обязательно откроется дверь

СКАЗКА О САДОВНИКЕ

И ЕГО ЦВЕТАХ

Когда находишься на пике отчаяния

И понимаешь, что твоя жизнь

Ничего не стоит без мечты,

обязательно откроется дверь

в новую жизнь…

В старом двухэтажном доме на одной из центральных улочек провинциального городка, в полуподвальной квартирке, единственное окно которой наполовину скрыто деревянным тротуаром, жил престарелый сапожник со своим подмастерьем. Был он в городке том достаточно известен, чтобы не нуждаться в лишней молве. Ему вполне хватало старой железной вывески с сапогами, что каждый раз при сильных порывах ветра издавала выматывающее душу металлическое нытьё. Изделия его славились изрядной прочностью и изящностью, отчего нехватки в заказах он не испытывал. Но ничто, как говорится, не вечно под луной, и пришло время и старому мастеру покидать этот бренный мир. Так остался наш подмастерье наследником всего состояния сапожника.

Нельзя сказать, что молодой хозяин мастерской превзошёл в опыте своего предшественника, но так же не можем мы утверждать и обратного. Словом, на хлеб насущный он себе зарабатывал, а на великие дела не сподобился, – сапогов-скороходов не пошил и калош не сносимых не изобрёл. Жил как все обыватели, и в наполеоны не лез, любил своё дело сапожное и бород не отращивал. Проще говоря, особо не мудрствовал над смыслом жизни.

Как-то в середине лета пожаловал в его мастерскую отутюженный и весь с ног до головы в зелёной ливрее лакей с заказом от богатых господ. Захотелось им туфелек сафьяновых на женскую ножку, да чтобы непременно бисером шитые. С бисером, так с бисером. Не в новинку сие дело башмачное, – в неделю управился. С любовью какой-то особой дело спорилось, ночами не спал, отвлекался лишь на завтрак да на чай липовый под вечер. Всё рисовался ему образ неведомый красивого и печального лика. Всё грезилась ему мечта немыслимая. А уж с чего она ему помыслилась и привиделась, то нам неведомо.

Прошла неделя счастливых мгновений молодого сапожника, и в одно прекрасное солнечное утро явился за сафьяновыми туфельками тот же лакей в зелёной ливрее, заплатил от щедрот барских и забрал сокровище. Не поскупились люди знатные, не стали обижать мастерового. С улыбкой и тайной грустью проводил лакея наш юный мастер, и стал дальше настукивать сапожным молотком по каблучкам и подмёткам, и нашивать кожу с тканью. Только не выходили у него из головы мысли о тех сафьяновых туфельках.

Спустя ещё неделю заметил он как-то в окне подъехавшую карету, которая постояла недолго подле дома, хлопнула дверцой и убралась восвояси. Признаемся честно, смутила его этакая неожиданность и даже заставила поволноваться. Что такое эта карета, откуда, зачем останавливалась? А вечером вышел он вдохнуть свежего воздуха, посмотреть на прохожих, и заметил на угловой стене дома приклеенную бумажку. И было на ней написано объявление о том, что требуется…

Не думая больше ни о чём, сорвал он ту бумажку, запер свою мастерскую и чуть ли ни бегом помчался по указанному адресу. Но, то ли поздно уже было, то ли привратник нарочно не хотел пускать, не удалось нашему герою попасть внутрь большого особняка с утопающим в зелени садом. Тогда решил он караулить здесь до утра, чтобы не проворонить свою удачу. Всю ночь держал пост вдоль высокой каменной ограды с чугунной решёткой, а под утро уснул прямо у ворот, где и был разбужен и пущен в дом. После довольно утомительного разговора с приказчиком, сапожник был препровождён в маленький домишко со стоявшей рядом теплицей, где ему объяснили, что от него требуется, и оставили в покое.

Не отдавая себе отчёт, правильно ли он поступает, но чувствуя, что здесь его место, день за днём превращался сапожник в садовника, ухаживал за садом, подравнивал живую изгородь и газон, и выращивал в теплице цветы. А цветы, к слову будет сказано, являлись главной его заботой, и неспроста. Велено было новому работнику каждое утро менять цветы в вазе перед большим портретом покойной супруги хозяина особняка, которой не стало в момент рождения дочери, и это было традицией, и нарушать её не дозволялось никому.

Цветов в теплице росло множество, не считая тех, коими летом благоухал сад. Но главными почитались красные розы. Старые служки говаривали, что их очень любила покойница. Были ещё и белые, но не в особом почёте и как бросовые зарастали сорняком. Молодой садовник сразу окружил их вниманием, и они украсили его оранжерею, придав ей новое настроение.

И, возможно, садовник так никогда бы и не понял смысла своей внезапной перемены в жизни, если бы однажды в цветник не вошла дочь той самой бывшей хозяйки. Но едва увидев сафьяновые туфельки с бисером, мелькнувшие под длинным белым платьем юной особы, садовник наш сразу растерялся и остолбенел. Она оглядела его с ног до головы, чему-то улыбнулась, слегка покраснев, и вышла прочь из этого цветущего райского уголка.

Надобно ли говорить, что в тот момент творилось с бедным садовником?

На следующее утро, перед тем, как отнести традиционный букет красных роз, он положил в полуоткрытое окно той комнаты, откуда часто слышались звуки музыкального инструмента, ветку белой розы, постоял в нерешительности и сомнениях, ещё раз глянул в окно и убежал обновлять вазу у портрета. Потом весь день слонялся по теплице сам не свой из угла в угол, ожидая гневного визита, и ругал себя за свою необдуманность и глупые мечты, не решаясь выйти в сад.

После бессонной ночи, так и не вняв голосу разума, он повторил безумный поступок, отправившись с белой розой к заветному окну. Как и прошлым утром, окно было приоткрыто, потому что ночи стояли тёплые и звёздные, и концерты сверчков смолкали только на рассвете. На окне под красной розой лежала записка. Садовник в жутком трепете и с дрожью в коленях взял клочок бумаги и, забыв, что нужно дышать, прочёл пронзившие его сердце два слова, написанные изысканной каллиграфией: «Садовник несчастный»…

Он часто вспоминал потом то счастливое утро, как его поразило, словно молнией, и как он поменял красную розу на белую, и что в священной вазе не досчитал одной ветки. А клочок бумаги он с тех пор хранил в кармашке у сердца, изо дня в день совершая новую для себя традицию. И так продолжалось до середины осени, когда в один прекрасный день к воротам усадьбы подъехала богато украшенная свадебная карета. Садовника предупредили, что потребуется много свежих цветов, но в своём счастье он не догадывался ни о чём. В полдень из-за колонн центрального хода дома, соблюдая традицию высшего света, счастливый отец вывел под руку единственное и близкое его сердцу существо и повёл по аллее до самой кареты. Что поделаешь, коли традиции необходимо блюсти ради продолжения рода и чести. Несчастный садовник смотрел на весь этот ужас из-за двери теплицы, и короткая аллея казалась ему невероятно длинной и мучительной. Он не мог поверить в происходящее, как и не смог сделать ни шагу, сжимая в руке букет белых роз. Колючки впились в кожу, но он не чувствовал боли, и кровь капала ему под ноги. Перед тем, как выйти из сада в ворота, невеста обернулась в сторону оранжереи. Ни единому глазу, наблюдавшему ту картину, не было видно девичьих безмолвных слёз под пышной белой фатой. Лишь белая перчатка, сжимавшая букет таких же роз, вдруг зардела красным пятнышком. Невеста вздрогнула беззвучно и вышла из ворот. Когда свадебный кортеж скрылся из вида, оставшаяся в саду прислуга долго ещё обсуждала столь занимательное событие, совершенно не обращая внимания на отсутствие садовника, лежавшего в тот момент без сознания у двери своей теплицы.

