К чему только не был готов наш путник, но не к такому повороту событий.

Рыцари Грааля

Хранители верные Чаши Скорби и Чаши Жиз­ни! Вы — рыцари бессмертные Мои! Вам суж­дено её доставить людям, явив им Тайну, ко­торая их приведёт к Любви. Грааль берёгся от чужого взора, и Сыны Мои ему служили, что­бы сохранить связь с миром. Ныне час настал, чтобы поведать о судьбе Грааля и святыню на­роду Моему явить. Внимайте сердцем! Сам Гос­подь вам говорит!

Перед взором идущего путника расстилались бескрайние земли, но он искал ту единствен­ную, о которой до него доносились только едва внят­ные слова и отрывочные сведения. Путник по незри­мым вехам, по каким-то чудом улавливаемым следам продвигался всё дальше на север. Ему говорили о новых землях, открытых мореплавателями, но, на­пряжённым внутренним слухом внимая рассказам встречных, он угадывал знаки, посылаемые его ищу­щему сердцу, и понимал, что не о цели его поиска ведут беседу случайные прохожие. Сколько всего он узнал за долгие годы странствий! Сколько ему от­крылось тайн! Но всё оставляло его равнодушным. Одна цель его манила, одна звезда светила в ночи, одна земля звала. На север! В Беловодье! Я найду тебя, земля святая, я дойду до вас, люди Страны Северной!

Он шёл, изнемогая от усталости и лишений, и случалось, что попадал в ловко расставленные сети лжи, сбивавшие его с истинного пути, но сердце всё равно побеждало, ибо путник верил лишь ему. По­иск земли святой не был его страстным желанием. Он был самой жизнью, напряжением всех сил духа и верой, незыблемой верой в то, что она существует и он обязательно найдёт её. Наш путник отличался недюжинным умом и отвагой, он не был одним из тех слабовольных и мечтательных существ, поддаю­щихся уговорам и сладким грёзам о Стране Север­ной, которыми были полны многие, кого он встре­чал. Они бродили в поисках счастья, благословенной земли, полной достатка, радости и блаженного по­коя, которых так недоставало везде. Они мечтатель­но рассказывали, как будут жить там, когда найдут её. Они знали, что каждого путника встречали там радушно и потчевали его как родного и самого доро­гого гостя. Они грезили спокойствием.

Наш путник не шёл туда за блаженным покоем. Он также знал, что никто не ждёт его там, чтобы потчевать и дарить счастье. Он знал, что даже если ему удастся найти эту землю, то вряд ли его просто так пустят туда, ибо зачем святым людям тратить дра­гоценное время на мирян, бороздящих землю в по­исках благодати? Благодать нужно заслужить, а чело­века, жаждущего её, — испытать. Поэтому путник был готов к суровым испытаниям, тяжкому труду, а от­нюдь не к радушному приёму. Он обладал трезвой рассудительностью и мечтал только об одном: прий­ти туда ещё в силе лет своих, чтобы годы не сделали из него немощного старика, подошедшего к цели на склоне лет и не имеющего сил для служения.

Он был человеком глубоко верующим, но далё­ким от слепого следования обрядам. Внутренним зна­нием он мгновенно угадывал в местном священнике пьяницу или лихоимца и, поклонившись образам, молча удалялся, не вступая ни в какие беседы, ибо давно понял бессмысленность пререканий и не же­лал тратить время на пустослова, прикрывающегося церковным саном. Куда больше щедрости душевной и простоты встречал он в обычных людях, живущих в глуши. Они были чисты и духовны, и было бы даже дико и смешно видеть их на исповеди и благословляемыми местным пьяницей, смеющим говорить от имени Господа только потому, что на нём ряса и поставлен он сюда служить властями. «Воистину странно устроен мир, но если Господь допускает, значит, зачем-то это нужно Ему». Тогда ещё он не знал, что такой мир совсем не нужен Господу и Он всеми силами стремится исправить его, но не хочет, разрушая, уничтожить и тех, кто дорог Ему. А они неизбежно погибнут, если Он начнёт сметать всё урод­ство и грязь этого мира. И вот ради них, ради чис­тых, простых и любящих Господь допускает суще­ствование ничтожных, падших, чтобы сохранить сер­дца, благодаря которым может жить на земле и мер­зость. Тогда ещё путник не знал, что Господь желает не уничтожения мира, а его изменения. Разрушить Он мог в один миг, но смысл был не в избавлении от грязи, а в очищении, то есть в постепенном совер­шенствовании мира и духовном росте людей.

