил (не отрываясь от какой-то тревожной мысли). Устроил.
Бабка. Не пьет он хоть? А то как загуляет.
Михаил. Где он возьмет? Тань, в клуб пойдем?
Таня. (выходит из своей комнатки). Что ты тут начал со своей уборщицей?
Михаил. А что?
Бабка. Ишь, неохота уборщицей-то, вот и учись.
Таня. Это он специально.
Михаил. Да что здесь такого-то?
Таня. Ничего. И никто не просил тебя распространяться.
Тимофей. А ты постучись к нему, Танька, да доложи, что пионервожатую заменяешь.
Таня. И постучусь.
Тимофей. Во-во! А то такой видный парень, а подумает… Женатый он, Мишка, нет?
Михаил. Мне какое дело?
Тимофей. «Какое»… Поймешь потом какое, да поздновато будет.
Михаил. В клуб пойдем?
Таня. Мне и здесь неплохо.
Бабка (кивая на дверь). А с этим так пошла бы?
Таня. Пошла. И ни у кого б не спросила.
Бабка. Вишь оно как: этот свой, деревенский, а того и знать не знает, и все равно бы побежала. А может, он пьяница какой?
Таня. Не пьяница.
Тимофей. Это почему, откуда узнала?
Таня. По глазам увидела.
Тимофей. Уже и глаза разглядеть успела.
Михаил. Пойдем, кино сегодня хорошее.
Таня. Вот и смотри его сам.
Михаил (еще больше помрачнев под сочувствующим взглядом Тимофея). Ладно, пошел я. (Уходит.)
Бабка. А зачем же парня-то так забижать?
Таня. Ты же сама его не любишь.
Бабка. Так уж и правда – не люблю. У них вся родовина какая-то, как все равно выспаться им не дают. (Спохватившись.) Ну-ка, счас же давай на крышу, а то мать придет да опять… Счас же!
Таня. Темно уже.
Бабка. Фонарик возьмешь. Ведь сколько тянуть-то можно.
Входит Михаил. Отойдя в угол, манит бабку.
Михаил. Иди-ка сюда. (Тане.) И ты иди.
Бабка. (подходит). Чего опять такое?
Михаил. Не хотел вам говорить, да если чего случится, мне же потом и отвечай.
Бабка. Так а что будто случится-то?
Михаил. Жилец этот ваш, ну… Не знаю как по врачебному, но, в общем, ненормальный он.
Бабка. А где ты нынче нормальных найдешь? У нас вон возьми кругом…
|
|
|
Михаил (перебивает). Да это свои, что ты равняешь? А он настоящий, ну… из дома этого.
Бабка. Из какого дома?
Михаил. Из какого бывают? Из сумасшедшего, конечно. Из дурдома.
Бабка (отступая). Гляди-ка, Танюха, чего это он говорит-то?
Михаил. Не знаю, насовсем его выпустили или как, а только вы с ним поосторожней. А то потом и мне не расхлебаешь!
Бабка. Так что ж ты его к нам привел?
Михаил. А куда? У вас же гостиница, куда я еще-то его поведу?
Бабка. Так пошто из дурдома-то?
Михаил. Я откуда знаю? Мне клуб надо оформить к празднику, заехал в городе, а там говорят: нет никого нормальных, только этот, но с ним осторожно. Пришлось брать. Оформлять-то все равно надо к празднику.
Таня. Да? Это ты сейчас, за дверью, придумал?
Все вопросительно смотрят на Михаила.
Михаил. Ладно, не верьте. Я предупредил. И теперь ни за что не отвечаю. Думаете, это так сразу и заметно? Это у них временами находит. Тогда, видно, нашло, ну и кого-то там… Вот и сидел за это. Если бы нормальный – тюрьма, а если такой, психиатрический, - туда.
Бабка. Не гребуттвою! Так что же ты… Как же нам-то теперь тут жить?
Михаил. А это вы у нее спросите. Она же не верит.
Таня. Конечно, не верю.
Бабка. Так пошто будто не веришь-то?
Таня. Вы же даже не посмотрели на него своими глазами, а ему сразу верите. А я сама посмотрела – и почему ему верить должна?