Не стоит занимать место рассказом о нескольких следующих мучительных днях, проведённых нашим Садовником в окружении ненужных теперь белых роз. По привычке, или пытаясь убедить себя, что всё ещё можно вернуть, он продолжал каждое утро класть ветку за веткой к закрытому окну, словно это место стало для него священным алтарём. Но чем дольше это продолжалось, тем труднее и невыносимее было для него пребывание в этом доме. Наконец решил уйти, взял расчёт у хозяина, благо никакого скарба не нажил, и вернулся в сапожную мастерскую. Увидел он своё старое жилище, вспомнил теплицу с цветами, и стало ему совсем невмоготу находиться здесь, не то, что снова приниматься за прежнее ремесло. Не долго думая, сложил он, что можно было унести, в котомку, и ушёл вон из этого города, где всё ему напоминало дни белых роз.

 

Где бродил и что видел несчастный Садовник, весть о том сорока нам на хвосте не приносила, да и так ли уж это было важно. Жизнь шла своим чередом. Люди, как всегда, с утра до вечера искали себе проблемы, а, находя, пытались их решить. И не понятно было в этой кутерьме, кто за кем бегал, – люди за проблемами или те за ними.

Вернулся он через полгода. Изменился ли город за время его странствий? Едва ли. Может, люди? Весьма сомнительно. Зато изменился сам Садовник. Дорога дала ему время и возможность понять одну простую и важную истину, что бегать от себя – бесполезный и бессмысленный труд, и где бы ты ни был, чем бы ни занимался, суть твоя всегда будет с тобой. Она не зависит ни от людей, ни от обстоятельств, потому что твоя суть – это ствол огромного дерева, на котором держится твой мир и всё, что живёт в нём. Понять себя – это первая проблема, а поняв – следовать тому, что тебе открыто. Это вторая и, пожалуй, самая главная забота человека. Садовник всегда во время странствия помнил то, не могущее себя выразить, состояние, однажды узнанное им, и понял, что в этом и есть его суть.

Вернувшись обратно, он продал своё жилище, чтобы никогда больше не возвращаться к прошлому, и купил маленький домик с садом на краю городка, выстроил небольшую тепличку и принялся выращивать цветы. Каких только сортов у него не было, но пуще всех прочих занимали его мысли белые и красные розы. Но и этого ему показалось мало. Озадачился он идеей вырастить новый, совершенно ни на что не похожий сорт роз. И что же удумал наш безнадёжный романтический цветовод? Взял синюю шёлковую ленту, обмотал ею куст белой розы так, чтобы листочкам оставался простор, и отделил от остальных цветов стеклянными перегородками.

Прошло лето, минула осень. За это время теплица Садовника превратилась в зимнюю, где с помощью печки внутри его маленького сада и в холодное время года могла поддерживаться необходимая для цветов температура. Свои цветы он продавал в один цветочный магазин, где имел немалый заказ. И дело его шло своим чередом, не давая ему нищенствовать, но и не суля радужных иллюзий. Словом, жизнь Садовника вошла в ровное течение.

«Как же так?!.. Да что же это?!.. И зачем всё это?!» – слышится нам недоумённый и отчасти гневный вопрос со стороны, скрытый смысл которого невольно просится наружу ничем не прикрытый. И недоумение то совершенно понятно и очевидно. В свою очередь и мы видим, что нет в этой истории того, за что хотелось бы продолжать сие незамысловатое повествование. Действительно, как же так?! А что же?..

Терпение милейшие и почтеннейшие, только терпение, ибо ничто другое не может позволить нам дойти до конца. Вопрос вполне уместен, поэтому, дабы разрешить все недомолвки, продолжим.

Без сомнения можно сказать, что жизнь Садовника действительно вошла в некое спокойное и приятное русло, где не было места прошлым терзаниям. Но так ли это было на самом деле, вот в чём вопрос. Неужели умерло в нём то прекрасное чувство, что окрыляло не так давно? И куда, скажите на милость, оно могло подеваться? Можно ли с приблизительной долей погрешности утверждать, что никуда оно деться не могло, а лишь вошло в новое состояние, скажем так, обрело иные формы. Как знать, как знать.

И вот с наступлением капели замечать стал Садовник, что отделённый куст белой розы приобрёл сначала голубоватый оттенок, а с увеличением солнечных дней лепестки и совсем уж покрылись синевой. Радости его не было предела! Но и это было не всё. К великому весеннему празднику получил наш Садовник важный заказ, суливший ему немалую прибыль. Заказ он выполнил, расчёт получил, а вместе с ним и конверт, где лежал алый платок с вышитой на нём белой розой. Была в конверте и короткая записка, писанная красивым и до боли знакомым каллиграфическим почерком: «Садовник несчастный».

На следующее утро к домику на окраине городка подъехала карета, приближение которой бывший сапожник услышал издалека, и даже не то, чтобы услышал, а словно почувствовал. Как и в тот раз из кареты вышел отутюженный лакей в зелёной ливрее с большой корзиной в руках. Молча он подошёл к двери дома, молча поставил корзину на порог, и так же молча вернулся в карету. Ни единого слова. Да и на что они? Всё и так было понятно.

Целый месяц готовился букет. С особой тщательностью Садовник выбирал цветы, ухаживал за розами как никогда. Практически забросил поставки в магазин. А тут ещё и голубая роза набирала цвет на кусте. Когда же снова прибыл молчаливый человек в зелёном, Садовник аккуратно, веточку за веточкой, уложил в корзину белые и красные розы, и хотел было спросить, но лакей с упорным молчанием вручил ему конверт с деньгами, отсутствующим взглядом напрочь лишив его всякого желания завести разговор, и с тем же невозмутимым видом удалился, оставив новую пустую корзину.

В следующий приезд зелёного человека Садовник смог положить в корзину с белыми и красными розами ещё и голубую. Это был его особый подарок тому существу, о котором он не переставал думать никогда с тех пор, как видел последний раз у ворот старой усадьбы.

Так прошло двенадцать лет, где каждый год несчастный, но ужасно счастливый, Садовник делал ровно двенадцать корзин с белыми, голубыми и красными розами. Двенадцать лет в розах. Двенадцать лет молчания. Двенадцать лет расстояния. Ни жеста, ни взгляда, ни слова.

В тот год он решил воплотить ещё одну свою необычную задумку, но её выполнение не случилось по весьма странному обстоятельству. В привычный срок приезда за очередной корзиной цветов, ни лакея в ливрее, ни самой кареты Садовник наш так и не дождался. И приготовленные к срезке удивительные по красоте розы так и остались не тронутыми. Ни на другой день, ни на третий карета не приехала. Садовник заволновался не на шутку, а на четвёртый день он слёг в сильнейшем жару и ознобе, увидев, как белые розы завяли. Он стал бредить, его посещали галлюцинации и снились кошмары. Три дня он мучился лихорадкой, часто терял сознание и лежал на полу, не в силах подняться. Когда же горячка немного спала, он с трудом надел пальто и вышел из дома. Дул холодный осенний ветер и шёл дождь, но это не остановило Садовника. Он брёл, сам не зная куда, лишь бы подальше от дома, где находиться он уже не мог. Ему нестерпимо было видеть увядшие розы, то единственное, что связывало его с самым дорогим существом на всём белом свете, для которого они и были предназначены.

Он не замечал ни улиц, по которым проходил, подняв до ушей ворот промокшего пальто, ни экипажей, забрызгивающих его дорожной грязью, ни людей, идущих навстречу. Он не видел ничего и никого, находясь во власти своей болезни, и шёл, чтобы только не останавливаться, чтобы подальше, непременно подальше, чтобы не видеть и забыть навсегда свои розы…

Так он очутился у ворот старого городского кладбища. Почему здесь оказался, и что привело сюда, Садовник не знал, да и не думал об этом. Чуть помедлив, всё же пошёл по одной из дорожек меж унылых, местами покосившихся, могильных крестов и чёрных от дождя надгробий. Вдруг он остановился возле большой берёзы, роняющей жёлтые листья на мраморную белую плиту над свежим ещё холмиком. На ней красовались три высеченные розы. Садовник склонился, схватившись за сердце, и повалился на белую плиту. Спустя время кто-то заметил одиноко лежавшую тёмную фигуру на могиле.

 

В начале той зимы из ворот больницы в старом поношенном пальто с поднятым воротником вышел совершенно седой мужчина и направился в сторону городского кладбища. Нечёсаная седая шевелюра, множество морщин на худом, бледном и обросшем лице с тёмными кругами под глазами внушали отторжение и некоторую брезгливость. Да и сколько их таких по городу бродит – на всех милостыни не напасёшься.

В работнике скорбное место нуждалось, и бывшего Садовника незамедлительно определили сторожем, а по совместительству и дворником. Выделили ему сторожку: не так, чтобы уж дом, но и не совсем собачья будка. Теперь ему не было необходимости соблюдать расстояние, ибо то существо, которому он отдал всю свою жизнь, отныне было невыносимо близко, и он мог каждый день быть рядом со своей мраморной белой розой.

Но разве можно закрыть под замок свободную душу? Разве можно лишить мысль возможности парить? И разве можно жить без мечты, без той связующей нити, которая держит любого человека в паутине сует этого мира, чтобы он не упал духом, не забыл себя? Так что же наш Садовник, разве он смирился с неизбежным? Или кто-то решил, что душу можно усыпить? Как бы не так! И Садовник тоже не стал увязать в пучине отчаяния и горя.

Он разгородил пополам свою сторожку, одну половину оставил для жилья, чтобы было, где спать и готовить еду, а на второй половине устроил цветник. Сломал пол, доски употребил как перегородки, натаскал по ночам землицы, перекопал основательно, удобрил пожухлыми листьями, и, наконец, набрался смелости и сходил в свой старый дом, где забрал из теплицы несколько кустов белой, красной и голубой розы. В сторожке он рассадил их аккуратно, полил и стал ждать, что будет.

Спустя месяц расцвела красная роза, и ветку с первым бутоном он отнёс на мраморную плиту. В другой месяц появилась голубая. И только на третий месяц отошла белая. Теперь всё было готово, чтобы воплотить в жизнь старую задумку. Он срезал с кустов красной и голубой розы по маленькому черенку и привил их на белую.

Каждое утро Садовник навещал могилу с белым мрамором и разговаривал там с кем-то. Первое время это оставалось без внимания со стороны, да и мало ли людей приходят на кладбище и разговаривают со своими умершими. Ничего странного в этом нет. И так же ничего удивительного и необычного, когда своим бывшим близким приносят цветы. Это нормально. И поначалу к Садовнику было вполне нормальное отношение, было понятно его горе, хотя и не ясна причина родства, которую никто особо выяснять не торопился. Мало ли ходят родственников к могилам, за всеми разве уследишь?

Прошёл год кладбищенской жизни Садовника, и в один осенний день на привитом кусте расцвёл бутон фиолетовой розы. Похоже, что подобного чуда никогда ещё не бывало. Садовник, кажется, тоже расцвёл и всю ночь пел себе что-то под нос, а утром отнёс своё сокровище на могилу вместе с остальными тремя цветами. Но недолго был Садовник счастлив.

Тогда-то и поползли слухи о том, что наш Садовник занимается колдовством. Если голубую розу ему терпеливо прощали, то фиолетовую простить уже никак не могли. Всё же место освящённое, и заниматься здесь непотребным богохульством никому не полагалось. Можно свечи лить, чтобы продавать при кладбищенской церкви. Можно венки делать какие угодно, чтобы люди их тоже здесь покупали. Можно даже иконки рисовать на продажу. Но выращивать цветы, которые не установлены законом – это уже было выше меры. И решено было попросить Садовника, простите, выйти вон. Не место возле священного праха всякому недозволенному шарлатанству.

Итак, Садовника несчастного с треском и позором проводили вежливо до ворот, а всё его богомерзкое цветоводство порубили и выкинули на свалку. Ему не удалось даже сохранить тот единственный куст фиолетовой розы. Его лишили всего, что было ему дорого и близко. Жить в домике на краю города он уже не мог, потому что не было никакого смысла выращивать розы. Да и сама жизнь будто совсем лишилась для него хоть мало-мальски пригодного смысла.

Продал тогда Садовник свой домик с теплицей и поселился в центре города, сняв у застройщика комнатёнку под самой крышей в большом красном доме с часами на башне. С виду старик стариком, и в душе опустение.

Не осталось у него даже надежды, этого скупого аванса новой жизни. Да и как было появиться ей, если всё, чем жил он, растворилось в небытие, перестало возбуждать внутри импульсы жизни, искры радости. Где тот, кто пережил боль расставания и нашёл в себе новое понимание, затаённое, живущее в душе, независимо от любых невзгод?! Понимание творить, творить не для кого-то и чего-то, а потому что она, эта внутренняя глубинная сила живёт в тебе, являясь твоей сутью, движет тобой и побуждает создавать нечто новое, живое, яркое и прекрасное просто потому, что иначе невозможно. Нет в тебе иного смысла бытия, как только творить, заполнять пустоты, создавать новый мир, и даже не по своей личной прихоти, ибо нет в человеке силы выше творческой, данной ему не от его хотения, а по тому великому и беспрецедентному импульсу, которым пронизано всё сущее, той единственной белой розе, что открыла однажды в несчастном Садовнике дверь в цветущий сад иной вселенной, свободной от рутины и безысходности.

Где же тот, кто радовался каждому мгновению прожитого дня, прозрачной росинке на свежей утренней траве, ласковым солнечным лучам, проникающим в цветочную оранжерею и касающимся нежных лепестков? Где тот, кто каждое утро дарил часть своей души белой розой своей любимой, не ожидая в ответ ничего? Где тот, в ком родился однажды образ голубой розы, которой нет места в мире обыденности и привычности? И где, наконец, тот наивный мечтатель, которому подчинились силы природы, сотворивший фиолетовое чудо? Неужели он умер?

А вот и нет, не согнулся наш милый Садовник от тяжких дум и горечи утраты. Не смог мир обыденности завладеть им и подчинить себе. Вот, полюбуйтесь, сидит он в маленькой каморке под крышей перед крошечным окошечком и что-то мастерит.

Когда жизнь твоя исчерпала себя, и всё, что мог дать ей, ты отдал, когда больше нет сил что-то делать дальше, наступает момент перехода на новую ступень. И здесь ты должен отдать всего себя полностью, без остатка, не пытаясь зацепиться за прошлое, отпустить его, иначе оно не отпустит тебя, и сделать решительный шаг в новый мир, умереть для уходящего, подарить ему последнее, что ты можешь, – немыслимую мечту и веру в неё, сотворив из неживого живое, из ничего сказку, из небытия сущее. И только тогда ты можешь быть по-настоящему свободен.

Так поступил и наш несчастный Садовник. Он смастерил из шёлка и дерева четыре веточки роз: белую, красную, голубую и фиолетовую. Делая их, он мысленно представлял свои живые цветы, которые дарили ему радость. И теперь эту радость он вкладывал в неживую материю. Он видел не дерево и шёлк – он видел живые цветы, источающие бесподобный по запаху аромат. В полночь, закончив кропотливую работу, он выставил букет искусственных роз в маленькое окно своего, ставшего таким уютным, гнезда, уснув с каким-то просветлением на лице.

А наутро он взял тот букет, вышел из дома и направился вдоль по улице. На площади возле большого храма всегда по воскресным дням было много нищих и калек. В их толпе Садовник заприметил маленькую девочку, слепую от рождения, подошёл к ней и тронул её за худое плечико. Девчушка ухватилась своими тонкими ручонками за руку Садовника и подняла незрячие глаза на него. Он же вложил в её кулачок искусственный букет, улыбнулся, погладил маленькую белокурую головку, поцеловал девочку в лоб и ушёл сквозь толпу. Слепая сразу ощупала чувствительными пальчиками поделку, сделала вдох, словно ощутила аромат, и улыбнулась. Когда же девочка обернулась, желая увидеть того, кто подарил ей цветы, то в руке она уже держала настоящие, живые розы четырёх цветов: белую, красную, голубую и фиолетовую. Увидев их, она снова улыбнулась и прижала к лицу чудесный букет…

 

Написано летом 1994 года – реанимировано весной 2012 года (13.05.2012)

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: