Тренировка и воспитание памяти

Игорь Анатольевич Корсаков Наталья Константиновна Корсакова

Наедине с памятью

 

 

«Наедине с памятью»: Знание; Москва; 1984

Аннотация

 

Что такое хорошая и плохая память? Какова специфика видов памяти и каковы основные причины забывания материала? Существуют ли специальные методы для тренировки и развития памяти? Что даёт знание особенностей своей собственной памяти? Обо всем этом читатель узнает из книжки, в которой делается попытка посмотреть на память глазами физиолога и психолога.

Для родителей, слушателей и преподавателей народных университетов.

 

И. А. Корсаков, Н. К. Корсакова

НАЕДИНЕ С ПАМЯТЬЮ

 

Введение

 

Вы выходите из дома, поворачиваете направо, перешагиваете весенний ручеёк, переходите проезжую часть улицы, уступаете дорогу автомобилю, садитесь в автобус. Начало нового дня… Вы ещё не знаете, что вас ожидает, но ко многим неожиданностям каким-то образом оказываетесь подготовленными. Почему? Потому, что ни днём, ни ночью, ни в толкотне будней, ни во сне вы не одиноки. С вами ваша память, привычная и удивительная, необходимая и надоедливая.

Люди по-разному относятся к своей памяти. Одни считают, что им здорово повезло, другие — что не очень, третьи подчас смотрят на свою непутёвую партнёршу, как на большую и пожизненную неудачу. И почти всем — и первым, и третьим — хочется лучшего. Но как этого добиться?

Один из способов улучшить память состоит в том, чтобы обучиться чему-то вроде технологических приёмов, позволяющих вам, во-первых, говорить с памятью на более удобном для неё языке, а, во-вторых, не предлагать ей то, что лично вашей памяти не по вкусу. Информация, как пища, может быть приготовлена по-разному.

Когда в «Неделе» мы напечатали уроки по тренировке памяти, нам представлялось, что опубликованных уроков достаточно, чтобы читатель мог в зависимости от ситуации выбрать подходящий метод. Суть предлагаемых методов состоит в том, чтобы научить читателя приспосабливать запоминаемый материал к особенностям своей памяти в зависимости от количества и качества информации, которую нужно запомнить.

Письма читателей, однако, показали, что есть вопросы, интересующие многих нисколько не меньше, чем улучшение своей памяти. Что такое память вообще, например? Что такое забывание? Чем отличается хорошая память от плохой? На чём основан эффект тренировки памяти? И даже: где достать все номера «Недели» с уроками («моя дочь готовится к экзаменам — это просто мучение какое-то»)?

И что примечательно, многие читатели не хотят работать со своей памятью методом дрессировки. Им очень важно понять характер своей памяти, её склонности и возможности, её силу и слабости.

Призывов быть активным при выборе метода, модификации метода сообразно своим особенностям и вкусам, которыми мы завершали публикацию уроков в «Неделе», оказалось недостаточно.

В этой книге мы в несколько усовершенствованном виде предложим вам методы тренировки памяти, но сначала поговорим о памяти, которая нужна нам для подготовки к экзаменам, и о памяти, которая является объектом исследования учёных. Очень бы хотелось, чтобы читатель стал исследователем своей памяти и подружился со своей удивительной спутницей.

 

Глава первая

Парадоксы памяти

 

Парадоксы начинаются с определения, что такое память. У учёных нет здесь единства, определений — десятки, и на представительных философских семинарах идут жаркие споры: все (для себя) прекрасно представляют, о чём идёт речь, но определить…

Скажем, любой знает, что такое кастрюля, но попробуйте дать определение кастрюли — и вы увидите, что непросто сформулировать его так, чтобы не получилось ни ковша, ни сковородки, ни бака. Разнообразие формы, материала, цвета и, главное, назначения становится нелёгким барьером.

Что уж тут говорить о памяти! Одинаково ли в вашей памяти запечатлеваются выбоины на дороге и шрам на руке — след пореза? Первое — чисто умозрительно, второе — гораздо сильнее в ощущении (память тела). Но где предел взаимопроникновения и взаимовлияния психического и соматического (в грубом переводе — телесного)? И в частности: только ли с мозгом связаны наши реакции, зависящие от памяти?