Как только не называли эту страну! Но когда люди говорили о прекрасном, о чистом, о светлом, они имели в виду именно её, одну заветную землю — Северную Шамбалу. Наш путник тоже иногда пы­тался представить её, но у него ничего не получа­лось, потому что мысли обязательно уводили его к земным формам, к земному труду, ибо другого он не знал. И только однажды, в момент наивысшего на­пряжения духовных сил, но в совсем прозаический момент жизни он увидел немыслимое сияние, пере­ливающийся мягкий свет, исходящий лучами всех оттенков из единой точки, и понял, что видит Шам­балы сияние, потому что на сердце было тепло и ра­достно и не хотелось отрывать взор от этой неправ­доподобной картины. Но что-то его отвлекло, какой-то звук или движение, — и всё погасло, и сколько он ни пытался, так и не смог вновь попасть в этот неви­димый простым глазом мир. ибо понял, что смотрел особым зрением, тем, что было внутри. Память об этом событии жила в нём теперь всегда, и когда ему было особенно тяжело, он вспоминал виденное, уг­лубляясь в собственные чувства.

К нему часто присоединялись другие люди, что-то ищущие, чего-то хотящие. Их поднимала с насижен­ных мест неодолимая сила и гнала по свету, неудов­летворённых, жаждущих, осуждающих и познающих. Он не очень-то любил таких попутчиков, ибо нужно было поддерживать пустые разговоры о государстве, политике, устройстве мира и прочей ерунде, ничего не значащей для того, кто понимает, что весь мир — внутри человека. Он берёг это ощущение, ибо оно было самым ценным его имуществом на сегодняшний день, и не хотел нарушать цельного восприятия, которое пришло к нему от осознания этой простой истины.

Однажды к нашему путнику присоединился дос­таточно неразговорчивый старик, бодрый, сильный, много исходивший на своём веку. Это чувствовалось в его умении преодолевать трудности: он ловко и спокойно выходил из различных обстоятельств стол­кновения с властями, находил потерянную дорогу, мог идти без еды не жалуясь, разводит огонь про­мокшими спичками и отыскивать место для ночлега в самых непредсказуемых местах. Старик не задавал лишних вопросов, но так же, как и наш путник, час­то устремлял взгляд куда-то, как будто высматривал некую ценность и вслушивался во что-то доносив­шееся только до него. Разница между ними была в том, что старика ничто не отвлекало. Подняв голову на посторонний шум, он мог, спокойно опустив её, продолжать слушать и смотреть. Они ничего не об­суждали, не говорили между собой о тяжкой жизни и не рассказывали друг другу никаких историй о себе.

В один прекрасный день старик, собрав свою не­хитрую поклажу, попрощался и ушёл, оставив о себе лишь добрые воспоминания.

Наш путник опять был один.

 

Часть 1

Глава 1

Когда он подошёл к затерянному в глуши селе­нию, его удивило сочетание настороженности и радушия у жителей. Люди были приветливы, но не осо­бенно открыты. Они так же, как и всюду, занимались хозяйством, но их действия были наполнены еще и не­ким особым отношением к тому, что они делали. Ко­ров доили с лаской, сено убирали все вместе, сосредо­точившись на чём-то внутреннем и сохраняя удиви­тельное спокойствие; отношение их друг к другу было добродушным и внимательным. Они как будто не хо­тели тревожить близких, давая им возможность зани­маться своими делами, но всегда оказывались рядом, если была в этом нужда, даже если никто не просил о помощи. Это отличалось от всего того, что наш пут­ник встречал до сих пор, и он решил здесь остаться чуть подольше, чтобы разобраться в их жизни. Но не он их изучал, а они его, и когда он попросил приста­нища на время, то собралась вся деревня в одной избе, чтобы решить, оставлять ли его, и если да, то какую работу ему поручить. Наш путник взялся плотничать, но он сам должен был и рубить лес, и обтёсывать его. Ончинил крыши и подгонял двери, но больше ему нравилось искать в тайге подходящие деревья, потому что в лесу он чувствовал себя спокойнее и увереннее.

«Как хорошо, что здесь мне никто не мешает и я могу сосредоточиться на своих мыслях», — подумал он, расположившись на солнечной полянке.

— Тебе и в деревне никто не мешает. Просто ты не умеешь правильно мыслить, — услышал он голос и, вскочив, стал оглядываться. — Я далеко от тебя, но если ты смог услышать, значит, у тебя есть шанс воспринять мои указания.

К чему только не был готов наш путник, но не к такому повороту событий.

— Всегда всё не так, как ожидаешь. Первая ошиб­ка в том, что человек строит представления. Он пред­ставляет, что он увидит, как он услышит, кто ему скажет. И когда создан некий образ, то очень трудно потом от него избавиться и поверить в нечто совсем другое. Не строй представлений. Будь открыт миру. Это значит, воспринимай всё так, как есть, не срав­нивая с тем, что ты уже знаешь. Иванушка прост не потому, что дурак, а потому, что принимает мир та­ким, какой он есть. Понял?