Михаил. Это когда он нормальный, когда еще не началось, а ты потом посмотри.
Таня. Может у тебя завтра тоже начнется. И что мы теперь, тебя бояться должны?
Бабка. Да это-то свой, его-то чего бояться?
Таня. А если чужой, так сразу…
Тимофей. Зачем ему придумывать-то?
Таня. Зачем… Да чтобы я испугалась и не смотрела на него.
Все опять вопросительно смотрят на Михаила.
Михаил. Чего мне пугать – смотри. Мое дело предупредить, а там как знаете.
Тимофей. Так если сидел, говоришь, так в буйном, что ли?
Михаил. Зачем ему в буйном? Буйного, конечно, сразу бы заметили. А эти-то похуже. Молчит, молчит, даже лыбится тебе, а потом сразу… вот я и хотел предупредить, да и расписку тогда давайте.
|
|
|
Бабка. Какую?
Михаил. Что предупредил вас. А то потом и меня по судам затаскают.
Таня. Да что вы ему верите, это он вас как дурачков. Распиской еще пугает!
Михаил. Ты с ним хоть день прожила? Вот завтра и посмотрим, что скажете. Для них же! И тебя же!... (Идет к двери – в «гостиницу»). Из-за вас теперь за ним каждый час смотреть придется.
Заходит к Виктору.
Виктор. Что ты убежал сразу?
Михаил. Сидишь? Правильно. Тут так и надо – сидеть и не высовываться.
Виктор. А что?
Михаил. Да… Не хотел тебе говорить, да если что случится, мне же потом и отвечай.
Виктор. Что случится?
Михаил. Откуда я знаю? Всего ждать можно. Домой бы тебя взял, так там мать, батя, сеструха с мужиком да с короедами. Почему, скажут, не в гостиницу?
Виктор. Слушай, ты говори нормально.
Михаил. Чего тут говорить – сиди, и все. Только дверь закрывай покрепче. Тут вообще-то по одному не селят. Вдвоем, втроем еще можно, чтоб спать попеременке. А одному…
Виктор. Да что – одному-то?
Михаил. А то, что больные они.
Виктор. Мужик, что ли? Видел, лежит, ну и что?
Михаил. Ага, просто так тебе лежит.
Виктор. А что?
Михаил. А то, что бабка всю жизнь в этом, ну… в психической просидела, его «лежит» сам видел, ну и хозяйку увидишь еще.
Виктор. Подожди, это что, серьезно?
Михаил. Ага, пошутить к тебе прибежал.
Виктор. А как мне тогда?
Михаил. Не выходи, не разговаривай и вообще молчи… Главное – с дочкой не вздумай. А то они такой хай поднимут!...
Виктор. Так подожди, они, выходит, все со справками: голову отвернут – и отвечать не будут?
Михаил. Давай тебе дадим, если так охота.
Виктор. Ты не юмори тут! Привел в какую-то психушку, а теперь шуточки. А если в клубе?
Михаил. Чего его, для тебя одного топить будут? Там и кино-то час просидеть – две шубы надо. Сам бы тебя увел отсюда, а куда?
Виктор. Подожди, а почему они не там, ну, не в психушке?
Михаил. Если всех садить, кто тогда работать будет?
Виктор. А зачем они девочку эту на крышу гонят?
Михаил. На какую крышу?
Виктор. Ну, бабка кричала.
Михаил. А, это ни ихнею-то? Это лозунг вывешивать.
Виктор. Зачем?
Михаил. Ну… ясно зачем. К именинам. Сам, хозяин-то, любит, чтоб ему каждую неделю именины устраивали. Речи чтоб говорили, прославляли. Тут уж попробуй не сделай.
Виктор. Так если каждую неделю, сколько ему тогда лет?
Михаил. Кто его знает. Может, семьсот, а может, и тыща, я ж говорю, такой народ, что…
Виктор. И что пишут?
Михаил. Где?
Виктор. На лозунге.
Михаил. Да пишут-то нормально: «Да здравствует день танкиста», и все.
Виктор. Весело вы тут…
Михаил. Утопить-то сегодня никого не собираются, не слышал, не кричали?
Виктор. Как – утопить?
|
|
|
Михаил. Как топят? В воде, конечно.