Разнобой в определении памяти приводит нас к предположению, что учёные исследуют различные типы памяти. Это происходит уже в пределах одной научной дисциплины. И уж вовсе невозможно перечислить разделы науки, подключённые к изучению памяти.

Почти в каждой популярной книге о памяти можно найти пространные списки наук, так или иначе замкнутых на памяти. Едва ли не половина учёных, исследующих функции человеческого организма, занимается памятью или, по крайней мере, профессионально интересуется ею.

Психологи, например, пользуются методами физиологии, при этом продолжая считать себя чистыми психологами. Физиологи справедливо полагают, что психические функции человека— предмет исследования науки физиологии. И они исследуют те же самые характеристики памяти, что и психологи. И те и другие могут считать, что исследуют единственно верную, единственно настоящую память. Может быть, вообще настало время уточнить (и конкретизировать) классификацию научных дисциплин? Дело это деликатное, поскольку и в психологию, и в физиологию в значительной мере проникли естественные и технические науки.

Чтобы завершить разговор об определении памяти, не навязывая своего определения, уговоримся, что читатель и без этого научного определения прекрасно понимает, о чём идёт речь. Для справки же сошлёмся на Энциклопедический словарь, который говорит, что память — это «способность к воспроизведению прошлого опыта, одно из основных свойств нервной системы, выражающееся в способности длительно хранить информацию о событиях внешнего мира и реакциях организма и многократно вводить её в сферу сознания и поведения».

Что такое хорошая память? И что такое плохая?

На память жалуются часто, но никто не жалуется на ум (во всяком случае на то, что его мало досталось). Памяти же не хватает чаще всего именно потому, что ум мы редко подключаем к её работе.

Если же говорить о хорошей и плохой памяти, то авторам кажется, что вне зависимости от характеристик индивидуальной памяти имеет смысл говорить о ней, как о хорошей, тогда, когда память не мешает нам. Так, о хорошем сердце говорят: «Я его не чувствую». Но это приблизительно. Память существует как раз в проявлении себя, в воспроизведении своих следов, хотя человек сплошь и рядом и воспроизводит материал, не осознавая того, что он обращается к памяти. Тая вот тогда, когда память удобна, как хорошо пригнанная ноша, когда она всегда готова предложить всё необходимое, ничего не упустив и не добавив лишнего, — тогда о памяти можно говорить как о хорошей. Или даже как об очень хорошей.

Мы не требуем от памяти, чтобы она хранила всё, но хотим, чтобы она не теряла нужного.

Отклонения как в сторону усиленного, так и затруднённого забывания свидетельствуют о несовершенстве памяти.

Одарённый феноменальной памятью С. В. Шерешевский (Лурия А. Р. Маленькая книжка о большой памяти) на вершине своей мнемонической карьеры больше заботился не о том, как запомнить, а о том, как забыть! Он изобретал приёмы для забывания. Его уникальная память не позволяла ему освободиться от мнемотехники. Он записывал то, что подлежало забыванию, и запоминал, что эту информацию нужно забыть! В принципе это то же самое, что требуется в быту от всех нас, только нам нужно научиться запоминать, что эту информацию нужно запомнить.

Это в общем и есть начало мнемотехники. Многие, правда, относятся к мнемотехнике иронически и утверждают, что не пользуются ею, а тем не менее живут и работают без особых хлопот. Между тем и эти люди телефонный номер набирают, как 35-35-130, а не как 3535130 (три миллиона пятьсот тридцать пять тысяч сто тридцать). А это уже мнемотехника, поскольку информация организована. В принципе само осмысление и понимание пути получения какой-либо тригонометрической формулы является мнемотехникой.

Вопрос: почему эти рассуждения попали в главу «Парадоксы памяти»? Какова связь между феноменальной памятью Шерешевского и нашей обычной? Да такова, что все мы, видимо, страдаем в некотором роде тем же пороком. Возможно, в той же мере, что и Шерешевский, запоминаем всё и навсегда, сами того не замечая. Запоминаем, а вспомнить, как это делал Шерешевский, не можем — такая обидная разница.

Формально возможности нашей памяти почти безграничны. Об этом можно прочитать едва ли не в каждой популярной книжке о памяти.