— Понял, — ответил Иван.

Ошеломлённый, он встал и пошёл обратно в де­ревню. Дошёл лишь к вечеру, и у него только и хва­тило сил, чтобы рухнуть на кровать и забыться в полусне. Единственное, чего он не понял, так это почему он так обессилел. Тогда ещё он не знал, что тонкий мир, с которым он соприкоснулся, отнима­ет у человека очень много энергии до тех пор, пока человек не станет частью этого мира, пока не вой­дёт в него не как гость, а как житель. К этому миру нужно привыкнуть и научиться жить в нём так же, как и на Земле.

Утром он наскоро собрался и пошёл в сторону поляны. В чувствах и мыслях царил хаос. Он не мог поймать ни одной мысли и понять свои чувства. Всё внутри клокотало, бурлило. Иван взял топор и стал рубить дерево. Когда же он закончил работу, то понял, что срубил совсем не то дерево, что было нуж­но. Только на третий день он немного успокоился и сообразил, что приходит сюда, чтобы снова услышать тот голос. Он напрягал свой слух, он усмирял свои чувства, он махал топором и затихал на поляне, но всё было напрасно. Голоса не было, жизнь померк­ла, остался лишь хаос, ибо он лишился прежнего спокойствия.

Совершенно неожиданно для себя он стал не­рвным и раздражительным. Он думал, что давно по­бедил в себе эти качества, оставив их в далёкой юно­сти. Но теперь они вылезли вновь, и на ласковое об­ращение жителей деревни он отвечал угрюмо и нео­хотно — ему стало казаться, что они лезут ему в душу. Он работал без прежней охоты, скорее машинально, но люди не обращали на его грубость внимания, про­должая ласково привечать, просили помочь и благо­дарили за труд. Так прошла зима. Только к весне Иван стал замечать, что отвечает невпопад и угрюмо огры­зается на самые обычные вопросы и приветствия людей. За всё это время он впервые обратил внима­ние на своё поведение, ибо до этого ему казалось, что это люди бесконечно лезут к нему и пристают с разговорами.

«Что произошло со мной? — думал он. — Где тот спокойный, рассудительный, разумный человек, ко­торый пришёл сюда? Куда он делся? Мало же было нужно, чтобы совершить со мной такое превращение».

Он начал борьбу за прежнее равновесие, добро­желательность, спокойствие. Он пересиливал себя во всём, стараясь быть приветливым и отвечая ласково даже тогда, когда вопрос казался ему совершенно глупым. Он с большей охотой помогал и даже всту­пал в разговоры с теми, у кого работал. И месяца не прошло, как заметил он перемены в своих ощущени­ях. Во-первых, он стал улавливать вполне конкрет­ные мысли свои, которые до этого разбегались во все стороны. Во-вторых, он стал чувствовать настроение людей, их состояние и понял, что всё это время ду­мал только о себе, совершенно не сознавая, что дру­гие люди могут страдать от его отношения к ним.

Ему очень хотелось пойти на поляну, и он ждал, когда земля станет твёрдой, подсохнув под лучами солнца. Но, с другой стороны, пора было подумать и о том, когда покидать это селение, ибо он впервые за долгие годы провёл в одном месте столько времени. Взяв топор, Иван углубился в тайгу и скоро вышел к поляне, ещё не покрытой первой зеленью и ярко ос­вещенной солнцем, щедро льющим потоки света сквозь ветви деревьев. Иван стоял и думал о том, за­чем он пришёл сюда.

— Наверное, для того, чтобы услышать мой го­лос. Но разве ты не понял, что голос мой можешь
слышать и в деревне? Для этого тебе не нужно ухо­дить в тайгу. Всё дело только в тебе самом.

Прежняя волна беспорядочных чувств начала под­ниматься в Иване, но усилием воли он подавил её.

— Ты правильно сделал. Прежняя смута была под­нята твоими неокрепшими чувствами. Ты был слиш­ком замкнут не потому, что молчалив от природы, а потому, что считал в глубине души, что многого до­бился. Поэтому люди не интересовали тебя. При пер­вом же нажиме на твои эмоции ты сломался. Ясно?

— Да, — ответил Иван.

— Возвращайся и исправляй взаимоотношения с жителями. Добивайся полного равновесия. А ту грязь, что из тебя полезла, выбрось вон. Забудь, её больше не существует.

Иван возвращался в глубоком раздумье. Самое интересное было в том, что его не мучили никакие вопросы. Он даже не думал о природе голоса. Он думал только о том задании, что получил. Но первое «здравствуй» он, погружённый в собственные мыс­ли, всё же пропустил, забыв ответить.

Для Ивана началась совсем иная жизнь. Он по-другому стал смотреть на жителей деревни, он заме­тил их искренний интерес к себе, который раньше принимал за любопытство. Он стал более общитель­ным, чем был в прежней жизни и даже в молодости. Он стал смеяться, чего не наблюдал за собой в пос­ледний десяток лет.

Однажды, сидя на крыше и стуча молотком, Иван услышал:

— Ты исправляешься. Пожалуй, можно поставить троечку.

— Почему? — спросил ошарашенно Иван.

— Потому. Ты по-прежнему слишком много ду­маешь о себе, а точнее, о том, чего ты добьёшься, когда сделаешь это и это. Ты привязан к результату и работаешь ради награды в виде этого результата. По­тому ты многого не замечаешь.

Что же ему нужно замечать? Появились первые листья, вокруг стоял неумолкаемый птичий гомон, лес шумел, солнце светило. Он за всем наблюдал, не упуская из виду ничего. Он радовался весне, но чувства его были недостаточно ясными. Не было яс­ности в отношениях с людьми, с природой. Он ещё не разобрался в своих желаниях и целях. Иван му­чился достаточно долго, прежде чем навёл порядок в собственных мыслях и чувствах: он был вежлив и охотно поддерживал беседу, мир для него ожил, и он стал замечать краски этого мира, но по-настоя­щему его интересовали только собственный успех и конечная победа над собой. И его совершенно не интересовали люди. Это внешне он был добродуш­ным и отзывчивым, но не было в нём искреннего внимания к чужим бедам и радостям. Все мысли были о себе, своём отношении к ним, своей работе, своём взгляде на мир. Это «своё» приобрело какие-то неправдоподобно неприглядные формы и разме­ры и затмевало истинного Ивана. Тут только его осе нила одна ясная мысль: «Я никого не люблю». Даже нельзя было сказать «никого». В нём просто не было любви. Она отсутствовала в нём, и её место заменял некий суррогат. Иногда это было внимание, иногда доброта, желание похвалить или помочь, чувство от­ветственности и долга. В общем, всё что угодно, но только не любовь.

«Да где же мне взять её? — думал Иван. — Откуда она растёт, какой породы это дерево? Что порождает её, и отчего она умирает?»

Отчаянью Ивана не было предела. Он вновь хо­дил мрачнее тучи, забывал здороваться и старался скрыться подальше от людских глаз. Долгие размыш­ления укрепили в нём решимость оставить деревню и вновь отправиться на поиски заветной страны. Впереди его ждали полгода трудных дорог, новые встречи и знания. Он был уверен, что всё изменится и окончательно прояснится для него. Одного не учёл наш путник. Это был совершенно не тот человек, который прошлой осенью попросил жителей при­ютить его. Шесть месяцев произвели в нём удиви­тельные перемены, и нельзя сказать, что он стал луч­ше или хуже. Другое сознание жило теперь внутри него, иной взгляд на мир, иные чувства. Это было разбитое существо, потерявшее былую уверенность. Он перестал так хорошо ориентироваться в мире, и многие вещи ускользали от его внимания. В нём от­сутствовала цельность, хотя внешне всё выглядело так же, как и прежде. Но если раньше Ивана вроде бы не замечали, даже несмотря на его рослость, потому что он сливался с миром, то теперь его задевали прохо­жие, пытаясь уязвить словом. Священники просто не отпускали, втягивая в споры и доказывая ему его неправедность; жители сёл, оглядев внимательно, не проявляли прежней доверчивости. Чего искал Иван? Он теперь и сам не знал, ибо цель ускользала, остав­ляя глухое недовольство собой и миром. Что я делаю, куда иду? Он продвигался на северо-восток, ибо за годы, проведённые в скитаниях, у него выработа­лось удивительное упорство, и поэтому он просто шёл, пока не наступили холода. Впереди угадывалась де­ревенька, и Иван направился к ней в надежде пере­зимовать, а потом отправиться дальше.

Чем-то удивительно знакомым пахнуло на Ивана, когда он постучал в первую же избу.

— Что, опять пришёл? — услышал он знакомый голос.

Но на этот раз голосом обладал живой старик, крепкий и жилистый. Иван знал его. Он жил на краю деревни, которую Иван оставил полгода назад, и дер­жал пасеку. Иван никогда не разговаривал с ним, потому что они лишь мельком соприкоснулись пару раз, когда пасечник заходил в дом, где жил Иван. Если бы Иван не держался за ручку двери, в проёме которой стоял старик, он бы упал.

— Где я? — только и мог вымолвить наш путник.

— Ты пришёл туда же, откуда сбежал полгода на­зад, — сказал старик. — Заходи. Ты думаешь, что ушёл в поисках конечной цели своего пути? Иван, ты бе­жал, позорно бежал от себя и от мира. Но разве от себя убежишь? Потому ты снова здесь.

— Этого просто не может быть. Я полгода шёл на северо-восток. Я прошёл с десяток деревень и сёл, всё время продвигаясь вперёд.

— Иван, ты должен верить или себе, или реально­сти. Что предпочитаешь?

— Реальность, — буркнул Иван и тоскливо уста­вился в окно.

— Помнишь, я сказал тебе, что ты многого не замечаешь? Ты будешь проходить этот урок снова и снова, пока не усвоишь.

Утром Иван пошёл по деревне, здороваясь со ста­рыми знакомыми. Всё оставалось на своих местах, но как-то неуловимо изменилось. Как будто другой воздух наполнял пространство, деревья шумели ина­че. Он хотел было направиться к поляне, а потом подумал, зачем ему это, когда теперь у него есть жи­вой голос. Тут только впервые Иван подумал о том, что произошло. Собственно, почему этот вопрос не возник сразу? Как мог старик говорить с ним на по­ляне, когда всё время оставался в деревне? Понял он, что опять был слишком занят своими чувствами, что захлестнули его с неодолимой силой.

— И долго это будет продолжаться? Полгода я борюсь с собой — и ничего.

— Ты можешь бороться ещё тридцать три года, и всё равно ничего не получится.

— Почему? Разве не нужно победить себя?

— Нужно. Но не себя, а то, что в тебе. Ты тра­тишь время на борьбу, а нужно просто вышвырнуть всё мешающее и стать внимательным к другим. Что ты заметил сегодня?

— Ничего особенного. Всё на прежних местах, но вроде что-то изменилось.

- Что?

— Не знаю.

— Ну что ж, живи и наблюдай.

На следующий день Иван вернулся в полной уве­ренности, что всё же что-то изменилось. Наверное, люди. В их взглядах появилось лукавство и иногда проскакивали искры смеха. И ещё Иван заметил, что, когда шумели деревья, ветра не было. Так отчего же они колышутся?

— От мыслей. Деревья очень реагируют на чужие мысли. Обычно они здесь не шелохнутся, но ты не­сёшь в себе хаос, и они беспокоятся.

Постепенно Иван успокоился. Он старался вни­кать в беседы и стал интересоваться жизнью людей. Теперь он шёл помогать не потому, что его просили, а потому, что чувствовал, что помочь необходимо. Он вслушивался не в слова, а в интонацию, пытаясь определить, действительно ли трудно человеку или он просто любит жаловаться. Сердце ему подсказы­вало, что таких не было. Сердце? За долгое время он впервые понял, что вновь обратился к сердцу. С это­го момента Иван уже видел изменения каждый день. Возвращалось нечто давно утерянное, то, что жило в ребёнке, но ушло, когда он повзрослел. Мир оживал, но совсем иначе. Он рождался изнутри, и чем боль­ше Иван проявлял интерес к людям, тем сильнее ощущал он растушую в нём любовь. Он распахнул сердце и чувствовал, как в ответ на его неподдельное участие к нему направляются волны благодарности и тепла. Он стал мягче и сострадательнее, заботливее и доверчивее.

— Иван, ты вроде бы и не глуп, Господь тебя разу­мом не обделил. Неужто мир изменился? Может, ты?

— Я, — кивнул Иван. — и я, и мир — всё измени­лось. Во мне любовь проснулась. А может, это весна?

— Тебе ещё далеко до любви, а проснулись в тебе доброта и внимание. Ты хоть понял, отчего всё это произошло?

— Всё началось с внимания. Когда я стал интере­соваться людьми, я перестал думать о себе, вернее, стал думать намного меньше. И даже когда вновь возвращался к мыслям о себе, то старался переби­вать их мыслями о трудностях других людей. Так по­степенно во мне что-то сдвинулось.

— Вот это и называется выбросить всё мешаю­щее. Тебе мешал тот, кто заставлял тебя бесконечно копаться в себе. Ты отказался от его услуг, и всё ста­ло на свои места. Теперь поговорим о твоей конеч­ной цели.

У Ивана защемило сердце. Эта тема была для него слишком болезненной: ведь он потратил на неё годы жизни. Ему даже было как-то стыдно говорить об этом, потому что ему вдруг показалось, что он пре­дал свою мечту.

- Что ты хочешь делать там, Иван?

— Трудиться. Я не лентяй и могу трудом служить людям.

— А здесь ты разве не трудишься? Ты целыми днями помогаешь людям.

— Это большая разница. Там я могу изменить себя и стать одним из великих людей.

— А здесь ты не можешь измениться и стать вели­ким? Или желание стать великим затмило все осталь­ные? Нет, Иван, ты не похож на тех, кто гонится за славой.