Виктор. А кого?
Михаил. Разных, бывает. Ладно, пошел я.
Виктор. Так подожди, а я?
Михаил. А что ты?
Виктор. Здесь и сидеть одному?
Михаил. Если все будешь делать как сказал, кто тебя тронет? Пошел я. (Выходит).
В комнате Тимофей, бабка. Таня в своей комнате.
Бабка. Ну и что он там, Мишка?
Тимофей. Ножик сидит точит, чего ему еще делать?
Михаил. Сидит. Может еще ничего и не будет. Главное, чтобы Танька ему на глаза не попадалась. А то они сидят-то там, ну… без женщин. Раздражишь его, а потом… Пошел я.
Бабка. Так что ж ты… Его привел, сам уходишь, а нам?...
Михаил. А вам…кричать теперь меньше, поняла? Что вам? Не трогайте его, и все. Не разговаривайте, не смотрите и вообще не раздражайте, тогда, может, и ничего, может, и не тронет.
Бабка. Не разговаривайте… А если он… Тимоха, ты слышишь, чего он говорит-то?
Михаил. Все – договорились. Танька там?
Бабка. Сидит читает.
Михаил (какое-то время раздумывает, зайти или нет к Татьяне). Ладно, пусть сидит. Пошел я. (Уходит.)
Бабка. Гляди-ка, Тимоха, ушел.
Тимофей. Что он теперь, сутками около нас сидеть должен?
Бабка. Временами, дескать. А кто знает, когда у него эти времена начинаются? Может, сегодня же и начнется.
Тимофей. Не начнется. Если б сегодня, по нем бы сразу заметно было.
Бабка. Ну так завтра.
Тимофей. Ладно, будешь теперь. Начнется так начнется, нет так нет. Может, правду Танька сказала?...
Бабка. Про Мишку, что ли? Так зачем же ему придумывать-то, если самому теперь бегать каждый час? Нет, как только они зашли, я сразу сообразила: что-то не то. Стоял-стоял, а как Таньку увидел – весь аж напружинился. И как теперь ее куда прятать?
Тимофей. Что он ей при нас сделает?
Бабка. «При нас»… А во дворе где поймает?
Тимофей. Пусть не выходит.
Входит Катерина.
Катерина. Танька дома? А крышу слазили?
Бабка. Тсс!
Катерина. Чего?
Бабка. Тише! Мы сами тут сидим только шепотом. А то ведь еще раздражишь.
Катерина. Кого раздражишь?
Бабка. Кого, да его! Вон, за дверей сидит. Аж ходить пошто-то охота на цыпочках.
Катерина. Кто сидит? (Тимофею.) Чего у вас тут?
Тимофей. Ты сначала в город съезди, костыли купи, а потом спрашивай. Ничего, вот выйдет, я без костылей и пальцем не шевельну, пусть он вас тут…
Катерина. Да кто выйдет-то?
Тимофей. Увидишь еще – кто, да поздно будет. Ты понимаешь, что мне уже давно ходить надо? Врач что говорила?
Катерина. Лежать – вот что! Ты мне объясни: чего она тут трясется?
Бабка. Да не трясусь я, Катька, а только сама-то посуди, вот он счас сидит тихо, смирно, а к ночи что у него на уме будет?
Катерина. Да у кого – у него-то?
Бабка. Да у жильца, у кого ж еще-то?! Кто ж тут еще-то из дурдома?!
Катерина. Какого дурдома?
Бабка. «Какого»… Казенного! Мишка привел, оставил, да и сам убежал.
Катерина. Буйный какой или чего делает-то? Зачем его сюда привели-то?
Бабка. Так вот спроси! Мишка привел! К празднику, дескать. Ну хошь бы и к празднику, а нормального-то нельзя, что ли?
Тимофей. И что именины мне сделали, иначе я вам устрою!
Бабка. Во, а этот с именинами какими-то!
Тимофей. Не «какими-то», а моими. Мне их хоть раз делали?
Катерина. А кому, мне, что ль, делали?
Бабка. Вот когда будет на пенсию, вроде б как юбилей, тогда и проведем. Все же так делают.
Тимофей. Так все со сломанными ногами не лежат, как я.
Катерина. А тебе, значит, за то, что по пьянке сломал, именины устраивать?
Тимофей. Не за то, что сломал, а за то, что лежу. Все равно же делать нечего в это время, вот и проведем.
Бабка. Может, правда? Катька? А потом бы уж не делали.
Катерина. Ага, «правда» вам! Сначала кого-то за стекой посадили, потом именины требуют, а дальше что скажете? Ну надо же, опять на крышу не слазили! Это ж сколько можно терпеть-то?
Бабка. Так его боимся, Катька!
Катерина. А он вам что?
Бабка. Кто знает, что у него на уме?
Катерина. Ага, вы, значит, такие хорошие, а я, значит, такая плохая, мне, значит, не жалко этих котенят. Так только если они вырастут – все десять-то или сколько их там? – куда мы потом с ними? Если они все десять-то там затопочут, что мы потом?
Тимофей. Где это ты видела, чтоб кошки топотали?
Катерина. Затопочут, не беспокойся! А если еще эти десять да своих по десять принесут, тогда совсем возрадуемся.
Тимофей. Как это они принесут, если из них всегда половина котов бывает?
Катерина. А коты что, цыплят помилуют? Да пошел ты с котами своими! (Кричит.) Танька, ну-ка счас же лезь на крышу! Я их сама утоплю, ты только достань.
Таня (из своей комнаты). Темно уже совсем.
Бабка. Катька, не о том разговор, кто хороший, а кто плохой, а только она на крышу, а он ее там…
Катерина. Да где – там-то, если он, говоришь, здесь сидит?
Тимофей. Вот там-то он ее и прижучит.
Катерина. Да пошли вы… Сами хуже всякого дурдома.
Бабка. Катька, ты пошто не поймешь-то…
Катерина (перебивает). Ладно, хватит! Давайте ужинать. (Кричит Тане.) И чтобы завтра на крышу как штык, безо всяких разговоров!
Бабка с Катериной собирают на стол. Виктор в своей комнате подходит к телефону, набирает номер.
Виктор. Алло, девушка, город мне, да, город: три – семнадцать – восемьдесят два. Да, по срочному. Соединяете? Да, жду, жду. (Ждет с трубкой в руках).
В большой комнате бабка и Катерина за столом. Тимофею еду ставят на табуретку у его кровати.
Бабка. Кричит чего-то?
Тимофей. Не кричит, а звонит.
Катерина. Танька, иди ужинать.
Бабка. Может, он туда звонит?
Входит Таня, садится за стол.
Тимофей. Куда – туда?
Бабка. «Куда»… Да откуда вышел!
Тимофей. Чего ему туда звонить?
Бабка. Спрашивает, видно, чего-то.
Тимофей. Ага, совету спрашивает – как нас тут уничтожить.
Катерина. Да перестаньте вы!
Таня. Что ты, папка, бабка старая, а ты? Мам, может, позвать его, он же не ужинал.
Тимофей. Бабка тогда первым же куском подавится.
Бабка. Позови-позови да еще ножик к нему рядом положи!
Катерина. Перестаньте! Ешьте да помалкивайте.
В комнате Виктора.
Виктор. Алло, девушка! Да, три – семнадцать – восемьдесят два. Да, я жду. Мой? Минутку. (Смотрит номер на телефоне, но, видимо, его там нет.) Девушка, не бросайте трубку, я сейчас спрошу, не бросайте, минутку…
Виктор выбегает в большую комнату. Бабка в испуге отпрянула, настороженно смотрят Тимофей и Катерина. Какое-то время Виктор тоже смотрит на них с недоумением, но, вспомнив информацию Михаила, спохватившись, улыбаясь, пятится.
Виктор. А, да, да, понял, все понял.
Тимофей (показывает пальцем на свои губы.) Ужинаем вот.
Виктор. Да, конечно. Мне этот… (показывает, как подносят трубку к уху) телефон, телефон.
Тимофей (осторожно показывая пальцем на дверь в «гостиницу».) Там, там телефон.
Виктор. Я знаю. (Крутит пальцем, как бы набирая номер.) Номер мне, номер.
За столом переглядываются.
Тимофей. Не знаем мы номера.
Виктор. Как – не знаете? Кто ж тогда знает? (Спохватившись, снова улыбается.) Ну, понимаете, номер, номер… телефона номер.
Тимофей. А куда звонить номер-то? Может, где записали на бумажке да обронили бумажку-то?
Виктор. Да нет, ваш, ваш номер, вашего телефона.
Тимофей. А, нашего! Та нашего: два – тринадцать. (Выводит цифры пальцем в воздухе.) Сначала – два, а потом – тринадцать. Два и тринадцать.
Виктор. Как – всего три цифры? Может, еще забыли какие?
Тимофей. Так все, больше нету.
Виктор. Хм… Ну хорошо. Ясно. Понял.
Бежит к себе, берет трубку.
Девушка, два – тринадцать. Да нет, это мой, ну, ихний, ихний, они так сказали. Да, по срочному, жду.
За столом.
Бабка. Вот и началось.
Таня. Ну и что, номер спросил.
Бабка. «Номер» тебе! А глаза какие – видела? Уж теперь-то я разглядела. А это… (Показывает, как Виктор крутил пальцем.)
Тимофей. Я тоже – чего это, думаю, он вертит? Думаю, может, чашку какую или тарелку просит. Мол, кругленькая.
Бабка. Тарелку… Как он только начал вертеть, так я сразу и подумала, что смерть моя пришла. Да мне-то ладно, а вот ее-то… (кивает на Татьяну) теперь куда девать?
Катерина. Так Мишка-то привел, чего сказал?
Бабка. То и сказал. Вести, мол, больше некуда, раз у вас гостиница, деньги получаете, то сами и разбирайтесь. Черт бы уж с ними, с деньгами этими!
Таня. Да врет он все, мама. Напридумывал, а они теперь…
Катерина. Кто врет?
Бабка. Да как же тебе врет-то? Сама-то, что ль, не видела?
Катерина. Кто что придумывал-то?
Бабка. Да Мишка это упредил нас, чтоб знали-то, ну, про того. А она никак не верит.
Таня. Ну и тряситесь теперь, раз вам Мишку так слушать охота. (Уходит к себе.)
Бабка. Гляди-ка, нисколько не боится.
Катерина. Так почему она не верит-то?
Бабка. Да что мы сразу, дескать, не поглядели на него. А когда тут глядеть? Убираться надо было.
Тимофей. Да не глядеть… Парень-то он молодой и из себя ничего вроде, вот ей и неохота, чтоб дурак был.
Катерина. Объяснили! Ладно, тут дел невпроворот. (Начинает убирать со стола.)
Бабка. Пойду ягненка погляжу. Фонарик-то там лежит?
Катерина. Там, там.
Бабка выходит.
В «гостинице». Виктор у телефона.
Виктор. Да, алло, да, соединяйте. Привет… Виктор это, Виктор. Ты к моим не забегал? Ты смотри эти дни, а то ей даже в магазин выбежать – оставить не с кем… А, зря связался… Дней на пять. Теперь что, раз уж приехал, думал, долги хоть раздам, а тут… Да еще поселили… Долго рассказывать… Приеду расскажу, говорю. Аленка приболела перед отъездом, так что ты обязательно забеги. Меня пять дней не будет, ей передай. У стариков был? Тогда нормально. Все, забеги обязательно. Давай! (Кладет трубку.)
В большой комнате Тимофей и Катерина.
Тимофей. (кивая на дверь в «гостиницу»). Интересно б послушать, чего это он там передает?
Катерина. Про тебя, героя-именинника.
Тимофей. А при чем тут «герой»?
Катерина. Кто, я, что ли, пьяная на мотоцикл садилась?
Тимофей. А при чем тут «именинник»?
Катерина. А кто про именины кричит, чтоб устраивали?
Таня (входит). Мам, у него там, наверное, простыни сменить надо?
Катерина. Иди читай, а то я тебе сменю, забегала тут!
Тимофей. А что, может, правда сменить надо? Приезжий человек, а она… Думает, если у него не хватает, так надо ним все вытворять можно?
Катерина. Как бы ни не хватало, а твоего-то все равно побольше, наверно.
Тимофей. Танька, ну-ка смени!
Таня. Мам?
Катерина. Я тебе сказала – иди учи! (Тимофею.) А ты тут лежи да не подначивай.
Тимофей. Еще и выгадать хочет за счет Богом обиженного!
Катерина. Я тебе счас выгадаю так выгадаю. Еще месяц назад, как тот уехал, все чистое постелила, а он будет теперь тут…
Тимофей. Ну и допустим, а чего кричишь? Не лазь, Танька, на крышу. Пусть они там расплодятся и хоть вообще потолок обвалят.
Катерина. Во, этому-то ты можешь научить. Чему-чему, а этому-то… (Тане.) Ну чего ты тут вертишься, делать тебе нечего?
Таня молча уходит к себе.
Другой бы спасибо сказал: кормят, поят, ухаживают за ним, а он…
Тимофей. Ага, еще б ты не ухаживала! Да только мне не ухаживания твои нужны, а костыли. И если в это воскресенье не привезешь – ползком на улицу выползу! Весна скоро, а она… За тобой бы так поухаживать.
Катерина. Хоть бы три денечка полежать, ничего не делать. А тут и минуты не выкроишь. Разлегся, еще и ворчит недовольный. Еще и именины ему за это устраивай!
Тимофей. Разлегся, значит? Специально, значит, разлегся? Хорошо мне, значит? Ну так счас еще лучше будет! (Переворачивается на руках и падает с койки.)
Катерина (бросается к нему). Да ты что? Ты что, одурел? Бабка! Танька!
На стук и крики Таня выбегает из своей комнаты, Виктор – из своей. Со двора вбегает бабка с палкой в руках и, размахивая ей, наступает на Виктора. Тот растерявшись, отступает, не зная, то ли ему помогать, то ли убегать.
Бабка. Я тебе! Подступись, только подступись! (Увидев, что Тимофей на полу, заголосила.) Батюшки, люди, сбросил, безногого сбросил! Караул! Танька, беги за мужиками! Караул!
Катерина (занятая Тимофеем, не поймет, на кого кричит бабка, оборачивается к ней). Да ты что, очумела? Помогай давай! Танька, бери за ноги.
Тимофей (сопротивляется). Каждый день теперь буду сбрасываться! Через час буду! Пока весь гипс не рассыпется! Я вам покажу, как мне хорошо лежать!
Катерина (Тане). Да не гипсовую, за живую бери. (Виктору.) Чего стоишь – помогай.
Втроем водворяют Тимофея на место. Бабка все еще не может понять, что происходит.
Тимофей. Если завтра же не сделаете костыли с именинами, я вам весь пол своим гипсом проломлю! Что, думаете, опять не сброшусь? Мать, ну-ка дай палку, я ей счас весь гипс раздолбаю.
Катерина. Да ты что, с цепи сорвался! (Бабке.) Успокаивай хоть ты своего сыночка. Хоть бы при чужих людях постеснялся.
Бабка. Тимоха, да кто ж тебя сбросил? Катька, чего вышло, кто его скинул-то?
Катерина. «Скинул»… Скинешь его, как же! Такой сам кого хочешь скинет.
Тимофей (Виктору). Вот попомни, парень! Если только они мне не сделают именины с костылями, я им… Попомни, свидетелем будешь.
Катерина. (Виктору). Ладно, чего вам тут на дураков глядеть. Там, наверно, до тошноты насмотрелись да еще тут теперь, идите.
Виктор. Угу, если чего надо… (Показывает жестом: «располагайте», мол. Уходит к себе.)
Бабка. Катька, так чего будто вышло-то?
Таня. Упал с кровати.
Бабка. Так пошто будто упал-то?
Входит Михаил.
Михаил. С работы иду. Ну и как?
Бабка. «Как» тебе! Привел, да и довольненький. Это ладно, я успела забежать, а то б он его…
Катерина. Да при чем тут тот-то?
Бабка. А кто же тогда?
Катерина (кивая на Тимофея). Вон у кого спрашивай.
Михаил (кивая на дверь). А что он сделал?
Бабка. «Что» тебе! Сначала выскочил, когда ели, чуть всех не перерезал…
Таня. Да что ты, бабка, «резал» - телефон спросил.
Бабка. «Спросил»… А это? (Вертит пальцем.) А глаза какие? А теперь вон Тимоху чуть не убил.
Михаил. С чего это он?
Бабка. «С чего»… Будто не знает – с чего. (Понизив голос). И на ночь надо на пробой замок повесить. А то заснем тут все, а он…
Катерина. А если он в уборную захочет?
Бабка. Ведро поставим.
Катерина. Как ты ему говорить-то будешь?
Бабка. Ну и скажем. У нас, мол, не ходят по ночам, сами кое-как.
Михаил (Бабке). Чего-то ты уж совсем. Ну и сидел, допустим. Счас-то его выпустили.
Бабка. Ты же сам сказал: в любое время начаться может.
Михаил. Но не так же, чтоб в туалет не выпускать.
Таня (Михаилу). Натрепал тут, теперь вот расхлебывай. (Уходит к себе.)
Михаил. Но я же просто сказал – «чуть-чуть». Ну, когда-то что-то было, а так-то зачем?
Бабка. «Когда-то»… Он тут вот только что бегал.
Михаил. Да с чего ему бегать-то?
Бабка. Гляди-ка, Тимоха, сам же привел, ну, предупредил, правда, а теперь нас же спрашивает.
Михаил. А, сам теперь не рад. (Заходит к Виктору.)
Виктор. Слушай, друг, так дело не пойдет. У меня дочке четыре месяца. А если б она не с палкой, а с топором сзади?
Михаил. С чего ей с топором-то?
Виктор. Конечно, с чего бы ей это. Всего каких-то лет семьдесят в психущке отсидела.
Михаил. Да не семьдесят.
Виктор. Ага, шестьдесят, можно спать спокойно. Давай поднимай расценки.
Михаил. Зачем?
Виктор. Правильно – зачем? Работать в двух шубах надо, здесь… Они же натуральные! Мужик сейчас чуть всю избу не разнес. Хотел помочь и случайно только не схлопотал по голове, дубиной. Что, я должен здесь сидеть ждать, когда черепок проломят по самым низким расценкам?
Михаил. Почему по самым-то?
Виктор. Знаю, не совсем темный. Их в три раза поднять можно, и все по закону будет. У меня дочке четыре месяца, долгов вот так, а ты меня за какие-то копейки под топор подвести хочешь!
Михаил. Да какой топор? Они, наоборот, говорят, что ты бегал.
Виктор. Куда?
Михаил. Не знаю куда. Ты хоть не пугай их.
Виктор. Я же еще и пугаю! Да они… Мне в дверь приходится пятиться, спиной боюсь повернуться. Я-то думал, они спокойные, раз на воле, так, чуть-чуть, а они еще почище буйных. У вас вообще тут власть-то есть какая-нибудь? Сумасшедшие с топорами спокойно бегают, а им главное – клуб оформить к празднику.
Михаил. Да с какими топорами?
Виктор. С железными. И чтоб поднял в два раза. Раз – за работу, раз… за вредность. У меня не три головы.
Михаил. Да я тебе просто сказал. Ну, сидела. Да она не сидела даже, я же забыл тебе сказать, что она там была уборщицей, ну, нянечкой, санитаркой. А Тимофей вообще со сломанной ногой лежит.
Виктор. Пой-пой. И вообще, они самые нормальные, это только по четвергам с дубинами бегают да именины на костыле требуют.
Михаил. Да нормальные они. Это я просто сказал, чтоб ты на Таньку не смотрел…
Виктор. Зачем мне своя Танька, при чем тут Танька, когда они в любое время могут?... Ничего, пусть только сунутся, ножичишко у меня кое-какой имеется. Но только чтоб по самым высоким расценкам, а то я тебе не Змей Горыныч!
Михаил. Да ну вас! Одни кричат – замкнуть надо, другой – вообще с нижиком. Я же тебе не объясняю: из-за Таньки сказал, когда еще тебя боялся, а бабка, вообще, даже кошек утопить не может.
Виктор вдруг притих и как-то странно смотрит на Михаила.
Чего ты?
Виктор. Ничего.
Михаил. А чего смотришь так?
Виктор. Нормально смотрю.
Виктор весь как-то напрягся. Михаил это заметил, и ему тоже стало неуютно. Молчат.
Михаил. Недавно тут театр приезжал.
Виктор. Зачем?
Михаил. Выступать, зачем еще?
Молчат.
Михаил. Ладно, пошел я. Ты столько… (Взглянув на Виктора, осекся. Осторожно выходит.)
В комнате бабка, Таня, Тимофей.
Бабка. Ну и как он там, Мишка?
Михаил. Чего он тут делал?
Бабка. Так чего… Сначала выскочил как полоумный. Потом номер с нас стребовал. А потом… Тимоху-то не он, что ль, сбросил?
Таня. Сам он упал.
Бабка. Ну все равно, тут рядом приготовился. Я его еле палкой отогнала. А чего он делает счас-то?
Михаил. Таблетки глотает, сонные видно. Так что можете спокойно спать, до утра не встанет.
Таня. А вот хочете я покажу, как он вам врет? Хочете? (Подходит к двери Виктора и, постучав, открывает.) Можно?
Бабка. Танька, ты куда. Танька?!
Таня, не дождавшись приглашения, входит в «гостиницу». Останавливается у двери. Виктор поднимается навстречу.
Таня. Вы таблетки глотали?
Виктор. Таблетки?
Таня. Да, таблетки. Только что – глотали?
Бабка (кричит через дверь). Танька, ты пошто человеку спать не даешь? Человек уже таблеток наглотался, а ты его шевелишь. Ну-ка, счас же выходи оттуда!
Таня. Сейчас выйду, не стучи, никуда не денусь. А что вы так испугались?
Виктор. Я? Да нет. Чего мне бояться?
Бабка (снова кричит через дверь). Танька, если ты только сию же минуту оттуда не выйдешь, я потом тебя не то что кошек топить заставлю, я потом не знаю, что с тобой сделаю. Сейчас же выходи!
Таня. Выйду, выйду. Раскричалась. (Виктору.) Вы что, всегда такой?
Виктор. Какой?
Таня. Ладно, спи. (Выходит.)
Бабка. Что ж ты… Тут около двери стоять страшно, а она…
Таня. Да кого вы испугались, он сам какой-то пуганый.
Михаил. Ты лучше, правда, не заходи к нему.
Таня. Все еще ревнуешь, что ли?
Михаил. Да какое ревную – теперь не до того. Не заходи, и все.
Таня. А про таблеточки-то точно насвистел!
Бабка. Чего – таблетки?
Таня. А то, что он и не собирался их пить. И ничего не ел, наверно. Ты ему хоть дай что-нибудь.
Михаил. Да не будет он есть, отравленное, подумает.
Бабка. Пошто какое отравленное? С чего?
Михаил. Ну он же думает, что вы… Ну… возьмет да подумает.
Бабка. Так, а с чего будто подумает-то?
Тимофей. Да на вас посмотрит, да и подумает. Месяц костыли привезти не могут.
Бабка. Так мы кого травили разве?
Тимофей. Не травили, так утопить неделю собираетесь.
Бабка. Так неделю… Если эта никак на крышу не лезет, я, что ль, полезу за ними?
Таня. Сказала, поесть человеку дайте, а вы опять – как бы утопить побыстрей.
Бабка. Так это он – две недели, дескать. Я же будто и виноватая.
Входит Катерина.
Катерина. Что притихли? Тот-то не выбегал больше?
Бабка. Так мы думали – таблетки, а он их и не глотал вовсе.
Катерина. Ну, тогда спать давайте, завтра снова чуть свет.
Тимофей. А я?
Все вопросительно смотрят на Тимофея.
Со мной как? Забегали тут: таблетки, таблетки, только б от меня отвязаться. Когда делать будем? Именины-то?
Бабка. Тимоха, да ты разве не видишь, что тут творится? Ну вот как увезут этого, тогда и будем думать.
Тимофей. Что, снова начать сбрасываться? За любого полоумного готовы уцепиться, только б именины не делать, так, что ли?
Все смотрят на Катерину.
Бабка. Катька?
Катерина. Только запомни: ты потом у меня за эти именины полгода грамма в рот не возьмешь.
Тимофей. А зачем… потом-то мне незачем? Потом я бегать буду, работа, потом-то другое дело! Мне главное сейчас,
|
|
|