Известно, что информационная ёмкость памяти огромна. Исследователями называются различные цифры объёма памяти вплоть до максимальной — 1023 степени битов информации, но даже средние цифры указывают на объём нашей памяти порядка 1015 степени битов. Мы не будем вдаваться в смысл понятия «бит информации», поскольку нам кажется, что это мало поможет осознанию объёма нашей памяти. Заметим просто, что таблица умножения содержит всего полторы тысячи битов информации, а объём памяти человека на несколько порядков превышает объём памяти современных вычислительных машин и, по всей видимости, превышает информационный объём Государственной библиотеки СССР имени Ленина… Но воспроизвести подобное количество информации, считает канадский учёный Пенфилд, возможно только в специальных условиях.

Но куда же девается это богатство в реальной жизни? Почему мы забываем, к примеру, выполнить элементарную просьбу — купить масла или хлеба в магазине. Парадокс…

А не кажется ли вам парадоксальной ситуация, когда штангист не справляется с меньшим весом потому, что может поднять больший? Между тем подобное произошло на Олимпийских играх в Токио с одним из выдающихся советских штангистов. Причиной неудачи спортсмена не был избыток силы — к срыву привело неправильное её применение. Сила была адресована к другому, меньшему весу. Это, кстати, и есть, видимо, тот самый психологический барьер, мешающий побить рекорд.

Так и с памятью. По каким-то причинам мы, поглощая некоторые виды информации, не запоминаем, игнорируем их. Наша деятельность по запоминанию является как бы имитацией запоминания. Причин может быть много: субъективное неприятие информации (она безразлична или вызывает отрицательное отношение), перекрытие информации другой, более важной, что иногда приводит к так называемой рассеянности.

Запоминание, таким образом, требует определённой настроенности. И, кроме того, некоторой предрасположенности к данному виду информации, поскольку безжалостное, обезличенное отношение к своей памяти обязательно скажется в конце концов на результатах.

По аналогии всё с тем же спортом можно сказать, что совершенства работы памяти необходимо добиваться не просто упражнением, но упражнением, соответствующим вашим склонностям и способностям.

Каковы они, особенности вашей памяти? Всмотритесь, вслушайтесь в себя. Память многолика. «Сколько голов, столько и умов». Это относится и к памяти.

История изучения памяти насчитывает века. Наукой накоплен огромный и разнообразный материал. Оставив пока в стороне специальные данные, коснёмся простых, почти житейских наблюдений.

Человек может иметь феноменальную музыкальную память и неспособен запомнить номер телефона приятеля. Интересно, что музыкальная память, пожалуй, один из самых распространённых, типов ярко выраженной хорошей памяти. Вот тут можно было бы воскликнуть: «Почему? Парадокс…»

Говоря о музыкальной памяти, нельзя не сказать и о том, что слабость музыкальной памяти распространена, наверно, тоже шире, чем какие-либо другие дефекты памяти. Человек имеет хорошую, послушную память, но не может воспроизвести куплет заезженной песенки, что каждый день, а то и несколько раз в день навещает его из каждого окна… Нет слуха? Да, часто это совпадает, но не слишком ли простым будет такое толкование? А что, если нет слуха на числа и их связи — тогда не окончить средней школы? А если нет слуха к родному языку? Тогда простейший диктант — неодолимый барьер. Необходимость частенько заставляет нас делать то, что, казалось бы, самой природой нам заказано. Есть барьеры, которые нельзя не преодолеть, и мы их преодолеваем. Нет слуха… Нет, это всё-таки слишком просто. А что, если запоминаем мы всё верно, но вот при воспроизведении (при припоминании) мелодии что-то происходит, из-за чего одно не то чтобы превращается в другое, но теряет нечто главное, особенное?

Что, если при воспроизведении информация проходит как бы через некоторый фильтр и качество воспроизведения зависит от настройки этого фильтра? Об этом мы поговорим в следующих главах.

Пока же мы вернёмся к примерам, которые наверняка знакомы читателю из собственного опыта.

Так, вы, очевидно, замечали, что человек лучше владеет лишь одним из типов памяти. Люди с хорошо развитой зрительной памятью заучивают письменные тексты лучше, чем воспринятые на слух. Воспоминание всплывает у них в виде зрительного образа. Человеку с моторным типом памяти для улучшения запоминания текст надо записать самому. Мастер, про которого говорят: «золотые руки», известный спортсмен — это люди с развитой моторной памятью. Артисту балета надо обладать и моторной, и музыкальной памятью. Разные виды памяти обычно компенсируют друг друга. У слепых, как правило, хорошая осязательная память.

Почему же усиление одного вида памяти соседствует с ослаблением другого? Не конкурируют ли эти специалисты по запоминанию разной информации, работающие в нашем мозгу? Если это так, то, значит, информацию мы обрабатываем по нескольким каналам, и эти каналы неравномерно широки.

Если рассмотреть отдельно взятый канал, то легко обнаружим, что его работа тоже содержит в себе некие внутренние противоречия.

Мы иногда не можем вспомнить то, что знаем абсолютно точно. Более того, чем больше стараешься ухватить забытое, которое только что буквально на языке вертелось, тем дальше оно прячется, чтобы потом вдруг явиться откуда-то из потайного уголка.

Эмоциональная окраска материала способствует его запоминанию. Мы долго помним обиды. С детства храним неповторимые мгновения радости. Мы на долгие годы запоминаем улочки городов или лесные дорожки, если с ними было связано что-то значимое, важное для нашего сердца.

Неинтересный и кажущийся ненужным материал запомнить бывает очень трудно. Внимательный студент, например, может заметить, что трудный, неподдающийся экзаменационный курс усваивается именно тогда, когда у человека появляется эмоциональное отношение к нему. Во всяком случае, не вызывает сомнения, что эмоции нужны для запоминания.

В опытах на животных также было показано, что эмоциональная окраска обучения какому-нибудь навыку с помощью стимуляции зон мозга, связанных с эмоциями, существенно ускоряет запоминание и делает его более прочным.

Но вот информация зафиксирована. Теперь, если в момент, когда её нужно вспомнить, появляются эмоционально значимые раздражители, их воздействие может быть различным. Припоминание информации может улучшиться (каждый знает, как остро и ясно работает иногда память в критических ситуациях), но может быть и просто задавлено («отшибло», как говорят).

Пока, в пределах данной главы, можно сказать, что оптимальным, видимо, является эмоциональный фон, сходный по характеру с запоминаемой информацией. Но встречаются, однако, люди, которым именно контрастирование общего фона и запоминаемой информации помогает лучше запомнить. В этом как раз нет, пожалуй, ничего парадоксального, потому что уже упомянутая нами электростимуляция зон мозга, как, впрочем, и вообще придание эксперименту эмоциональной окраски, вызывает, по современным данным, именно контрастирование восприятия раздражителей, которые мы регистрируем.

Настало время напомнить, что эта глава не случайно называется «Парадоксы памяти». Разве не странно, что в одной и той же главе поместилось и предположение (почти утверждение), что мы запоминаем всё или почти всё, с чем встречаемся в жизни, и рассуждения о том, что способствует запоминанию и что ему мешает. В чём дело? Как стыкуются эти положения? Мы ответим на эти вопросы в следующих двух главах, пока же ограничимся тем, что запоминание само по себе, если оно пассивно, если в нём не участвует наше «Я», — это накапливание богатств в лабиринте, ключи от сокровищниц которого находятся в огромной запутанной связке. И ключи эти безлики.

Образно говоря, запоминание без цели, без личностного смысла — это стрельба в пустоту. Понятно поэтому, что лёгкость нахождения дороги к нужной информации зависит от эмоционального фона как при запоминании, так и при воспроизведении. Эти вопросы будут подробно рассматриваться в главе «Память глазами психолога».

Теперь коснёмся ещё нескольких факторов, влияющих на функцию памяти. К таким факторам относится, например, сон. Всякий знает, что мысль, промелькнувшая перед самым засыпанием, наутро вспоминается крайне трудно или не вспоминается вообще. Что-то было несомненно важное, но что?

Как они всегда интересны, эти мысли в полусонном состоянии — не потому ли, что мы бессильны восстановить их в точности и работаем, так сказать, с образом мысли? Так поэт, своевременно не записавший мелькнувшие где-то на околице сознания строки, бьётся потом, вспоминая их и отвергая всё, что приходит на ум (всё не то, не так, слабо), в том числе отвергает и ту самую, желанную, единственную, великолепную строчку.

Получается, что сон мешает запоминанию. Есть даже предположение, которое, правда, очень трудно проверить, что из наших бесчисленных сновидений мы помним лишь те, что непосредственно предшествовали просыпанию или даже вызвали его. Всё это, наверное, так и есть.

Многочисленными экспериментами на животных показано, Однако, что сон играет важную роль в воспроизведении следа памяти и, возможно, даже в самом запоминании. Учёные описывают две фазы сна — «быстрый» и «медленный». Во всяком случае, если в эксперименте животное всякий раз будить в фазе «быстрого сна», который сопровождается сновидениями (движениями глаз, так называемой активированной энцефалограммой), — так вот, если животное лишить этого вида сна, оставив ему на долю только «медленный сон» (когда отсутствуют внешние проявления активности), то назавтра оно не может воспроизвести то, чему его учили вчера, или делает, но с большим трудом. Предполагается, что именно во сне происходит сортировка и, так сказать, укладка на полочки накопленной за день информации. Только это должен быть здоровый, полноценный сон.

Резюмируя всё, чего мы коснулись в этой главе, можно сказать, что для успешного запоминания и последующего воспроизведения информации необходима установка на запоминание и даже на длительность хранения запоминаемого материала. Если мы учим материал только к экзамену, то мы забудем его гораздо скорее, чем когда учим его с установкой «навсегда».

Необходимо отношение к запоминаемому материалу. Эксперименты показывают, что из суммы предлагаемой для запоминания информации человек запоминает лишь 16 % безразличной ему, 80 % эмоционально окрашенной и 4 % той, отношение к которой он не смог охарактеризовать.

Наконец, нужна организация материала. Осмысленный материал запоминается в девять раз лучше, чем набор слов, а материал, пересказанный своими словами, запоминается прочнее, чем принимаемый в виде готовых фраз.

И ещё нужна техника запоминания.

Кроме того, важен род занятий до и после работы с материалом. Об этом мы расскажем в следующих главах.

Рассмотрим теперь механизм функционирования памяти, как их себе представляют авторы книги — психолог и физиолог.

Естественно, что мы не претендуем на всеобъемлющее изложение, да это и не в наших силах. Мы, как уже говорилось, исследуем свои модели, свои определения памяти, о них и будем говорить. Мы не претендуем на полное соответствие двух последующих глав всем принятым сегодня в науке представлениям и положениям. Впрочем, для нас, как для научных работников, это было бы и неверно. Но мы обещаем, что специальные вопросы будем пропускать через фильтр основной задачи этой книги: помочь читателю понять, как связать для себя запоминание и воспроизведение информации.

 

Глава вторая

Память глазами физиолога

 

В предыдущей главе мы не случайно говорили о сложностях определения памяти, как инструмента нашей мысли, и памяти, как объекта исследования. Говоря в связи с этим о зыбкости границ между научными дисциплинами, занимающимися памятью, и о сложности классификационного разделения этих дисциплин, мы, в частности, избавили себя от необходимости рассматривать определение памяти.

Эта глава написана физиологом, но это не значит, что автор будет говорить о некой физиологической памяти вообще или о памяти, исследуемой строго физиологическими методами. Автор намерен рассказать о памяти, которую он, как физиолог, исследует. Рассказ будет о той памяти, которая, будучи представлена в виде ли модели, в виде ли рабочей гипотезы или результатов эксперимента, скорее физиологична, чем психологична.

Попробуем объяснить, что при этом имеется в виду. Дело в том, что физиолог, беседуя с читателем о памяти, расскажет в основном о механизмах памяти, об общих принципах её работы.

В этой беседе память, скорее, будет представлена схемой (иди гипотетической моделью), выполняющей функции, связанные с регистрацией информации, которую мы слышим, видим, осязаем и т. д., с обработкой и запоминанием её, а также с воспроизведением (припоминанием), О связи функции памяти с человеческой личностью, особенностями человека расскажет психолог.

Задача физиолога — рассказать о памяти, законы действия которой распространим и на животных, поскольку это законы не специфически человеческой памяти, а памяти вообще. Тем не менее и эти обезличенные правила необходимы для понимания того, что же всё-таки происходит в нашей голове, когда мы запоминаем и потом каким-то образом восстанавливаем информацию (вспоминаем). Именно такого рода правила должны помочь пытливому читателю понять, как можно регулировать работу памяти своим личным сознанием.

Следует оговориться, что поскольку память наша при всех успехах науки всё ещё неизведанна и таинственна, то и рассказ, в котором высказывается некая гипотеза, в некотором роде научная фантастика. Впрочем, это судьба всех научных гипотез, ещё не выросших в законы.

Теперь можно отправляться в путь. Для начала предположим, что действие происходит, скажем, 20 лет назад. Тогда, если вы, читатель, услышали что-то, будь то удар грома или мелодия, то процессы, происходящие в мозгу в связи с работой памяти, были бы расчленены наукой на ряд этапов.

Первая стадия — регистрация. Это значит, что если вы услышали стук в окно, то эту ситуацию вы уже зарегистрировали.

Под регистрацией понимается весь комплекс процессов, включающий в себя и колебания барабанной перепонки, и нервные импульсы, в которые превратились эти колебания. Эти нервные импульсы проходят через специальные слуховые ядра подкорковых образований мозга (их называют специфическими, и расположены они в таламусе) и достигают слуховой области коры. Но не только слуховой области. Попадают они и в зрительную область коры, в образования, заведующие движением, например в мозжечок и в моторную кору, и во все практически структуры мозга — в каждое с особым каким-то значением, со своим, можно сказать, заданием. И уже потом, позднее, на основе синтеза как физических параметров поступившей информации, так и её биологической значимости, на основе сравнения этой информации с тем, что из подобных воздействий хранится в памяти, возникает субъективное ощущение. На этом стадию регистрации можно считать законченной. Регистрация не всегда зависит от вас, хотя не следует забывать, что эта самая регистрация, если вы сосредоточиваете на ней своё внимание, приобретает активный характер. И это очень важно для памяти. Но это тема отдельного разговора. Он ещё впереди.

Согласно воззрениям тех лет, после регистрации информация некоторое время находилась в кратковременной памяти. Классический пример — ситуация с номером телефона, который мы подчас помним только пока набираем.

Затем информация проходила через стадию консолидации. На этом этапе она (информация) закреплялась в мозгу, приобретала, так сказать, материальный субстрат. Именно поэтому многие исследователи были заняты поисками молекулы памяти, хотя эти поиски, образно выражаясь, иногда напоминают поиски философского камня. Впрочем, изучение химических основ памяти актуально и сейчас. Просто наука поднялась на ступеньку выше и не только ищет теперь химический ключ к лабиринту памяти (таблетку памяти), но и в значительной мере изучает химизм памяти вообще.

Речь здесь идёт не только о поиске специфических для памяти белков или аминокислот, но и о широком спектре нейрохимических исследований. Суть их в том, что различные структуры мозга, связанные между собой, осуществляют эту связь с помощью так называемых медиаторов — веществ-посредников между нервным волокном и нервной клеткой, веществ, вызывающих в нейроне генерацию электрического импульса. Эти вещества-посредники обычно находятся в так называемых синапсах — утолщениях на нерве, расположенных в месте подхода нерва к нейрону. Когда электрический импульс, распространяющийся по нерву, доходит до синапса, из этого синапса к поверхности нейрона выделяется медиатор. И тогда нейрон генерирует электрический импульс.

Эти вещества-медиаторы для разных структур мозга и даже для разных нервных клеток различны. Так, есть медиаторы, которые возбуждают нейрон, и есть такие, что тормозят его работу. Благодаря этому обстоятельству различается и химизм разных реакций, сопровождающих формирование следа памяти, так как при запоминании разной информации формируются и разные связи в нервной системе (говорят также: «разные функциональные системы»). Таким образом, знание нейрохимии той или иной реакции нередко помогает понять, формированием каких связей между различными мозговыми структурами сопровождается обработка какой-либо информации.

Пройдя стадию консолидации, информация наконец поступала на склад (в долговременную память), где и хранилась до востребования.

Так выглядит образчик научной фантастики двадцатилетней примерно давности. Ещё раз оговоримся, что термин «научная фантастика» здесь употребляется как синоним слова «гипотеза».

Фантастика подкреплялась экспериментальными данными, но и по сей день неясно, что же всё-таки происходит сразу после регистрации, когда информация, превратившись в нервные импульсы, дошла до мозга и разбежалась по нему…

Кратковременную память долгое время объясняли реверберацией (циркуляцией импульсов по замкнутым нервным путям), но в последнее время многие учёные сомневаются в наличии этого феномена или, по крайней мере, в такой его роли. Наконец, поговорим о консолидации. Считалось, что эта стадия обработки информации при запоминании, когда в молекулах клеток мозга происходят определённые химические изменения (т. е. собственно запоминание), очень ранима. 30–50 минут требовалось информации крутиться в мозгу, прежде чем она фиксировалась. Если же в это время вмешаться в работу мозга, то фиксации, казалось, не происходило, информация разрушалась, не запоминалась — наступало забывание. Между тем все эти 30–50 минут мы продолжали контактировать как с внешним, так и с внутренним миром, и вся поступающая в мозг информация, выходит, немедленно попадала на карусели реверберации? Представляете, какой парк культуры представлял бы собой в этом случае наш мозг?

В последние годы появились данные, что запоминание (то самое, что навсегда) происходит, кажется, одновременно или почти одновременно с регистрацией. Возможность амнезии (потери памяти) всё больше подвергается сомнению. Оказалось, что практически все случаи амнезии являются не дефектами следа памяти, а дефектами механизма воспроизведения. Ломается что-то в нём — и мы не можем вспомнить то, что бесспорно помним! Но если нам помочь (эта процедура называется напоминанием), мы можем победить амнезию.

Просто и логично предположить, что одной из причин плохого запоминания информации может быть не дефект памяти, а затруднение поступления информации по адресу. Как запомнить хорошо, если регистрируется плохо?

Регистрация важна. Её значение не только в том, что активная установка на запоминание позволяет словно бы усилить запоминаемую информацию, сделать её контрастнее. Важность стадии регистрации ещё и в том, что восприятие внешнего мира просто так, само по себе — вещь едва ли возможная. Всё, что мы воспринимаем, сравнивается с тем, что уже есть в нашей памяти, проходит через фильтры наших желаний и целей. Мозг при этом анализирует все характеристики воспринятого: и объективные, и субъективные.

Чтобы закончить с этим вопросом, приведём два простых примера, демонстрирующих, как объективное и субъективное в восприятии зависят друг от друга.

Вам не раз случалось, читатель, поднимать лёгкий предмет, на который вы настраивались, как на тяжёлый (например, вместо ожидаемой полной вы поднимали пустую коробку). Не правда ли, этот предмет казался вам легче, чем он есть? Он прыгал вверх так, словно имел едва ли не отрицательный вес.

Снизу его подталкивала разница между реальным весом и вашим представлением о нем.

Второй пример. Представьте, что вы выходите из дома, не зная времени дня, но прикидывая, что сейчас вечер. Оказывается, день, но какой слепящеяркий!

Да, регистрация — важная вещь. Результаты экспериментов на животных показывают, однако, что особую важность при этом имеет не столько качественное, без помех проведение нервных импульсов от рецептора к мозгу, сколько какие-то другие физиологические процессы, происходящие уже на более высоком уровне. По времени соответственно они протекают непосредственно вслед за проведением. С этими-то процессами и связаны нарушения памяти, вызванные ухудшением регистрации.

Выяснено это было в изящном эксперименте, проведённом под руководством профессора Р. Ю. Ильюченка. В этом эксперименте действие химического вещества, затрудняющего регистрацию, блокировалось сразу же после регистрации другим препаратом — антагонистом первого. Второй препарат действовал мгновенно, или, как говорят, «на кончике иглы», и получилось, что, хотя регистрация и была затруднена, след памяти формировался вполне исправно. Если второе вещество не вводить, память нарушается.

Что же это за процессы, сохранность которых так важна, чтобы след памяти и зафиксировался, и воспроизвёлся? Консолидация всё-таки?

В том-то и дело, что не только понятие консолидации, но и само понятие амнезии потеряло в последние годы свои привычные очертания. Раньше было проще: амнезия — потеря памяти. Теперь амнезия — скорее не воспроизведение следа памяти.

Здесь уместно добавить, что и сегодня многие крупные учёные-физиологи придерживаются теории консолидации, находя новые (и подчас весьма остроумные) доказательства её правильности, Инструментом, однако, и в этих экспериментах является всё та же амнезия. Но можем ли мы сказать, что если какая-то информация не вспоминается, то она забыта и нет её в памяти вообще? Строго говоря, нет… Мы можем утверждать лишь то, что объективно имеем: информация не вспоминается, не воспроизводится. Так что же это такое — невоспроизведение, носящее маску амнезии?

Учёные, пытаясь выяснить сущность амнезии (ведь ясно же, что, найдя причину потери памяти, мы приблизимся и к механизму её формирования), пробовали вызывать амнезию всевозможными способами. Что же оказалось?

Оказалось, что если амнезию провоцировать судорожным электрошоком, то след памяти можно восстановить и повторной проверкой его сохранности, и напоминанием ситуации, в которой производилось обучение. След памяти может восстановиться и сам по себе. Между тем при судорогах электрическая активность мозга во всех его отделах очень сходна — изменения электрической активности, которые можно было бы связать с памятью, просто теряются в этом однообразии. Можно сказать так, что все образования мозга в этом случае шагают в ногу. Но для мозга это плохо, гармония его работы — гармония случайностей. Представьте детерминированные случайности. Сколь бы несообразным ни казалось это сравнение, оно отражает суть процессов, происходящих в мозгу.

Другое сравнение, связанное с воздействием на электрическую активность мозга искусственно вызываемых судорог. Представьте щит с множеством лампочек, где запоминание информации эквивалентно зажиганию одной из лампочек. При судорогах зажигаются все лампочки!

А память всё-таки сохраняется. Более того, электрофизиологическими исследованиями удалось выяснить, что сразу после судорожного воздействия, когда след памяти как будто бы стирается, электрические потенциалы в мозгу показывают, что подопытное животное всё помнит, но, по какой-то причине не демонстрирует своё знание. По какой же?

Эксперименты эти выглядят так.

 

 

Животному — кошке несколько раз подряд предъявлялись два стимула, причём второй предъявлялся через определённое фиксированное время после первого. Кошка слышит звуковой щелчок и спустя какое-то время получает по лапе удар электрическим током, не очень сильный, но неприятный. Кошка, понятно, лапу отдёргивает. Это случается несколько раз подряд — и вот уже кошка точно запомнила время, через которое она получит удар по лапе. Как это удаётся узнать? Дело в том, что на оба стимула — и на щелчок, и на удар — в коре головного мозга регистрируются электрические реакции. Называются эти реакции вызванными потенциалами. Именно вызванные потенциалы условно и изображены на рисунке. И вот, если животное обучено, оно отдёргивает лапу уже и тогда, когда предъявляется только первый стимул. Для исследователя важным и интересным в этом явлении было то, что в мозгу в это время по-прежнему наблюдались обе электрические ответные реакции. Всё выглядело так, как будто кошка восприняла оба стимула, хотя второй стимул, повторяем, отсутствовал. Следовательно, второй ответ как бы говорил от лица кошки: «Я знаю, я помню, что в этот самый момент меня ударят. Врасплох меня не возьмёшь». Значит, второй ответ, этот вызванный потенциал на пропущенный раздражитель, — это символ памяти. Животное обучилось — вот о чём свидетельствует этот необычный ответ, вызванный потенциал на пропущенный раздражитель регистрировался во многих образованиях мозга. Во многих, но не во всех одновременно. Получалась этакая мозаика распределения электрического символа памяти в мозгу.

После обучения применялось электросудорожное воздействие. Оно состояло в раздражении электрическими импульсами одного из подкорковых образований мозга. Образование это называется миндалевидным комплексом и относится к кругу тех, что во многом заведуют нашими эмоциями (и поэтому называются эмоциогенными). Кстати, раздражение того же миндалевидного комплекса, но током небольшой силы в несколько раз ускоряет обучение. Стоит же чуть-чуть увеличить силу тока — и в мозгу регистрируется судорожная активность.

После судорог порядок в работе мозга ломался. Примерно на час. Лапу кошка отдёргивать переставала. Казалось бы, потеря памяти, пусть и кратковременная. Но нет, оказалось, всё не так просто. Во многих образованиях мозга по-прежнему наблюдались электрические символы памяти. Более того, во многих подкорковых образованиях, особенно связанных с эмоциями, они даже увеличивались. Память сохранялась, но изменялась мозаика её распределения в мозгу, и в результате внешнее, поведенческое проявление памяти исчезало.

Вывод ясен, и теперь к нему приходит всё большее количество исследо

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: