Трансцендентальная и формальная логика.

Спустя уже почти два столетия с тех пор, как Гегель представил свою философскую систему миру, он по-прежнему остаётся не понятым, причём не понятым даже в самых высших философских кругах. Философ и популяризатор философии Пол Стретерн в своей биографической работе, посвящённой Гегелю, продолжает упрекать мыслителя в некомпетентности. По Стретерну, Гегель бы не компетентен в вопросах логики, а потому не имел никакого права называть свою систему логикой, а свой фундаментальный труд «Наукой логики». При этом Стретерн совершенно не касается философских оснований самой логики, рассматривая логику как нечто всегда присущее человеку. Действительно, логика в человеческом мышлении присутствовала всегда, но последовательное учение о логике появилось лишь в Древней Греции благодаря стараниям Аристотеля. И если мы берёмся критиковать Гегеля за нелогичность, то необходимо показать, в чём именно учение Гегеля противоречит логике Аристотеля.

В «Органоне» Аристотель провозглашает подкупающую своей простотой концепцию истины, согласно которой истина есть то, что соответствует действительности. Простота этой формулы обманчива, поскольку здесь истиной является не сама действительность, а то, что мы говорим о действительности. И если наши слова соответствуют действительности, то они являются истинными. Итак, Аристотель разделяет действительность и то, что мы говорим о действительности и провозглашает, что наши слова могут быть тождественным действительному положению вещей, так как слова в предложениях и текстах состоят в таких же отношениях друг к другу, в каких состоят друг к другу действительные вещи. Это есть то самое основание, на котором выстраивается вся силлогистика. В первую очередь из этой аксиомы выводятся понятия субъекты и объекта. Действительная вещь – это объект, тот, кто обозначает её, вешает на вещь своего рода ярлык, тот является субъектом. Все изменения в «Органоне» происходят между субъектом и объектом, сами же субъект и объект предполагаются неизменными. Отсюда следует уже первый закон логики, известный как закон тождества, а затем и все остальные законы логики, такие как: закон противоречия, закон достаточного основания, закон исключенного третьего и др.

Теперь рассмотрим основание, на котором строится немецкая классическая философия. В первую очередь она начинается с попытки Канта построить иную, трансцендентальную логику. Попытка, кстати сказать, далеко не первая, задолго до Канта Бэкон публикует свой труд, который получил название «Новый Органон». Здесь мыслитель пытался представить иной взгляд на логику, отталкиваясь от положений эмпиризма и индуктивизма. В чём же попытка Канта является более уникальной и в определённом смысле революционной? Кант говорит о вещах очевидных ещё для Аристотеля, но забытых теми, кто были после греческого мыслителя. Он говорит, что вещь и наши суждения о вещи не обязательно должны соответствовать друг другу и могут вовсе не соответствовать, более того, их порой даже в принципе невозможно привести в соответствие. Есть вещь сам по себе, вещь-для-себя, а есть вещь-для-нас, и две эти вещи, как правило, никогда не совпадают. Когда мы говорим о вещи, мы говорим о вещи-для-нас, и эти положения нам кажется истинными, поскольку другая сторона вещи, её для-себя нам неведомо. Когда разум пытается что-то сказать о вещи-для-себя, он впадает в противоречие и антиномии. Что же такое есть трансцендентальная логика? Это логика, которая позволяет показать, что является вещью-для-нас, а что является вещью-для-себя, показать, что для разума познаваемо, а что – нет. Данная логика очерчивает круг объектов, доступных для обозначения от круга объектов, не доступных для такого обозначения. Эти доступность и недоступность для обозначения даны разуму до опыта. Это и отличает трансцендентальную логику от логики формальной. В формальной логике, поскольку нет вещи-для-себя, любое соответствие знака и предмета выводится из опыта и есть, по сути, сам опыт.

Формальная логика говорит об абстрактной этой вещи и абстрактном этом её знаке во взятой в абстракции знаковой системе. Трансцендентальная логика говорит о тождестве конкретных вещей-для-нас и человеческого разума вообще. Иными словами, она говорит о соответствии мышления бытию вообще, в то время как силлогистика говорит о соответствии данного сущего с суждением об этом сущем. Фактически, здесь мы видим, что трансцендентальная логика с таким же правом может называть себя логикой. Только данный вид логики является логикой всеобщего, а не особенного характера. Является ли трансцендентальная логика релевантной или нет – это уже вопрос отдельный. Нерелевантность трансцендентальной логики не может быть доказательством её нелогичности. Главное, что её основания такие же, как и любой другой логики. И, тем не менее, гипотеза вещи-для-себя заставляет существенно усомниться в релевантности трансцендентальной логики, и вся немецкая классическая философия впоследствии пытается решить эту проблему. Рассмотрим решение, которое предлагает Гегель.

Гегель изначально и без всяких церемоний отталкивается от положения о тождественности бытия и мышления как от очевидного. Причём не делается различия между вещью-для-себя и вещью-для-нас, а делается различие между бытием-для-себя и бытием-для-нас, и обе эти формы бытия неизбежно совпадают в бытии-в-себе. Первый вид бытия есть действительность, второй – человеческое мышление, третий – дух. У Гегеля, как и в классической логике, действительность и мышление находятся по разные берега друг от друга, в частностях они порой достигают соответствия (подробнее об этом Гегель писал в своей «Феноменологии духа»), в целом же они различны. Но, не смотря на их различение, изначально они едины как дух, и оба рождаются из этого единства. Но затем человеческое мышление и действительность превращаются в два самостоятельных вида бытия, и этот распада со временем только усиливается. Иными словами, у Гегеля субъект и объект уже не являются неподвижными, они начинают меняться и видоизменяться, но не для того, чтобы достичь какого-то разнообразия, а чтобы придти в последствии к тому же однообразию, которое имели и в начале, то есть к духу. Такой трансцендентальной логике не страшны противоречия, поскольку в самом её основании лежит противоречие бытия и мышления. Но так же в основании этой логики лежит и решение этого противоречия, которое дано в перспективе или в ретроспективе. Второе Поппер как раз не учитывал в своей критике диалектики. Его работа «Что такое диалектика?» критикует систему Гегеля не как нелогичную, а как не релевантную. Для Поппера диалектика – это простейшая интуитивная логика, основанная на противоречии. Но подобная логика опять же является логикой частной, то есть формальной, она говорит о противоречии знака и предмета, а не о противоречии бытия и мышления, и уж, конечно, будучи формально, не ведёт никакой речи о возможной перспективе или ретроспективе.

Аристотелевское понятие об истине отдаёт предпочтение знаку, а не референту. Аристотель понимал, что это необходимо лишь в рамках логики, его последователи, среди которых были и средневековые схоласты-реалисты, уже говорили о некоем трансцендентном превосходстве знаковой системы над реальностью. «В начале было слово»,- так гласит одно из Евангелий книги Бытия. Но если подходить к вопросу не метафизически, то почему, собственно говоря, предмет и то, что мы говорим о предмете должно совпадать? Если такие совпадения и имеют место, то они чаще всего являются приблизительными. Нет такого знака, такого предложения, которое с абсолютной точностью отражало быть суть предмета, если только предмет не был создан человеческими руками. Но если мы хотим оставаться в рамках логики, мы не должны сомневаться в релевантности языка. И в этом смысле учение Гегеля так же является логикой, поскольку тождество бытия и мышления у Гегеля так же достигается в мышлении, только в мышлении более сложного субъекта, чем человек, в мышлении мирового духа. Гегель пришёл к тому, к чему в своё время пришли схоласты-реалисты, но только в более общей форму – к изначальному примату мышления над бытием. Позже это изначальное состояние духа, конечно, утрачивается, но лишь затем, чтобы снова воссоединиться в мышлении мирового духа.

Именно поэтому трансцендентальная логика Гегеля и кажется не релевантной. Но если сравнивать Гегеля со схоластами-реалистами, то среди сторонников трансцендентальной логики были и свои номиналисты, коими был в числе прочих и Гуссерль. Учение о феноменологии у Гуссерля постепенно превращается в идею новой трансцендентальной логики, но совсем другого типа. Гуссерль отдаёт себе отчёт в том, что бытие не соответствует мышлению, точнее, подобное соответствие всегда носит приблизительный характер. Но трансцендентальная логика может быть релевантной в познании мира человека. Иными словами, она может быть релевантной в вопросах этики и гносеологии. Здесь трансцендентальная логика отвечает не на вопрос: что познавать? а на вопрос: как познавать? Субъект и объект у Гуссерля так же являются подвижными в процессе феноменологического эпохе, так же бытие и мышление противоречат друг другу, и это противоречие разрешается в мышлении, иными словами, со всем правом его трансцендентальная логика может называться логикой. В значительной степени подход Гуссерля похож на подход Витгенштейна. Последний так же утверждал, что логика является релевантной лишь в мире человека. Но здесь мир человека – это язык. Витгенштейн не занимается вопросами трансцендентальной логики, его интересует логика частного, то есть та самая логика Аристотеля, где знак и предмет предполагаются соответствующими друг другу или могут быть приведены в соответствие. Витгенштейн смотрит на это соответствие скептически и считает, что оно существует лишь в мышлении. Позже, уже после написания «Логико-философского трактата он приходит к идее того, что такое соответствие может быть приблизительным, носить метафорический характер.

Однако неопозитивисты опираются именно на «Логико-философский трактат», и для них нет даже приблизительного соответствия знака и предмета. В конечном итоге это выливается в две теоремы Гёделя, которые доказывают, что любая непротиворечивая формальная система детерминирована лишь собственными аксиомами. Любая иная система аксиом ведёт к иной теории, которая ничем не хуже прежней, даже если теоретические выводы этих теорий противоречат друг другу. Казалось бы, это доказывает не только невозможность соответствия знака и предмета, но и невозможность соответствия бытия и мышления как таковых. Проект трансцендентальной логики можно было бы назвать провалившимся, и не только в бытии вообще, но и в самом мире человека. Однако не стоит забывать, что Гёдель говорит о непротиворечивых и формальных системах, в то время как на примере системы Гегеля мы прекрасно увидели, что трансцендентальная логика может быть и вполне себе противоречивой системой, и при этом оставаться релевантной. И если, как было показано выше, в бытии вообще трансцендентальная логика показала свою нерелевантность, то, возможно, именно в мире человека она будет релевантной?

С этой точки зрения интересно рассмотреть учения Маркса и Хайдеггера. Маркс, как известно, взялся «поставить учение Гегеля с головы на ноги», а потому начал с того, что превосходства мышления над бытием провозгласил совсем, казалось бы, не логичное превосходство бытия над мышлением. Действительность может быть познаваемой и соответствовать мышлению, но лишь в той степени, в какой эта действительность создана этим мышлением. В начале так же имеется некоторое соответствие бытия и мышления, затем наступает разрыв, но изначальное единство позволяет мышлению воздействовать на бытие и менять его. Единство это обнаруживается в бытии и заключено в том, что мышление обязано бытию своим происхождением. Но 1) Мышление здесь не обязательно есть логическое мышление; 2) Мышление состоит из нескольких слоёв обозначения, и каждый новый слой надстраивается над предыдущим. На вершине этих слоёв находится язык. Открытие Маркса заключается в том, что он рассматривает как знаковую систему не только язык, но и предметы человеческого труда, средства производства. Причём последние являются менее формализованной знаковой системой. Быть формализованной системой, значит, иметь заданный алфавит и правила вывода, слов – синтаксис. Но в такой сложной знаковой системе как искусство нет такого законченного синтаксиса, значения знаков могут меняться в определённом интервале, что говорит о том, что знак превращается в символ.

Сложнейшие предметы культуры и техники в том числе так или иначе являются символами, обозначающими действительность. При этом Маркс выделяется несколько средств производства, и каждое из них в разной степени обозначает действительность. Так, пашня, например, является знаком такого предмета как земля. Пашня всегда обозначает землю, земля относится к таким средствам производства как средства труда. Лопата или соха в свою очередь является знаком, обозначающим пашню, но они же, орудия труда в данном случае являются и знаками земли. То есть мы уже имеем дело со знаком знака. Наконец, такое средство производства как рабочая сила является знаком орудий, знаком пашни, знаком земли, по отношению к последней является знаком знака знака. Землепашец как профессия одновременно есть знак сохи, пашни и земли. Таким образом, марксизм решает важнейшую проблему о том, каким образом знак может приблизительно соответствовать действительности. Оказывается, он использует несколько знаков-посредников, который всё меньше являются синтаксическими или семантическими, но всё больше приближаются к действительности. И таких знаков может быть огромное множество. Знак «пашня» находится ближе всего к действительной земле, но знак «землепашец» находится ближе всего к обозначающему миру человека. Таким образом, познавая что-либо, мы познаём это и как часть мира человека и как объективную действительность одновременно. Но фундаментальным актом познания здесь является именно практика как попытка изменить действительность. То есть, мы имеем некоторое противоречие желаемого и действительного, а, значит, построенная на этом противоречии знаковая система сама будет противоречивой, но она будет способна развиваться, устраняя старые противоречия и порождая новые. Трансцендентальная логика здесь может быть точной только в познании человеческой истории, где общественное сознание определяется общественным бытием, в познании же природы она всегда будет приблизительной. Но это не значит, что она не релевантна в познании природы, это говорит лишь о том, что познание природы возможно только посредством мира человека.

Если у Маркса мышление состоит из нескольких слоёв, в которых на вершине пирамиды находится мышление синтаксическое, то у Хайдеггера подобным образом расслаивается само бытие и потому становится в разной степени доступным для мышления. Бытие человека, бытие мыслящее, разумеется, лучше всего доступно мышлению, но как отличить его от других форм бытия? Хайдеггер впервые со времён Сократа задаётся таким вопросом о бытии. И здесь он даёт своё понимание здесь-бытия как заботы. Если у Гегеля изначальное соответствия бытия и мышления заключается в мышлении, то у Хайдеггера изначальное соответствие бытия и мышления заключено в бытии. Уже это напрочь рушит любую логику, которая изначально основано на противоположном. Если у Гуссерля человеком может быть познано лишь то, что человеку присуще, что у Хайдеггера быть в нашем понимании может лишь то, что намекает на присутствие человека или мира человека, словом, бытия как заботы. Здесь-бытие – это бытие, ограниченное пространством и временем, имманентное пространству и времени. В логических системах, наоборот, время и пространство представлялись имманентными бытию. Таким образом, отличие одного здесь-бытия от другого заключается в отличии в их границах пространства и времени. Человеческая экзистенция яснее всего имеет перед собой свою конечность пространства и времени, а потому как здесь-бытие она стоит выше любого другого здесь-бытия с менее чёткими границами. Ничто же здесь вовсе представляется безграничным, безвременным и бесконечным в пространстве.

Итак, подводя итог всему вышесказанному, следует отметить, что проблема трансцендентной логики и сегодня остаётся для нас актуальной. Однако следует понимать, что её истины могут быть точными только в мире человека, в мире природы, в мире с менее чёткими границами здесь-бытия истины данной логики становятся приблизительными, как и любой логики вообще. Трансцендентальная логика так или иначе находит своё применение в науке и философской герменевтике, предлагая новый способ интерпретации текстов. В первую очередь она позволяет рассматривать любой текст не как формализованную систему, а как диалог между автором и читателем, в процессе которого и создаётся любой текст, в том числе и этот.