— Я, наверное, неправильно выразился. Я хочу стать... святым...

Из Ивана слова эти выскочили непроизвольно, и он замолчал, потому что опешил от того, что ус­лышал.

— Понятно, — вдруг как-то особенно мягко про­изнёс старик.

Чувствовалось, что Иван выдал нечто сокровен­ное, что жило глубоко внутри и о чём он сам не по­дозревал. Поэтому пасечник оставил его и не стал больше расспрашивать.

А Иван сидел глубоко задумавшись и погрузив­шись в себя так, что мир перестал существовать для него.

Внутри рождалась мелодия, музыка. Нет, это не было похоже на музыку, это было особое звучание: какой-то шелест и колокольный звон, едва слыши­мые. Звучание наполнялось цветом и превращалось в сияющее нечто, что невозможно описать слова­ми. Это нечто обладало удивительно притягатель­ной силой, и хотелось быть рядом с ним всегда, но существовала и преграда, которая не позволяла при­близиться.

Иван созерцал это час или два, он не знал точно сколько, пока его не отвлёк голос старика.

— Нравится?

— Это не то слово. Постой, откуда ты знаешь, что происходит?

— Ты стал намного внимательнее, но самое глав­ное всё время ускользает от тебя. Я не могу научить тебя ничему. Никто не в силах обучать другого чело­века. Ты должен познать мир сам, прикладывая к этому намного больше усилий, чем прежде.

Вновь для Ивана начались дни мучительных раз­думий и наблюдений. Но они доставили ему и много радости. Он вдруг стал замечать, что люди здесь — особые, не такие, как везде, и вспомнил, что эта мысль пришла к нему ещё в первый день его пребывания в деревне, но забылась. Он понял, что люди знают о нём гораздо больше, чем он рассказывал о себе, и они, говоря с ним, обращаются не к внешнему Ива­ну, а к тому, что он есть на самом деле, к его внут­реннему существу.

Иван старался быть внимательным и пробивал заслон собственных представлений о людях, пытаясь за ним увидеть их истинную суть. А они вообще не видели внешнего, как будто его не существовало. Они обращались только к его внутреннему состоянию, и даже если вид у Ивана был холодный и неприступ­ный, они как будто видели за ним его душевную ра­дость и хорошее настроение и, не замечая холоднос­ти, радовались вместе с ним. То, что для Ивана было непреодолимым барьером, для них было обычной жизнью. Ещё Иван подметил, что они все были на равных и не существовало никаких возрастных при­вилегий. И с детей, и со стариков спрашивалось одинаково в смысле ответственности за поступки. И никогда он не слышал, чтобы там сказали: он по­ступил так по неразумию — мал ещё. Нет, дети были такими же членами общины, как и все остальные, равными и отвечающими за свои действия, но всё же чувствовалась там и некая направляющая сила, хотя Иван никогда не замечал, чтобы в деревне было ру ководство. Подметил Иван троих, что отличались от других чем-то неуловимым. То ли чувствовали глуб­же, то ли знали больше — не понимал он, но если бы появилась нужда, то он бы пошёл именно к ним об­судить свои проблемы.

А ещё Иван стал размышлять над загадкой, ко­торую постоянно задавал ему старик. Казалось, он видел то же, что Иван, и всегда знал, о чём тот ду­мает. Постепенно Иван понял, что это ему не каза­лось, а так оно и было на самом деле. И что так же видели и знали остальные жители, а те трое особен­но отличались большой прозорливостью. Как они этого добились?

— И ты добьёшься. Но ты стремись не к этому, а расти в себе благодарность и признательность к лю­дям. Тогда всё придёт само собой, — услышал Иван вновь голос внутри себя.

— Ты подслушиваешь мои мысли?

— Ничего подобного. Посмотри на деревья. Ког­да ты усиленно начинаешь размышлять о себе, сво­их достижениях, результатах, думаешь, как и каки­ми приёмами добиться того или иного состояния, деревья начинают шуметь. Пусть это движение не­заметно для тебя, но я здесь вырос, и малейшие из­менения подсказывают мне, что происходит нечто необычное. Я начинаю искать причину и нахожу тебя, думающего о себе. Иван, о других думай, и наградой тебе будут их мысли о тебе. Тогда полу­чится, что ты думаешь о них, а они — о тебе. Вот и вся арифметика.

— Что же получится: я, зная желания других лю­дей, буду исполнять их, а они — мои? Так не бывает.

— Но ведь здесь это так. Помнишь, ты стал помо­гать не тогда, когда тебя просили, а когда ты чув­ствовал, что твоя помощь необходима? Здесь ведь все так живут, и как видишь, тебе это нравится, хотя поначалу показалось, что все лезут тебе в душу. Так было до тех пор, пока первая шелуха с тебя не со­шла, а теперь видишь, ты и сам к этому стремишься.

«Чудеса, да и только», — подумал Иван. Хотя ни­каких чудес не происходило: люди косили сено, ру­били деревья, пасли коров, чинили дома, но сама жизнь и отношения людей друг к другу были удиви­тельными и отличались особой заботой и простотой.

— И всё же я разберусь, в чём здесь дело, — ре­шил Иван.

Глава 2

Братство готовилось к служению. Торжественное предстояние свершалось четыре раза в год: зимой, вес­ной, летом и осенью, но каждый день, когда солнце сто­яло в зените. Ковчег выносили из Святилища и рыцари склонялись в молитве Единому Сущему. Их было много, но близко могли подходить только те, кто в духовной брани одержал очередную победу. Численность первого круга никогда не менялась, ибо когда был готов войти в него следующий посвященный, один из прежних покидал Братство для служения там, где свет входил в мир, чтобы осветить его и подарить ему Слово. Имена ры­царей первого круга всегда оставшись неизменными, ибо были не именем человека, а именем занимаемого рыца­рем места. Много рыцарей сменилось за тысячи лет слу­жения, и чем чаще они менялись, тем больше света вли­валось в Обитель, ибо множилось число ушедших в Цар­ство Слова. От первого круга всё дальше расходились круги рыцарей Грааля, и количество стоящих в них уве­личивалось, достигая миллионов по границам Братства.

Сегодня совершался вынос Грааля, дабы все могли созерцать чудо, явленное в последний день творения, когда Господь окидывал взором просторы земель своих и отдыхал от трудов.

Завтра, когда мир снова воскреснет к жизни, нач­нётся новое годовое служение, ибо весна взывает к сле дующему кругу, чтобы завершить его к зиме и отды­хать, готовясь к непрестанному движению колеса.

Три новых рыцаря вошли сегодня в круг и впервые созерцали явление Святыни, дабы напитать мир тока­ми любви и сострадания.

— Христос милосердный, взойди! — пел молчаливо хор, ибо гнетущая тишина стояла в Храме для уха и прекрасное пение для сердец посвященных. И над выне­сенной сияющей Чашей показался облик Христа во Славе, и чарующая музыка сфер полилась на Обитель, расходясь волнами по кругам склонённых Братьев.

— Грааль Являю нынче миру, дабы воскресли мёртвые и вышли встречать Меня, Христа Грядущего!

— Аминь! — пронеслось над миллионным полем неисчислимых кругов.

— Явись! — вторил их голосам мощный хор двенад­цати, окружающих Христа.

— Я Начинаю круг свой по сферам земным. Да будет служба ваша вечна и нерушима!

— Аминь! — заколыхалось поле рыцарей, разнося свя­щенный слог от Центра.

И те, кто мог видеть, приложили руки к сердцу, дабы сдержать биение его от созерцания Славы Гос­подней. И те, кто не мог видеть, преклонили колени, ибо не могли устоять от мощных потоков огненных, изливающихся на Землю невидимой силой Христовой.

Дорога шла по горам и холмам, неожиданно упи­раясь в скалу и исчезая. Дорога пересекала тайгу, прерываясь бурным речным потоком. Дорога вилась серпантином и уходила в небеса, к пристанищу орла, куда не смог бы добраться человек. Любой дорогой иди и, когда дойдёшь до последней двери, преграж­дающей вход в страну заветную, не остановись, а, собрав всю любовь, веру и мужество, — толкни её, ибо от последнего усилия твоего зависит и дальней­шая судьба твоя. Все дороги постоянно заполнены путниками, но не замечают они друг друга, занятые собой и поиском правильного пути, не ведая, что любой приведёт к вершине, лишь бы открыли сердца свои миру и дарили ему любовь. По трём дорогам спускались вниз рыцари Грааля по имени Миль, Фаль и Соль, но в миру их звали Михаил, Фёдор и Сергей. И бродя по земле, по просторам бескрайним вели­кой страны, они вечный круг замыкали в служе­нии святом, Грааль оберегая. Кто бы мог признать в простых и незаметных людях рыцарей Христо­вых? Кто бы мог, по одежде судя, увидеть золотые мантии слуг верных? Кто бы мог, умом человечес­ким решая, узреть Знак Великих Посвященных, над челом их горящий? Только Ты, Господь, можешь ре­шать судьбу их в миру. Только Ты, Господь, можешь решать судьбу их духа. Пути Господни неисповеди­мы. Воистину так.

Иван яростно колотил молотком по доске, когда кто-то окликнул его по имени.

— Где хозяин твой, Иван?

— Будет через два дня.

— Ну что ж, подождём, — сказал гость, распола­гаясь на скамье.

Какой-то удивительной теплотой повеяло на Ива­на, хотя не обладал гость ни лаской, ни мягкостью повадки.

— Меня зовут Фёдор, и я давний друг твоего хозяина.

Иван хмыкнул, ибо гость казался намного моло­же Ивана, но он уже привык особенно не удивляться в этой странной деревне. Всё же много было в ней странного, хоть на первый взгляд от других деревень она не отличалась. Отношения между жителями этой деревни были не как у других людей: здесь все были уступчивы, незлобивы, мягки и приветливы. Никог­да Иван не слышал здесь криков, споров, никто не выяснял отношений. Жили они мирно и дружно. Сколько раз порывался уйти Иван, ибо тайна дерев­ни всё никак ему не давалась, но удерживали его не­кая сила и ощущение неразрешённых вопросов.

— Тебя влечёт тайна, но по-настоящему ты ещё не брался решать ни один вопрос, — услышал Иван.

— А, ты тоже один из этих, — Иван удручённо махнул рукой.

— Из каких?

— Мысли читаешь.

— Что же их читать, если они у тебя на лбу сами светятся? — удивился гость. — Не я их читаю, а ты сам мне их показываешь.

— Как это?

— Ты думаешь, а они вокруг головы твоей соби­раются.

— Так мне что, не думать?

— Дума думе рознь. Если бы ты сейчас думал о человечестве, твои бы мысли унеслись в определён­ную область, где им бы нашли применение те, кто их там собирает. Когда мысли крутятся вокруг собствен­ной персоны, они не отходят далеко, а особо стойкие даже прилипают и постоянно висят над тобой. Поэто­му все твои последние раздумья мне ясно видны.

— Но мне-то твои не видны.

— Правильно. Между нами есть существенное различие. Ты занят самосовершенствованием, а я за­нят не собой, а другими. Когда ты окончательно пе­рестанешь заниматься собой и займёшься людьми, ты тоже многого достигнешь. Хотя за последнее вре­мя ты сделал большие успехи.

— Откуда тебе это знать? Ведь сейчас я ни о чём таком не думал.

— Знаешь, Иван, давай поговорим начистоту. Ты чувствуешь, что к чему-то приблизился, ходишь вокруг да около, да взять не можешь. Старик тебе не говорит ничего – и правильно делает. Он ждёт, что ты сам, своим соображением доберёшься до сути, но ты, даже при всём своём понимании, не разумеешь одной простой истины: всё познаётся в труде каждо­го дня, направленном на службу людям. Мыслей о себе быть не должно — ты о других думай. В этом процессе не заметишь, как сам усовершенствуешься.

— Фёдор, ты мне одно скажи: я доберусь когда-нибудь до Беловодья?

— Ты, Иван, к нему гораздо ближе, чем полага­ешь. Можно сказать, оно у тебя под носом, да не видишь ты его.

— Оно что, невидимое?

— Вообще-то — нет, но для тебя сейчас — да, потому что ты быстро перескакиваешь от самовос­хваления до самоуничижения и тут же — до помощи людям. Ровности не хватает. Себя ругать тоже не сле­дует постоянно. Пустое занятие. Если что решил од­нажды — так и поступай и не возвращайся больше к тому, от чего отказался. А всё это копание в себе — это болезнь. Болезнь нашего века и недоразвитого сознания. Мазохизм с садизмом вперемешку.

— Как же о себе думать-то надо?

— Один раз в день, подводя итоги сделанной ра­боты. За хорошее — похвали себя, за плохое — обе­щай себе, что больше его в твоей жизни не будет. Разошлись ваши пути навсегда, а если плохое вер­нётся, удивись и скажи: «Я ведь велел, чтобы тебя около меня и близко не было». Вот и весь сказ.

— Расскажи мне, Фёдор, какое оно, Беловодье?

— Если честно, Иван, я там никогда не был. То есть мне не довелось пожить там, потому что я всегда кому-то нужен и спешу на помощь тому, кто зовёт.

— И тебе не хочется остаться там? Если бы я знал, где оно, я бы ни за что оттуда не ушёл.

— Конечно хочется, но это мне хочется, а в мире полно мест, где я нужен. Так что же мне выбирать: свои желания или желания людей? Я давно решил служить им. В этом я вижу смысл собственной жиз­ни, поэтому мне всё как-то не хватает времени на то, чтобы пожить там.

— А ты знаешь, старик-то наш тоже об этом го­ворит, только немного по-другому. Он посуровее тебя будет.

— Он не суровее, он — мудрее. Ладно, завтра ещё поговорим.

Всю ночь не спал Иван, ворочаясь с боку на бок, но утром, когда вышел, то увидел, что гость трудится в огороде. И не заметил Иван, когда же он успел проскочить мимо него.

— Доброе утр

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: